ГЛАВА 18
Женю разбудил Игорь, он был под хмельком.
-Ну, ты и дрыхнуть, земеля! Устал, поди, обрабатывать целину.
-Было…
-И как она?
-Не знаю, заснули сразу, - Женя огляделся, отметил: одежды Альки нет.
-Значит, лады. Раз заснули рядышком. Я ж говорил: мужика ей хорошего надо, что б раз отдрючил...
-Который час?
-Семь, без пяти.
-Как Надя?
-Порядок. Накушалась валерьянки, спала, когда уезжал. Так, давай сейчас к нам, похаваешь, и сам поглядишь.
-Спасибо, не могу. Я внезапно исчез, там беспокоятся. Да и дело у меня неотложное.
-Понимаю, не дурак. Но если что, запросто к нам, как к себе домой. Ладушки?
-Хорошо.
Женя помог Игорю упаковать постельные принадлежности, поднести тюк к лошади, укрепить на седле.
-Ну, держи пять, - протянул руку Игорь; крепко пожал, отпустил не сразу. - Нравишься ты мне, земеля. Есть в тебе что-то располагающее, притягивает. Мы обязательно должны по стакашику пропустить, что б закрепить. Короче: ждём на выходные. Не придёшь - сам прилечу, но уже разобиженный. Лады?
-Лады, - в тон ему ответил Женя. На том и простились.
Женя спустился с горы по едва различимой тропе, вышел к трём обособленным домам. Раньше здесь жили три семьи корейцев, от села их отделял арык, вдоль которого росли корявые старые абрикосовые деревья. Женя с томной сладостью вспомнил, как шумной ватагой с приятелями прибегали сюда лакомиться падалицей, как охотились на воробьёв. Дряхлый кореец с массивной клюкой всё время гонял мальчишек, забавно трясся козлиной жёлто-белой бородкой.
От арыка метров сто тянулся каменистый пустырь, переходящий в широкую пыльную улицу. Начинал улицу детский сад - длинное узкое здание, похожее на паровоз с торчащей и вечно дымящей трубой кочегарки. В ней когда-то работала мама кочегаром. Жили в четвёртом доме по правую руку. Женя специально пошёл по этой улице, что бы взглянуть на дом.
Вот он, такой же неухоженный, словно присевший на корточки. Новый хозяин сделал крышу над крыльцом, надстроил второй этаж сарая - сеновал. Во дворе стоял трактор "Беларусь", у его колёс возилась маленькая девочка со щенком.
Жене почему-то стало грустно, сердце щемяще сжалось, и он поспешил уйти в переулок. На соседней улице было шумно: в сторону аптеки передвигалась собачья свадьба, следом бежала ватага малышни, бросались камнями. Левее, на волейбольной площадке, ребята постарше играли в альчики.
Из центра долетала музыка, традиционно звучавшая за полчаса до начала фильма: желающие могли потанцевать на танцплощадке перед клубом.
Всё как тогда, в те далёкие годы, когда Женя, такой же чёрный от загара гонял «собачьи свадьбы», играл в альчики, а когда умолкала музыка, мамы и бабушки отовсюду и однообразно покрикивали:
-Женька, Генка, Лёшка... ты думаешь домой, или тебе особое приглашение надо? Живо домой, пока за ремень (за прут, за верёвку) не взялась!
Тогда почему-то очень часто показывали индийские фильмы, клуб набивался битком, мест не хватало - шли со своими стульями. Две серии - это уйма времени, в течение которого дети оставались без присмотра, поэтому мамы и бабушки старались к началу фильма накормить ребятню и уложить спать.
Как давно это было, как грустно и сладко вспоминать!
-Женя! - внезапно окликнули.
У металлических ворот, окрашенных в розовый цвет, Екатерина Васильевна прощалась с высокой худющей киргизкой.
-Добрый вечер.
-Здравствуйте, Женя. Куда ж вы так внезапно пропали? И что вы сделали с Альбиной?
-А что с ней?
-Бог весть. Пришла, как в воду опущенная, ни полслова не обмолвила, села в машину и укатила. Дед как полоумный за велосипед и унёсся следом. Куда - не доложился. Что случилось, Женя?
-Успокойтесь, Екатерина Васильевна. Всё нормально. Всё, что ни делается, всё к лучшему.
-Добро бы так. Утром, когда вас с Надей не обнаружили, Аля разъярилась, что твоя тигрица... Я прямо обмерла, так нехорошо стало. Тут ещё Эдька сморозил: быть крови. Битва каких-то титанов...
-Шутка.
-Хороша, шутка! Видели б вы Алю: зверь зверем...
-Видел, она догнала нас.
-Наденьку не тронула?
-Нет.
-Ой, Женя, что-то мне не хочется вам верить. Произошло что-то плохое. Я же чувствую. Ведь так, произошло?
Женя не ответил: они подошли к калитке, где стоял Фёдор Матвеевич, попыхивая трубкой. Женя поздоровался
-Приветствую, Евгений,- Фёдор Матвеевич с чувством пожал руку Жени, обдав его дымом и самогонным духом.
-Уже причастился, окаянный! - ругнулась Екатерина Васильевна.
-Не зуди, мать. Пять капель с хорошим человеком за хорошее дело. Верно, Евгений? - дед озорно подмигнул.
У Игоря был по всему. Интересно, что он там наплёл?
-Идёмте, Женя. С утра, поди, маковой росинки во рту не было. А ты, дед, не цепляйся, не порть человеку аппетита. Иди вон лучше налей в бочку воды.
-Ступай, Евгений, подкрепись. Потом у нас с тобой будет сурьёзный разговор.
-Ага, только твоего словоблудия он и не слышал, - язвительно бросила с крыльца Екатерина Васильевна.
-Тебе, бабе, этого не понять, - добродушно отозвался дед, направляясь к колонке.
-Мойте руки, вот полотенчико. Не стану вам мешать. Кушайте на здоровье. Если что нужно будет, кликнете - я во дворе,- Екатерина Васильевна перед уходом, бросила последний взгляд на сервированный стол и осталась довольна: радушность и хлебосольность хозяйки налицо. Но во всём её облике чувствовалась угнетающая тревога. Неужели её сердце не обманывает и впереди нечто плохое? Алька? Как она поведёт себя после случившегося? Куда поехала? Не к Наде, это ясно по добродушному настроению деда. Во Фрунзе? Не станет ли мстить родным Нади? И, походя, планировать, как обещала, ужасную месть ему, Жене? Впрочем, возможен и другой вариант. Екатерина Васильевна, привыкшая видеть внучку однообразно, знавшая её возможности, по части властных выходок, и не мыслила иначе. И вдруг... Алька другая: поникшая, тихая, потерянная. Было от чего затревожиться.
Алька, Альбина... Женщина, познавшая мужчину, пусть не в полном сознании, в гипнотическом, внушённом, но это случилось. Женя столько сил вложил в этот сеанс, неужели всё во зло?
-А почему мы не кушаем?
На пороге стоял Фёдор Матвеевич, посасывая пустую трубку. Пройдя к окну, он подвинул табурет, сел.
