Новгородская секция СПб института истории РАН

Александр Одиноков
Чтения, посвященные 70-летию Новгородской секции
Санк-Петербургского института истории РАН.

    Автор: Г.К. Маркина – старший научный сотрудник Отдела хранения и изучения
 письменных источников Новгор. гос. обьед. музея- заповед.

   Н.Г. Порфиридов - музейный деятель и ученый

   Николай Григорьевич Порфиридов родился в 1893 г. в селе Большое Замошье Подберезской волости Новгородского уезда в семье священника. Но вырос он в деревне Витка под Новгородом и всю жизнь с любовью и благоговением вспоминал о малой родине периода своего детства. К примеру, одно из воспоминаний. В 1976 году Николай Григорьевич писал другу: «Предвижу: может ты улыбнешься - «и это все о Витке... свойственная моему возрасту поэтизация». Да, о Витке. Только не о теперешней - измызганной, истоптанной, истощенной пожарами (еще дореволюционного времени), войной, разрухой, бесхозяйственностью. Где уже и садов нет, где уже не река, а унылое, безжизненное, стоячее болото, в котором искупаться и не подумать, а брать воду для питья -противно или даже запрещено.

   А о Витке моего детства и юности. Когда три приходских деревни: сама Витка, Моторово и Трубичино утопали в вековых деревьях, на которых об эту пору шла оживленная грачиная жизнь. Когда на речке начинался ледоход, а за ним обе слившиеся реки, Витка и Питьба, разливались шире, чем на километр, и в этом разливе несколько местных артелей рыбаков ловили жирных, как поросята, язей и лещей, шедших сюда на нерест. А повыше деревни стояла водяная мельница - с плотиной, с омутом, казавшимся нам бездонным (шутки -шутками, а как-то мы с Иваном Ивановичем Знаменским с лодки самодельным «лотом» намерили в этом омуте более 3-х сажень глубины!) и даже с чернокнижником и колдуном мельником Андреем Ивановичем. А еще повыше мельницы, в «кряжах», по гористым берегам остатки дубовых и орешниковых зарослей, ландыши, земляника, цвет которой мы ходили заготавливать для «лекарственных целей», на реке, чуть не под каждым кустом, выводки диких уток. О цветах, которых почему-то вовсе не стало, я уж не говорю. Все это - не фантазия»(1).

   Ему исполнилось 15 лет, когда умер отец, с того времени он жил самостоятельно. Казалось, судьба предопределилась профессией отца. К 1917 году Николай окончил Новгородскую духовную семинарию и Санкт-Петербургскую духовную академию по кафедре археологии и истории искусства, защитив работу по теме: «Стенные фресковые росписи новгородских церквей». Октябрьская революция и политика молодой советской республики внесли серьезные коррективы в жизненный путь. Порфиридов продолжил учебу в Археологическом институте, а незадолго до его окончания, в апреле 1918 года, уже получил распределение в Новгородский губернский отдел народного образования (ГубОНО). Сначала его назначили хранителем Музея древностей, затем он возглавил Комитет по делам музеев при Новгородском ГубОНО.

   Председатель К.П. Драницын и члены Особой наблюдательной комиссии по заведыванию делами существовавшего в городе с 1865 года Музея древностей приняли назначенца настороженно. После личного знакомства записали в своем журнале заседания следующее: «Выслушав приведенное сообщение (о назначении Н.Г. Порфиридова - Г.М.) и приняв во внимание, что хотя назначение нового хранителя музея состоялось вопреки § 3 инструкции, без предварительного обсуждения в Особой комиссии и представления ея, - тем не менее нельзя не признать, что Н.Г. Порфиридов, как по своему образовательному цензу, так и по практическим занятиям по археологии и истории искусства, является вполне достойным к занятию названной должности, комиссия постановила: приветствовать назначение Н.Г. Порфиридова на должность хранителя музея и предложить ему в качестве такового вступить в обязанности делопроизводителя Особой наблюдательной комиссии» (2).

