Пошли на дичь...

Анатолий Аргунов
Странное слово дичь. Чего оно только не обозначает на русском языке: это и заяц, и кабан, лось, и даже мишка-медведь. Все, что живет в диком лесу и есть дичь. И та, что летает: тетерев ли, глухарь или утка с гусем – тоже дичь. Одним словом, когда слышишь это выражение, сразу становится понятным, что идет речь о лесных обитателях ,или попавших на стол ,в виде дичинки , сготовленных в ресторане блюдах ,с брусникой или грибами. А еще лучше дичь идет под холодную водочку с хреном или грибным соусом. Ах, как вкусно, пальчики оближешь. Бывает и компания хорошая и водка отборная, а не то, нет того веселья – закуска плохая.  Но когда на столе шкварчат котлеты из дичи, приготовленные из смеси мяса медведя с кабаниной и молодой  лосятиной, объедение, тут уж точно, веселье через край.
Мне в годы своей молодости неоднократно приходило охотиться и бывать на товарищеских ужинах, где основным блюдом была настоящая лесная дичь.
Но один случай  охоты на дичь запомнился столь ярко, что и сейчас стоит перед глазами.
Место было глухое, отдаленное от больших трасс и дорог, и находилось как бы в тупике между Вологодской и  Новгородской  областями. Железная дорога, которая вела в этот лесной край, тоже была тупиковая. Когда-то в войну сюда проложили железнодорожную ветку для вывоза дров  и торфа в блокадный Ленинград, а продолжить забыли, толи денег не хватило, толи еще чего, а всего то нужно было с полсотни километров, чтобы  соединиться с магистральной дорогой,но не получилось. Так и остался поселок Киприно тупиковым, вместе с   железнодорожной станцией Сосновка.   В райцентр я попал  после распределения  на должность врача-хирурга в местную больницу на 50 коек. Дело молодое, работы хоть и много, но она спорилась, оставалось время для досуга. Вот тут-то меня и свели с местной элитой. Директором небольшого заводика Виталием Корамышевым, его замом  Николаем Жуковым и райвоенкомом   капитаном Мужилко. Ребята все молодые, мне ровесники. Быстро подружились и сошлись не только во  взглядах, но и в пристрастии к русской бани и охоте.
Заводилой, конечно же, был Виталий. Огромного размера статный парень, он был чем-то  похож на легендарного и знаменитого  тогда актера Урбанского. Такие же мужественные черты лица и несокрушимая воля. Создать  среди лесов, болот лучший завод в стране по производству специальной магнитной пленки, идущей на военные нужды, требовала не только хорошая голова, но и умение повести за собой. Поговаривали, что заводик работает на космическую промышленность. Мол, из этой самой пленки, создается защита против космической радиации и радиоволн. Так или нет, никто не мог толком сказать. Сам же директор Виталий Георгиевич  на все вопросы о продукции заводика отвечал  просто и лаконично: «Делаем, что заказывают, а куда идет продукция - не мое дело!»
Но в узком кругу, нас друзей, подвыпивший  Виталий всегда хвастался, что без нашей фольги ни одна ракета не взлетает. Наверное, оно так и было. Иначе, зачем среди  глухого леса, на старой  дореволюционной бумажной фабрике делать современный завод, с уникальным оборудованием и станками, закупленными за границей. Сам директор с замом приехали  не откуда-нибудь, а из столицы, где работали на военном заводе, производящим ракетные двигатели Министерства средней промышленности. Так или иначе, маленький заводик, размещенный для секретности среди глухих лесов Северо-запада России, был притягательным местом для военно-промышленной элиты,  и не только из-за своей уникальной продукции, а местом отличной охоты. Оно и впрямь настоящий медвежий угол, тупиковая станция: кругом леса, болота на сотни километров ни души. В тоже время от столицы недалеко, всего шесть-семь часов езды на автомашине,  а поездом не больше девяти. Сел вечером в пятницу на Савеловском вокзале, а утром в шесть ты уже в Сосновке. Прицепной вагон ходил три раза в неделю и нарочно так, чтобы суббота и воскресенье были для охоты или рыбалки.
В сезон охоты одна московская делегация проверяющих,  меняла другую. Виталий с Николаем крутились круглые сутки.  Принять высоких гостей, разместить, охоту организовать, да так, чтобы без дичи не остались, дело хлопотное. Поэтому в штате заводика специально ввели три дополнительные должности рабочих-озеленителей. В функциональные обязанности, которых входила посадка цветов, кустов и уход за ними в цехах, а летом на заводской территории.  Но зелень в цехах не была положена по технологическим нормам,  а на территории завода сосны и ели росли сами по себе, без всякого ухода. Должности эти заняли три «подснежника», так называли в те времена сотрудников, работающих  не по своей специальности. Обычно это были художники-оформители, руководители художественной самодеятельностью и прочие деятели свободных профессий. Не положено по штатам, а лозунги  или смотры художественной самодеятельности проводились регулярно. Местный райком постоянно следил за развитием творчества среди народных масс, строго спрашивая с руководителей, если  дело было не на высоте. Но на заводике умельцев петь, плясать, было хоть отбавляй, а лозунги из-за отдаленности, никто никогда не вешал и не читал.
