Глава 2. Как они делали из меня нарика

Джон Терри
Очнулся я в окружении всего белого. Ожидание увидеть перед собой архангела Михаила или кого-то из его замов прошло сразу же в тот момент, когда в нос ударил запах лекарств. Я чуть-чуть напряг мозг и понял, что по ходу уже понедельник. Вспомнил, что вроде как кто-то вчера обещал меня разрезать. Но абсолютно ничего не чувствовал. Чуть позже я узнал, что я в реанимации, но для меня это мало что тогда означало, разве то, что это более люксово, чем в обычной палате.

Через некоторое время лежания в позе мавзолейного Ленина мне захотелось пошевелиться. И тут я понял, что мои руки привязаны к кровати. «Что за садомазо?», - подумал я и решил позвать кого-нибудь. Долго думал, как правильно обратиться за помощью. После вариантов «Эй!», «Сюда!», «Хэлп!», «SOS!», «Товарищи!» и «Официант!» в голову пришло слово «Доктор!». Подошел док с волосами такого цвета, за который в средние века сжигали на костре. Синий наряд был тоже весьма подходящим. «Два пива!», - хотел было сказать я, но док как-то не очень на меня посмотрел, и я понял, что алкоголь пока подождет. «Я тебе сейчас руки отвяжу, - начал доктор, - ты только трубки не выдергивай», - и поднял одеяло. Тут я истинно пришел в состояние [ахуя] крайнего удивления. Весь мой живот был в белых повязках, а сбоку прямо из меня шли две прозрачные резиновые трубки, по которым шло какое-то темно-красное варенье. «О нет, эскулапы, только не мои органы!», - я чуть ссыкнул, но виду не подал. Тем более что через минуту ко мне подошла медсестра и что-то вколола в руку. Я не почувствовал боли от укола, повернул голову и увидел, что в мою левую руку вмонтирована коротенькая синяя трубка, которая и использовалась под шприц как мундштук под папиросу. От этого «чего-то», кстати, стало очень хорошо, я снова полюбил жизнь, людей и зверей; захотелось любви, весны, в Париж и спать. Получилось осуществить только последнее, и на некоторое время я снова впал в бессознательное состояние.

Когда я снова очнулся, мне зверски захотелось пить. Ко мне пришла мама, но дресс-код в реанимацию мама не прошла, ей разрешили лишь передать бутылку воды. Я сделал пару глотков, и тут же проблевался. Гидроколбаса не пошла. Больше пить не хотелось. Потом я снова вмазался и опять уснул.

Так прошел весь день: укол – сон, укол – сон, укол – сон. Я ждал, когда меня переведут на ганджу или еще какую-нибудь шмаль, но видимо шторить меня тогда могла только тяжелая наркота.

Потом ко мне кто-то пришел. Из-за нехватки диоптрий в глазах я не увидал, кто это был, но решил на всякий случай помахать рукой, типа, со мной все в ажуре, и даже беспокоиться не надо. Хотя на самом деле тогда мне было все равно, кто это был, пусть хоть Валерий Укупник или Санта-Клаус.

День прошел, и пришла ночь. Я проснулся, когда было уже темно. Первое в этой больнице [охуевание] впечатление было связано с тем, что в соседней с реанимацией палате довольно громко играло – я запомню на всю жизнь тебя, чертов Билан! – “Never Let You Go”. Потом мне рассказали, что та палата была специально для торчков, которые попадали туда после передозировки, и им почему-то многое сходило с рук. Однако, стоило лишь мне подать сигнал о том, что я хоть пока и овощ, но раздражители на меня вполне ощутимо действуют, как мне всадили очередную дозу ширева. Я сообразил, что драпу здесь много, и все проплачено.

Вторник прошел в том же духе. В один из моментов ко мне очень резко вернулось чувство юмора. В реанимации проводили кварцевание (включали синие лампы для смертоубийства всякой мелкой заразы типа бактерий), и видимо в первый раз я застал его, находясь с сознании. Медсестра взяла простыню, которой я был укрыт, чуть подняла вверх и закрыла мне голову, сказав, чтобы я сам не снимал, а то можно поджарить лицо. И тут ко мне пришла мысль: лишь бы в этот момент мама не зашла снова. Представляю картину со стороны. Однако сам я тогда лишь посмеялся.

Надо мной провели пару опытов, постоянно брали кровь на анализы, а к вечеру решили перевести в обыкновенную палату. Я был уже более-менее вменяем, однако перевод состоялся скорее из-за того, что нужно было срочно под кого-то освободить место, и я в реанимации оказался самый здоровый из самых тяжелобольных. Ко мне наконец-то подогнали каталку (не удивился бы, если б сказали идти пешком), переложили меня на нее, трубки вытащили из баночек, зажали зажимами, положили прямо на меня весь этот водопровод и повезли в 4 номер.

В палате уже было двое клиентов. Саша и Денис. Обоим где-то по 25. Оба, что называется, ходячие, то бишь на самообслуживании. Персонал санатория №11 аккуратно кинул меня на кровать, почти забыв убрать из-под меня только что положенные зажимы с трубочками, и удалился. Саша и Денис тут же сели рядом, я им тогда мало что сказать мог внятного, и ребята перво-наперво решили меня угостить соком. Налили полную кружку. Томатного. Ох, какое счастье, что я его не успел выпить. Медсестра мне потом сказала, что тогда меня снова бы вспарывали и вычерпывали бы сок большими столовыми ложками прямо из кишок и желудка.

Приближалась вторая ночь в больнице. Тем вечером я узнал, с какой радости я получил люкс со всеми удобствами, памятные шрамы на животе и так далее. Диагноз для них, конечно, бойан, но мне тогда стало несколько неприятно. Разрыв печени. Сказали, что вытащили с того света. Я б еще хотел, чтобы трубки из меня тоже вытащили, но все равно был благодарен, что свидание с архангелами отложено на неопределенный срок. Всему свое время.