   В послереволюционные годы стала формироваться государственная система охраны памятников, и специалисты уровня Николая Григорьевича были нужны стране. Точки зрения руководства страны и большинства творческой интеллигенции на значение и роль музеев в жизни общества в первое послеоктябрьское 10-летие совпадали: музеи - это хранилища художественных и исторических ценностей, научные базы, опорные пункты в деле просвещения и образования. Эти понятия были не новы, они утвердились еще в дореволюционное время, а узаконены в первых постановлениях Советской власти. Уточнялось только, что главное назначение вообще всей культуры - служить задачам диктатуры пролетариата, а музеи создаются и существуют не только для ученых и художников, но и для простого народа. В стране, где было достаточное количество неграмотного населения, в число приоритетных выдвигалась задача ликвидации невежества и отсталости народных масс, повышения интеллектуального и образовательного уровня населения. Музеи должны в этом процессе активно участвовать.

   В Новгородской губернии события развивались стремительно. Закрывались прежние учреждения, организации и предприятия, помещики покидали свои усадьбы, закрывались монастыри и церкви, расформировывались прежние музеи. Ряд положений Декретов советского правительства по охране памятников нужно было срочно проводить в жизнь. На заседаниях коллегии ГубОНО ставились вопросы немедленной организации учета памятников искусства и старины. Все это одновременно легло на плечи Н. Порфиридова и нескольких сотрудников историко-археологической секции в составе внешкольного подотдела ГубОНО. Она несколько раз реорганизовывалась, пока не завершилась в апреле 1921 года созданием Комитета по делам музеев и охраны памятников искусства, старины, народного быта и природы, сокращенно Губмузей(3). В штат Губмузея, кроме Н.Г. Порфиридова, входили В.А. Квашенкин, С.М. Смирнов, А.Н. Павлович. Начался «новгородский период» (1918-1941) служебной деятельности Николая Григорьевича, который он сам назвал главным в своей жизни.

   Несмотря на новизну дела, отсутствие практического опыта, квалифицированных и просто заинтересованных кадров, Н.Г. Порфиридов с большим воодушевлением и интересом приступил к организации музейного строительства в губернии. Задачи были ясными и созвучными собственным понятиям о предстоящем деле. Хотелось объять необъятное - включить в сферу своих наблюдений все историко-художественные памятники: архитектурные, археологические, сады и парки, музеи и отдельные коллекции, архивы, библиотеки и прочее - все в полном объеме(4). Он мечтал организовать охрану памятников через своих агентов, командируемых на места, а те, в свою очередь, опирались бы на Уездные отделы народного образования. На деле все оказалось не так просто. Местные органы слабо откликались на мероприятия Губмузея. Их заботили столь же сложные вопросы организации школьного дела и ликвидации неграмотности. Обеспечить должным образом учет и охрану памятников собственными силами было невозможно.

   Помощь пришла из Центра, когда созданные при Комиссариате просвещения Отделы по делам музеев и памятников старины получили возможность развернуть деятельность в широком масштабе. Изучать и спасать новгородские памятники старины приехали из Москвы и Петербурга реставрационные Комиссии и сотрудники научных учреждений - Российской академии истории материальной культуры и Российского института истории искусств. Преследуя единственную - цель добиться реальных и прочных успехов в совершаемом деле, Николай Григорьевич, без оглядки на собственный престиж, оставляет за приезжими специалистами преимущественное право на научно-исследовательские и реставрационные работы - наиболее видимые и «показные», «занимающие» их самих, «интересующие и широкие массы». Мало того, в условиях известного тяжелейшего конфликта о методах реставрации, разгоревшегося между двумя школами -«московской» и «петербургской», Порфиридов принял нелегкое в исполнении решение не входить в обсуждение этих разногласий, а призывать к согласованности между руководящими центрами в деле охраны новгородских памятников. Лично способствовал обеспечению базы для деятельности и тех, и других. Ведь, в конечном счете, все они идут путем спасения и введения памятников в научный оборот.

   Для себя и местных специалистов Николай Григорьевич вполне сознательно определил работу, которая, по его мнению, «носит иной, сравнительно с работами центральных учреждений, характер, заключаясь в черновой «ученой» работе и в тесном смысле «охранительной», подчас неблагодарной и трудной, но едва ли не наиболее необходимой в настоящее время»5. Он отдавал себе отчет в том, что такая работа имеет глубокий смысл, но ее результаты станут ощутимыми и обозримыми только в далеком будущем. А выбор был. Его знания и возможности не остались незамеченными. Уже в 1920-м году Порфиридов был избран научным сотрудником I категории Государственной академии истории материальной культуры (ГАИМК) им. Н.Я. Марра по разряду древнейшего русского искусства славянских народов, чуть позже, в 1925 году, - научным сотрудником Государственного института истории искусства по отделу изобразительных искусств(6).

