Маленький Тарасик, злой упырь и домовой-богатырь. (Из цикла "Занятные истории")
Когда это было – не вспомню. Но люди сказывают, было не так давно. Коли вам случится проезжать по Елантьевскому тракту, то в глубине соснового бора вы можете набрести на избу одинокую. В этой избе жил когда-то маленький мальчик Тарасик со своею бабушкой. И вот какая история приключилась однажды с Тарасиком.
Как-то раз отправилась бабушка Тарасика в село за солью. А Тарасику наказала двери никому не открывать, чужих в дом не пускать!
Тарасик весь вечер в солдатики играл, кораблик из сухих стружек мастерил. Как темнеть стало – печь в доме затопил. Хоть и мал был Тарасик, а печь растапливать умел не хуже бабушки!
Печь растопил, да в кроватку свою улёгся. Лежит, на огонь глядит. Нравилось ему на огонь глядеть. Язычки пламени что человечки живые – по поленьям скок да скок, прыг да прыг. В догонялки-салки играют. Весело так, задорно! Ночь в окошко глядит, на Тарасика дремоту наводит. От любования огнём отвлекает.
БОМ-БОМ-БОМ…. Часы большие полночь отбивают. Весь сон у Тарасика распугали. Посмотрел Тарасик на часы. Голову и так, и эдак наклонит. Часы на избу похожи. Дверца и окна имеются, как настоящие. Наверху кукушка живёт. Не кукует кукушка. Сломалась. Бабушка мастера ищет, чтоб починил кукушку.
В часах ещё и домовой живёт. Старичок с лохматой головой, синеватой бородищей. Усы длиннющие, брови косматые-косматые! А глаза что уголья в печи – красные! Выходил домовой из часов в рубахе белой до пят. К столу подходил, чай из самовара наливал и пил, прихлёбывая. До сладкого домовой охоч был. Увидит варенье какое или печенье, или пряники – и ну уплетать! Тарасик домового боялся поначалу. Привык потом. Добрым был домовой, хоть и грозным на вид. То одеяло Тарасику поправит, то печенье под подушку сунет. Потерянную днём вещь найдёт и на видное место положит.
Лежит Тарасик, глазки прикрыл, спящим притворился – ждёт, когда же домовой из часов чаю с вареньем откушать выйдет.
Вдруг слышит – филин близко-близко заухал, захохотал, как кликуша. Мурашки по Тарасиковой коже так и забегали. Натянул Тарасик одеяло по самые уши. Одна макушка из-под одеяла и виднеется.
Отсмеялся филин, успокоился.
Тут в окошко точно веточка ткнулась, скрипнула по стеклу. Тарасик дыхание затаил. Откуда веточка появилось. Не было под окном деревьев!
Шаги тяжёлые у крыльца послышались. Кто-то на крыльцо взошёл, поднялся. Ступеньки скрип-скрип.
У двери шаги замерли и тихо стало. Тарасик выдохнул. Медведь что ли из лесу притопал?
Тук-тук-тук… - постучали в дверь. Молчит Тарасик, молчит. Сердце в груди то трепещет, то замирает.
- Добрые люди, впустите горемыку-сиротушку на ночной постой… - запричитал тонкий голос за дверью. – Христа ради, помилуйте. В лесу плутал, от обоза отстал. До утра у вас хоть на лавке переночую! Пустите, не обидьте сиротинушку горького, без отца да без матери росшего!
Тарасик прислушался к речам. А если и вправду человек замёрзший, голодный. Как ни впустить?
- Впустите, впустите. – продолжал своё гость непрошенный, незваный, - Монет у меня нет, чтобы отплатить, но за доброту вашу чудо покажу. Настоящее чудо!
Лежать бы Тарасику как будто его тут и нету. Но не стерпел Тарасик. Мал ещё был, чудес в жизни не успел повидать. А страсть как хотелось чудо узреть, чудо настоящее!
- Самое настоящее чудо? – промолвил Тарасик с постельки.
- Самое настоящее! Других нету! - голосок медовым стал, сладеньким.
Тарасик вспомнил про наставление бабушкино и губки надул. Нет, не видать ему чуда!
- Я бы отпер дверь, да велено мне чужих в дом не пускать.
- Это кто же тебе велел?
- Бабушка велела. Она в село за солью ушла, меня одного оставила. И не воротилась ещё.
- О, мальчик! Таких послушных ребят не встречал я ещё на своём пути! Бабушку ослушаться нельзя. Печалиться душа моя. Такой хороший мальчик, а чуда не увидит…. Постой, а в избе ты один?
