«Ненависть есть ни что иное, как одно из скрытых проявлений любви,» - Зигмунд Фрейд. Хоть он и еврей, но я с ним соглашусь.
Собак любят все. Любит Ильхам, живописно рисующий собачек в виде чеховских старушек-пердушек; любит, пусть и по-своему, Плохишъ; любит укуренный ВД, швыряющий в них из-за отсутствия ответных чувств огромные булыжники с надписью «ЛЮБЛЮ!» на трех языках: русском, олбанском и, почему-то, фарси; любит собак, особенно породистых и Спортивный ***. Подумайте, почему он «спортивный»? Просто у соседей, как минимум, бультерьер. Но больше всех собак люблю я.
Как и всякая страсть, моя любовь к собакам возникла из ниоткуда. Когда-то я, как и большинство из нас, был студентом. Типа учился, по-настоящему бухал, драл девок и теток – в общем, делал все то, чем и должен заниматься нормальный парень.
На четвертом курсе снимал я половину домика в Орле. Так, ничего примечательного: небольшой зал с расшатанной еще до меня кроватью, столом и шкафчиком из имперской канцелярии. А еще кухонька с хрустящими под ногами тараканами и кладовая, горящая ночами мышино-крысиными глазками. Романтика, бля! Заглянет ненароком какое-нибудь симпатичное создание в кладовку – и бегом ко мне на кровать, даже упрашивать не надо! Сам порой голодал, нот крыс кормил испрано, радовался, что они не дохли от хозяйского мышьяка. Хозяйка наведывалась раз в месяц за деньгами, причем подгадывала удачно время, когда их у меня не было… Но я отвлекся.
Едва заселившись, я решил прогуляться за пивом. Люблю, знаете ли, посидеть на берегу реки, поглазеть на грудастых девок. Чувствуешь, как тело становится горячим, хлебнешь холодного пивка – аж пар на лбу выступает. Кра-со-та! Не помню, чего в этот день было больше: девок или пива,- но, когда они закончились, наступила ночь, от Оки потянуло холодом, и я пошел домой.
Двор наш представлял собой унылое зрелище: два довоенных домика, сортир во дворе, один на всех, за забором – детская больница, а под забором и над ним – мусорка. Настоящий рай для котов: бомжей гоняла охрана. В домике, где я снимал квартиру, через стену жил Виталик, узбек по национальности и по жизни, со своей гражданской женой. В другой угловой квартире торчал от футбола и своей опять-таки гражданской жены Вовик. В домике рядом в одной их квартир жил Андрюха. Правильно, с гражданской женой, сестрой первой гражданской жены. А в другой квартире обитал с женой настоящей и детьми Эдик. Около забора больницы стоял еще один домик, в который мы все ходили минимум дважды за день. А между тем домиком и нашими домами был еще один домик, но я ему сначала не придал значения: так, обычная конура для шавки средних размеров.
Насмотревшись за вечер на все, что только можно, мечтая о том, чего нельзя, я зашел во двор и остановился, чтобы докурить сигарету. Ах, Ирка! Когда ты завтра придешь ко мне… Я мысленно раздевал ее, она отвечала на мои ласки. Рука ее гладила мои волосы, грудь, живот. Потом опустилась ниже…
Я вздрогнул. Кто-то крепко сжимал мои, простите, яйца. Я посмотрел по сторонам – никого! Испугался так, что чуть пиво не вытекло. Яйца предательски попытались сжаться, но давление на них усилилось, и я посмотрел вниз. Огромная псина величиной со среднего теленка дружелюбно виляла хвостом. Никогда в жизни я так не пугался. Заметив мое волнение, теленок зарычал, а у меня начали подкашиваться ноги.
- Шарик, - робко позвал я.
- Р!
- Бобик!
- РР!
- Тузик!
- РРР!
- Пушок!
- РРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРР!
Я стремительно трезвел. Злой китайский дух Бо Дун подсказал мне, что «шарики» и «тузики» мало подходя для этого мутанта.
- Рекс, - почти прошептал я.
Яйца, освободившись, метнулись вниз, чуть не утянув меня за собой. Я ощутил зловонное дыхание пса.
- Гав!
Зубы клацнули в миллиметре от носа, на плечи навалились мохнатые лапы, и я упал. Закрыв глаза, пытался вспомнить хоть одну молитву, но на ум приходило только одно:
«Внимай, дитя: над всем
Один владыка –Зевс,
Что хочет, то вершит…»
Я уже приготовился геройски умереть, не обосравшись от страха, как услышал ласковый мужской голос:
- Рексенок! Рексеночек, иди к папочке!
Рексенок соскочил с меня и помчался к хозяину, а я – домой.
