На сорок дней отцу приехала его сестра тётя Лена со своим сыном Еврепидием. Это был взрослый дядька с редкими кудрями на голове. Жила родня в селе Витязево, есть такое греческое поселение на берегу Черного моря.
Гости после поминок остались на несколько дней, поддержать вдову. Так вот, придет время и эти несколько дней, и в целом их приезд, Галина мать будет проклинать всю жизнь. Говорить каждому, кто готов слушать: «Чтоб это Витязево сгорело! Этот Еврепидий приехал и подпалил мой дом! Сто лет я их не знала, не видела и ещё столько б не знать! Они забрали моего сына!»
Юрке было время идти в армию, но семья потеряла кормильца, и военкомат дал призывнику годовую отсрочку, чтобы продолжал работать и кормить семью. Всё так и было бы, если б не Витязевский двоюродный брат. Начал поджигатель с того, что делать Юрке в совхозе нечего, надо ехать к ним, там все свои, греки, что он тут потерял? Да, действительно, что? Наверняка задался этим вопросом старший брат. И не успели тётя Лена с сыном доехать домой, как Юрка рассчитался и помчался туда, где делать было что.
Мать собирала старый чемодан, плакала и громко сморкалась: вот и накормил сынок! И смирившись с упрямством сына, который пожелал лучшей жизни, также плача, пошла его провожать до шоссе. А Галя, не теряя времени, посмотрела через окно, уходящим в спины и села писать письмо брату. А что буквы она уже все знала. Младшая сестра по-своему расценила отъезд старшего из детей. Разлука нисколько не расстраивала, а как-то взбудоражила девочку, ничего плохого здесь не виделось ей. Пусть едет, будет хоть кому письма писать.
Так вот, когда немилосердная судьба мужа отправила на тот свет, а сына к морю, мать не находила себе по вечерам места. Она говорила детям: «Так сумно, пойдёмте к дяде Кузи». И Галя с Витькой шли с ней по кромешной тьме, чавкая сапогами по грязи, к дядьке. Рад им был дядя Кузя? Наверное, не очень. Это, как в поговорке, повадился кувшин по воду ходить. Так и овдовевшая невестка тащилась каждый вечер к брату мужа совершенно, не думая, а может людям хочется самим побыть?
У дяди Кузи деревянные полы, покрашенные краской, у Гали пол был земляной, доливка. Чисто у них, тепло и уютно. Рядом с печкой стоял самодельный буфет, дядька сам его смастерил. Он всё мог делать и столы и табуретки, скамеечки маленькие. Галя садилась на такую скамеечку, и пока взрослые разговаривали, рассматривала фотографии на стенах. Она их знала наизусть, но больше заняться было нечем. Рамки портретные, а завела туда тётка Нинка обычные фотокарточки. Много, на весь вечер хватало разглядывать.
Галиного снимка там не висело, но зато была Юркина фотография. Брат с черным волнистым чубом и с розовыми губами и одежда цветная, это фотограф сам разукрасил, цветных фотоателье в Краснодаре ещё не было.
Но не только родственнички донимали бедного дядьку, приходили часто и Кружилины со своими рыжими-прерыжими сыновьями. Витька и младший Колька, который, учился во втором классе. На будущий год он будет учиться уже вместе с Галей все в том же втором классе. А когда Галя перейдёт в третий, Колька по-прежнему, с завидным терпением двоечника будет штудировать программу неизменного второго класса.
Витька был ещё ничего, но Колька очень некрасивый, да и учился плохо. Дела до них, надо думать, Гале никакого не было, и быть не могло. Справедливости ради, надо признать, что братья ребята были не вредные, никого они не трогали. Наоборот, каждый совхозский оборвыш считал своим долгом плюнуть в их сторону, ну, понятно, рыжих не уважали. Но Гале они жить не мешали, не смотря на то, что тоже, как Мария Илларионовна, правда, не так часто, ходили по переулку. Девочка смотрела им вслед даже с каким-то сочувствием, ей всегда было жалко тех, кто не умел за себя постоять.
Кому из взрослых пришло в голову пошутить, что Коля как раз годится в женихи Гале? Не в этом суть, кто это ляпнул, главное, что всем стало ужасно весело. Колька от смущения весь залился краской, замотал рыжей головой. Не зная, куда спрятать глаза и уставился в потолок, он, честно сказать, не смеялся, но всё же улыбался.