Завод  закрытый, секретный, так что лишние люди сюда не попадали. И все три должности были отданы егерям, местным охотничьим авторитетам. Старшим считался Яков Варламов, шебутной мужичишка, лет пятидесяти.  Он всегда ходил в полевой армейской форме, перешитой женой для удобства  специальным образом.  Главное в ней многочисленные накладные карманы, в которые Яшка-егерь, как его кликали мужики, носил все необходимое от запасных патронов, до многочисленных складных ножей  и ножичков на любой случай жизни. Носил Яшка в них и сигареты нескольких сортов от крепких без фильтра «Памир», до тонких и ароматных «Ява», подарки московских охотников. Сам же Яков предпочитал курить  крепчайший самосад, скручивая из газеты самодельные с палец толщиной сигары. Это чтобы отбивать человеческий запах, смеялся Яков, когда кто-нибудь делал  ему замечание, что от такого дыма не только  звери разбегутся, но человеку дурно делается. «Неправда» - все также весело отвечал егерь. Зверь дыма не боится, а человеческий дух за версту чует.  Опытный медведь не выйдет  на овсяное поле, пока кругом все не обнюхает. Чует человечину, если на номере стоишь или на лабазе сидишь, уходит сразу. Я, перед тем как на номера охотников разместить, их махоркой обсыпаю, чтобы сбить запахи. Махорка сильней всего запахи перебивает. Табак – природное растение, его животные не боятся.
- Яков, а сколько же ты медведей то взял на табак, - шутливо спрашивал кто-нибудь из приезжих.
- С полсотни будет - как бы, само собой, разумеется, отвечал Яшка. - До сорокового считал каждого, потом перестал.
- Почему?
- Сороковой - роковой. Старики охотники сорокового  боялись. А у меня он прошел как по маслу. С первого выстрела уложил, да здоровенный такой, на полтонны мясо потянуло.
- Это он от твоего табачного  дыма и  здох, - весело подначивал кто-то из местных.
И под общий смех Яшка, не обижаясь, отвечал.
- Точно, от приступа асмы.
- Астмы – поправляли грамотные москвичи.
- Да единая х-ня: асма, астма – соглашался Яшка.
Охотился Яков действительно удачно. Ходил на охоту всегда один с однозарядной берданкой,  больше пяти патронов не брал: один с пулей,   два с картечью и два с дробью, крупной и мелкой.
- Зачем мне больше. Жиган на кабана или на медведя, в крайнем случае на лося, того можно и картечью завалить. Что поменьше волк или бобер,  самое то, картечью. На зайца, лису или тетерева с глухарем – дробь. Один выстрел - одна штука дичи.
Промахов Яков не давал. Стрелял наверняка, иногда почти в упор, если дело касалось кабана или мишки, внезапно попавшему на пути…
В общем, Яшка-егерь был главной фигурой в охоте на дичь. Тот случай, о котором я пишу, произошел поздней осенью, когда отохотились все, кому не лень: и московские гости, и местные браконьеры. Мне позвонил в больничку Виталий и предложил: «Слушай, старик, есть предложение в субботу сходить на лося. Яшка присмотрел недалеко лосиную охожу. Говорит, красавец самец, а рога по девять ответвлений, ни у кого таких нет. Давай сходим, пока снега не намело, заодно у меня в баньке попаримся. Пиво чешское завезли в наш ОРС – отведем душу по полной программе.
Я уточнил: - Кто еще будет?
- Да никого: ты, я, Николо, мой зам,  Яшка и, наверное, военком. Лишних-то зачем? Да и поднадоело толпой охотиться.
Я, немного подумав, согласился:
- Идет. Когда и на чем?
- Завтра к девяти подгребай, раньше – темно. Да, у тебя УАЗик-буханка есть, возьми. На нем удобнее перевозить, если грохнем… Мой вездеход что-то поломался, а на обычной машине не проехать.
- Хорошо, возьму. Только шофера не будет, отпросился на выходные, в город съездить.
- Без проблем. Сам-то ты ездишь, старик!
- Да, там немного по поселку. Вот отлично. Дотягивай по дороге до нас, а там я или Колян сядем за руль.
- Да у меня и прав-то еще нет.
- Какие права могут быть у доктора… Поехал на вызов, начальник ГАИ наш человек, не дрефь, скажешь, что я вызвал… И все дела…
- Ладно, - после колебаний,  согласился я.
Умел Виталий  Георгиевич убеждать,  ничего не скажешь, кого хочешь, уговорит.  Видимо это и есть талант руководителя, найти решение, убедить,  когда кажется выхода нет. Я усмехнулся напорости приятеля и решил поехать. Заставил накануне Семен Семеновича  водителя санитарки заправить УАЗик под горловину.
- Куда собрался Васильевич? В гости?  - спросил Семен Семенович.
- Да нет – неопределенно ответил я. Так на всякий случай. Мало ли что, тебя не будет.
Тот согласно кивнул головой. Только на всякий случай показываю, вот здесь кнопка и Семен Семенович показал на округлую штучку у своих ног внизу, прикрепленную у пола. Нажмете сильнее, она отключает и выключает аккумулятор . Понял! Утром включите, вечером после поездки выключите.