- Один-одинёшенек . – жалобно молвил Тарасик и нахмурил бровки, - Так хочу чудо поглядеть! Но бабушка разгневается, коли ослушаюсь я.
- В слезах душа моя. – плаксиво сказал голос за дверью, - Я знаю - тебе можно помочь!
- Как? – Тарасик привстал с кроватки.
- Коли один ты в избе и старших нету – тебе и решать: кого впускать, а кого взашей гнать! Ты хозяин в избе!
- А верно ведь говоришь! - весело пропел Тарасик, - Погоди – я впущу тебя!
Вприпрыжку подбежал к двери Тарасик. Подбежал и вновь печальным стал его взгляд.
- Ну. Чего медлишь-то? – нетерпеливо произнёс голос.
- Да если отопру я тебе, бабушка прогневается. Булочек с маком мне не испечёт! Мне гневить бабушку нельзя. Бабушка меня соколом ясным зовёт ласково. По головке гладит. Не буду тебе отпирать. Уходи!
- Так значит ты, да? Что ж. Я могу явить тебе самое своё чудо-чудесное! Только молви: «Заходи, друг любезный». Как я войду прямо через дверь запертую!
- Врёшь! – махнул Тарасик рукой. – Обманешь!
- Не обману. Я самый честный чудодей!
Обрадовался Тарасик. В ладоши захлопал, вокруг себя на одной ножке обернулся. Только рот открыл чтобы гостя кудесника в дом позвать, как вдруг носик его, хоть и маленький, ощутил скверный запах, что из-за двери сочиться стал. И тут же скрипнула на стене дверка в часах-домике. Из домика два горящих, как печные угольки, глаза показались. А тут и лохматая голова и длинная борода из домика высунулись. Маленький старичок спрыгнул на пол, а был он с кошку ростом. На глазах вырос с собаку, затем с годовалого телёнка. Вместо белой рубахи до пят на старичке синие штанишки и алая рубашечка были, на ножках – алые же сапожки.
Подошёл старичок к Тарасику, укоризненно головой покачал и на кровать Тарасику указал. Вихрем летним пронёсся по избе Тарасик. В постельку упал и в одеяло с головой вихрастой зарылся.
- Ну же! Чего медлишь? Замерзаю, есть охота! – захныкал голос за дверью.
Старичок голосом Тарасика молвит:
- А скажи мне, добрый человек, отчего от тебя так смердит?
- Так не мылся я давно.
- А почему могилой от тебя за версту несёт?
- Я на кладбище ночку предыдущую ночевал. Вот и пропах.
Лежит Тарасик под одеялом, душу в пятки прячет. Неужто мертвеца он в доме привечать собирался? Страх да и только!
- Коли ты человек земной, откуда умение чрез дверь запертую проходить?
- А чего это ты у меня выпрашиваешь такое? Что тебе за забота?
- Да может ты не странник никакой, сиротинушка горемычная? Может ты упырь злой, до молодой кровушки охочий?
Тарасик из-под оделяла одним глазом выглянул, дрожь ногами овладела. Упыря злого на свою беду в избу пустить хотел! На чудо-чудное позарился!
- Что ты, что ты! Ей Богу – вот те крест!
-Ну что же. Авось правду говоришь? – старичок пред дверью провёл ладонью и появилось в двери окошко прозрачное. Поманил пальцем старичок Тарасика с постели. Мол, погляди на горемыку-сиротинушку. Подошёл Тарасик к двери, да так и обмер! Стоит за дверью в рванной, грязной одежде страшный человек – лицо синее, глаза голодным огнём горят, зубы во рту белые и острые, изо рта слюна вязкая капает. Пальцы на руках длинные с острыми когтями. Стоит, прислушивается, принюхивается.
- Ну-ка положи крестное знамение, странник. – попросил старичок.
- Вот те крест! – пропел мертвец, а сам ничего не сделал.
- Нет. Не могу я тебе открыть. Уходи-ка ты.
- Открывай! – упырь царапнул ногтями дверь, - А не откроешь – я своих дружков позову. От дома бревна на брёвнышке не оставим!
И стал упырь дверь выбивать.
- Тарасик, ты ступай за печку. А я тут сейчас дело одно сделаю. Тебе ни к чему видеть. Мал ты ещё. Не поймёшь, - промолвил домовой.
Тарасик сделал как ему велели. Спрятался за печь. А любопытство-то щекочет, из-за печки выглянуть просит. Не удержался Тарасик - ну хоть одним глазком да посмотрю!