   Здравый смысл и взвешенный расчет подсказали, что израсходовать все силы только на сплошную регистрацию историко-культурных богатств значит проделать заметную, но эфемерную работу. Честнее отказаться от 100-процентной регистрации до лучших времен в пользу обеспечения фактической охраны самых ценных памятников церковной и гражданской старины. В связи с этим решением первоочередными задачами на текущий момент стали формирование музеев и хранилищ и просветительская деятельность. Музеи необходимы были для сосредоточения в них взятых на государственный учет памятников; для сохранения не зарегистрированных пока памятников оставалось «распространение и утверждение в широких слоях правильного взгляда на памятники старины и культурного к ним отношения»(7).

   В первой половине 20-х годов под руководством Н.Г. Порфиридова была проведена первая реорганизация прежних музеев и создана сеть новых, разных профилей: музеев дворянского быта в усадьбах, музеев церковной старины, уездных музеев краеведения, Музея революции, Музея народного образования и др.(8) В непростых условиях решались вопросы музейного дела. С одной стороны музейное руководство наталкивалось на ненависть владельцев ценностей истории и культуры, с другой - на недоверие и непонимание местных властей. Последнее воспринималось особенно болезненно. К примеру, отстаивая право на существование в Новгороде богатейшего Древлехранилища церковных ценностей (до революции Епархиальное древлехранилище), Н.Г. Порфиридов так передавал положение дел и свое настроение: «За полным почти отсутствием собственных сил, работа по организации новгородских музеев идет очень медленно. Сейчас все внимание поглощает Церковный музей, как в силу его первостепенного значения, так и из желания обеспечить его от тех превратностей судьбы, которыми полна была за последние годы вся его жизнь. А эти превратности были таковы, что делали работу подчас невыносимой. И тем тяжелее и горче воспринимались, что шли иногда от органов, от которых следовало бы ожидать лишь сочувствия и поддержки»(9).

   Общегосударственный план становления музейного дела в первые годы советской власти еще не сложился, конкретных руководящих указаний из Центра не поступало, там тоже усиленно шел поиск оптимальных форм. В этот период несогласованности действий с Центром сотрудники Губотдела ощущали неуверенность, проявляли осторожность, но не останавливались в ожидании указаний сверху, ради спасения памятников не боялись брать ответственность на себя.

   Весь штат музейных сотрудников занимался описанием и постановкой на учет коллекций. Разбор и систематизация фондов выливались в составление инвентарных описей и учетных карточек, каталогов. И научно-исследовательская, и просветительная работа были подчинены изучению и описанию музейного предмета, обеспечению его сохранности. Отсутствие научных сил в музеях делало эту работу трудной, хлопотной, поглощающей все рабочее время. Реформирование новгородских музеев еще долго продолжалось, с 1928 года - под пристальным наблюдением Центра, но принятые своевременно на учет памятники не исчезали вместе с расформированными музеями, а передавались в хранилища новых музеев. До сих пор они, наравне с ценностями дореволюционных музеев, составляют основу многих ведущих коллекций сегодняшнего Объединенного музея-заповедника.

   Бесспорно, личной заслугой Н.Г. Порфиридова явилось формирование коллекции картин русских и западноевропейских художников и создание Картинной галереи (Музея нового искусства). Торжественное открытие ее в 1925 году стало заметным событием. Образованная при музее реставрационная мастерская в лице единственного, но отличного специалиста Н.Е.Давыдова, сняла проблему постоянного, не сезонного, осуществляемого ранее столичными реставраторами наблюдения за состоянием сохранности памятников.

   Не меньшее значение Николай Григорьевич придавал просветительной деятельности и сам много занимался ею; ставилась она, прежде всего, в ряд тех же, первоочередных «охранительных» мер. Он много писал и в местной, и в центральной периодической печати о значении культурно-исторического наследия, о необходимости ценить и беречь старину, обращал внимание чиновников на конкретные памятники и призывал способствовать их сохранению. Признавая, что охрана памятников, не состоящих на государственном учете, «была малонадежна»(10), он все равно считал необходимым систематически заниматься просветительной деятельностью для того, чтобы умножить силы ценителей и знатоков старины из числа общественности. Сам Николай Григорьевич состоял членом Новгородского общества любителей древностей (НОЛД), выносил на обсуждение общих собраний проблемные вопросы, результаты своих научных изысканий, приглашал с отчетами о своей деятельности реставрационные комиссии столичных центров, участвовал в обсуждении мер по защите городов-музеев, в числе которых на первом месте значился Новгород, «от грубого нарушения их характерного внешнего облика современным строительством» (11) и т. п. С позиции сегодняшнего дня вклад Н.Г. Порфиридова в развитие музейного дела в первое 10-летие Советской власти видится особенно значимым.