-Что, Евгений, думка жмёт?
-Жмёт.
-Откинь. Всё сделал ты правильно, парень. Одобряю.
Женя хмыкнул: что он может знать? Разве что Игорь разрисовал домыслив.
-Эт ты зря усмехаешься. Думаешь: старый сморчок мелет языком, не знамо что. Ведь так подумал? И ошибся, парень. Я как увидел Альку нынче утром, по началу опешил: другая стала внучка, квёлая какая-то. Присмотрелся, и понял: выпороли! Я сам её порол разок верёвкой, ещё пацанкой сопливой бегала. Так вот такой же была. И сердце возрадовалось: давно руки чесались, но куда мне ноне совладать с эдакой... Нет, правильно, правильно сделал. Гордая, конечно, дюже, сильно переживает, но задумалась. А это добрый факт!
-Как там Надя?
-Жаль девку, под такой пресс угодила. Порассказали мне там, что с ней эта лахудра вытворяла... Эт какой же скотинкой надо быть, что б такое... Понахватаются всякой дряни в своих университетах, а дурное оно легше лёгкого липнет, коль в головёнке пустота. Согласен?
-Отчасти. Кстати: у Али не было в детстве травмы головы?
-Погодь, дай повспоминаю. Как же, было! Она тогда в пятом классе была, кажись... Да, зима сырая и холодная в ту пору случилась. За садом, там, где кладбище, помнишь какой спуск? Вот он покрылся льдом, а детвора устроила катания на санках. А там, если помнишь, внизу столбы высоковольтки. Ну и случилась беда. Сынка Хомяковых переломило пополам, санки сплющило - в самую опору врезался. А нашей Альке повезло: пыталась затормозить у самой опоры, санки перевернулись – шмякнуло её головкой. Мы тогда с бабкой, грешным образом, поставили крест на внучке. Везти-то надо было в город, своя больничка - один фундамент. Коли не помрёт в дороге, думали, останется дурочкой. Однако Бог миловал. Почитай с полгода помаялась у докторов, вернулась бойчее прежнего. Ну, мы с бабкой с месяц замаливали свой грех.
-Значит, это она была. Я слышал об этой истории, когда мы переехали сюда. Вот вам и причина её отклонений.
Дед посерьёзнел, сунул трубку в карман, пристально посмотрел в лицо Жени.
-Это... на всю жизнь?
-Трудно сказать. Тут нужен специалист...
- Да, язви тя копытом, - дед вновь вытащил трубку, коробочку с табаком, задумчиво стал набивать. - Знать бы, за какие грехи Маше такое наказание...
Вошла Екатерина Васильевна с миской, полной мытых слив.
-Покушали? - Деду сердито: - А ты чего здесь? Сказала же: не донимай человека болтовнёй.
-Не болтовня, а сурьёзный мужской разговор, - пыхнул дед, окуриваясь дымом.
-Ты что творишь, негодник! А ну марш отседа! Тьфу, вонищу тут развёл...
Дед буркнул что-то и поспешно удалился.
-Спасибо, - поблагодарил Женя за угощенье. - Зря вы на него накричали. Мы действительно о серьёзном говорили.
-Защищаете. Как же, он кому угодно мозги замаслит. Угощайтесь, нынче много уродилось, не знаю, куда и девать. Ночевать где надумали?
-Я, пожалуй, пойду к Марии.
-Тогда я соберу им посылочку. И вам семечек. Давеча я их пожарила.
-Большое спасибо.
-Не за что. Вы уж не забывайте нас, наведывайтесь.
-Непременно.
Женя взял в горсть слив, вышел на крыльцо, где сидел дед в клубах дыма.
-Да, дела... - тяжело вздохнул, глянув на Женю.
Помолчали, устремлённые в свои мысли. Вышла Екатерина Васильевна с сумкой. Хотела уже по привычке заворчать на деда, но что-то в его согбенной спине, опущенных плечах остановило её.
-Федя, Женя пойдёт ночевать к Марии. Дай ему велосипед.
Дед кивнул.
-Можно, я зайду к Виктору?
Екатерина Васильевна вздрогнула, недоумённо уставилась на Женю.
-Отчего ж нет, - сказал, вставая, Фёдор Матвеевич. - Проходь.
Виктор лежал на диванчике, глаза открыты, устремлены в потолок.
Женя встал рядом, прикоснулся к его плечу, заглянул в глаза. Как в глубокий колодец.
-Здравствуй, Виктор. Маша передаёт тебе привет. Она любит тебя. Ты помнишь Машу? Машеньку?
В холодной глубине колодца дрогнула поверхность, образовалась рябь, точно водяной жук пробежал.
-Машенька ждёт тебя, - Женя пожал безвольные пальцы Виктора, и с радостью отметил, как лицо его отозвалось потаённой болью.
"Живой! Машенька-это слабый электрошок в нервный сектор. И он живой!"
-До свидания, Виктор. Скоро ты вернёшься к своей Машеньке. Или мне грош цена. Клянусь тебе!
Женя повернулся. И натолкнулся на пристальный совершенно трезвый взгляд Фёдора Матвеевича.
-Ты хочешь сказать... - от волнения он заговорил тихо, сдавленно.
-Да! Он живой! И его можно вернуть.
-Не могу поверить... столько врачей...
-Они не лечили его, а вгоняли в ещё больший ступор. Потому что подход стандартный. Им всё равно кого лечить Иванова, Петрова, Пупкина. Методика одна для всех, утверждённая Минздравом, и боже упаси хоть на йоту отступить. Отличие только в лекарствах. Если известный человек, нужный - получше, рядовой работяга - похуже... Здесь нужен строго индивидуальный подход.
-А ты...
-Я...без лекарств и медтехники. Только его разум и его тело. И ещё Мария, Машенька...
-Не могу поверить... - дед обалдевшим мальчишкой смотрел на Женю, словно выросшего на глазах.
-А вы поверьте! Поверьте каждой клеточкой сознания. Как верите в Бога. Забудьте напрочь, что он... не живой. Посидите рядом, покурите, и говорите, говорите, как с нормальным человеком. О чём угодно, только связывайте всё с Машенькой. Не с Марией, не с Машей, а именно с Машенькой. Пусть как можно чаще слышит это имя. И, категорически запрещаю, - Женя приблизился к деду, продолжал едва слышно: - произносить - Машка. Исключительно: Машенька. Вкладывайте в это слово всю имевшуюся у вас нежность. Этим вы очень поможете мне, вернее им - Виктору и Машеньке.
-Я понял... сделаю, всё сделаем, как надо, сынок...
-Да, ещё: переговорите с Екатериной Васильевной. Пусть она тоже подключится... только...
-Что?
-Мне показалось, что она боится Виктора... как мертвеца.
-Не беспокойся, сынок, я переговорю. Она сможет. Сможет, если поверит... в воскрешение. Уж поверь, я смогу убедить её. Так что езжай спокойно, всё сделаем, как надо...