Не смешно было одной «наречённой». Принимая всеобщий смех, как оскорбление, а сказанное – буквально, решённым делом на долгие года вперёд. Девочка кидала на рыжего мальчика косые взгляды и тут же сердито отворачивалась. Пострашней никого не могли найти? Первоклассница, вне всякого сомнения, была уже осведомлена о своей красоте. Она не раз слышала, как кто-нибудь из баб говорил матери: «Тётка Маруська, така у вас Галя красыва». А Кружилихе разве мог кто-то сказать подобное? Галя была уверена, что нет!
В том, что племянница хозяина дома невзлюбила Кружилиных, виноваты, сто процентов, шутники. Ростки неприязни с каждой новой встречей на дядькиных посиделках прорастали всё сильней. Корневая система этих ростков так укрепилась в детской уязвлённой душе, что эту ненависть фиг вырвешь! Взрослым и невдомёк было, что своим постоянными издёвками породили в Галином лице врага номер один на несчастную красную Колькину голову.
Однажды, в начале летних каникул Люська позвала Галю с собой сходить к Таньке Коровкиной на Зелёную улицу. Было утро, июнь, зной впереди, а сейчас солнышко грело не сильно. Было приятно оттого, что ты свободен от уроков, оттого, что просто тепло и хорошо, почему бы и не пройтись с соседкой.
Она взяла Галю за руку, как старший товарищ, и девочки потопали по знакомому переулку. Прошли дом Марии Илларионовны, следующий был – Кружилиных. Во дворе прямо у калитки стояли рыжеголовые братья, по всему видать, только встали и вышли поглазеть на свет Божий. Они блажено улыбались. Скорей всего, тоже наслаждались каникулами, теплым солнцем, ну, вообще, испытывали те же чувства.
Ведь ничего дурного не сделали, ничего плохого не сказали, только милодушно улыбались, радовались жизни, да смотрели на девчонок. Но, для злопамятной невесты и этого было достаточно. Чего пялятся? Откуда ж им было знать, что и глядеть на нашу Галю они не имеют права. Никто, разумеется, мимо спокойно не прошёл.
Наступил звёздный час девочки, глубоко обиженной насмешками, что травмировали её самолюбие всю зиму. И всё из-за какого-то беспросветно-тупого Кольки. Перво-наперво она скорчила рожу, на глазах у изумлённых братьев, превратившись в бабу-Ягу! Пугать так, пугать, это было небольшое вступление, перед началом генерального сражения.
Далее враждебно настроенная девчонка выдала хорошо известную всем рыжим и не только дразнилку: «Рыжий, рыжий, конопатый! Убил дедушку лопатой!». Обидные слова в адрес безобидных Витьки и Кольки она выкрикивала громко, с завидным наслаждением и большое количество раз! Старший брат, понятное дело, был не при чём, зла на него маленькая злыдня не держала, но не мешало и ему лишний раз напомнить о цвете волос, на всякий случай.
Потом Галя, не зная, как покруче насолить без вины виноватым, просто кричала: «Рыжие, рыжие!» жёлчь била фонтаном, Валька Чертова – отдыхала! По язвительности Галя переплюнула её только так.
Люська всё также вела скандалистку за руку, в конфликт не встревала. Девчонки шли по дороге и уже практически прошли вражью территорию, когда Галя на прощанье оглянулась на обдразненных с ног до головы мальчишек, показала им язык! Удовлетворённая тем, что представилась возможность, сообщить недругам, что она о них думает, успокоилась, чувствуя пьянящую радость победителя. Охоту жениться на ней, будем думать, отбила рыжему кавалеру навсегда!
И вдруг среди чистого неба грянул гром! «Ты чого их дразнышь? Воны шо тэбэ трогалы?!» послышался голос Кружилихи. Девочка сжалась, как от кнута, мгновенно сообразив в какое отчаянное положение попала. Вот это да!
Оказывается матушка красноголовых сидела с бабами на соседской лавочке и всю нелицеприятную картину наблюдала от начала до конца. Как она могла её не заметить? Если бы земля в эту секунду треснула пополам, девочка прыгнула бы в её недра, не размышляя. Только б не видеть и не слышать эту рыжую бабу!