   Спустя десятилетие роль музеев в нашей стране претерпела кардинальные изменения. 20 августа 1928 года вышло постановление ВЦИК и Совнаркома РСФСР «О музейном строительстве в РСФСР». В нем были не только обозначены достижения в области развития музейного дела - создание музейной сети, разработка методики музейного дела, большая работа по учету памятников истории и искусства, но и указано на «рутинность и неудовлетворительное с точки зрения стоящих в порядке дня задач социалистического строительства идеологическое содержание»(12). В ряде следующих правительственных постановлений настойчиво выдвигалось требование «немедленно перестроить работу музеев таким образом, чтобы они превратились в базы массовой политико-просветительной работы на основе научного показа»(13). Идеологической установкой провозглашался «... лишь марксизм-ленинизм, метод диалектического материализма»(14). Теперь уже речь шла не о массово-просветительной и популяризаторской деятельности, а о политико-просветительной и пропагандистской работе. Нужно было убедить массы в правильности и необходимости, намеченных правительством преобразований в области экономики, политики, идеологии, создать атмосферу всеобщего энтузиазма и поддержки идей партии.

   Действия музейщиков резко ограничивались циркулярами и инструкциями Центра. Наступило время тревожное, жесткое, требующее беспрекословного выполнения устанавливаемых норм. Порфиридов для спасения памятников делал все, на что хватало его сил и должностных возможностей: ходатайствовал о включении сотрудников-экспертов музея в комиссии по изъятию церковных ценностей; используя заключение о превращении Новгорода в город-музей, писал многочисленные письма о возврате ряда памятников древнерусской живописи и прикладного искусства, взятых по разным причинам в Центр, составлял обоснования для определения историко-кулътурной ценности памятников старины и т. п. Сегодня известно, как много первоклассных памятников ХVIII-ХIХ веков было утрачено в тот период, - официальные инструкции относили их к категории ценностей не музейного значения. Порфиридов не шел путем безоглядного активного протеста и игнорирования установок сверху. Вряд ли это было бы разумным и не нанесло бы еще больше ущерба общему положению дел.

   Особое внимание уделялось музейной экспозиции. Всюду - на I Всероссийском музейном съезде, в выступлениях, в печати, в руководящих документах - говорилось о необходимости перестройки существующих экспозиций на марксистско-ленинской основе. Нужен был «показ не столько истории культуры, сколько диалектики развития общественных форм, возникновения, развития и уничтожения социальных формаций и их смены». Главное - показать все виды классовой борьбы, а в хронологическом отношении обязательно довести экспозицию до современности(15). «Вещевизм», т. е. безыдейный показ музейных предметов, признавался вредным явлением. Такая установка касалась музеев всех профилей, в том числе художественных.

   Как на практике реализовать эту установку, Съезд не дал никаких конкретных рекомендаций. И опять Порфиридов не терял драгоценное время, не ждал готового образца для подражания, вместе с коллегами и наряду со специалистами ведущих музеев страны шел экспериментальным путем. В короткий срок экспозиции не раз перестраивались, но результаты мало удовлетворяли контролирующие органы. Пока разрабатывались экспозиции, в музеях одна за другой функционировали выставки на злобу дня: «Сельское хозяйство Новгородского округа и пути к его поднятию», «Промышленность Новгородского округа», «Утильсырье для станков пятилетки», «Религия, как тормоз социалистического строительства», «Рост безбожного движения у нас и заграницей» и др. В производственные планы музея стали включать заказы плановых и хозяйственных органов, связанных с исследованием естественных местных богатств и сырьевых ресурсов. Результаты исследований публиковались в «Материалах и исследованиях», издаваемых новгородскими музеями в 1930-1931 годах. Второй выпуск так и назывался «Естественные богатства и экономика края».