ГЛАВА 19
На дороге в пыли лежала Эльвира и корчилась от боли. На подбородке кровавая ссадина, кровь струйками стекала по шее, окрашивая в алый цвет сарафан. На левой ноге от колена и почти до щиколотки содрана кожа. В метрах трёх от Эльвиры валялся велосипед.
-Эльвира, что случилось?! Почему ты здесь?
-Она... она уехала... Я хотела догнать... и упала. Она забрала Толика и ваши... тетради... Я хотела догнать...
- Бог ей судья, Эля. Встать сможешь?
-Нет, я уже пробовала... нога, проклятая, как деревянная...
-Ничего, это пустяки, просто поцарапки. До свадьбы заживёт. Погоди, сейчас, - Женя вернулся к своему велосипеду, подвёл вплотную к Эльвире. Придерживая правой рукой руль, низко наклонился над девочкой. - Обхвати меня за шею, и крепко держись.
Эльвира подняла руки, Женя увидел, что локти её тоже сбиты.
-Я запачкаю вас кровью...
-Отстираем. Ну же, цепляйся.
Эльвира обхватила его шею тонкими горячими и липкими от крови руками. Женя напрягся, стал медленно поднимать девочку. Она морщилась от боли и, кусая губы, как могла, помогала. На вид хрупкая и лёгкая, в действительности Эльвира оказалась тяжёлой. Шею Жени от неудобства заломило, перед глазами замельтешили цветные круги.
Наконец, Эльвира посажена на раму. Женя не стал садиться, ибо понял: с таким грузом не осилит подъём в гору. Он просто повёл велосипед. Эльвира держалась одной рукой за руль, другой за сиденье; она тихо плакала.
-Не плачь, Эля, всё будет хорошо. Болячки заживут...
-Да, хорошо,... а Толик? а ваши тетради? Когда мама хотела помешать, Алька толкнула её... как чужая...
-А Эдик?
-Он пьяный, спит на сеновале. Алька ему две бутылки коньяка дала.
-Понятно. Как думаешь, куда она поехала?
-К себе в город. Я видела, как она свернула на Ак-Су.
"Значит, к Наде не поехала. Видимо, в этом и заключается её месть: украла у нас самое ценное на сегодня. Я хоть по памяти большую часть восстановлю, а Надя... Алька наверняка спрячет ребёнка так, что не сыщешь. Заявить в милицию? А где гарантия, что у неё там нет связей? Провернут так, что сам окажешься преступником. Под горячую руку пришьют... порку и изнасилование. Вполне возможно... Так что, Женечка, жди худшего... Обещанной ужасной мести. И что омерзительней всего, удар будет внезапным и в спину..."
-О чём вы думаете, Женя? Вы очень огорчены из-за тетрадей?
-Нет. Я думаю о том, что скоро к вам вернётся папа. И наступит расчудесная жизнь, как раньше.
-Правда? - Эльвира недоверчиво посмотрела в лицо Жени. - Вы говорите правду?
-Правду и только правду, и ничего кроме правды, - улыбнулся Женя.
-Ой, неужели папка... - Эльвира дёрнулась, велосипед качнуло, и Женя от неожиданности выпустил руль: велосипед упал, больно саданув ребром сиденья в бедро; Эльвира, кувыркнувшись, плюхнулась в придорожную траву.
-Простите, Женя, я такая дурочка...
Им оставалось преодолеть метров сто пятьдесят. Женя бросил велосипед и взял Эльвиру на руки. Она виновато молчала, прикрыв глаза.
-Алё? Ты слышала, что я сказал? Папка вернётся! Прочь грусть и печаль! Ну-ка, улыбнись. Не так, что это за гримаса? Как счастливая девочка улыбнись. Вот, уже получше.
Эльвира благодарно прижалась к его груди, спрятала мокрое лицо, уткнувшись в шею. Через минуту вскинула голову, заглянула в глаза Жени.
-Сколько вам лет, Женя?
-Почти семнадцать.
-А мне осенью будет тринадцать.
-Что?! - остановился Женя. - Я думал: тебе лет десять...
-Все так думают, потому что я маленького роста, карманная, - Эльвира помолчала, густо стушевалась.- Если... папа вернётся... как раньше был... Я согласна стать вашей... женой.
Женя рассмеялся, едва не выпустив из рук девочку.
-Вы не верите? Думаете: маленькая ещё, ребёнок... Но ведь вы через год пойдёте в армию, на два года. Когда вернётесь, мне уже будет почти шестнадцать...
-Солидный возраст. Самое время замуж.
-Опять смеётесь? У нас в классе есть девочка, её мама вышла замуж в шестнадцать лет.
-Есть такие случаи. Только, дорогая Эля, для замужества нужна любовь. И ещё много чего. Одной благодарности мало.
-Я буду любить... вас, - запинаясь, сказала Эльвира, ещё больше краснея. - А остальное... вы научите меня. Я способная. Правда, правда.
Они подходили к дому. Дверь резко распахнулась и выбежала Мария. У неё было опухшее от слёз лицо, на щеке синее пятно.
-Эля, девочка моя, что с тобой?!
-Упала. Ничего, мамочка, всё нормально. До свадьбы заживёт, - Эльвира со значением заглянула в самые глаза Жени, заставив на этот раз его покраснеть.
Через полчаса, когда Эльвира вся в пятнах йода и с забинтованной ногой беспокойно спала, Женя съездил за её велосипедом, сполоснулся в душе, и они с Марией сели за вечерний чай. Эдик, похоже, до утра не проснётся.
-Я вас слушаю, - прервал Женя долгое, мучительное молчание.
- Простите меня Женя, но у меня и в мыслях не было, что она возьмёт ваши тетради...
-Забудьте об этом. Я о том, что просил вас сделать.
-А, об этом... - Мария встала, прошла к шкафу, из-под салфетки на полке вынула тонкую ученическую тетрадь. - Вот, не знаю, о том ли написала, - смутившись, протянула Жене. - Вам ещё что-нибудь нужно?
-Ручку, чистый лист бумаги и семечки.
Через минуту всё лежало перед ним. Женя допил чай, поблагодарил. Мария быстро освободила стол.
-Я нужна вам сейчас?
-Пока нет. Потом, когда прочту и подумаю, поговорим.
-Хорошо, я займусь своими делами.
Женя взял тетрадь, подвинул поближе семечки. Десять страниц крупным красивым почерком, точно экзаменационное сочинение отличницы. Содержание вызывало ощущение горячечного бреда: сумбурно, рвано, порой фразы явно из "другой оперы". Читал медленно, тщательно ощупывая каждое слово. Перед ним была груда острых и горячих осколков некогда цельной картины. Его задача - собрать вновь картину, скрупулёзно изучить, чтобы дать ясный и чёткий ответ: что разбило её? Чувствовалось: Мария писала в сильном волнении, противоречия разрывали её душу на части. Что значимо, что нет? Об этом надо, или ничего не значащий мусор, пыль? А об этом вообще стыдно писать... как потом в глаза смотреть... Помучилась, бедная, истязая себя. Да ещё писала, наверняка, ночью, уставшая от дневных забот.