«Ишь, ты подывысь, яка вумна! Рыжие, рыжие! – шла в атаку, слишком задетая за живое, мать, – а ты кто?» Ответа от Гали было ждать бесполезно, поэтому она сама себе отвечала: «Чёртова цыганка! Чернюча, як смола! Я ось тоби покажу рыжих! Я тоби дам!».
Ответный ушат грязи лился мощным потоком теперь уже на черноволосую голову. Галя шла не отряхиваясь, безмолвно глотая оскорбления. Превосходно сознавая, насколько виновата, шла и безутешно сожалела – зачем тронула её сыновей? Лицо от стыда пылало ярче волос противника! Это надо ж так вляпаться, так опростоволоситься перед Люськой? Лучше б Галя сидела дома. Ей даже перехотелось жить…..
СИНЕЕ ПЛАТЬЕ
В Галину бытность учителей не хватало, и Мария Илларионовна вела параллельно два класса, третий и первый. Справа у окон сидели третьеклассники, слева – первоклашки. Такая вынужденная укомплектованность порождала свои неудобства. Старшие дети отвлекались, когда малышня бэкала-мэкала над букварём, а вновь прибывшие, забыв о своём задании, с открытым ртом слушали, как третьеклассники рассказывают стихотворение.
Надо заметить, что с первыми текстами про маму и раму наша героиня справилась без особенного труда и получила первую пятёрку! Начало было обнадёживающим, если бы, конечно, буквально на следующий день Галя не заболела воспалением лёгких. Стояли погожие сентябрьские деньки, хотя и тёплые, но, однако, не лето, и обливать друг друга водой из-под крана не следовало. Но дело сделано, и полуживую первоклассницу направили в районную больницу.
Мать заметалась, дочку не в чем было везти, и кинулась за помощью к Будякам, там всё-таки трое девчат, да и живут соседи покрепче. Клавдия Григорьевна, очень уважавшая Марусю, предложила Нинкино пальто. Ага, сейчас! Средняя дочь запротестовала на полном серьёзе и своё пальто дать не пожелала! Ясное дело, что проявившую такую несознательность, по отношению к подружке, жадную Нинку никто не собирался слушать. И Галя, облачённая в чужую вещь, с температурой, была доставлена в райцентр.
Воспаление есть воспаление, и лечили его не так уж быстро, и когда девочка вернулась за парту, дети прошли букв немало. На этом пятёрки Галины закончились, ну, на некоторое время. Мамка по этому поводу сокрушалась не раз, глядя на дочкины неуспехи: «Как Галя хорошо тогда прочитала, а теперь сглазили дитя!» Кто? Мать не уточняла, а Гале очень было любопытно знать, сама учительница завистью исходила или одноклассники оказались такими глазливыми?
Училась в спаренном классе одна девочка, Малыгина Нина. Назвать её Нинкой язык не поворачивался. И даже, когда ученики, после первых дней сентября, сменили парадную форму на повседневную и превратились в серую толпу. Нина всё равно выделялась из этой неприглядной массы, обряженной в убогую форму. Кофточки носила третьеклассница яркие, и где их только её мамка покупала? Девочка, по правде говоря, красавицей не была, и когда повзрослела, таковой не стала. Но была исключительно приятной наружности, смотреть на неё было немалым удовольствием!
И тот факт, что Малыгина рыжеволосая и конопатая, нисколько не умилял достоинств девочки, перед первоклассницей. За её аккуратненький носик и пухлые розовые губки, Галя прощала ей все непростительные веснушки! Её чрезвычайно интересовало, какую отметку получит любимица за рассказанный стих. Как всегда Мария Илларионовна оценивала ответ Малыгиной несправедливо.
Ученица выходила к доске, тут же краснела, сливаясь с пионерским галстуком, и без единой запинки торопливо озвучивала задание. А Мария Илларионовна, выслушивала и говорила: «Садись Нина, выучила стихотворение хорошо, но рассказала без выражения, четыре».