   Анализируя деятельность и поступки Н.Г. Порфиридова по сведениям письменных источников, прислушиваясь к мнению людей, лично знавших его, мы заключаем, что он был высококвалифицированным специалистом музейного дела и законно-послушным гражданином, искренно верившим в правоту правительственных решений. Не интересуясь политикой, с головой отдавался делу, на службе которого состоял. Можно допустить другой вариант. Н.Г. Порфиридов проявлял мудрость зрелого и умного служащего в это суровое и тревожное время. Во имя успеха общего дела он сознательно избегал конфликтов с властями. Несомненно одно - он был честным человеком. Однако в начале 1933 года он, вместе с коллегами по работе и по сотрудничеству в НОЛД оказался на скамье подсудимых. Их обвиняли в антисоветских настроениях, «политической бесхребетности», в том, что «задачу - дать трудящимся марксистскую экспозицию правильно не разрешили»(16). «Сын попа» Н.Г. Порфиридов осуществлял мероприятия, продиктованные «контрреволюционной деятельностью» НОЛД, которая заключалась: «... В первые годы революции - защита бывших помещичьих усадеб от разорения советской властью, а в последующие годы, а также с момента Октябрьской революции, -защита церквей и религиозных реликвий под вывеской музейно-исторической ценности»(17). Николай Григорьевич виновным себя не признал. По постановлению Тройки ОГПУ он был осужден и заключен в концлагерь на 5 лет. Н.Г. Порфиридов даже предположить не мог, что случившееся с ним и его коллегами -суть кадровой политики, проводившейся в стране с конца 1920-х годов. Советское правительство не устраивал политический нейтралитет, которого придерживались многие представители старой российской интеллигенции, занимавшиеся делом охраны памятников. Была объявлена подготовка новых музейных кадров из среды крестьян и рабочих, «марксистки подкованных» и «политически проверенных»(18), Порфиридов считал, что ссылка в его жизни и жизни коллег - простое недоразумение, случайная несправедливость, месть личных врагов. В апреле 1989 года он был реабилитирован за отсутствием состава преступления.

   Сразу после досрочного освобождения Николай Григорьевич в письме от 23 октября 1936 года обратился к директору Центральных государственных реставрационных мастерских И.Э.Грабарю с просьбой оказать помощь в трудоустройстве. Вместе с тем он сообщил следующее: «...думаю, что Вы знаете об истории, которая прервала мою работу в Новгороде три года назад. Так не должно было бы/быть, но было, и видно надо примириться с этим. После того до нынешнего года я пробыл в городе Чибью, на Ухте, где работал сначала ученым секретарем Геологического Сектора, затем в Музее и Горном техникуме Ухтпечтреста НКВД. (В обстоятельствах дела не было каких-либо препятствий, в виде личных уклонов, к массовой работе и даже к преподаванию). Работой можно было быть вполне довольным. Она была знакома, увлекательна по перспективам создания всего, вплоть до самого города, на чистом месте, и, кроме того, позволила не терять квалификации, так как давала в руки текущую журнально-книжную литературу почти исчерпывающе.

   Сейчас я опять в Новгороде (здесь работает жена) с большим интересом знакомился с тем, что открыто по части древней -живописи за мое отсутствие. У «Спаса» и у «Рождества», как и следовало ожидать, совершенно замечательные вещи. Музеи, несмотря на неизмеримо выросшие бюджет и штаты, не порадовали особыми достижениями.

   Они только разбудили интерес и аппетит к привычной работе... Конечно, Вы поймете, - не в Новгороде, по крайней мере на ближайшее время; и не к той административной работе, которой приходилось отдавать почти все свое время, а к научной и организационной. В каком-нибудь Музее древнего или нового искусства - Ростовском, Палехском, Горьковском или ином. Ведь специальность моя - и по образованию, и по работе в Археологическом отделе, ГАИМКе и Государственном Институте Истории - история и искусствоведение. От новгородских лет лежит много начатых работ, которые некогда было доводить до конца...

   Вне зависимости от формальных прав, степени виновности и прочее, я говорю о новой работе тем спокойнее, что совет о возвращении к ней имел от руководителей - чекистов, при отъезде из Чибью, - (это руководство, душевное и деликатное, могу заверить, не пустые слова), и что мне не совестно за характеристики по работе в Музее и в Горном техникуме НКВД в Чибью»(19).

(19)   Это   письмо   совсем   недавно   выявлено   Александром   Николаевичем Одиноковым в фондах  ОР ГТТ  (Ф. 106. Ед. хр. 9798. Л. 2) и впервые, с его любезного согласия, вводится в научный оборот. Выражаю ему искреннюю благодарность.)

