Крошка-енот

Ольга Голуб
Шубу  себе купила! А еще говорят чудес под  новый год не бывает. Брожу как-то из магазина в магазин, присматриваю пуховик теплый или дубленку. Конец декабря, а я только-только денег подкопила на зимнюю обновку. Ношу куртку осеннюю на три кофты и трясусь как цуцик. А теперь, значит, подкопила, поднатужилась, поголодала и выбираю вещь по имеющимся средствам. Вещи, по правде сказать – безобразные. То рукава короткие, то талия на груди, то цена корденовская.  Устала, проголодалась, раскисла. Остановилась у витрины и гляжу через стекло, на манекене женского пола шуба енотовая надета. Сказка, а не вещь. Так хороша, что, кажется, манекен в этой шубке высокомерно как-то зыркает на меня.
Вот бы, думаю, мне такую. Меня бы от счастья порвало. Но вздыхаю и двигаюсь дальше. Куда там. Мне на эту шубейку еще до ноября следующего года голодать. Только слышу, окрикивает женский прокуренный голос. Девушка, говорит, примерьте. Не бойтесь, денег за это не возьму. Я криво улыбнулась и хотела было уйти. А потом думаю, и, правда, примерю. Увижу, как она на меня по уродски сядет и вмиг расхочу.
Зашла в павильон, куртку сняла. Продавец енота стянула с манекена. Тот остался стоять голым, и лицо его перестало казаться надменным. Я окунула руки в растопыренные рукава и подошла к зеркалу.
«Красавица» - мысленно воскликнула я. И рукава на месте, и длина что надо, и цвет к лицу, и легкая, и блестящая. Сердце защемило еще больше. Принялась стаскивать с себя мех, с призрением глядя на скукоженную, брошенную на стул куртку.
- З-з-ря. – Прожужжала продавщица. – Очень вам идет.
«Без тебя вижу, что идет» - мысленно ответила я ей. Тоскливо улыбнулась и шагнула к двери. Продавец хмыкнула и, натягивая шубу обратно на манекен, буркнула:
- Уж по такой цене не купить…
- По какой цене? – Остановило меня любопытство.
- Двадцатка.
- Двадцатка рублей? – Удивилась я.
- Двадцатка тысяч рублей. Напротив такая же висит за сорок. Прошлый сезон к тому же.
Ноги понесли назад к шубе.
- А чего так дешево-то? – Подозрительно сощурилась я.
- Она и у меня за сорок висела. Кризис. За товар надо рассчитываться, вот и вывесила за себестоимость.
Мое сердце застонало и застучало быстрей. В сумке лежали как раз двадцать тысяч, копейка в копейку. Но с расчетом, что на пять надо купить сапоги. Только без шубы ноги отказались уходить из магазина.
Я вновь нацепила  енота. Тщательно проверила на столько ли хорошо он на мне сидит. Сняла, пощипала ворс, не линяет ли, смяла в кулаке, мягкая ли выделка, просканировала на наличие дыр и производственного брака. Ничего не обнаружила. Подозрение не пропадало – от чего же вещь отдают так дешево? Вроде не ношенная, этикетки на месте, подкладка  крахмальная. Может из обрезков сварганенная? Нащупываю цельные куски шкурок.
Мучаю продавца еще минут двадцать расспросами, расплачиваюсь и ухожу с шубой. Голый манекен презрительно глянул на меня, я ехидно усмехнулась.
Следующим вечером возвращаюсь с работы. На улице метель воет, снег глаза слепит. А шуба тело и душу греет. Иду как королева, спина прямая, нос кверху. Кажется, все оборачивались, чтобы взглянуть на меня в Крошке-Еноте, так ласково я назвала обновку.
 Решила сэкономить пять рублей на транспорте и пройти до дома пешком. Надо было еще сапоги купить. Поэтому предстоял месяц строгой экономии.
