Сильвестр и Кристинка

Автор Бабука
Предыдущая глава:
http://www.proza.ru/2009/05/21/65

     Павлуша понемногу возвращался из мира мистики в реальность. Приходилось признать, что желаний лошадь, скорее всего, не исполняет. Однако оставался вопрос, как она попала в комнату.
     – Что это? – спросил Павлуша, указывая на животное.
     – Не что, а кто, – поправил Фред. – Это Сильвестр. Он пони.
     – Пони... Откуда он взялся? Чей он?
     – Да нашей кавалерист-девицы, Ирки Пантюхиной с четвертого этажа. Она на нем детей на площади катает.

     Рассыпавшиеся было кирпичики здравого смысла стали понемного укладываться в Павлушиной голове на свои места. Ира Пантюхина с детства любила лошадей и конный спорт. Свободное время она проводила на городском ипподроме, где кормила и чистила животных, за что ей разрешалось покататься. Карьера жокея ей не светила из-за довольно высокого роста и плотного сложения, что ее расстраивало, но не очень. Ирина любовь к лошадям была бескорыстна, как и всякая настоящая любовь. Однако стремительное шествие реформ вскоре поставило руководстсво ипподрома перед выбором: либо заключить договор о поставках с местным колбасным заводом, либо попробовать перевести животных, не пригодных к бегам, на самоокупаемость. Победила гуманность, и нетоварный конепарк раздали добровольцам и распределили по местам отдыха. Жители города за умеренную плату охотно фотографировались в седле, а некоторые решались даже немного прокатиться, в то время как девушка или юноша вели благородное животное под уздцы.

     Ире Пантюхиной доверили вороного коня по кличке Шопен, очень импозантного несмотря на солидный по лошадиным меркам возраст, и Сильвестра – пони, беседу Павлуши с которым и прервал своим появлением Фред. Когда ей нужно было в течение дня зайти домой, Ира просто привязывала подопечных к дереву во дворе. Нервный вид Шопена, его сильные, вооруженные копытами и подковами ноги, в комплекте с пугающих размеров зубами, которые он не стеснялся показывать, производили должное впечатление на местную шпану, и покушений на жизнь и достоинство животных не было.

     – Это ты его сюда привел?
     – А ты думал, он сам пришел? – в голосе Фреда почти не было ехидства.
     – Зачем? Зачем он здесь?
     – Жить теперь у нас будет. Вон у Дашки же кот живет. А то скучно как-то у нас, особенно после Кристинки, царство ей небесное, – на лице Фреда отразилась скорбь.

     Год назад Фред, большой любитель и коллекционер периодических изданий, которые на их лицемерных родинах стыдливо скрываются под эвфемизмами вроде «журналов для взрослых» или трех иксов, а у нас называются честным и веселым словом «порнуха», пережил озарение. В энный раз перелистывая дорогие сердцу страницы, он обратил внимание на рекламные врезки. Широта ассортимента и дизайн предлагаемых изделий поразили его. Пальцы запросились к перу, а перо, соответственно, к бумаге. Свободно потекли, однако, не стихи, а жалобы на тяжелую судьбу студента в дикой России посреди подстерегающих на каждом шагу инфекций и вирусов. Вооружившись словарем и призвав на помощь личный опыт и фантазию, одинаково богатые, Фред за один вечер состряпал полдюжины писем, в каждом, помимо сетований на нужду и венерическую угрозу, обещая немедленно начать кампанию по рекламе и популяризации торговой марки фирмы-производителя на совершенно не освоенном российском рынке – в обмен на небольшое пожертвавание в виде образцов продукции. Письма были отправлены и вскоре забыты.

     А через три месяца Фред получил посылку из Голландии. Результат превзошел ожидания: отправитель прислал свои лучшие, выставочные образцы. «Ты посмотри, Павлуша, какие презеры!» - радовался Фред. – «Что ни гандон, то огурчик!» И действительно, каждая единица была индивидуально упакована в нарядный конвертик, с вкладкой-буклетом, содержавшей инструкции и красочные иллюстрации других моделей. Кроме того, широки были цветовая гамма и набор атрибутов, нацеленных на другие органы чувств. Фред тут же распределил товар среди нуждающихся: «Две штуки на рыло, вас много, а их мало!»

     Не успел пройти ажиотаж, вызванный разноцветной манной, неожиданно оросившей общежитие, как пришла вторая посылка, поменьше. Открыв коробку, Фред взвыл от восторга. «Павлуша, офигеть – не встать, вот это круто по-настоящему – такого стопудово нет ни у кого!» Так в комнате поселилась Кристинка, надувная кукла, с круглыми глазами, раскинутыми в стороны конечностями и удивленно открытым ртом. Кристинка заняла почетное место за обеденным столом и два месяца была неизменной участницей всех чаепитий и пьянок. К ней привыкли, и даже у девушек Кристина вызывала не шок, а скорее подобие ревнивого любопытства. Некоторые из них подолгу разглядывали заморскую игрушку, тыкали в нее пальцем, и, наконец, решались задать мучавшие их вопросы: «А как ее... ну то есть, куда?» «Кристина у нас девка хоть куда!» – отвечал Фред – «Не то что некоторые,» – и он многозначительно смотрел на собеседницу. «А вы ее моете, ну, в смысле, после...?» – «Да ну, зачем, тут все свои», – смеялся Фред. Иногда Фред, взобравшись на плато, вел с куклой задушевные беседы. Кристинка слушала внимательно и никогда не перебивала. «Эх, резиновая ты моя, цены тебе нет!» – умилялся хозяин. Потом кто-то случайно задел куклу зажженной сигаретой. Кристинкино счастливое лицо вытянулось, а еще через секунду она сложилась пополам и упала со стула. «Убийца! – закричал Фред на виновника. – «Ты же убийца!! Люди, на помощь, Кристинку мою убили! Убийцы!» – и невозможно было понять притворяется ли он, или на самом деле тронулся умом от горя.

     И вот теперь Фред нашел Кристинке замену. Павлуше стало страшно – жить в одной комнате с лошадью он очень не хотел.
     – Совсем башню снесло? Как это, жить у нас будет? Здесь тебе не конюшня.

     Фред пробежал взглядом по раскиданным по всей комнате Павлушиным вещам, смятой кровати, по книгам, лежавшим бесформенными кучами на полках и письменном столе, и спросил:
     – А ты уверен?
     В отличие от соседа, Фред любил порядок. Павлушу же желание прибрать комнату посещало раза два в год. Однако к этому времени фронт работ расширялся настолько, что где-то после часа стараний Павлуша утомлялся и пыл его сходил на нет. А уже через пару дней на его половине снова наступала мерзость запустения.

     – По крайней мере, такого я пока в центре комнаты не делаю, – начал оправдываться Павлуша, показывая на конские яблоки.
     – Ну, какие твои годы – успокоил его Фред. –Ладно, Павлик, пер аспера ад астра. Что в переводе означает «не бзди никогда». Сильвестра я покататься взял. Всю жизнь мечтал научиться ездить верхом. Я, наверно, ковбой в душе.
     – И Ирка разрешила? – поразился Павлуша.
     Фред посмотрел на соседа с жалостью.
     – Чувак! Если хочешь чего получить в этой жизни, проси прощения после, а не разрешения до. Сам-то разве не хочешь прокатиться? По глазам вижу, что хочешь! Ну, пойдем, настало время для небольшого родео.

Продолжение:
http://www.proza.ru/2009/05/21/59