   Вернувшись в родной город, Н.Г. Порфиридов преподавал в Новгородском пединституте и в Институте им. Репина АХ СССР, читая курсы фольклора, древнерусской литературы и древнего искусства. С образованием в конце 1938 года при музее Новгородской секции Института истории АН СССР, стал ее ученым секретарем, единственным освобожденным от всех других должностей, сотрудником.

   Понятно, что во многих направлениях и организационная, и делопроизводственная, и издательская работа осуществлялась, а основном, Николаем Григорьевичем. В то же время, теперь, после многих лет «хлопотной, но неблагодарной музейной работы»(20), он мог целиком, а не от случая к случаю, заняться научной работой.

   В первый же год существования секции была успешно налажена унаследованная от музея издательская деятельность. Подготовка сборников к печати была основным делом ученого секретаря. Порфиридов имел уже достаточный опыт - в 20-х и начале 30-х гг. в музее издавали уже упоминавшиеся сборники трудов широкой краеведческой тематики «Материалы и исследования». Позднее программа их была сужена и изменено название - появились «Новгородские исторические сборники». Под грифом секции к началу Великой Отечественной войны вышли четыре сборника (5, 6, 7, 8). Был уже подготовлен к печати и даже набран 9-й выпуск, но не вышел, и материалы его не сохранились. В 1974 году Николай Григорьевич вспоминал: «Там (в 9-м сборнике) у меня были две работы, о которых жалею: статья о древнейших новгородских памятниках светского шитья и материалы по живописи Знаменского собора. Ни по той, ни по другой не сохранилось ни черновиков, ни иллюстраций»(21).

   В каждом сборнике были статьи Н.Г. Порфиридова. Тема его исследований - художественная древнерусская культура. Основные предметы его изучения - сфрагистика, мелкая пластика, медное литье, живопись, художественное шитье XII века и многое другое. В 1941 году, прервав отпуск, Николай Григорьевич спешно вернулся в Новгород - волновала судьба музейных коллекций. В подготовке к эвакуации основных коллекций - икон, картин, декоративно-прикладного искусства Новгородского музея - он принял самое деятельное участие. В составе Городской тройки по эвакуации он сопровождал ценности в Киров, куда уехал «с большим эшелоном - последним по уже разрушенной железной дороге». В Киров прибыли, когда Новгород был уже оставлен нашими войсками. Там Наркомпросом и облисполкомом была организована Комиссия для учета и проверки ценностей, в которую был включен и Николай Григорьевич. Около месяца жил там, затем получил направление на работу в Пединститут г. Тюмени(22). За эвакуацию музейных ценностей его имя занесено в книгу Почета сотрудников политпросвет учреждений Наркомпроса РСФСР.
   В марте 1945 года Н.Г. Порфиридов защитил кандидатскую диссертацию в ГАИМК. В плане работы Новгородской секции Института истории АН СССР на 1941 год была обозначена тема его кандидатской работы - «Памятники Новгородской эпиграфики как исторический источник»(23).

   После Великой Отечественной войны Н.Г. Порфиридов был приглашен в Государственный русский музей на должность заведующего отделом древнерусского прикладного искусства, несколько лет был заместителем директора по научной части. По совместительству преподавал в Академии художеств на факультете истории и теории искусства.

   В 1947 году он обобщил накопленный до войны новгородский материал в очерках об истории русской культуры Х1-ХУ вв. «Древний Новгород». Прикладное искусство древнего Новгорода оставалось его любимой темой и в послевоенный ленинградский период деятельности. В этом же 1947 и в 1950-е годы один за другим выходят путеводители по залам Русского музея. Все его творческие сочинения, научного и просветительного жанра, известны(24). Специалисты дали им самую высокую оценку, отметили немало удачных находок и открытий, подчеркнули их сегодняшнюю актуальность и востребованность.

