Предыдущая глава:
http://www.proza.ru/2009/05/21/22
Самое красивое место в городе – набережная, широкая и светлая, с одной стороны обрамленная старинными купеческими особняками, а с другой – открывающаяся на десятки километров сплошной русской красоты. Оперевшись на чугунную решетку ограды, можно долго стоять, скользя взглядом по лентам двух рек, связанных вместе роскошным бантом, по волнистым лесам, по развернутым скатертям лугов и полей, по разноцветным россыпям игрушечных домиков на другом берегу.
А лучшее время в году – конец мая, если, конечно, повезет с погодой. Небо в это время пронзительно голубое, облака – белые-белые, как накрахмаленные, в листве нет ни намека на желтизну, только юность и свежесть, а в воздухе –вкус наступающего лета.
Стоя в такой вот чудесный день на набережной, Павлуша думал, что уезжать из города будет жаль. Тем не менее, уезжать было надо. Начиналась жизнь – новая, немного пугающая, но полная волнующих, неведомых возможностей. Что ж, усилия окупились, ставка сыграла. Билеты для себя и Алены куплены. Подходящий повод устроить праздник. Даже название имеется – спасибо Фреду.
В последний раз Павлуша видел Фреда случайно, на улице, в хмурый и холодный день начала апреля. Фред был все в том же коротком сером пальтишке, основательно истрепавшемся после катания на Шопене и за три прошедших после этих событий года. Они поговорили минут десять. Фред очень похудел, глаза за очками, показались Павлуше необычайно яркими, почти синими на фоне бледного лица. Фред приглашал в гости в общагу, где он по прежнему жил, рассказывал про новых знакомых, о том какие интересные и хорошие они люди. Павлуша ответил, что скоро должен будет уехать по делам, но по возвращении обязательно зайдет. Через девять дней на перроне вокзала, за несколько минут до посадки в поезд, Павлуша узнал от приятеля, что Фред умер – был убит интересными и хорошими людьми. Студенты собрали деньги и похоронили Фреда на Нагорном кладбище.
Теперь, полтора месяца спустя, вспоминая встречу с человеком, которого больше не было на свете, и думая о начинающейся большой и яркой жизни, Павлуша чувствовал, что где-то глубоко внутри открылась, нет, не рана даже – пустота, в оболочке тихой боли. И как предвестие будущего явилось ему знание, что оставшихся лет и десятилетий со всеми их впечатлениями, путешествиями, встречами не хватит, чтобы заполнить эту пустоту, и что щемящая, прекрасная боль эта не пройдет никогда. Как же так, Фред? Что же это?
Незаметно, как шпионы-ниндзя, подкрались слезы. Чтобы скрыть их от гуляющего вокруг народа, Павлуша поднял глаза на бирюзовое, штопаное редкими белыми заплатами небо. Из-за облака, диковинной формы, похожего на коротконогую лошадь, показалось солнце – еще не очень яркое, с рыжеватыми вихрами вокруг круглого лица – и на мгновение вспыхнуло, будто улыбнувшись усиленной в миллиарды раз белозубой улыбкой. Вспышка тут же сжалась в острый луч, и он, пронзив немыслимое растояние, пронесясь мимо звезд и планет, золотой спицей проколол весеннее небо и легко щелкнул молодого человека на набережной по носу.
– Эй, Павлуша, не писай в ботфорт! Как я тебя учил? Через не хочу, через не могу, через не дает!
Молодой человек рассмеялся.
– Я постараюсь.
К О Н Е Ц
июль – ноябрь 2007