Потраченная свобода

Антон Лукьянов
1.
Мы с мамой шли в садик. Садик далеко. Мне не нравится туда ходить. Там мало интересного. Там есть только Мишка и Машка интересные. Сейчас весна. Это когда тепло и деревья зеленые. Я только потому и не плачу, что ходить туда тепло, а зимой было холодно, и я каждый день плакал. Потому что не хочу идти и потому, что холодно. А сейчас легко. Мы туда ходим каждый день. Мама на работу, а я в садик. Я у нее спросил, почему я должен ходить в садик, если я не хочу, а она сказала, что все куда-то должны ходить. Она вот ходит на работу, а я должен ходить в садик. Я тогда спросил, что такое эта работа и зачем на нее надо ходить, а она ответила, что это нужно, чтобы жить. Я сказал, что я и так живу, и она и так живет, когда не работает, поэтому туда не надо ходить, а надо быть дома вместе или гулять. И еще я попросил ее не ходить на работу, а меня не водить в садик, потому что там только Мишка и Машка по прозвищу Дюймовочка, а остальные – я только примерно знаю, как их зовут, и мне там грустно. Но она засмеялась и сказала, что никому не нравится то, что кто-то должен делать, но так положено, и все. Она так на меня посмотрела, что я больше ничего не стал спрашивать. А еще я хотел убежать из садика. Если мама не хочет со мной гулять, то я сам с собой буду гулять. А тут еще мы встретили тетеньку, которая мне понравилась. Она чем-то похожа не Машку, только старше и больше. Мы как раз тогда шли в садик и я думал, что смогу оттуда убежать, но еще не придумал куда. И тут как раз идет эта тетенька. Я так на нее посмотрел, что меня мама даже за руку дернула, а тетя эта не заметила. Лучше бы, конечно, заметила, что я на нее так смотрю. Пусть знает, что она мне понравилась. Ну мама меня так сильно дернула, что я сделал вид, что я про нее сразу же забыл. А я не забыл на самом деле. И еще я видел, откуда она вышла, эта тетя, из какого дома и какого подъезда, и я решил, что вот если я не знаю, куда мне убегать, то я вот сюда и убегу, раз она мне понравилась. Может быть, она не ходит на работу, и поведет меня погулять, и мы будем только и делать, что гулять, а мама пускай работает, а когда она кончит работать, то я встречу ее у садика, а может быть и вообще не встречу и скажу, что пускай она работает, если хочет, а я хочу гулять и не ходить в садик, даже если это и надо кому-то. Я заметил эту тетю и пошел дальше с мамой в садик. Она меня поцеловала там у ворот, и я сам вошел внутрь. Мне так нравилось – всех сразу вводили в садик, а я сам туда приходил. Я наверное и из дома сам бы пришел, потому что всю дорогу помню очень хорошо. Она совсем прямая. В садике надо было долго ждать, пока нас выведут на улицу. Я так хотел убежать, что даже с Машкой и с Мишкой не разговаривал, а они обиделись. Они подумали, наверное, что я обиделся на них сам за что-то. Ну я помнил, что Мишка меня вчера карандашом уколол в спину, так я после этого ему дал в лоб, и мы помирились. Я  его спросил, зачем он так сделал, а он сказал, что не знает, и мы пошли играть. А сегодня я думал о том, как убегу и поэтому даже говорить не мог. Воспитательница, она спросила меня номера чисел, а я ответить не смог, просто молчал. Тогда она дала мне дудку и сказала подудеть в нее. Я молчал, а дудеть мог, потому что это думать не мешало, и я дунул, и так громко, что эту дудку у меня сразу же и забрали. Мишка мне сказал, что я наверное буду музыкантом, потому что у меня хорошо получилось, а я даже не  ответил. И вот перед обедом нас повели погулять. У нас в дворе две веранды, и когда жарко, то мы в них играем в игру спрячься от солнца, а когда холодно, то наоборот – играем, что тот, кто на веранде, тот в толчке, и кидаем в него снежками. Мне больше нравится лазить по лестницам, потому что так становишься высоким и выше, чем воспитательница. Я так ей один раз сказал, что я вырос выше нее, так она на меня также посмотрела, как мама сегодня, только не одернула. Пока все гуляли, я ходил вдоль забора и думал, как через него перебраться, но он высокий, а низкий. А за ним кусты, и меня не будет видно, когда