Мой дядя Миша и другие

Борис Дьяков
  БОРИС ДЬЯКОВ                Мой дядя Миша и другие…
                Рассказ-очерк на документальной основе.

  Дядя Миша родился в 1901 г. Его отец (мой дед) решил младшему сыну дать образование. Сначала это, конечно, церковно- приходская школа. Потом, когда ему было лет тринадцать его отправили родители куда-то далеко от дома- в училище (увы, не привыкший с детства записывать, а, надеясь на свою память, сейчас я забыл и название училища и место, где оно находилось). Видимо там ему «хорошо досталось» (как в бурсе?). Мой отец рассказывал, что однажды, именно его, семья делегировала проведать младшенького. Отец был потрясен несчастным видом Миши, тот видимо сильно скучал и от старших соучеников наверное получал отнюдь не пряники. Да, ученье тоже требует жертв. Оставив на прощанье младшему все деньги, а себе на длинную обратную дорогу четыре ириски, старший брат расстроенный уехал.
  Время летело. Отгремели революции 1917 г., а потом и гражданская война. Страна стала немного успокаиваться от потрясений. Народ продолжал жить, учиться, работать. Михаил поступил в медицинский институт и далее успешно его закончил. Выбрал себе редкую специальность- рентгенолог и уверенно продвигался вперед. В тридцатые годы был послан в Поволжье, где вовсю уже свирепствовал голод. Конечно рентгеновские снимки там не надо было делать, просто приходилось спасать людей при сильнейших истощениях. Уже в шестидесятые годы дядя Миша в моем присутствии как-то рассказывал о многочисленных случаях каннибализма в Поволжье, а его интеллигентные собеседники качали головами- не верили, что такое возможно.
  В середине тридцатых Михаил женился и осел в подмосковной Сходне, а работал в соседней Фирсановке в санатории имени Артема (Сергеева). Через его руки прошло много известных людей. В нашей семье хранится фотография, подаренная Михаилу Леонидом Витальевичем Собиновым с дарственной надписью: «Милому врачевателю, Михаилу Яковлевичу, от Собинова». Кажется все складывалось хорошо, правда детей в семье не было.
  Но вот началась война. Михаилу уже исполнилось 40 лет и я до сих пор не пойму, как из такого санатория, где лечились и отдыхали члены правительства и видные партийные деятели, он угодил служить во флот военврачем и попал моментально  на остров Сааремаа (надеюсь я не перепутал). Насколько я понимаю Сааремаа сразу оказался в фашистском кольце, видимо Михаила забросили туда на самолете. Остров держался бы наверное долго, ведь защищали его моряки- «черная смерть», как называли их фашисты. Но фашистский десант смог затащить на берег огнеметы, а против огня трудно что-то сделать. Моряки сгорели, но не сдались…
  Михаила взяли в плен прямо во время операции (на время войны он переквалифицировался в хирурга). Когда вели вдоль линии обороны, доктор смотрел на скрюченные обгоревшие тела моряков и думал: «Если уж удастся вырваться из этой передряги, то поживу тогда для себя…»
  Дальше потянулись суровые нечеловеческие будни. Михаил прошел несколько концлагерей, смерть все время дышала в затылок, но было известно, что он врач и к нему фашисты относились с некоторым снисхождением, иногда ему приходилось оказывать какую-то помощь даже немецким солдатам и офицерам. Кульминационный момент наступил в середине 44 г. В очередном концлагере внезапно стало очень плохо его начальнику. Немецкий военврач не смог определить причину заболевания и вызвали Михаила. Тот осмотрел больного и сказал, что по его мнению- это язвенное прободение желудка (в институте он неплохо изучил немецкий, а в лагере была хорошая «практика»). «Будешь оперировать № такой-то?»- спросили Михаила (он, как и все имел свой лагерный номер). «А есть ли у меня выбор…»- ответил пленный. «Тебя расстреляют если откажешься или неудачно проведешь операцию.»
  Михаил сделал операцию, подумав перед этим опять: «Ну, уж если я и это переживу, тогда…» Начальник лагеря выжил, а пленный доктор теперь имел некоторые поблажки: в частности, он получил право свободного прохода в любое время по всей территории лагеря.     Как ни были изолированы лагерники, тем не менее и им было известно, что фашисты уже практически проиграли войну и скоро придет освобождение. Среди заключенных организовалась подпольная организация и Михаил вошел в нее, тем более, он имел возможность свободного передвижения.
  Прошло еще несколько месяцев и, когда советские войска были уже совсем близко, в лагере началось восстание. Наконец пришло освобождение, но потери были огромные…
  Недавно мы с двоюродной сестрой разбирали старые документы и вещи наших, уже ушедших родных. Сестра показала мне оригинальную чашку из Эстонии. Ее подарила уже после войны дяде Мише бывшая лагерная связная. Он постоянно передавал нужные сведения ей и ее товарищам, а они- ему. Не могли они тогда знать, что после выхода на свободу все скоро окажутся в лагерях,- уже в СССР.