Подалась через парк. Светло, люди снуют везде. Шагаю, енот мой мехом играет в красных  лучах заходящего солнца, подмигивает черными прожилками. Задумалась. Вдруг слышу за спиной шаги. Огляделась по сторонам, ни души. Одни сосны да сухие тополя по бокам тропинки. Обернуться не решаюсь. Шаг снизила. «Хрусь-хрусь". За спиной басом в такт моим сапогам «Хрусь-хрусь». Я засеменила «Хрусь-хрусь-хрусь». Позади «Хрусь-хрусь-хрусь». В пот бросило от мысли, что по мою душу хрустят. Сумку крепче сжала и иду, а куда деваться.
Вдруг чувствую, сумка как дернется и бежать было намылилась. Резко оглянулась. Здоровый детина ручищами вцепился в ручки и вырвать пытается. А я, так как заблаговременно сжала их цепкими пальцами, то у него ничего не вышло. Детина растерялся, но оказался настойчивым.  Дергает и тянет сумку на себя. Мои руки с перепугу заклинило, вздрагиваю от его рывков, но хватку не ослабляю. И началась у нас непонятная возня. Он, подлец, в сумку впился клешнями и дерет на себя. Я не будь дурой на себя. Он на себя. Бешеными глазами на меня смотрит и сопит только. А я женщина, хрупкая, хотя и злющая на тот момент.  Он мне давай подножки ставить, чтоб я завалилась на гололеде и сумку выронила, как ворона чертов сыр. Скачу  сайгаком, уворачиваюсь. Тогда на ноги принялся наступать, терплю. Жду когда в морду даст.  А он боком пихает, шатаюсь, вот-вот зарюхаюсь. Тянет, собака, никак не отстанет.
Я ему ору, мол, нет ничего, паспорт и ключи. А сама в голове перечень составляю: мобильник – шесть тысяч, дубликат ключей – четыреста рублей, кошелек – семьсот, денег рублей пятьсот, косметики на полторашку, сумка. Подытожила и прощаюсь мысленно со всем по отдельности, потому как гляжу товарищ не сговорчивый. И маму на помощь позвала и "пожалуйста" просила и его мать всуе упомянула. Молчит тварь божья, только сопит рот открывши, и соплями из-под носа поблескивает.
Корчусь от отчаянья, слезы наворачиваются, руки слабеют, перчатки съезжают. Все, прощайте, родные!
Но спасло меня чудо. Вражина сделал самый неверный для себя в тот момент шаг. Когда силы мои ушли, хватка ослабла до честного слова, он задрал свою медвежью лапу и стоптанным ботинком сорок десятого размера уперся в мой живот, чтобы вожделенную  авоську, наконец, заиметь. Уперся ногой в шубу! В моего Крошку-Енота, играющего в лучах заходящего холодного солнца! Эта сволочь покусилась на мою новую шубу!
Я поняла, что значит, открылось второе дыхание. Кровь вскипела и хлынула в голову. Лицо налилось краской, зрачки расширились, из носа пошел дым. Дернула сумку на себя и с размаху как  влеплю сапогом под дых противнику. По роже его поняла, что яичко упало в бот и разбилось. Согнулся  втрое. Я равновесие потеряла, замахала руками и грохнулась, потащив за собой и его. Завалился сверху и вертится ужом на сковородке от боли.
Напугалась. Пошевелиться не могу как под плитой бетонной и, сама того не ожидая, как завизжу ему в ухо что есть мочи. Урка подскочил, глаза выкатил, запнулся об сумку, в метре от меня валяющуюся и дал деру. Я сумку подхватила, в противоположку рванула. Бежала как бешеная собака, пока людей не увидела. Затормозила. Отдышалась. Глотаю ртом морозный воздух, кашляю. Вижу, метрах в пятидесяти от места последних боев, рабочие крышу кафе шифером кроют. И не один пальцем не пошевелил, на вопли не прибежал. Противно стало до тошноты. Развернулась и пошла к остановке. Черт с вами, «помощнички», сама справилась. Только шапку поправила и пошла.