я убегу. Мишка бы меня подсадил, если я попрошу, но он же потом расскажет. А воспитательница прямо на меня все смотрела, как будто знала, что я хочу убежать. Ну я же не от нее хочу убежать, а вот к той тетеньке, которая не работает и с которой мы будем гулять. Пусть не обижается. Надо скоро было уже уходить в садик, а я еще не убежал. Потом я увидел яблоню. Она росла снаружи садика, а ветви внутри. Я помню, как в кино так перелезают через стены. Я по веткам залез на забор и спрыгнул наружу вниз, и побежал. Я долго бежал, и наверное, уже бы добежал до дома, но потом подумал, что надо остановиться и идти и искать дом, в котором эта тетушка живет. Но я здесь никогда не был, где я оказался, потому что выбежал я там из садика, где никогда не был. Здесь было поле, а в поле железяки и резина, колеса от машин. Я такого никогда не видел. Я посмотрел назад и увидел садик. Надо было его обойти и найти верный выход. Я пошел по траве. Никакой дорожки не было, а потом еще началась какая-то жижа под ногами, и у меня промокли ботинки и носки запахли какой-то тиной. Под ногами были какие-то палки. Я подумал, что я капитан и плыву по морю, а все эти кто в садики, на берегу. Я взял высокую палку и поднял ее над головой, как мачту, и продудел носом, почти так же, как в дудку в садике. Потом я увидел, как в кустах сидят мальчишки.  Они больше меня и наверно учатся в школе и много знают. На них были какие-то широкие штаны и тряпки. Во рту они курили сигареты, а в руках держали бутылки и из них что-то пили. Они наверное слышали, как я дудел, а я еще остановился и смотрел на них, потому что мне было интересно. Они меня заметили и позвали к себе. Я подошел, но подумал, что нельзя забыть про свою тетеньку, потому что все это из-за нее. Они стали кричать, что я дурак, что я прогуливаю садик, что они сейчас меня туда отведут. Но сначала они меня схватили и начали дуть мне в лицо дымом и лить на меня сверху воду из бутылок. Она была темная и вонючая, как тина на ботинках. Я весь промок и провонял дымом. Он был такой дурной, как протухший костер. Примерно, как бы его осенью жгешь из мокрых листьев, а он не горит. Еще они стали ссать мне на ботинки. Я кричал и вырывался, но один мне ударил в живот кулаком и сказал, чтобы я молчал, а то будет хуже. Я подумал, зачем я ушел из садика. Там сейчас дают обед и Мишка пьет компот, а мне льют на голову мусор. Потом они сделали в земле дырку и сказали, чтобы я сел в нее. Я сел, а они стали прыгать вокруг меня, и пока прыгали, били ногами. Было больно и обидно. Я старался не плакать, но все равно заплакал, потому что не знал, почему они так делают. Ведь я их совсем не знаю. Если б мама меня била, я бы не обиделся. Потом они взяли меня и потащили в садик, откуда я только что убежал. Я пытался вырваться, он они втроем меня крепко держали. Но оказалось, что меня тащили не совсем в садик. Недалеко от него была какая-то большая лужа, заросшая камышами и кувшинками. Они с размаху меня бросили туда, и я попал под воду. Лужа была глубокая, и я поплыл вглубь, а потом куда подальше. Мне хотелось вдохнуть, и я вдохнул воду, закашлялся и вынырнул. Я был где-то в середине лужи, и они не могли меня достать, и я там плавал, а потом рядом нащупал дно и встал, а вода была мне по шею. В воде плавал мусор, какие-то жуки и проплыл уж. Они постояли, но решили не лазить в воду и ушли. Я еще посидел в воде, а потом вылез на берег. Я сидел и сушился, пока солнце было теплым. А потом когда высох, пошел искать дальше дом своей тетеньки. Я обошел садик и пошел как будто домой. На улице все ездили на велосипедах, и я тоже захотел. Но мама наверное не купит. Она редко мне покупает мои мысли. Я никогда не плакал, если мне чего-то не хватало и научился уже ничего не хотеть. Но велосипед мне захотелось. Я представил, что я приеду к тете на велосипеде, и если она любит кататься, то мы поедем вместе, и я отвезу ее далеко на луга и в лес. Я не боюсь, я там был, там совсем не страшно. Я бы взял где-нибудь покататься, но все свои велосипеды держат дома. Вдруг я увидел один велосипед. Он