  Когда Михаила и других лагерников доставили в Воркуту он стал думать: как же все- таки вырваться на свободу, ведь давно уже шел  пятый десяток. Правда, как врачу, ему опять были небольшие послабления, но ведь до бесконечности так длиться не может…
  Он послал письма жене и родным, адреса которых помнил. Однако супруга предала его, испугавшись, что будет слыть женой изменника Родины (так именовались все, кто побывал в плену). Его письма она уничтожала. А большинство родственников сменили адреса проживания. В конце концов, окольными путями одно из писем дошло до моего отца. Он почти сразу поехал в Воркуту, добился возможности получить свидание. Даже в тех условиях встреча была сверхрадостной, ведь Михаила много лет считали погибшим. Отец передал младшему брату все, что только можно передавать заключенному. Вместе составили план действий, Михаил написал список известных людей, которых он успешно лечил в свое время. Отец, вернувшись в Москву, всех обошел, заручившись их письменными поддержками в адрес Михаила. Началась борьба за освобождение врача- лагерника.
  Михаила в конце концов освободили раньше срока, но четыре года он в наших лагерях тоже провел. Итого: 4+4=8. Но ему разрешили вернуться на Сходню и даже снова взяли на работу в санаторий им. Артема. Только до 1956 г. приходилось отмечаться  раз в неделю в ближайшем отделе КГБ.
  Время лечит раны. Дядя Миша не озлобился, был веселым, неунывающим человеком. Он даже простил, предавшую его жену. Снова обследовал известных людей, в частности популярнейшего спортивного коментатора Вадима Синявского.
  После 1956 г. он был полность реабилитирован, получил возможность свободно передвигаться по стране. Многократно встречался с бывшими узниками концлагерей, регулярно ездил в Эстонию на встречу со своей бывшей связной. Кто знает, может она и сейчас жива, тогда, конечно, помнит русского доктора.
  Мой дядя Миша осуществил свою лагерную мечту. Зарабатывал он хорошо, и раз в три- четыре месяца приезжал в Москву, как следует- с шиком- погулять в ресторане. В отпуск ездил в пароходные круизы или в лучшие санатории. Выписывал себе немецкие газеты и журналы, вел переписку с немецкими антифашистами, тоже сидевшими в лагерях.
  Дядю Мишу сгубил в 1974 г. рак, ведь рентгенолог- опасная профессия. Но вспоминая о нем я думаю: а силен все-таки русский человек, трудно найти сильнее его…
………………………………………………………………………………………………………….
  Но не только об этом мне хотелось написать. Лет десять назад я начал читать «В круге первом» А.И.Солженицына. В начале книги наш дипломат-моряк Володин звонит тайно в американское посольство и предупреждает, что на территории США состоится передача документации по атомной бомбе советскому резиденту. Таким образом наш дипломат выдал или самого Рудольфа Ивановича Абеля, или резидента равного ему по масштабу. А заодно и супругов Розенберг, которых впоследствии посадили на электрический стул. Не знал, что ли каперанг Володин, что американцы за четыре года до этого разбомбили сначала Хиросиму, потом полетали вокруг, пофотографировали, как атомный гриб сжигает все живое, а за тем решили, что этого мало и через два дня ударили по Нагасаки- с тем же успехом. Володину важно, чтобы американцы уничтожили Сталина и его окружение. А как это сделать? Осуществить такое возможно только с помощью американских атомных бомб. Ведь, получив уведомление, о том, что в СССР вот-вот будет своя атомная бомба, США готовы были обрушить свой атомный потенциал на ненавистных большевиков. Правда при этом была бы уничтожена скорее всего большая часть Советского Союза, досталось бы и другим странам… Погибли бы и все родственники Володина (включая и его изменщицу-жену), и Глеб Нержин, с которым он не был знаком, погиб бы и сам заключенный Солженицын и многие другие. Но у моряка- дипломата была надежда, что будет покончено и с ненавистным Сталиным. Лес рубят- щепки летят. Людские щепки. И автор явно любуется Володиным, не сомневается в его правоте.
  «В круге первом» я не дочитал. А недавно показали опять экранизацию этого романа на телевидении. Режиссер ранее поставил «В огне брода нет», «Начало», «Мать» (по Горькому, но с большой отсебятиной). Смотрел я и думал: каких-то странных людей показывают. Вот Глеб Нержин- в рабочее время занимается любовью с глупенькой девицей из обслуги «шарашки». Не понимают что ли оба, что после его добровольного убытия в лагерь, она пропадет здесь с зарождающимся ребенком, из компетентных органов ее выкинут и никому с дитем она не нужна будет. Любовь? Но Нержин-то знал, что скоро убудет и подруга останется одна. Да и большинство других персонажей выглядят как-то мелкова-то, серенько.  А кто ж тогда страну поднимал? Вон в 1957 г. уже первый спутник запустили! (А по книге- идет 1949 г.) Нет, граждане, слишком все как-то просто, примитивно.
  И еще. Можно обижаться на конкретных личностей. На Сталина, на Лаврентия Павловича, на того же Хрущева, подписавшего много расстрельных дел. Можно обижаться на компартию, тем более, что она, в конце концов, имея неограниченную власть, просадила великую страну. Но нельзя обижаться на всю державу, на Родину. Она от отдельных личностей и партий не зависит.
  Мой дядя Миша был не из той плеяды людей, что из «Круга первого». Да и не только он. Я их много повидал. В шестидесятые годы, когда мой отец был уже на пенсии, к нему, как к члену парткома при домоуправлении (там стояли на учете пенсионеры) приходили часто, восстановленные в партии бывшие лагерники. У многих, конечно, в глазах потухли искорки, но многие еще хотели творить. Да, русские сильны, но наверное- не все…