И увидел он - стоит перед дверью богатырь – в кольчуге и шлеме, с щитом и копьём. Из-под шлема волос синий выбивается, а под кольчугой рубаха алая виднеется. Дверь перед богатырем распахнулась. Шагнул богатырь за порог. И свист тут поднялся, и гомон, сверкание и вой! Тарасик зажмурился, голову руками обхватил и к полу прижался. До того ему страшно сделалось!
А когда открыл Тарасик глазки – было уже утро. Солнышко глядело в дом. Неужели привиделось ему? К двери подошёл, дверь отпер и только вышел он за порог – тут же темно стало. Глядит Тарасик – а на дворе ночь! Звезды блещут. Стоит, как вкопанный, размышляет: откуда посреди утра ночь?
И нет никого. Пусто. Испугался Тарасик, в избу забежал, дверь на все засовы запер. Сердечко скоро совсем из груди выпрыгнет. А в избе мрачно. В печи одни угли тлеют.
Тарасик к печке – дров и коры подложил, спичкой чиркнул. Стал огонь разгораться. Веселее стало.
Тарасик к постельке своей пошёл. А в постельке кто-то уже лежит. Одеялом с ног до головы укрытый. Тарасик взял кочергу у печи и грозно произнёс:
- А ну вставай кто бы ты ни был!
Нет ответа. Тарасик кочергой одеяло шевельнул. Одеяло на пол упало. А под одеялом лежит тот упырь страшный! Глаза закрыты, руки с длинными когтями на груди сложены. Лежит, не дышит. Тарасик крикнуть хотел, а не может. Тарасик убежать хотел – ноги не идут. Стоит Тарасик и смотрит. Смотрит и ждёт, когда же упырь глазищи свои откроет!
И открыл упырь глаза. Голову в бок повернул, на Тарасика поглядел и промолвил:
- Подойди ко мне, подойди. По своей воле, не по принуждению.
Тарасик стоит, не двигается. Лишь в глаза холодные глядит. И чудиться ему, будто снова утро. И бабушка зовёт его к себе.
- Подойди, подойди ко мне, внучёк мой, сокол ясный. Я булочек тебе дам.
Тарасик сделал шаг. Бабушка обняла нежно внука любимого и целовать начала в щёки. Затем в шею. Да так поцеловала, словно пчела ужалила. Больно-пребольно!
Отпрянуло наваждение. Не бабушка его целует, а упырь поганый его кровушкой лакомиться! Чувствует Тарасик, что пропадает совсем. Крепко держит его упырь, не отпускает. Урчит, нечистый, как кот до сметаны дорвавшийся. Заплакал Тарасик, горько ему стало. Ни за что пропадает! Не увидит он более ни булочек с маком, ни бабушку, ни Солнца ясного. Губит его злой упырь, кровь молодую пьёт. Домового свёл, и его, Тарасика, сведёт со свету.
Тут раздался грохот сильный. Дверь с петель слетела. Упырь Тарасика на пол отпустил, рот страшный утёр и голосом властным молвил:
- Кто посмел меня от трапезы отвлечь? Не сносить тому головы!
Тарасик совсем силы потерял. Лежит на полу, голова кругом идёт. Не может он поглядеть кто упырю помешал.
- Не бывать по-твоему, упырь злой! Я своих товарищей привёл. На погибель твою!
Тарасик видит – изба светом озарилась. Влетели в избу три снопа огненных. Стали по дому мести и упыря вымели. На этом силы Тарасика и покинули.
Утром очнулся Тарасик в своей постельке, шея бинтом белым перевязана, в доме булочками пахнет. Хотел с постели встать – не может.
Подошла к нему бабушка. Погладила по вихрастой головушке:
- Ты прости сокол мой, что тебя одного оставила. Говорили мне – упырь у нас бродит! Да не верила я!
И бабушка заплакала, утирая слёзы голубеньким платочком.
Два месяца минуло с той поры. То, что было - забываться стало. Но Тарасик как-то по особенному в ночную мглу глядеть стал. Поглядит и отвернётся. Потому что с тех пор, после укуса упырева просыпаться стали в нём чувства странные, душу юную смущающие.
Услышит ли вой волчий – и в лес ему хочется, поближе к волкам. Увидит ли на базаре тушу освежёванную, с которой кровь не вся ушла – и хочется ему крови этой.
А по ночам порой снилось Тарасику, что к нему упырь приходит. Но не страшный уж, не злой. Красивый, статный. Гладит по голове Тарасика, сыночком своим кличет.
Вот такую быль слышал я. Когда это было – не вспомню. Но люди сказывают, было не так давно. Коли случится вам проезжать по Елантьевскому тракту и ночь застанет вас в пути, и к огню вашему выйдут погреться двое – статный молодец и отрок юный – вспомните, что я вам поведал. И да храни вас Бог… .