   В 1953 году Н.Г. Порфиридов стал пенсионером, но еще 10 лет оставался на рабочем месте. Только после тяжелой болезни ушел на отдых. До конца жизни не терял связи с Русским музеем, оставаясь членом ученого совета и фондово-закупочной комиссии, консультантом; продолжал заниматься творческой деятельностью. Последними работами стали опубликованная в 1978 году статья «Тайнопись в эпиграфике памятников древнерусского} искусства»(25), и рукопись воспоминаний о любимом Новгороде(26). Он успел откликнуться на организацию в Новгороде в 1979 году секции Института истории Академии наук: «Об организации ее говорили и писали уже несколько раз, но, кажется, только теперь эти разговоры стали реальностью. В.Д. Янину удалось добиться осуществления этой идеи, правда не совсем в тех организационных формах, как это было до войны: теперь она будет подчинена Ленинградскому отделению Института истории Академии наук. Штат, кажется, намечается в составе 7-8 сотрудников, но пока имеется вроде 3-4 человека. Возглавляет секцию бывший доцент Новгородского пединститута В.Д. Васильев. Кто это? Эти сведения беру из письма С.Н. Орлова. Удивила одна его фраза: «Программа секции определена от наших дней и не опускается глубже эпохи Петра I». Как же так? По-моему, в Новгороде главное, все же, не XVIII и XIX века, а более глубокие древности»(27).

Николай Григорьевич скончался в январе 1980 году, похоронен в Новгороде на Рождественском кладбище.

Примечания:
1 ОПИ НГМ. Ф. Р-11. Оп.1. Ед. хр. 45. Л.36 об.
2 ОПИ НГМ. Ф.6. Оп.1. Ед. хр. 46.
3 РАНО. Ф. Р-265. Оп.1. Д. 506. Л.92-93; Порфиридов Н.Г. Губмузей // Великий Красный Новгород. Политический историко-литературный сборник к 5-летней годовщине Великой Октябрьской революции. 1917-1922. С. 49.
4 ГАНО. Ф. Р-265. Оп.1. Д. 55. Л. 24.
5 Порфиридов Н.Г. Вести из Новгорода // НИС. СПб., 1999. Вып. 7(17). С. 335.
6 ОПИ НГМ. Ф. Р-8. Оп.1. Ед. хр.100. Л.5; ГАНО. Ф. Р-822. Оп.1. Д.1685. Л.2.
7 Порфиридов Н.Г. Вести из Новгорода // НИС. СПб., 1999. Вып.7(17). С. 335.
8 Маркина Г.К., Степанова И.Е. Новгородские музеи. 1917-1941. Великий Новгород, 2000. С. 6-9.
9 Порфиридов Н.Г. Письмо из Новгорода // НИС. СПб., 1999. Вып.7(17). С. 332.
10 Порфиридов Н.Г. Новгород. 1917-1941. Воспоминания. Л., 1987. С. 116.
11 ОПИ НГМ. Ф.6. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л.9 об.-10.
12 Еженедельник Наркомпроса. 1928. № 42. Ст. 887.
13 Бюллетень Наркомпроса. 1930. № 16. Ст. 470.
14 Труды I Всероссийского музейного съезда. М., 1930. Т. 1. С. 109.
15 Труды I Всероссийского музейного съезда. М., 1930. Т. 1. С. 212..
16 Скурихин А.П. Дать трудящимся марксистскую экспозицию Новгородского исторического музея // Звезда. 1933. 7 апр.
17 Коваленко Г.М., Маркина Г.К. Следственное дело №76 // Материалы конференции, посвященной 100-летию образования НОДД. 25 мая 1994. Новгород, 1994. С. 138.
18 Бубнов А. С. Приветственное письмо Первому Съезду музейных работников // Культурное строительство в РСФСР. М., 1986. Т. 2. Ч. 2. С. 58.
20 Порфиридов Н.Г. Воспоминания // НИС. Л., 1982. №1(11). С. 284.
21 ОПИ НГМ. Ф. Р-11. Оп.1. Ед. хр. 45. Л. 3 об.
22 Там же. Л. 9-9об., 70 об.
23 ОПИ НГМ. Инв. № КП 33073. Л. 2.
24 См. Гордиенко Э.А. Новгород в научном творчестве Н.Г. Порфиридова. Список печатных работ Н.Г. Порфиридова // НИС. Л., 1982. Вып. 1 (11). С.224-237.
25 Вспомогательные исторические дисциплины, Т. 9. Л. 1978.
26 Порфиридов Н.Г, Новгород. 1917-1941. Воспоминания. Л., 1987.
27 ОПИ НГМ. Ф. Р-11. Оп. 1. Ед. хр. 45. Л. 92.

Фото -реконструкция: Н.Г. Порфиридов в 1920-х годах (из архива А.Н. Одинокова)
 отв. А.Н.Одиноков.