Билл второй день жил от кресла до кресла. Или до диванчика. Но больше всего он полюбил свою полку в автобусе, на которой можно было размазаться и забыться. Он старался держаться, и даже пытался улыбаться на людях, но улыбка походила больше на оскал, а держаться ему было не за что. Спасали кресла, в которые так славно забиться с ногами, завернуться в плед и сделать вид, что тебя не существует. Он не принимал участия в дискуссиях, не веселил друзей танцами, не пререкался с охраной и не ругался с менеджерами. Он апатично забивался в кресле, пил чай, который приносил Том, и пытался согреться. Вчера, правда, он еще мог говорить. Сегодня после концерта, Билл лишь хрипел, сипел и царапающе кашлял. Нет, он мог говорить, и даже не шептать, а полноценно орать, но горло драло так, словно он всю ночь глотал гвозди и пропихивал их металлическим ершиком.
Завтра выходной. Эбель только что просветил их, где они остановятся, какие планы на завтра, что надо сделать сейчас, а что завтра после обеда. Билл, сменивший мокрую концертную одежду на сухую обычную и расчесавший волосы, пытался свернуться калачиком в кресле, подобно большому коту, пристраивающегося на табуретке для куклы. Ноги мешали. Том подхватил их сумки, посмотрел пристально, указал взглядом на дверь. Билл скуксился, ответил, жалобно сложив бровки домиком.
— Помочь? — несколько равнодушно спросил брат.
Он качнул головой. Нехотя встал. Надо сейчас пройти сотню шагов до выхода. Улыбнуться. Помахать рукой ревущей массе. Забраться в машину и снова сжаться в комочек. Черт, Шульц же обещал, что этот чудо-препарат будет действовать дольше, чем два часа, отчего же сейчас так хреново?
В отеле Шульц осмотрел его еще раз. Обработал горло, заставил выпить горсть таблеток, сделал укол. Билл безропотно глотал горькую гадость, давился, когда врач без предупреждения пшикал аэрозолью в самую глотку, и устало кивал, когда тот объяснял что и как, по какой схеме пить. Билл все равно не запомнит. Надо Тому сказать. Он умный.
Веки тяжелые и воспаленные, глаза режет, словно песок насыпали. Хочется лечь, сжаться под одеялом и не шевелиться. Холодно. Как же холодно. Тело мелко дрожит. Он понимает, что надо просто расслабиться. Всего лишь расслабиться. И на несколько секунд это даже получается. А потом все равно дрожит. Очень холодно. Надо попросить еще одно одеяло и включить кондиционер на максимальное тепло. Но для этого надо встать, вылезти из-под теплого одеяла и добраться до пульта на столе. Холодно. Слабость. Натянуть одеяло повыше. Спрятаться под ним с головой, завернуться, как в кокон. Как же болят глаза. Почему же температура не падает? Холодно… Черт, как бы еще раздеться? Не будет же он спать в спортивном костюме? Впрочем, почему нет? Он теплый. А там холодно. Наверное, его поселили в самый холодный номер отеля.
— Билл? Ты спишь уже? — тихо спросил Том, просачиваясь в номер. Билл не видел его. Чувствовал. Том всегда так приходит — тихо, как кот.
Он ощутил, как брат осторожно подобрался к нему на четвереньках по большой кровати. Засунул руку под одеяло, без проблем нащупывая холодные пальцы. Недовольно вздохнул. Лег рядом. Билл хотел пододвинуться, но не смог себя заставить — тут он место нагрел, а несколькими сантиметрами в сторону ледяная простыня. Том пододвинулся сам. Обнял через одеяло.
— Говорил же тебе, не сиди на сквозняке, — проворчал он, целуя в плечо. — Шульц сказал, что дал тебе сильное лекарство, за пару дней на ноги поставит. Ты давай, бери себя в руки, у нас же тур. Ты сможешь, я знаю.
Билл дернул плечом.
— Я знаю, — улыбнулся Том.
Они лежали молча. В коридоре слышались голоса, смех. У них горел ночник. Билл перестал дрожать, согревшись в тепле родного тела, а может близость брата сама по себе магически действовала на его неприятно высокую температуру.
— Хочешь чаю? — участливо спросил Том.
Билл крутанул головой.
— Горло бы погрел. Сорвал ведь. Болит теперь.