"Я должен собрать "картину" и дать ясный, чёткий ответ. Иначе до Виктора не докричаться. Но пока не стыкуются кусочки, лишь больно жгут и колют..."
Женя перевернул последнюю страницу, глянул на внушительную горку шелухи, на чистый лист бумаги. Увы, увы: ясно, что не достаёт "фрагментиков", но каких? Если он сам не знает, как объяснить Марии?
За окном быстро темнело. Вошла Мария, включила свет, настороженно - вопросительно посмотрела.
- Я пройдусь немного.
Мария кивнула.
Женя вышел во двор и направился в сторону гор. Видимость была ещё нормальная. Горы, чёрные и обманно-мохнатые, казалось, надвигались, нависали. Стояла звонкая тишина. Порой ветерок со стороны села доносил неясные голоса, смех. Пьяняще пахло за день разогретой травой. По дороге, едва не попадая под ноги, пробегали ящерки. Небо в тёмных пятнах, между ними ясно горели звёздные россыпи.
Женя вновь, уже по памяти, листал тетрадь, всматриваясь в рваные фразы исповеди Марии. Знакомство, месяц ухаживаний, свадьба, брачная ночь, медовый месяц и долгая будничная жизнь. Работа, любовь, беременности, дети. Потом что-то случилось с Виктором... Что?
Погружённый в мысли, он не осознавал куда идёт, и сколько времени. Остановился, когда упёрся в перекладину загона. Осмотрелся. Горы, посветлев, отступили, замерли в дрёме. Взошла луна и затеяла игру в прятки: то мелькнёт за тучку, то лукаво выглянет. Справа в зарослях облепихи и шиповника монотонно шумела речушка. Дорога белой лентой уходила далеко вниз. Воздух был влажный, сладковатый от навоза в загоне. Захотелось пить, и Женя спустился к речушке.
Здесь, сидящим на двух переброшенных бревнах, и нашла его Мария. Она была на лошади, вторая шла рядом, поводья привязаны к седлу.
-Вас долго не было. Подумала: заблудились.
-Не заметил, задумался.
-Вам что-то не понравилось? Я не о том написала?
-О том. Вы правильно меня поняли. Садитесь, поговорим.
Мария присела на брёвна, сложила руки на колени, устремила взгляд в пробегающие под ногами барашки волн.
-Мария, как вам не больно будет это услышать, но в том, что Виктор вдруг стал пить, сделался грубым... виноваты вы. Никто его не сглазил, это вы своим отношением... ослепили, оглушили, можно даже сказать, отравили его любовь.
-Я вас не понимаю...
-Я поясню. Так уж устроено природой, что все люди разные. Один с удовольствием пьёт козье молоко, другой на дух его не выносит, один безумно обожает помидоры, другого тошнит от одного их вида. И так во всём, с чем соприкасается человек. Вот живут два человека, любят друг друга, но один любит козье молоко, другой нет. Он и не пьёт его. А тот, что любит, не навязывает. И нет проблемы. Так? А теперь представьте такую ситуацию: один любит спать на жёсткой постели и засыпает исключительно при свете, да ещё под шумную музыку, а для другого всё это хуже пытки. Что делать? Можно, конечно, второму надеть заглушки на уши, нечто чёрное на глаза, подложить мягкий матрац, исключительно для себя, поверх общего, жёсткого. Можно, только ведь масса неудобств. Так? И, в конце концов, у второго рождается протест, а до этого нервозность, раздражительность по пустякам. Вам понятно, о чём я говорю?
-Да. Только к нам какое отношение...
-Это, так сказать, поясняющее введение к вашей теме. Я уже сказал, что такая ситуация во всём. В том числе и, как говорится, в половой, интимной жизни, или как у вас написано, в постели. В науке это действо называется секс. Маленькое отступление: у нас принято, как правило, у большинства, при строительстве семьи-дома уделять сексу минимум внимания, как слуховому оконцу на чердаке. И совершается дикая ошибка! Потому что секс-это фундамент дома, а не чердачное оконце. Если непрочный фундамент, что говорить о прочности и красивости всего дома...
Так вот у вас я понял следующее: Виктор прекрасно понимал, что дом получится крепким и красивым, если будет прочный фундамент. И он любовно подходил к этому делу. Тщательно готовил компоненты, ставил добротную опалубку, делал заливку. Вы же, Мария, считали: основа дома в его ухоженности, в яркости окраса, вычурности дверей и окон. Вы посчитали, что повышенное внимание Виктора фундаменту... блажь, несерьёзность, наконец, отклонением от нормы. Отсюда: нежелание его услышать, пойти навстречу, помочь, разделить тяжесть работы. Вместо этого вы требовали принять участие в своих фантазиях, как вы украсите комнаты ещё не возведённого дома. Виктор вас любил, очень любил, поэтому скрепя сердцем, отвлекался, что-то упускал, что-то делал кое-как, чтобы уделить вам внимание. И вот дом возведён. Из-за допущенных огрехов в фундаменте стены начали "гулять": где вздулись, где дали трещины, да и сам дом покосился. Виктору было больно на это смотреть, он взывал к вам: брось свои финтифлюшки, помоги, пока есть ещё возможность укрепить фундамент. Вы услышали его? Нет! Вы самодовольно украшали стены, слепые от счастья, ибо не видели перед носом трещины. И что дом весь качается...
Виктор один пытался исправить положение, и надорвался, устал... Вы и тогда не услышали его, стонущего, и вместо помощи... огрели дубиной по голове.
Женя остановился, чтобы передохнуть. И дать возможность Марии осмыслить уже сказанное. Может возникнуть вопрос, который позднее просто затеряется в массе информации.
Мария долго молчала, не двигаясь. Жене даже невольно подумалось: не усыпил ли её своей "речью"?
-Может, что не ясно?- спросил, когда пауза стала тягостной.
- Да нет, всё ясно... Только чужо... словно не про нас. Мне непонятно конкретно в чём моя вина.
-Хорошо, попробую прояснить. Как я понял из вашей исповеди, у вас к сексу прохладное отношение. Вот я, например, люблю стирать, но гладить - боже упаси! Выполняю со скрипом. Так и у вас, Мария. Вы любили, когда Виктор называл вас Машенькой, когда улыбался, нежно целовал, сильно прижимая к груди, но как только вы оказывались в постели, для вас наступала невыносимая работа, как для меня гладить. А ведь при желании можно и эту работу полюбить, только надо настроить себя на иное восприятие. Вот мятая простынь. Фу! Но поводил утюгом - и ровная, дивно пахнущая поверхность. Красота! И эту красоту сделал ты! Виктор всячески пытался втолковать вам это, но вы упёрлись, извините, как глупая овца: мне это не нравится, я никогда этого не полюблю. И зачем я буду утруждать себя, настраивать, лучше не думая, быстро сделаю, как получится, и с глаз долой. А с глаз долой, значит и из сердца вон, говорит народная мудрость.
Вы превратили чудо в постылую каждодневную обязанность, как чистку зубов. Виктор жаждал каждодневного праздника, он творил его, для вас, а вы творили Скуку. Точно смолой заливали его праздник, гасили праздничные свечи... Когда же становилось темно и холодно, обвиняли в этом его, а не себя.