стоял во дворе у дома, и никого не было. Я сел на него и поехал. Он очень мне подошел и понравился. Он был синего цвета, а на руле было зеркало. Я подумал потом, что надо будет его поставить обратно, когда мы накатаемся. Я быстро доехал до дома тетеньки и сел с велосипедом на лавку у подъезда. Теперь надо было только дождаться ее. Я посидел, а ее не было. Я походил и посмотрел на окна, но они все было одинаковые, и я ничего не нашел. Я нажал два раза на звуковой сигнал на руле и он крякнул. Я сел на велосипед и покатался по двору. Потом меня кто-то увидел и закричал – Хватай его, Пашка, он твой велосипед взял. А потом я упал с ним, и разбил ногу, а штанину порвал. На меня налетели двое таких же как  я и начали бить, и вырывать велосипед. Потом я увидел, что еще к нам бежит мент в серой фуражке и вырвался и побежал в огороды за домом. Он бежал за мной и ругался, а я убегал. А потом я залез в подвал через маленькую дырку, а он только в нее смотрел и продолжал ругаться и звать меня. Но не по имени, а по-плохому. Как будто я его обидел. А я просто взял велосипед покататься. И даже не его, потому что он большой, а велосипед маленький.  Я стал сидеть в подвале около этой дырки, куда залез, а потом мне стало скучно. Я еще боялся вылезать, и прятался от мента. Я стал ходить по секретной комнате, куда пролез. Тут можно было даже зажечь свет. Из нее всюду вели разные коридоры, как в фильмах про вампиров. Я пошел по темноте и скоро пришел в другую комнату, всю белую. Стены и пол были белые, как привидения. Я испугался, но немного потому что тут горел свет. А я боюсь только когда ничего не видно. Я взял с пола головешку и нарисовал не стене звездочку. И тут кто-то пришел, и шел уже рядом, я услышал, как сопит какая-то бабка. Я спрятался в темноту, а она пришла в комнату и стала ругаться, что она все только что побелила, а тут уже нарисовали. Я тогда тихо ушел обратно к своей дырке и вылез наружу в какой-то огород. Тут рос крыжовник. Он кислый, как рыба, но вкусный. Я сел за куст и стал собирать ягоды в карманы, и сидел, пока не набил все. И еще съел полкуста ягод. А потом рядом росли цветы, и я взял один красный и красивый, с чернотой посредине, а потом пошел с этим цветком гулять. В том дворе, где я убегал, уже никого не было, и я вернулся на свою лавку с цветком. Тетеньку, наверное, надо было ждать, а мне было уже скучно. А когда она придет, я совсем заскучаю и засну, и не смогу ее порадовать.  Пока я сидел, ко мне подошла старушка и спросила, кто я. А я сказал, что жду красивую тетю и не знаю, где она живет, кроме этого подъезда. Старушка сказала, что знает ее и повела меня с собой, но пока тети нет, а будет она только вечером, а она сама может меня покормить и поиграть со мной. Я уже правда захотел поесть и немного спать, сейчас в садике наверное тихий час и Мишка  дует Машке в ухо на кровати. Старушка привела меня к себе и дала вкусный суп и конфету, а потом положила спать на диване. А тетушка эта, сказала она, проживает прямо сверху ее квартиры, и у нее нет детей, и ты можешь стать ей сыном. Я обрадовался и заснул на диване. А она читала мне книжку про путешествия. Потом я проснулся, а бабулька спала рядом со мной. Я подумал, что уже можно звать мою тетю, слез с дивана и открыл дверь и ушел из квартиры. А потом пошел наверх по лестнице. В подъезде было темно, в окнах была паутина, а на стеклах большие комары. Я посмотрел на одного и выпустил его в окно, чтобы он летал на свободе. А потом подошел к той двери и постучал туда. Она мне и открыла, та тетя, что я видел утром. Я дал ей цветок и крыжовник, и она запустила меня. Я посмотрел, что ее квартира такая же, как и моя и примерно я тут смогу жить. И я сказал ей – Тетя – возьми меня жить к себе, а то мне скучно в садике и в жизни, а я хочу гулять и радоваться. Давай так будет всегда. Она порадовалась цветку и крыжовнику, и мы съели его из каждого моего кармана поровну, а потом она меня покатала на стуле, а я сделал ей самолет, и мы вместе играли в аэропорт. Пришла ночь, и она положила меня с собой, и мы заснули. 