Опять покачал головой. Том шумно выдохнул.
— Я мед купил, когда мы заправлялись. Твой любимый. Луговой. Будешь?
Он не ответил.
— А что ты хочешь?
Билл чуть приспустил одеяло, так, чтобы было видно одни глаза, и жалостливо посмотрел на брата.
— Да куда я от тебя, больного, уйду?
Билл посмотрел еще жалостливее прежнего.
— Нет, у меня не было планов на вечер. Какие могут быть планы, когда ты болеешь?
Изогнул вопросительно бровь.
— Я ждал, когда все разойдутся. В ванной повалялся…
Глаза улыбнулись.
Том скинул халат и забрался под одеяло.
— А ты почему в одежде? — не оценил Том наличие на брате спортивного костюма. Под толстовкой обнаружилась футболка и тонкая водолазка. Том хихикнул, представив, что под штанами у Билла кальсоны с начесом.
Парень тут же пихнул его острым локтем в бок — что за глупости ты, Том, думаешь?
Надо встать, выключить свет и убрать температуру на кондиционере, иначе Том погибнет от перегрева. Он погладил младшего по голове, поцеловал в макушку.
— Не переживай, завтра отдохнешь, отоспишься, и все опять будет хорошо. Это от переутомления.
Билл не отпускал, вцепился, как клещ, прильнул, вжался, оплел плющом, прижал холодные ступни и ладони. Ткнулся ледяным носом в грудь, обжигая кожу горячим дыханием.
— Я свет выключу? — зевнул Том.
Билл опять выглянул из-под одеяла, посмотрел снизу вверх на брата и качнул головой.
— Я не люблю со светом.
Он потерся щекой о голую грудь. Провел по животу. Мышцы дрогнули и втянулись — слишком холодные пальцы.
— Ты с ума сошел? — лениво поинтересовался Том.
Пальцы легко касаются кожи около резинки трусов.
— Перестань, — жмурится от удовольствия он. — Я устал. Сыт. Доволен. И хочу спать.
Пальчики скользят по трикотажу.
— Ты же болеешь…
Билл закусил губу, провел носом по груди. Рука осторожно мнет яички.
— Ну, Билл… — кокетливо протянул Том.
Он посмотрел на него с любовью. Глаза опять улыбаются.
— Я не могу…
Билл сначала обиделся, потом переменил решение и вцепился зубами в сосок, одновременно дрязня его кончиком языка. У Тома встал. Брат лукаво улыбнулся и осторожно перевернулся в его объятиях. Выгнулся в пояснице, плотнее прижимая попу к его паху.
— Я не могу трахать больного брата, — шепнул Том ему на ухо. — Это аморально.
Билл еще немного прижался, поерзал, сделал пару качательных движений.
— Слушай, у тебя температура… Давай не сегодня. Поправишься немного, и будет тебе счастье.
Он взял его руку и положил себе на живот. Опять потерся попой о пах, выгибаясь, словно течная кошка. Билл вообще был очень красивым в постели, игривым, гибким. Том однажды у своей подруги видел, как ее кошка терлась по ковру, изгибалась, выгибалась, смотря перед собой затуманенным взглядом. Потом изящно приподнимала зад, отводя хвост в сторону. Черная кошка каталась по ковру, а Том видел в ней Билла. Ну разве что стонал он гораздо приятнее пронзительных воплей этой красивой твари. Том поцеловал его в ухо.
— Что ты делаешь со мной? — прошептал страстно. Язык прошелся по контуру. Губы мягко втянули мочку. Билл опять выгнулся, опять качнулся туда-сюда, опуская руку брата себе на пах.
Том ласкал его через плотный трикотаж спортивных брюк, целуя горячую шею. Он задрал толстовку с водолазкой и футболкой, обнял скользкое, словно обмазанное тонким слоем жира, тело, гладил, щекотал. Вдыхал запах любимого тела, сейчас перемешанного с горчинкой пота. Билл выдохнул хрипло, нетерпеливо сдергивая с брата трусы. Слишком плотно они вжаты друг в друга — до члена не достать. А тот уже упирается в зад, даже сквозь одежду чувствуется желание.
— Подожди, — оторвался от него Том. Закрутил головой, пытаясь понять, в этом ли номере тот самый чемодан или в другом. В другом… Том чертыхнулся.
