Кусок хозяйственного мыла
Полина готовила себе и мужу завтрак. Маленькая уютная кухня была залита летним солнцем. Она разложила творог по тарелочкам, не забыв положить в него свежую клубнику. Врач сказал, что в их возрасте нужно есть больше молочных продуктов. Смолола кофейные зерна в кофемолке. Ароматный запах кофе проник во все уголки квартиры. Приоткрыла хлебницу, хотела достать пару булочек. Но вспомнила, что вчера приходили внуки и всю ее выпечку с удовольствием съели. Пришлось просить Артура сходить в булочную. Он поворчал как всегда, но собрался и вскоре вернулся с круглой булкой хлеба.
Наконец они сели завтракать. Полина порезала хлеб на деревянной дощечке. Потом взяла еще теплый ломтик, чтобы намазать маслом и вдруг вспомнила как однажды, в далеком сорок третьем, человек в военной шинели протянул ей большой кусок такого же круглого хлеба.
Раскулачивание
В сорок третьем она была уже не наивной пятнадцатилетней девчонкой, а человеком, многое пережившим. В их большой и очень трудолюбивой семье была последышем – шестым ребенком. В один из летних жарких дней августа 1930 года кончилось ее беззаботное детство. Под вечер, когда она весело бегала с козами и козлятами на лужайке, приехали люди верхом на лошадях и стали угонять со двора весь скот. Ее восьмилетний брат уцепился за хвост жеребенку и кричал изо всех сил, пока его не отогнали. Трехлетняя Полина стояла рядом и горько плакала. Ей было жалко козочек. Приехавшие забрали все, что было с таким трудом нажито родителями за эти годы.
В один момент семья стала нищей и пришлось всем перебираться в Сталинград. Там отец получил работу обходчика на железной дороге. Им было нелегко, ведь никто не знал русского языка. Начались голодные тяжелые годы. Мать стала работать уборщицей в мужском общежитии. Часто брала младшенькую с собой. Иногда Паулине давали конфетку – подушечку или кусочек сахара за то, что она чистила картошку постояльцам. Вечером, когда семья собиралась вместе, мама делила хлеб – каждому по кусочку. Братья ворчали, что если бы младшей не было, им бы больше досталось.
Они жили совсем рядом с железнодорожным вокзалом. На вокзале кипела жизнь, останавливались и отправлялись в другие города поезда. Пассажиры забегали в железнодорожный буфет, чтобы быстро перекусить. Четырехлетняя девочка ходила под высокими столами-стойками и придерживала подол платьица в надежде, что туда кинут какой-нибудь огрызок. Часто в подоле оказывался кусок недоеденного яблока, половинка огурца или даже конфетка. Она не стеснялась просить и делала это с удовольствием. Ведь братья уже не считали ее лишним ртом. Она как могла подкармливала их.
Пожар
В ее памяти навсегда запечатлелся пожар деревянного дома, где они снимали комнатку. Полина смотрела как очарованная на яркие язычки пламени. Когда все догорело, отец нашел заброшенный сарай и на одноколесной тачке перевез туда скарб, который удалось спасти. Уложил маленькую Полину на топчан, заботливо укрыл оставшейся периной и ушел, закрыв сарай на висячий замок. Она вдруг проснулась от шума и услышала мужские голоса. Перина над ней начала трещать, потом вдруг все затихло. Девочка успокоилась и уснула опять. Вдруг услышала мамин голос: „Mein Kind, mein Kind, ach Du lieber Gott!“ Уже сидя у мамы на руках, увидела внизу облако перьев. Это воры не нашли ничего и от злости вспороли перину, под которой она лежала, крест накрест.
Депортация
Время шло и жизнь постепенно стала налаживаться. Сестры уехали учиться в Саратов, братья начали работать. Но в 1937 году арестовали отца – дали как врагу народа десять лет без права переписки. На самом деле это означало, что отца сразу же расстреляли. Свидетельство о его смерти они получили уже после войны. В сороковом братья построили новый дом, но радость от новоселья была недолгой. Война 1941 года опять все перекроила по своему. Братьев забрали в армию. Там быстро разобрались, что они не той национальности и их послали уже в совсем другую армию – в трудовую, за колючую проволоку.