2.
Прошло сколько-то времени, а сколько, я не знаю. Я жил у Тети Ани. Мы жили хорошо. Она не работала где-то, а рисовала дома картины. И я сидел и смотрел, как она рисует. И она рисовала меня, сажала на стул в какой-нибудь позе. Это тоже было неинтересно, долго сидеть, но зато потом я мог посмотреть на себя на холсте. Это было не то, что когда мы с мамой фотографировали столы и стулья. Каждый раз у Тети получалось что-то другое. К ней приходили и покупали ее картины. Она мне показала, какие у нее были раньше, и мне понравились все – и те, что сейчас, и раньше. Она работала каждый день. И когда я узнал, что вот это и есть работа, то я сказал, что так бы работать я тоже хотел, и она стала учить меня рисовать, но у меня были руки не очень правильные, и поэтому я неправильно рисовал, и портил все рисунки. Я даже линию не мог правильно нарисовать, чтобы она была от кончика карандаша и до конца ровная. Поэтому Аня стала учить меня музыке и клавишам. Она говорила, что это ноты, а я называл это клавишами. Это когда нажимаешь что-то на пианино. Она рисовала, а я играл, но тихо, чтобы не мешать ей и соседям, и старушке снизу. Потом она водила меня гулять, и мы играли в прятки, в догонялки. Он сказала мне, что когда ты корчишь рожицы, это называется актер. А я рассказал ей, как плавал в луже от школьников. Несколько раз я видел свой детский сад издалека и не подходил к нему. Там ничего интересного. Я даже забыл уже про Машку и Мишку. С Аней было интересней всех. Она была большая, но веселая, а воспитательницы скучные, хотя и такие же большие как Аня. Она могла нарисовать вживую ветку на дереве, а я подыграть ей звуками. Она сказала, что когда вот так все вместе, изображения и звуки это театр, и отвела меня туда. Но мне не очень понравилось, потому что люди там не по-настоящему одеты, а совсем по-другому и говорят они тоже по-другому, так что я ничего не поминаю. Аня сказала, что это так специально, чтобы был смысл, и можно было подумать, но мне и так много над чем хочется подумать, а над другими я думать не хочу. Аня купила телескоп для своих картин и срисовывала с его кругляша небо со звездами. Они у нее были как настоящие, правда не мигали, и даже спутник какой-то летающий она тоже нарисовала, а когда я спросил зачем, то она ответила, что это сейчас нужно, потому что всюду мобильная связь, и она есть даже в космосе и на небе. У меня тоже был телефон когда-то, но он у меня пропал в луже, когда меня топили, а потом я его не искал, и он заглох. Я как-то раз пошел его поискать и не нашел, как будто сотовая связь еще и под землей. Я рассказал про это Ане и сказал, может быть, она нарисует подземную связь, а она обиделась, а я заскучал по дому. Я подумал, что надо проведать маму и свою комнатцу. Может быть, просто зайти на минуту, когда никого не будет, а потом выйти и никогда не возвращаться или возвращаться иногда, чтобы меня никто не видел. Я не знал, что хотел возвращаться или нет, но решил туда сходить. И один раз утром пошел, пока Аня рисовала. Она разрешала мне гулять по всему свету. Пока я туда шел я думал, что вот встречу маму, и не смогу ничего сказать. Она увидит меня и будет ругаться, что меня долго не было и в садике меня обыскались много. Наверное, каждый день перед обедом они меня там ищут, чтобы я сходил с ними пообедал. А мне не хочется. Они сразу обо всем расскажут другим и маме. А другие, как тот мент, будут гоняться за мной, и не спрячешься. Я пришел в свой подъезд и зашел в квартиру, потому что дверь была открыта с замка. В доме тоже никого не было. Я пришел в свою комнату, а там все было как раньше, и игрушки, и картинки на столе в книжках. Я сел и посмотрел на столе картинки, а потом увидел на кровати ложку и бумажку и посмотрел, что там написано. Я читал долго, потому что читал еще только вначале, и знал, какой это смысл, когда говоришь, а когда пишешь, то знал еще мало смысла. Но там было написано – Сынок, это я твоя мама. Я долго тебя ждала и знала, что ты придешь, но я устала ждать и стала ложкой, ты возьмешь ее с собой и мы всегда будем вместе… Я взял ложку подышал на нее и заплакал.