Билл еле слышно застонал, капризно захныкал.
— Сейчас, — вскочил с постели. Но аккуратно, так, чтобы одеяло не раскрылось и не выпустило накопленное тепло.
В раскрытом чемодане лежала косметичка. Том схватил крем для век, посчитав, что он должен быть нежнее крема для рук (у брата из-за постоянного слоя грима иногда случались проблемы с кожей), ну не идти ж в самом деле в свой номер за гелем.
У постели снял трусы, кинув их в изголовье, чтобы утром было легко найти. Тщательно размазал крем по члену. Выдавил на руку немного смазки для Билла. Забрался под одеяло. Билл ждал его. Он приспустил штаны и лег поудобнее. Шевелиться не хотелось. Сейчас ему была нужна ласка и просто секс без изысков. Желательно с быстрым оргазмом, чтобы потом так же быстро заснуть. Когда руки брата ласково коснулись заждавшейся дырочки, он снова выгнулся и тихо прорычал. Том размазал крем, ввел палец. Подразнил немного. Билл недовольно засопел, заскулил. Том приставил член к проходу и мягко надавил. Вошел почти полностью. Вышел, вызвав полу-всхлип, полу-вздох. Провел головкой между половинками и снова вошел. Он двигался очень плавно, не торопясь. Постоянно задевая простату, отчего Билл тяжело и хрипло дышал. Одна его рука лежала на бедре брата, вторая под головой. Том ловил малейшее движение его пальцев на своей коже, боясь что-то пропустить. Сейчас он читал его мысли по пальцам: нажали чуть — нравится, отталкивают — надо притормозить, впиваются — оргазм скоро.
— Покачать? — улыбнулся. Тот чуть обернулся, блаженно улыбаясь.
Он немного изменил угол вхождения. Да, на боку не слишком удобно «качать», но так Билл максимально расслаблен. Он входил сверху вниз, плотно скользя внутри него, а потом поднимал бедра чуть выше, надавливая на простату чуть сильнее. Это было действительно похоже на раскачивание в нем. Обычно Билл стонал в голос, извивался, царапался и кусался, если мог. Сейчас просто едва слышно поскуливает, прогибаясь в спине, максимально подставляясь под Тома. Он не видел лица Билла, знал, что сейчас он морщится и кусает губы, что взгляд рассеянный, а на лбу блестят капельки пота. Кое-какие он ловил языком на шее, ласково покусывая его за плечо. Руки ласкают его член. Брат просто хочет кончить. Том это понимал, чувствовал, знал откуда-то. Головка сочилась. Он размазал смазку большим пальцем, сильнее стиснул ствол, быстрее задвигал рукой, сам начал двигаться резче, энергичнее, входить глубоко, по самое основание.
— Я сейчас кончу, — простонал ему в ухо.
Билл непроизвольно сжал пальцы на бедре. Ущипнул сильно. Захрипел, обливая живот, простынь и руку Тома липкой спермой. Том громко застонал, сильно ударил пару раз и кончил, чувствуя, как одновременно пульсируют члены — один в его руке, а второй в Билле.
Они не шевелились несколько минут. Обмягший член постепенно выскользнул из брата, за ним сочилась вязкая белесая жидкость. Надо бы встать и вытереть все, не спать же на мокрых простынях. Не хочется. Билл почти сразу же засопел, даже позы не сменил, штаны не подтянул и куртку не одернул. Он был мокрый, словно котенок, попавший под проливной дождь. Руки и ноги теплые, значит, согрелся. Том сделал над собой усилие, дотянулся до полотенца, вытер руки и свой член, потом аккуратно промокнул попу брата, тщательно обтер его живот и размазанную по простыне сперму. С трудом вернул на бедра трусы. Штаны, куртку и водолазку аккуратно, чтобы не разбудить, снял. Выключил свет и кондиционер. Билл что-то пробормотал, завозился и отодвинулся от брата. Том вглядывался в темноту, с улыбкой угадывая такой родной и любимый силуэт. Потом осторожно дотронулся до его пальцев, сжал ладонь и закрыл глаза.
— Люблю тебя, — шепнул ему в спину.
Пальцы непроизвольно дернулись во сне.
Том улыбнулся.
— Я знаю.
22 — 23 мая 2009
Москва