Конфуз

Михаил Чайковский
   Поселок – Богом забытый, общежитие – деревяшка скрипучая, улицы летом до невозможности грязные, зимой по окна домов заснеженные.
   Тоска.
   Сижу в выходной один в комнатушке – клетушке, изо всех сил привычно скучаю. Водка по талонам, библиотеки и клуба еще нет, друзей тоже, не считая Кольки; к женскому полу я не безразличен, но соотношение кавалеров к дамам составляет десять к одному: не желает слабая половина страны ехать в сибирскую глушь, а те, которые едут, так с мужьями – настоящими или будущими.
   Сижу мрачный, думаю о том - о сем.  От скуки мысли тоже появляются.
   Колька пришел. Весь такой таинственный и вдохновленный. Смущенный даже частично. Я его таким никогда не видел, а знакомы мы несколько лет. И видимся постоянно – в одной бригаде работаем. Он парняга мощный, килограммов на 120, авторитет среди наших непререкаемый. Ко мне относится благосклонно, даже дружески, чем я весьма горжусь.
- Ты того, Вась, одевайся, помощь твоя нужна, - Колька покраснел. – Я, Вась, свататься иду, но одному мне как – то не с руки. Боязно. Айда со мной, а?
   «Есть шанс убить медведя», - думаю. – Я, Коль, стеснительный тоже очень. Вот, если бы, скажем, принять чего на грудь – для храбрости…
 - Значит, так, - Колька нахмурил гладкий, без морщин, лоб. Мыслить ему приходится не так уж часто. -  Нинка, невеста моя будущая, стол обещала накрыть, а ей верить можно, она девка хозяйственная – два раза уже замужем была. В соседней общаге живет, в «Продмаге» около базы работает. Запасец у нее, конечно, имеется. А в данный момент… Стоп! У меня в комнате брагулька есть! У Семена – вахтовика варенье в банке скисло, литра полтора. Он сам домой в Самару улетел, а я тем временем в посудину дрожжей добавил и водичкой залил. Может, готов продукт к употреблению. Проверим?
   Пока Колька прихорашивался перед зеркалом в своей комнате, одеколоном мочился – принял я на грудь пару стаканов «продукта». Брага была сладковата, слегка отдавала дрожжами, но, в результате, по мозгам шибала. Я Кольку и спросил, охмелев:
-Ты сам – то, чего не пробуешь? Твой товар – то. Идет за милую душу.
   Колька причесывал влажные волосы; ответствовал:
-  Нельзя. Слишком момент ответственный. Выпью, да вдруг ляпну чего невпопад. Нинка – баба серьезная, а сватовство – дело важное. У нее, когда сговоримся, тяпнем водочки, настоящей. Идем!
   Вечер морозный, безветренный, словно по заказу. Дошли быстро. Нинка как будто под дверью ждала, открыла сразу. В нос ударило запахом радостным жарева – варева, женского пряного, чистого и теплого тела, духов, забытого домашнего уюта, невесть чем еще.
   Нинка – разодетая, подкрашенная, - протянула мне ладошку узкую, назвалась и добавила: «А это моя подруга Зина!». Я оглянулся. Батюшки – светы! За столом сидела краля, да какая! Как будто только что из передачи про конкурс красоты. Я таких не видал, короче. Я на нее минут пять пялился, все очухаться не мог. Вздрогнул от слов Нинки: »Ну, мальчики -  девочки, прошу к столу!».
   В комнате тепло.  Стол загружен вкусной снедью. Бутылки, еще не откупоренные, на столе стоят – очереди своей, значит, ждут. Разговоры пошли на разные производственные темы.
   Вдруг я беспокойство почувствовал. Вроде бы в животе шевельнулось что – то. Потом пузо стало пучить постепенно. Лоб испариной покрылся, ладони вспотели. Понял я: Колькина брага, чтоб ее, проснулась, вниз опустилась, наружу просится. Я быстренько сигарету в зубы,  и -  в коридор. Нинка вслед: «Кури, Вась, здесь», - я только в ответ рукой махнул и в коридор выскочил.
   Таких общаг я - ой, сколько перевидал! Уверенно так в конец коридора направился. На тебе! Свет вдруг погас. Ёлки – моталки! Но надо действовать быстрее, брага – то уже почти на выходе. Я вдоль стены рукой – то, вдоль стены, да возле каждой двери прислушиваюсь: если голосов неслышно будет, а дверь не заперта – может, это то место, которое мне надобно: для общего, так сказать, использования, или общественного пользования, - не помню, как тогда думал, не до размышлений уже было: брага – то, вот она, вот – вот…
   Набрел на открытую нараспашку дверь, принюхался – запаха специфического не учуял. Дальше тянуть было поздно. Темно, спичек нет… Курить один собрался! Ёлки – палки! Пошарил рукой по стене, нащупал ручку длинную, - догадался, что на кухню попал. Это я уже потом сообразил, а вам, если не знаете, расскажу: в общагах, на каждом этаже, кухня общая: столик, шкафчики у каждого свои, плита и раковина общие. Схватил я эту штуку, едва штаны успел снять…
   …Блаженство неописуемое, будто снова на свет народился. Дальше - проще: какой – то шкафчик на ощупь открыл и посудину туда засунул. Ну, и? Видно, надо тягу давать, потом что – нибудь придумаю, а посуду греховную еще неизвестно, когда обнаружат…
   Я в темноте тихонько нашел Нинкину дверь – благо, что Колька на весь коридор электриков костерил, - свистнул свою одежку – и был таков.
   У себя в общаге еще пару раз сбегал, угомонился и спать собрался. Дверь на засов закрыл. Начал было засыпать.  Вдруг стук в дверь послышался. Я похолодел: Колька! Злой как черт, и кроет меня такими словами, каких я отродясь не слыхивал. Я, конечно, не открыл. Колька поколотил двери еще немного, народу набудил. Его, конечно, знали, но все же очень ласково, по – братски, по – общежитейски, уйти попросили. Колька просьбу коллективную уважил, пнул двери еще разок и ушел.
   На работу утром идти надо? Я в шесть утра Витьку, напарника, в мою смену выйти упросил, еле уломал: совестно стало с другом встречаться. Но Колька меня вечером все равно выловил, башкой в стенку постучал, за патлы потряс, оборвал воротник на рубахе, рукава и частично уши, и успокоился. Устал, наверно. Отдуваясь, спросил:
-  Что ж ты, скот, натворил, а? – и опять за космы меня, за те же уши.
- Ой, Коль, пусти, больно же! Брагой некачественной меня кто поил?
   Колька уловил резон вопроса. Поостыл, помолчал. А я сразу:
-  Как же догадались? Темно ведь было!
- О чем догадались, чучело?
- Ну, о ковшике о том…
- Балда. Когда свет дали, бабы тебя искать пошли. Что, что!
  Лужу на кухне нашли вонючую.
- Какую лужу? Я же ковшик в шкафчик засунул…
- Ковшик! Козел! Это же дуршлаг был, понял?
   Я опешил.
   Колькино сватовство не состоялось. Жаль. Он со мной месяц не разговаривал. Потом прошло.
   С Нинкиной легкой руки меня долго «зас…цем» прозывали.
   Обидно, конечно.
   Конфуз приключился.