Подробнее об авторе и его работах http://www.lebedko.su/nedavnie-stati
отрывок из моей повести "Василиск: странная повесть о сексе и Dasein"
____________________________________________________
Наш гуманистический век пропитан ложью о всеобщем равенстве, о равенстве перед кем? – да, я не понимаю всю эту необходимость провозглашения прав и свобод! ибо на свободу нужно иметь не только право, прописанное в Конституции, – подлинную свободу дарует то самое право, которое опирается на действительную величину твоего фаллоса, - успокойтесь – фаллос не тождественен физическому члену, это уровень либидо, уровень, согласно которому и выстраивается «табель о рангах» человеческих взаимоотношений, ведь каждому, кто не хочет себя обманывать, прекрасно известно, что есть самцы, имеющие гораздо больше прав на твою самку, это инстинктивно чувствует и сама самка и только нормы морали могут сдержать естественный ход вещей, вызывая нарушения всех уровней бытия – от мировоззрения до физических болезней; «мы все глядим в Наполеоны», но это лишь амбиции, и горе тому, чьи амбиции не совпадают с уровнем энергии; ведь кем я был до того мартовского вечера, когда прозвучали заветные слова паршивки Кати, волшебное заклинание этой прекрасной, чудовищно прекрасной ведьмы: я сейчас без трусиков… - нет, не набьет мне эта магическая формула оскомину, ведь до нее я был жалким романтиком Костей Треплевым, нелепым Мальволио в желтых чулках с подвязками крест накрест, убогим Пьеро, и имя им – Омега, отщепенец, не имеющий прав на самку… он может писать оды, вздыхать под балконами и петь сладкозвучные серенады, но вот приходит Арлекин и, не говоря ни слова, овладевает Коломбиной, и она чует всем нутром своим, что Арлекину не нужны слова и рифмы, она просто обязана ему отдаться, и пускай Пьеро, если он совершенный идиот и не понимает, что его амбиции – лишь фикция, хоть даже и обоснованная каким угодно законом, бежит топиться или вешаться от горя, имя которому глупость и ложь; и у Пьеро есть шанс повстречать Коломбину-трамплин, попасть в минуту благости, а когда у нее бывают другие минуты? – на глаза Великой Богини, Великой и Ужасной Матери, которая сделает из него сына-любовника, и тут уж либо ты будешь использован и кастрирован, либо вступишь на лестницу, также ведущую на эшафот, но это эшафот, на котором приносят в жертву королей, альфа-самцов; в чем разница? – спросите вы, и я отвечу: в длине и, главное, красоте пути…
Женщина - это первая религия для мужчины, в которой первым его божеством становится Богиня-Мать, которую Толковательница иногда называла подавляющей силой бессознательного, имея в виду ее пожирающий, разрушающий лик, образ злой матери или покрытой пятнами крови богини смерти, чумы, голода, потопа, силы инстинкта или наслаждения влекущего к разрушению, в другое время она является совершенно иной, она предстает, как изобилие и достаток, она уже дарительница жизни и счастья, наивысшего счастья, которое только может изведать смертный, она - плодородная земля, рог изобилия ее плодотворного лона не имеет дна, она выражает инстинктивное знание человечества о глубине и красоте мира, великодушии и милосердии Матери-Природы, которая изо дня в день выполняет обещание искупления и воскрешения, новой жизни и нового рождения, - такой предстала мне Катя в парадной на Песочной набережной, несмотря на всю нелепость окружающего пейзажа: вместо фонтанов и павлинов – осколки бутылок и окурки, такой она представала мне великое множество раз, и я, ставши уже не омега, но гамма-самцом – как блестяще все-таки провела эту инициацию, этот перевод на новый уровень бытия моя богиня, впрочем в Средние Века подобных богинь сжигали сотнями тысяч, трусливые отцы церкви, эти несчастные омега и гамма самцы, типа Иоанна Златоуста, который написал однажды: «что такое женщина как не враг дружбы, неизбежное наказание, необходимое зло, естественное искушение, желательное бедствие, домашняя опасность, усладительный вред, зло природы, окрашенное в красивые краски», и даже многомудрый Пифагор, познавший гармонию сфер – и он боялся, произнося: «есть хороший принцип, который создал порядок, свет и мужчину, и есть плохой принцип, который создал хаос, тьму и женщину", - все они дрожали за свой фаллос, боясь оскопления, и невдомек им было, что фаллос – анонимен, что они лишь носители, но не властители его, ибо властительница одна во все времена; так вот, будучи уже гамма самцом, я, испытывая муки ревности и ненависти, ухитрился каким-то задним умом учуять, что она – не моя самка, она может лишь снизойти до меня, отдаться мне, как одному из многих, кому она дарила не только тело свое, но и любовь, она была волшебным существом; что бы я делал, не пройдя ее инициации уже даже в учебке под Ашхабадом, где прапорщик Кирилов, дай бог ему здоровья, гонял нас с ранцами, полными камней до изнеможения, мы матерились, мы желали, чтоб он сдох, садист поганый, ты ползешь на высоту, раздирая пальцы в кровь, истекаешь потом, сердце бешено колотится уже где-то за пределами тела, тебе нечем дышать и палящее солнце доканывает тебя, ты проклинаешь все и вся и прапора в первую очередь, но ты знаешь, что он, злобный, беспощадный, кричащий тебе, скорчившемуся в луже собственной блевотины, что ты дерьмо и ничтожество, - любит тебя, тебя лично, Господи! - сколько же в нем было любви, он так хотел, чтобы все мы, каждый из нас, чьи лица до сих пор, уверен, приходят ему во снах, и он, кадровый военный, плачет как мальчишка, вдруг осознавший хрупкость этого мира, затерянного в безбрежном Космосе, - он так хотел, чтобы все мы остались живы в той мясорубке, которая нас ожидала; я бы не выдержал и первого дня, я не смог бы понять Кирилова, да и многих других офицеров, прапоров и дедов, если бы она не любила меня, если бы она не подарила мне шанс, если бы не пустила в путешествие по взрослой жизни, ведь из института-то я вылетел и угодил в Афган тоже по ее милости, и мне посчастливилось не отвернуться от нее, не слушать голоса ревности, ненависти, справедливости и нравственности – я бы погиб, а спасся я и стал таки мужчиной и, надеюсь, человеком, слушая совсем другой голос, голос банальной похоти, голос Василиска…