Вы плюнули на себя, перестали любить себя, и тем самым убили в себе Любовь. А потом стали постепенно убивать её и в Викторе.
Итог: вы запустили бумеранг, он поразил Виктора, и, вернувшись, ударил вас. Отрадно, что вы осознаёте это, и что хотите исправить ошибку. Это вселяет надежду.
-На что?- тихо, дрогнувшим голосом спросила Мария.
-Что Любовь не умерла в вас. Она как луковица тюльпана в земле ждёт весны. А пока зима, всё сковано морозом.
-Как же её сделать... весну?
-Вот это как раз самая сложная задача. Подойти к её решению вы должны самозабвенно, включив все ваши чувства, органы на полную мощность. Как можно больше тепла, нежности, ласки! Только тогда наступит весна.
-Я, наверное, не смогу...
-Сможете. Если очень захотите. Если отбросите к чертям собачьим ваши мнимые комплексы, лень и наплевательское отношение к себе.
-Вы мне скажете, что делать?
-В общих чертах. Всё зависит только от вас. На сегодня хватит. Сейчас едем домой, и вы постараетесь хорошо - очень хорошо! - выспаться. Не думайте о делах, мы утром сделаем всё сами. Лечь вам лучше не в душной комнате, а на сеновале.
-Там Эдик спит.
–Уберём.
ГЛАВА 20
Утром Женя встал первым, растолкал Эдика.
-Привет. Ты откуда?
-От верблюда. Подъём 45 секунд. Сегодня у нас необычный, очень важный день.
-Объясни, что к чему, - сладко потянулся, широко зевая, Эдик.
-Чуток позднее. А сейчас дуй оправляться, умываться.
Эдик нехотя поднялся, взял одежду и пошёл на выход.
-Да,- остановил его у порога Женя, - на дворе будь потише: мама спит на сеновале. Она должна хорошо выспаться.
-Не понял, - Эдик мотнул головой. - Вроде я там спал... Почему же... Не понял.
-Сходи, умойся, потом поймёшь.
-Иду командир, уже в пути. Не шуметь, мать на сеновале. Понял.
Женя подошёл к двери, за которой была спальня Марии, и где спала Эльвира, постучал.
-Эля, подъём.
В ответ ни звука. Постучал громче - тот же результат. Толкнул дверь, она с лёгким вздохом открылась. Женя услышал сдавленный плач, доносившийся из-под одеяла.
Подошёл к кровати, приоткрыл одеяло. Боже, море слёз!
-Эля, что? Нога болит?
-Здесь, здесь у меня болит! - почти закричала, ударив себя в грудь.
-Чего же ты терпела, глупенькая? Давай помогу одеться - и живо к врачу.
-Врач мне не поможет, - попыталась улыбнуться сквозь слёзы Эльвира, судорожно сглотнула.
-Не мели чушь, зашибла что-нибудь, когда упала.
-Да нет же, нет,- Эльвира опять расплакалась.- Ничего вы не понимаете... Такой умный, а ничего не понимаете.
-Хорошо,- Женя присел на кровать. - Объяснись. Я действительно не понимаю твоих слёз. Только не реви, чётко и ясно, суть дела.
-Чётко и ясно... Не реви, а что я могу поделать, если хочется реветь?
-Причина?
-Сон мне приснился... Папа вернулся, весёлый, добрый. Мама такая счастливая... и все мы такие... радостные. И Эдик, и Алька... Потом, потом... - Эльвира быстро-быстро завсхлипывала, кинулась лицом в подушку.
-И что же потом, потом?
-А потом, - вскинулась девочка, и закричала в лицо Жени: - Вы пришли из армии... Я так летела вам навстречу... а вы... вы были не один! Вас под руку держала большая длинноногая девица, вся такая... Вы сказали: "Познакомься, Эля, это моя жена". "А как же я?!" - кричу. А вы... и она тоже... засмеялись... Как над несмышлёнышем. И она, эта ваша, по- дурацкому усмехаясь, сказала: "Не смеши кур, маленькая. Какая из тебя женщина, у тебя же ни сиськи, ни...п...п...письки". Ненавижу! Ненавижу её, корову крашенную! Если у неё грудь, как вымя у коровы, значит... значит... она лучше меня? Да? Да? Ещё обзывается...
-Это как? - пряча улыбку, спросил Женя.
-Что меня даже обнять страшно... только в кармане носить, как собачку чау-чау... Ненавижу! И вас и эту корову!
-Эля, Эля, какая же ты ещё... - Женя осёкся, опасаясь новой вспышки, если произнесёт слово "глупенькая".- Эля, всё это чушь собачья. Фантазии роста.
-Чушь, да? Чушь? Фантазии? - Эльвира резво вскочила на ноги, нервно рванула бретельки - ночнушка гармошкой сползла на кровать. Остервенело, щипала Эльвира и хлестала своё худощавое тело, едва обозначившиеся грудки. - Это чушь?! Это фантазии?! Чучело огородное! Лилипутка проклятая!
-Замолчи, истеричка! - Женя схватил её за плечи, с силой тряхнул, выпустил, резко поднял ночнушку, стянул обрывки бретелек, завязал узлом.
-У наших девчонок в классе уже вот какие, - продолжала по инерции Эльвира, выбросила вперёд кулачок с побелевшими пальцами. - А у меня... у меня...
-Мозги есть? Есть мозги у тебя? Или в твоей головёнке только мусор? Отвечай: есть мозги?
-Есть...
-Тогда думай, шевели ими. Природа сделала тебе такой подарок, продление юности. А девчонки твои скороспелки, они быстро перезреют и загниют. А ты всё ещё будешь цвести и пахнуть. Они как яблоко белый налив, а ты как зимнее, апорт. Любишь, апорт?
-Да...
-И я люблю. Это мой любимый фрукт. Так что утри слёзки, выбрось из головы чушь, и живо одеваться. Приготовь лёгкий завтрак, потом съездишь в село. На лошади. Отвезёшь записку Тане Чешковой. Знаешь её?
-Знаю. Но она... плохая.
-Кто тебе сказал?
-Все говорят. Её из города выгнали из-за...
-Запомни, Эля: плохих людей нет, есть больные и здоровые. Здоровые, с куриными мозгами, дальше своего носа не видят, многого не понимают, а то, что им не понятно - плохо. Так на человека вешают ярлык. Это легче, чем вникнуть в суть, помочь человеку в его беде. Так и с отцом твоим: не поняли, и отмахнулись - плохой, безнадёжный, мертвый. Идиоты! Он живой, только крепко спит. И Таня поможет твоей маме разбудить его. Ещё зайдёшь к своим, и скажешь деду, что нужно достать десяток маленьких утят, кассету с Робертино Лоретти. Всё, я пошёл помогать Эдику.
У двери Женя обернулся и деланно серьёзным тоном произнёс:
-Чушь и слёзы оставить здесь. Выйдешь отсюда такая, будто услышала от меня согласие взять в жёны. И что бы весь день такой была! Ясно?