II
Мои одноклассники добивали в Чечне ваххабитов, а я (подумать только!) в Орле (!!!) ходил, как по минному полю. Для меня до сих пор остается загадкой, как Рекс помещался в своей конуре, наблюдая за которой можно было предсказывать погоду. Выйдешь на улицу и смотришь. Если из будки торчит Рексова рожа, то будет солнечный день, а если задница – жди дождя.
Рекс был старой кавказской овчаркой, измученной ревматизмом и блохами, с обрезанными ушами, вечно слюнявой пастью и пердящей задницей. От колбасы, наверное. Больше он ничего не жрал. Пойдешь, бывало, в сортир – тащишь с собой два куска колбасы. Один, чтобы пройти туда, другой – обратно. Хлеб Рекс не любил. В этом я убедился на собственном опыте. Идя туда, я бросил ему кусок хлеба. Рекс, как обычно, метнулся к жрачке. Выйдя из сортира, я сразу почувствовал что-то неладное: Рекс смотрел на меня, как Наполеон на Кутузова. Я бросил второй кусок хлеба. Даже не дернулся. Я нервно закурил. Уже восьмой час, у меня сегодня зачет, а Рекс развалился прямо на проходе. Пришла мысль перелезть через забор, но мои руки коснулись чего-то скользкого и омерзительного, и я передумал.
- Мяууу! – услышал я. Звук кошачьего голоса был для меня слаще музыки Шопена.
Схватив царапающегося кота, я бросил его Рексу. Кот не успел даже приземлиться. Могучий прыжок ему навстречу, лязг зубов, хруст костей и посмертное «вяу-у-у!» возвестили мне, что теперь можно экономить на колбасе, благо котов на мусорке всегда было хоть завались.
Так мы с Рексом стали друзьями. Я кормил его колбасой и кошками, а он меня не трогал. Потом стал пропускать в туалет без колбасы, но без очередного кота я назад пройти не мог. Кошки стали меня бояться, приходилось их глушить палкой. А однажды Рекс разрешил себя погладить. Потом еще раз. И еще… Я стал вторым после Эдика человеком, который нашел с ним общий язык.
С Эдиком мы тоже подружились и ходили теперь глазеть на девок втроем: я, Эдик и Рекс. Мы с Эдиком усмиряли страсть глотками ледяного пива, а Рекс однажды не удержался: подскочил к одной из русалок и лизнул ее живот чуть ниже пупка.
- Саня, не надо, - простонала девушка. Но Рекса было уже не остановить. Он во всю работал языком, поднимаясь все выше и выше, пока не лизнул губы девушки.
- Что за говно ты пил? – спросила она, поморщившись, и открыла глаза. На ее крик прибежал Саня, а вместе с ним и мы с Эдиком, а также спасатель, на ногу которого Рекс помочился с довольным видом, а мы поняли, что наши походы с Рексом закончились. Прощайте, русалки!
Рекс, видимо, проголодался и потащил Эдика домой. Мне ничего не оставалось делать, как бежать следом за ними.
Как назло, навстречу шла дама с собачкой. Знаете, бывает такая порода: помесь крысы с хомяком. Это я о собачке. Как в басне Крылова, она вырвалась из рук опешившей дамы и бесстрашно бросилась на Рекса, укусив его за нос и бок. Следующие минуты полторы я угорал от смеха, Эдик чуть не плакал, а дамочка выла сиреной. Собачка, видимо, поняла, что Рекс ей не по зубам, и с воем принялась носиться вокруг хозяйки. Рекс, никогда не прощавший обиды, прыгал за «моськой», пытаясь перекусить ее пополам. Наконец, это ему удалось. Пока хозяйка ловила ртом воздух, мы с Эдиком удрали.
- Па-пик! – услышали мы далеко позади голос дамочки, а через некоторое время выстрел и собачий визг.
III
Два дня мы оплакивали погибшего Рекса. Я его почти полюбил и начал скучать. Пили водку, Эдик не скупился на слезы, вспоминая каждый день нелегкой собачьей жизни. Зато его жена была, наконец, счастлива. Два дня мы поминали Рекса, а на третий он пришел домой. Раненный в задницу, исхудавший, он забился в будку хвостом наружу.
Эдик на радостях зажарил шашлык. Начал собираться дождь, но мы не обращали на него внимания: пили, ели шашлык, пели песни под гитару, гражданские жены №1 и №2 пытались даже танцевать, но не рассчитали с выпивкой.
Пошел дождь. А мы играли в мяч. Я был вроде Овчинникова, а все остальные – Рональдо. Четвертым к мячу подошел узбек Виталик и сильно пробил низом слева от меня. Не знаю, зачем, но я прыгнул за мячом. Прыгнул как можно дальше, прыгнул на мокрую траву, прыгнул на простреленную жопу Рекса… Будка подпрыгнула метра на полтора, и я почувствовал, как что-то горячее потекло по моей спине. Гражданская жена №2 закричала. Рекс рвал клыками мою спину…
С этого момента я стал любить собак. По-своему.