Галиному негодованию не было предела, ну, почему не «пять»? Что означало «без выражения» первоклассница не знала. Но то, что это «выражение» должно присутствовать при читке стиха, было ясно, как Божий день. Всё стало на свои места, когда Галя сама начала читать стихи. «Рассказывай, Галя, громко с выражением!» подсказывала Мария Илларионовна. Что-что, а громко, пожалуйста, это не трудно, глотка у школьницы лужённая. Что на Лёльку закричать, что мамке огрызнуться, дома никто тихо не разговаривал. Если бы слабоголосая Малыгина умела так кричать, то получала бы пятёрки.
Проучились дети общим коллективом недолго, прислали новую учительницу, Марию Григорьевну. Старших Мария Илларионовна отдала, а малышей оставила себе. От Галиных наблюдательных глаз не скрылось то обстоятельство, что новенькая учительница часто меняет наряды. Она провожала ревностным взглядом разодетую Марию Григорьевну, и в какой-то степени даже расстраивалась. Ну, почему её учительница, ходит почти в одном и том же?
Вопрос досаждал и требовал ответа, который могла дать только мамка. Не будет же ученица спрашивать у самой Марии Илларионовны: «А чо у вас платьев мало?» Не надо, Галя знала свое место, и такое спрашивать у учительницы стыдно.
Эх, это было золотое время для педагогов, всеобщее уважение, как родителей, так и учеников. Водились и при советской власти выродки, но это было редким исключением, а правилом служило – почитание наставника. Матери могла нагрубить Галя, но не Мариларионе, и также невероятным было её ослушаться. Тогда ещё дети росли совестливыми.
И мамка объяснила, почему у Марии Илларионовны мало платьев. «У Марии Григорьевны нет семьи, живёт она одна, куда ей деньги тратить, как не на себя. А у Марии Илларионовны двое детей, ей на наряды не хватает». Оказывается, что виновниками скудного гардероба её первой учительницы являются Сашка и Мишка. Не зря их Галя недолюбливала. Ученица осознала всю безысходность тупиковой ситуации: это ж родные дети, они на всю жизнь! И осталось только смириться с неисправимой реальностью.
Но в жизни не может быть всё время плохо, настал тот памятный день, когда Мария Илларионовна пришла в школу в новом платье! И совсем некрасивая учительница, которая ходила более чем скромно одетая с бубликом на затылке, бублик, правда, был на том же месте, где ему и положено быть, вдруг появилась перед детьми в красивом синем платье!
«Наконец-то...» это первое, что подумала Галя. Теперь и у её учительницы есть новый наряд! Даже зародилась слабая надежда, что, возможно, ну, не завтра, а через какое-то время она ещё что-нибудь купит.
И как не пыталась Мария Илларионовна вести себя так, как будто ничего не случилось, лёгкое волнения впечатлительная ученица чувствовала. Ей казалось, что учительница без надобности достала как-то очень торопливо, платочек и поднесла к носу, также спешно сунула его внутрь рукава. Она всегда туда прятала носовой платок.
Порозовевшие щёки придали лицу свежесть, она похорошела прямо на глазах! Как жаль, что скованность не позволила ребёнку подойти на перемене и от чистого сердца похвалить обнову. Сказать, как ей идёт синий цвет, и вообще, что Марилариона стала красавицей! Это были не те дети, говорить комплименты учителям, было не принято. Но счастье просто любоваться круглым воротничком и расклешенной юбкой никто отнять не мог.
Пройдут годы, Галя будет уже сама старше той Марии Илларионовны, что её учила, прежде чем старенькая первая учительница дождётся запоздалого признания.
Вы в синем платье начали урок,
О! как же я была обнове рада!
Пусть перемена, пусть звенел звонок,
Я глаз не отводила от наряда!
«Ну, наконец-то» ликовала я,
И принимала это, как за счастье –
Учительница первая моя,
Себе купила праздничное платье!
И в памяти живёт и не тускнеет,
Прекрасный цвет небесной синевы.
И сердце ученицы тихо млеет….
Я помню всё, а помните ли, Вы?
Рукав с манжетой, круглый воротник,
И носовой платочек у запястья,
И синий свет так глубоко проник,
Даря минуты гордости и счастья...
Всё было, как всегда, и всё-таки иначе,
Ведь новым платьем очарован класс!
Сегодня ученица ваша плачет,
И в синем платье вспоминает Вас…
Но сильно постаревшая учительница уже не отвечала на письма, она только читала их и плакала.