-Ясно... Женя.
-Улыбочку, - Женя навёл на Эльвиру воображаемый фотоаппарат. - Ещё, ещё счастливее. Глаза, глаза тоже пусть улыбаются. Во! Снято!
Эльвира рассмеялась, расковано, смутилась:
-Ну, вас... всё шутите...
-Бери пример, невеста.
Эльвира вспыхнула, как маков цвет.
ГЛАВА 21
Женя с Эдиком выгнали отару на склон. День обещал быть жарким.
Эдик, с похмелья, мрачный, помятый какой-то, покрикивал на овец.
-Ты мне очень не нравишься, - сказал Женя.
-Я сам себе не нравлюсь. Пройдёт.
-Ты уж поторопись, мать не должна видеть тебя таким. У неё сегодня особый день.
-Помню. Что ты Альке сделал?
-Выпорол.
-В натуре? Да, парниша, навёл ты шороху... А с батей, думаешь, получится?
-Должно. Или я перестану себя уважать.
-Ладно, что я ещё должен сделать?
-Поедим, и смотаемся на моё место. Восстановим шалаш, запруду.
- Хочешь уйти?
-Нет. Там произойдёт воскрешение отца и их с мамой Любовь. Не куксись, именно Любовь. После них я за тебя возьмусь. Ты тоже спишь, и тебя надо будить.
-Это я-то сплю?
-Спишь, спишь. Сладко так посапываешь, кайфуешь.
-Ну, рискни разбудить, - усмехнулся Эдик. - Только лоб расшибёшь.
-Не говори гоп, пока не перепрыгнул.
К ним подъехала Мария.
-Доброе утро, мальчики. Идите, покушайте.
-Здравствуйте. Как спалось?
-Чудесно!
-Я рад за вас. Великолепно смотритесь. Скажи, Эдик, хороша, а?
-Ничего.
-Эх, ты чурбан ты неотёсанный! "Ничего". Ты посмотри в глаза. Это же море в бархатный сезон! Хочется нырнуть и утонуть, раствориться в этом блаженстве. А ты - "ничего".
-Полно вам, Женя... а то я как масло начну таять... - Мария зарделась, смешно, по-девчоночьи фыркнув, тронула лошадь.
-Едем Эдик. Взбодрись: чудо начинается!
-Ага, а ты Иисус Христос.
-Назови хоть горшком, только в печь не ставь. Эх, я люблю тебя жизнь, и надеюсь, что это взаимно!
Эльвира уехала в село, а Женя и Эдик отправились в ущелье. Раздевшись до плавок, они часа два колдовали над запрудой - получился роскошный бассейн. Берега усыпали цветами. Обновили, частично расширив шалаш, нарвали травы, уйму цветов и устроили "ложе Любви".
Эдик оживился, мрачность исчезла без следа, он всё время что-то бодренькое напевал.
-Слушай, Жень, если батя вернётся к жизни, я готов всю жизнь быть твоим рабом,- сказал вдруг Эдик, когда они возвращались.
-Всю жизнь мечтал стать рабовладельцем.
-Я вполне серьёзно.
-Я тоже. У меня будет только одно условие к тебе.
-Не пить?
-Это само собой. Я о другом. О козочке...
Эдик дёрнулся, точно под ударом кнута, остановил лошадь.
-Мать сказала?
-Да. Если сам не справишься, ты скажи. Поможем. Я понимаю: это не легко.
Эдик горько усмехнулся, тронул лошадь.
-Что ты можешь понимать... Через это надо пройти. Через армию... и что там творится с теми, кто не может сразу бить в морду...
-Это осталось в прошлом. Плюнь и забудь. Живи сегодняшним днём. И радуйся.
-Хэ, легко сказать - плюнь. Как?
-Вот так, - Женя сплюнул через плечо. - Не скули, Таня тебя быстренько пробудит.
-Это ещё что за птица?
-Не птица, а женщина.
-Может, сначала иначе... это... словами, что-ли...
-Эту станцию ты уже проехал. Теперь только прыгать в воду и плыть, плыть...
-Не боишься, что утону?
-Таня не даст.
-Таня, Таня... Это Чешкова что-ли? Так она ж б...
-Значит, мастер в этом деле. Что тебе и надо. Ещё в древности мудрецы советовали будить таких, как ты, с помощью жриц любви. Ну, как? говорить мне с ней?
Эдик помедлил с ответом, затем махнул рукой:
-А, чёрт с тобой. Помирать, так с музыкой.
-Не верно. Жить с любовью! И с музыкой, разумеется. Вивальди, Моцарт, Скрябин. Можно эстрадную.
-Том Джонс, Демисс Руссос.
-Годится. Всё годится, что гонит прочь скуку, хандру.
Во дворе на брёвнышке сидел Фёдор Матвеевич, тщательно выбритый, и неизменно дымил трубкой. Чуть в стороне от него стояла коробка из-под телевизора, в ней пищали утята. Над коробкой склонилась Эльвира, сыпала понемногу рубленое яйцо и весело смеялась.
-День добрый, Евгений. Эдька, привет. Евгений, я в обиде на тебя. Эльвира, отойди подальше, я счас матом буду ругаться.
-Ругайся, что я не слышала.
-Не перечь деду! Вертихвостка. Сказано уйди, значит, уйди.
-Подумаешь, - Эльвира озорно стрельнула глазами в Женю.
Когда Эльвира скрылась в доме, дед сердито выбил трубку о торец бревна.
-Ты зачем, Евгений, обратился к этой лахудре, мокрощелке? Ты что, на нас не надеешься? Или меня хошь поставить рядом с этой...? Она ж прости господи, ****ёжка первостатейная... Что ж получается, Евгений? Как же такое может быть? Святое, можно сказать, дело делаем, и... ****ёжку вплетаем...
-Можно отвечать? Во-первых, Фёдор Матвеевич, кто она, не нам судить: мы над ней не держали свечку. Вот вы господа упомянули, а он сказал, устами своего сына: "Не суди, да не судим будешь". Во-вторых, можете не считать Таню человеком, пусть она для вас, как... навоз, к примеру. Что вы делаете с навозом? Что?
-Что, что, ясно дело - удобрение, что б хорошо росло в огороде.
-Вот и я беру удобрение, что б росло хорошо.
-Получил, дед! - рассмеялся Эдик, давясь дымом.
-Да уж, - смущённо поскрёб за ухом дед, - как мальчишку... Спасибо за науку, Евгений. Ах, леший, давно мне таких оплеух не навешивали.
-А вот и врёшь,- выглянула Эльвира. - Бабушка их тебе с утра до вечера навешивает.
-Цыть, малявка! Ты ещё возьмись за деда. Уу, достанется кому-то подарочек!
-А меня Женя возьмёт.
-Нужна ты ему, пигалица. Он парень башковитый, в учёные выбьется, по симпозимам будет ездить, ему нужна деваха видная, киношная.
-Пока он будет в армии, я стану такой.
-Ну-ну, грозилась птаха море зажечь.