Начало войны Полина с мамой встретили в Сталинграде, где прятались в бомбоубежище, которое выкопали вместе с соседями. В конце 1941 года всех российских немцев из этого города увезли в телячьих вагонах в Восточный Казахстан. Так они оказались в колхозе имени Кирова. Их собрали у клуба и начали распределять по хатам. Полину с матерью председатель привел к тете Шуре. А та в крик: «Эти немцы моего мужа убили, не пущу! Нет и все!» Председатель ее уговаривал, что это не те немцы, а наши. Насилу уломал. Они просидели два дня в нетопленой комнате, боялись выходить. В конце концов тетя Шура отошла. Она даже стала иногда давать им стакан молока за помощь по хозяйству. Полина с матерью работали в колхозе везде, куда их посылали, – на молотилке, на веялках, грузили мешки и отправляли зерно на приемный пункт.
Трудармия
В сорок втором Полину признали годной для трудармии. Она простилась с мамой, думала, что навсегда. Ее опять посадили в телячий вагон, из которого она вышла уже в Сибири. Так она оказалась в городе Осинники Кемеровской области. Вновь прибывших повели оформляться на шахту. Директор шахты как увидел их маленьких, тощих, только руками взмахнул: «Нет, нет, куда я с такими детьми!» Их определили на кирпичный завод, но там было не легче. Возили кирпич в вагонетках. Если одна из них сходила с рельс, то девчонки облепят ее как мухи, ухватятся тоненькими ручками, а сдвинут не могут. Слезы бессилия и отчаянья катились по впавшим щечкам. И так каждый день по двенадцать часов, а на обед одна баланда и хлебная карточка в 600 граммов.
На месяц давали кусок хозяйственного мыла. Девочки берегли его как зеницу ока. Оставляли на черный день, чтобы продать, а мылись песком, золой или опилками. Так случилось, что у Полины кончилась хлебная карточка, а новую еще не дали. Два дня она работала совсем голодной. И решилась пойти на базар продать кусок припрятанного мыла. Там к ней подошел молодой мужчина в военной шинели и начал выспрашивать: «Почему ты мыло продаешь? Такая хорошая девочка, а такая грязная, руки черные, а мыло продаешь. Почему сама не можешь помыться?» Потом погладил ее по голове и укоризненно сказал: «Такая коса хорошая, а волосы от грязи все спутались! Почему продаешь мыло?» Она была готова от стыда сквозь землю провалиться. А военный все рядом стоит, от нее не отходит. Наконец она кое-как выговорила: «А я хлеба хочу!» Он покачал головой: «Ах, девочка, так ты голодная», – и растворился в толпе.
Она осталась, никак это мыло проклятое продать не может. Потом увидела, что он возвращается. Подошел, отломил ей от каравая большой кусок хлеба и сказал: «На, ешь! Только не продавай мыло! И помойся, девочка, хорошо!» Она, глотая слезы, поблагодарила его. Вернулась в лагерь такая счастливая, что и мыло цело, и хлеб есть, а главное, что незнакомый человек просто так поделился с ней самым сокровенным. После этого случая она не позволяла себе опускаться. Устраивала баню по воскресным дням. Приносила воду из ручья, грела ведро с водой на костре и ожесточенно терла серым жестким куском мыла свои густые волосы, шершавые от работы руки, а потом все свое юное и красивое тело.
После войны
Потом кончилась война. К ней в Осинники приехала мама из Казахстана. И зажили они вдвоем так чудесно. Ее рабочая карточка уже тянула на 800 граммов. Кирпичный завод, где она работала, выделил ей участок земли. Они с мамой его весь раскопали, и по осени целое богатство образовалось: капуста, свекла, морковь! Как тут не радоваться!
У нее из головы все этот военный в шинели не выходит. Она даже в местной газете объявление дала: «Отзовись тот человек, который девочке на базаре хлеба дал, чтобы она мыло не продавала!» Все думала, что теперь-то сможет его за доброе дело отблагодарить. Не только за то, что он с ней своим хлебом поделился, но и за то, что он в ней ее женскую гордость и уважение к себе пробудил. Никто к сожалению не отозвался, а она так ждала ответа.
В сорок девятом Полина встретила Артура Майера и с тех пор они уже пятьдесят шесть лет вместе. Он тоже пережил лагерь, голод и холод. Уже десять лет Майеры живут в Германии и очень радуются за детей и внуков, которые рядом с ними. Они счастливы. Вот только иногда вдруг вспомнится юность и голодное детство, которые все равно остаются с нами на всю жизнь.