-Дед, не зли меня! - Эльвира в сердцах хлопнула дверью.
-Капсюль, а не девка. А что росточком мала, так оно ж ещё лучше - руки не оттянет... Ведь ежели сердцем прикипел, да как возьмёшь на руки-то... ног, бывало, не чуешь, туман перед глазами... Мда, где мои семнадцать лет... - голос деда дрогнул, провёл он рукой по глазам, точно смахнул слезинку. - Что далее делаем, командир?
-Возвращайтесь домой. Снотворное найдётся?
-Есть, у Кати в аптечке.
-Дайте Виктору. Эдик, ты тоже поезжай. Сможете привезти?
-Если надо - на руках принесу.
-Эля, алё, что сказала Таня?
- "Буду в тринадцать ноль-ноль".
-Значит на подходе. Пока вы будете перевозить Виктора, мы подготовим Марию.
-А мне что делать? - подошла к Жене Эльвира.
-Тебе? Разумеется, ехать к маме и отправить её сюда.
-Стало быть, по коням, - Фёдор Матвеевич пошёл к велосипеду; проезжая рядом с Женей, сказал: - С Богом, сынок!
-С Богом.
Эдик чуть задержался, сделал круг по двору, приблизился, придержав лошадь:
-Я готов... пусть будит.
-С Богом, Эдик.
-Будь здоров, Евгений! - Эдик гикнул, поднял лошадь на дыбы, и галопом унёсся догонять деда.
Из дома вышла Эльвира, переодетая, Женя подвёл ей лошадь.
-Женя... вот возьми... те, - Эльвира протянула на ладони колечко. - Пусть понарошку, но мне будет приятно думать... что мы... помолвлены.
Женя взял колечко, Эльвира порывисто чмокнула его в уголок губ, стремительно взлетела в седло, и, уносясь, крикнула звонко: - Я сама его сделала для будущего мужа.
Женя внимательно рассмотрел колечко. Деревянное, тщательно отполировано, каждая прожилочка видна. Колечко ещё хранило тепло Эльвиры, но казалось, это прожилки дышат теплом.
- А вот и я, - раздался за спиной девичий голос.
Женя обернулся: в трёх шагах от него стояла девушка приятной наружности, на ней были в обтяжку белые шорты и бежевая футболка - безрукавка, роскошные тёмно-русые волосы волнисто перетекали на плечи. Открытое добродушное лицо, пышные ресницы красиво обрамляли два зеленоватых озерца.
- Евгений?
-А вы Таня. Очень приятно.
-Спасибо. Я уже и забыла, как это звучит. От меня всё больше шарахаются, как от прокажённой.
-Простите им их слепоту.
Таня пристально посмотрела на Женю:
-Вы умница, Женя. А я очень влюбчивая. Особенно в умных мужчин. Не боитесь?
-Нет. Вы случайно не знаете, на какой палец надевают кольцо при обручении?
-Случайно знаю, - Таня приставила велосипед к стене, подошла к Жене.- Давайте. О, какая прелесть! Откуда?
-Невеста сама сделала.
-Мать моя женщина! Это ж чудо! Я тоже такое хочу! За любую плату.
-Не всё, Таня, покупается. Сюда, как вы понимаете, вложено Большое Чувство.
-Ну, пусть чуть похуже. Познакомьте меня с автором.
-Если получу разрешение.
-Понял, не дурак, - улыбнулась Таня, взяла руку Жени и надела колечко на палец, затем повернула ладонью вверх, всмотрелась. - Хотите знать, чего ожидать?
-Попробуйте.
-Только, где нерадостное, примите как неудачную шутку. До середины жизни вас ждут небольшие удачи. Много, очень много моральных потрясений. Трижды будете на волосок от смерти, потом... Заточение, но не огорчайтесь: будет освобождение, затем опять много потрясений, сердечных мук. Будет у вас две жены, и пять или шесть детей... Вторая половина... Нет, лучше не надо, а то вы меня возненавидите, - Таня решительно оттолкнула его руку, вернулась к велосипеду, сняла с руля сумку, достала из неё сигареты, зажигалку.
-Будете?
-Спасибо, не курю. Так что там у меня во второй половине?
-Не нужно вам этого знать.
-Даже как неудачную шутку, чёрный юмор?
Таня в раздумье курила, рассматривая ногти.
-Не скажете?
-Нет. Вы писали, что я нужна для спасения человека. Что от меня требуется?
-Ладно, о моём будущем поговорим в другой раз. Присаживайтесь. И давайте сразу договоримся, без обид, потому что косвенно коснёмся... вашего прошлого.
-Ну, что вы, Женя, какие обиды. Тем более при спасении человека.
-Я был уверен в вас, поэтому и позвал. Вы привезли, что я просил?
-Да, вон в сумке.
-Во-первых, из всего этого, плюс ваша фантазия и прочее - прочее, вы должны превратить обыкновенную женщину в необыкновенную, очаровательную, притягательную... и сексапильную.
-Даже так?
-Да. Во-вторых, вы должны, так сказать, дать экспресс-урок этой женщине, как вести себя с мужчиной, скажем, с замедленной реакцией. Короче: страстная, опытная, темпераментная, мудрая, тактичная.
-Женя, вы меня удивляете. При вашем уме не знать, что всё это...
-Я понимаю и знаю, Таня, что профессионализм накапливается, а не передаётся сразу, вроде эстафетной палочки. Нет у нас времени! Постарайтесь, Таня, сделать невозможное. Во имя Любви.
-Хорошо. Я поняла. Кто эта женщина?
Женя показал на подъезжающую к дому Марию.
-Мария? - зашептала Таня. - Что вы задумали? Неужели... Виктора?
-Да, - Женя встал и пошёл навстречу Марии, помог спешиться, заговорил в полголоса: - Я вас очень прошу: сейчас же выбросьте из головы всё, что вы слышали о Тане. Сейчас это ваша сердечная подруга, искренне желающая вам помочь. Поэтому слушайте её в три уха и смотрите в три глаза. Впитывайте всё, что от неё будет исходить. Вам понятно?
-Понятно.
-Вопросы есть?
-Я боюсь, что у меня не полу...
-Стоп! - жёстко оборвал Женя. - Мария, поезд уже на ходу, поздно прыгать. Идите с Таней, у нас мало времени.
Пока Женя отводил лошадь под навес и снабдил её кормом, Таня с Марией перебросились парой фраз. Мария сходила в дом и вскоре вернулась с полотенцем. Таня взяла свою сумку, и они скрылись в душевой.
Через четверть часа, мокрые и смеющиеся прошли в дом.
Женя присел на бревно, сунул руку в карман за семечками. Можно бы пока и расслабиться, но он чувствовал, как растёт напряжение. Так наверно чувствовал себя солдат рядом с упавшей гранатой: рванёт или бог милует?
В коробке тихо возились, попискивая, утята. Виктор безумно любил эти смешные пушистые комочки. Станут ли они составной частью антишокового удара?
Солнце перевалило зенит. Вода в "бассейне" уже тёплая. Сколько дали Виктору снотворного? Вдруг лишку и до утра не проснётся. Каково будет Марии ждать. Могут нервы не выдержать... Чёрт, не спросил: кассету достали... Я на неё ставил процентов сорок. Если утята не затронут, музыка непременно должна достать. Как же это я упустил...
Скрипнула дверь, выглянула Таня.
-Женя, может, глянете первую версию.
-Непременно.
В центре комнаты, перед зеркалом стояла Мария в... свадебном платье. Женя даже опешил: до чего хороша и незнакома была она. Лёгкий, ненавязчивый макияж, модельная причёска изумительно преобразили лицо Марии. Какие к чёрту тридцать пять! тут двадцать скажешь и подумаешь: ан ошибся, завысил.
-Ясно, - сказала Таня, счастливо смеясь. - Нет слов, полный отпад.
-Вы прочли мои смутные мысли.
-Вот, Мария, полюбуйся. Я тут пухла от гордости, какая умница, а оказалось - плагиат. Вы уж, Женечка, простите меня неразумную, не ведаю, как случилось такое.
-Ничего. Я дарю первородство вам.
-Благодарю, - Таня озорно подмигнула: - Потом мы, как свои люди, сочтёмся.
Во дворе зашумело, зазвякало.
-Что там такое? - дёрнулась Мария.
-Оставайтесь здесь. Таня, у вас ещё есть время.
Женя вышел во двор. Эдик сидел на лошади и держал на руках спящего отца, как большого ребёнка. Екатерина Васильевна, одетая как на праздник, держала лошадь за поводья. Фёдор Матвеевич ставил велосипед к стене дома.
-Здравствуйте, Женечка.
-Здравствуйте, Екатерина Васильевна. Сколько вы дали снотворного? Сколько он ещё будет спать?
-Час с небольшим, я думаю, потом легко можно разбудить, коли сам не пробудится.
-Хорошо. Фёдор Матвеевич, кассета...
-Есть. Вот, в кармане.
-Эдик, ты как?
-Руки немного затекли.
-Потерпи минутку. Фёдор Матвеевич, идёмте, принесём, на что положить Виктора.
Женя ещё не успел договорить, а дед уже летел в дом.
Постелили кошму в тени. Женя и Фёдор Матвеевич приняли с рук Эдика Виктора, положили на кошму. Екатерина Васильевна заботливо укрыла тонким одеялом.
-Эдик отдыхай. Мы с вами, Фёдор...
-Зови просто дед.
Женя кивнул, соглашаясь.
-Нужны носилки. На руках до места не довезти. Что нужно? Жерди, верёвки.
-Счас, смастерим. Катюш, возьми, - дед передал жене кассету, коробочку с табаком, трубку.
Работали споро, без суеты. Екатерина Васильевна заняла пост у Виктора, отгоняла назойливых мух с его лица.
Минут через десять присоединился Эдик, и вскоре носилки были готовы. Все вопросительно глянули на Женю.
-Можно перекурить и тронемся.
Дед и Эдик опустились на бревно, закурили. Почему-то никому не хотелось говорить. Женя тоже присел, но тут же встал: ноги дрожали. Напряжение росло, давило на плечи, на черепную коробку. Женя прошёлся по двору, все с лёгкой тревогой наблюдали за ним.
-Сынок, что-то не так? - осторожно спросил дед.
-Всё нормально. Вы помните рождение первого ребёнка?
Екатерина Васильевна как-то странно дёрнулась, тихо охнула.
-Помню, - дед насупился, руки его мелко задрожали. - Катюша никак не могла разродиться... Я как полоумный в неведенье выплясывал под окнами роддома, мандраж колотил...
-Тогда вы меня поймёте. Я сейчас как под окнами роддома...
-А Петенька и пожил то три дня, - казалось, Екатерина Васильевна только губами шевельнула, сказала самой себе, но услышали все.
Дед замер с потемневшим лицом. Эдик выронил сигарету, ошалело глянул на Женю.
-Не думать! Не думать! - с гневом вскрикнул Женя, и каждый вздрогнул, как от пощёчины.- Слышите! Он родится, и будет долго жить! И будут у вас ещё внуки! Всё, едем!
Екатерина Васильевна тихо плача, стояла в сторонке, пока прилаживали носилки на спины лошадей, затем укладывали Виктора. Из дому принесли ещё пару одеял, подушки, укрепили всё так, чтобы как можно меньше Виктор ощущал тряску. Над головой приладили зонт.
-Эдик, возьми магнитофон, и отправляйтесь.
-Утята, - робко напомнила Екатерина Васильевна.
-Да, коробку тоже возьмите. Мы через пяток минут следом.
Когда дед и Эдик выехали со двора, к Жене подошла Екатерина Васильевна:
-Простите меня, ляпнула не подумавши...
-Ничего. Вы тоже извините, что накричал.
-Я понимаю, не со зла... - Екатерина Васильевна приблизилась, поцеловала Женю в лоб, перекрестила: - Храни тебя Господь.
-Спасибо, Екатерина Васильевна. Вы остаётесь за хозяйку. Приготовьте ужин. А пока соберите, что им покушать, Виктору и Марии. Обязательно положите малосольных огурчиков, в термос горячего крепкого чаю. Дальше... банку абрикосового джема, и побольше яблок, которые Виктор любит. Остальное Мария подскажет.
Екатерина Васильевна ушла в дом. Женя присел на бревно, колени заплясали - он тотчас вскочил, медленно пошёл по двору.
Всё ли сделано, как надо? Не упустил ли чего из-за нервозности? Который час?
Женя вскинул голову, и взгляд его зацепился за отару на склоне, одинокого всадника на вершине. Около трёх часов, как там Эля, взяла ли перекусить что, попить? Головка её была занята другим, могла и забыть. Вернёмся часа через два, выдержит, если ничего не взяла?
Женя не услышал, как рядом появилась Таня.
-Эля там? Забавная девчушка.
-Да. Вот думаю: взяла ли что поесть, попить. Торопилась...
Таня двусмысленно усмехнулась, тронула Женю за плечо:
-Вот вы умница, я так себе. Можно мысль, на этот раз точно моя?
-Валяйте.
-Если б она оказалась пустой, Мария не пропустила бы.
-Верно. Склоняю голову. Как Мария, готова?
-На нетвёрдую четвёрку.
-Я на большее и не рассчитывал. Сейчас вы вдвоём поедете на место, поэкзаменуйте, может, что упустили, дополните. Вобщем повторите для закрепления. У меня всё. Вопросы?
-Один. Мы могли бы потом... поэкзаменовать меня, практически?
Женя непроизвольно глянул в сторону гор. Таня проследила его взгляд, коснулась пальцами колечка, покрутила вокруг пальца, затем крепко сжала руку Жени.
-Это детская мечта. А мы с тобой, - Таня, очевидно, намеренно перешла на "ты",- можно сказать, взрослые...
-Таня, давайте пока отложим. Я сейчас просто не способен думать в этом направлении. Без обид, хорошо? Потом, возможно, я сделаю для... тебя, что угодно. Подождём?
-Подождём.