Я кивнул головой, мол, все понял.
Бензинчика два бака залью: правый и левый. Вот этой штучкой переключите, если в правом бензин закончится. Вот так и Семен Семенович показал, как переключать краник. Ну кажется все… машина хорошая, поедете не газуйте сильно, она сама подскажет какой режим выбрать. Не давите педаль сцепления без нужды. И Семен Семенович удовлетворенный инструктажем поехал заправлять машину.
Утром в назначенное время я стоял у проходной завода. Виталий и его зам Николай уже ждали. Кинули в салон УАЗика брезент, ружья.
- Зачем брезент? – не понял я.
- Чтобы кровью не запачкать салон – привычно ответил на вопрос Виталий. Сейчас Яшку заберем и в путь, на дичь -  продолжил он, осмотрев машину. Новая.
- Да с полгода как получили – ответил я.
- Ладно старик, давай за руль  сам сяду.
- Я не возражаю.
Захватив у крайнего дома егеря, мы повернули строго на Север и выехали на едва заметную дорожку среди густого ельника. Через сорок минут езды по лесным колдобинам дорога вывела на поляну, где местное население косило траву вдоль речки. Место совсем темное, даже для этой глухомани. Не проехать ни весной, ни осенью, только летом когда подсыхают ручьи, да зимой, когда дед Мороз наведет ледяные мосты.
- Вот и приехали -  загоношился, сидевший в кузове Яшка. Все стоп! Тут недалеко его лежка. Живет один, самку с лосенком бросил еще по весне, и болтается один, как перст. Мне раза три попадался по лету. Теперь самое время его к рукам прибрать, пока наши мужики не пронюхали. Но осторожный, близко не подпускает. Вы если стрелять будете, то лучше издалека, иначе спугнете, уйдет. Без собаки не найдем.
- Да ладно тебе Яков учить нас, не в первой, дальше мы сами, только скажи где он кормиться.
- А вот по кромке пройдете, там влево в молодой ельник свернете, увидите такие пригорки, трава между ними сочная, еще зеленая, вот он там и кормиться. Как раз время обеденное у него сейчас.
Расчехлив ружья и зарядив их, как подсказал все тот же проворный Яков, один ствол пулей, а другой картечью, мы втроем вышли на охоту. Пройдя с полкилометра по кромке леса, подошли к молодому и очень густому ельнику. День выдался теплый, хоть и без солнца, но и дождя не было. В ельнике было полумрачно и сыро, ночной туман еще не рассеялся и висел над макушками голубоватых елей. Пахло листьями и грибами.
- Наверное, грузди, грибами, как пахнет – подал голос Николай.
Виталий цыкнул.
- Тихо, какие грибы, мы на место пришли, глаза в оба и пошли. Здесь он где-то, рядом.  Тихо! – и он приложил палец к губам.  Все расходимся: ты, он показал мне – налево, ты Колян туда,  он показал направо. Я по центру и медленно сходимся вон там, – он показал на дальнюю большую сосну. -  Стрелять только по явно видимой цели. Понятно!
Мы кивнули. Все пошли… Я повернул налево и медленно зашагал по прелой листве, тихо отводя ветки молодых елей от лица. Минут через пятнадцать ходьбы оказался около высокого песчаного  бора с огромными соснами в обхват. Редкая дробь дятла нарушала тишину  и покой реликтового леса. Под ногами море осенних ядреных с желтыми шляпками  от дождей маховиков и черно-коричневые шапки состарившихся огромных боровиков – белых грибов. «Хоть косой коси» - подумал я, забыв, зачем держу ружье. Нагнулся под кочкой, сплошь покрытой переспелой брусникой. Брусничники были налитые, что лопались при попадании в рот, оставляя неповторимый вкус и аромат леса. Благодать. Но выстрел один за другим, прозвучавшие всего в какой-то сотни метров от меня, привели в чувство. Я же на охоте. Стащив с плеча ружье и возведя курки, кинулся на звуки выстрелов. Когда подбежал, то увидел Виталия, который растерянно стоял у края впадины, поросшей по краям молодыми сосенками и елками.
- Ты чего? Убил? – я подбежал, тяжело дыша.
- Убил – неопределенно ответил Виталий. – Только кого?
- Как кого? – не понял я.
- Посмотри сам. – и Виталий кивнул вниз.
Я нырнул под ельник и обмер, передо мной лежала, задрав копыта кверху вместе с подковами, лошадь, прямо в упряжке и оглоблях
- Ничего себе – присвистнул я. – Как же она попала сюда?
- Да идиот один, колхозный конюх, притащился, забрать два бревна. Заготовил накануне, вот решил с утра привезти, пока начальство спит…
  - А где он?
  - Да вон с Николаем отношения выясняют.
После разговора с перепуганным конюхом стало понятным. Надо произошедшее заминать и чем скорее, тем лучше.
- Ты вот что – скомандовал Виталий, беря конюха за плечо. – Давай садись с нами, и в контору совхоза поедем, к директору, там все вопросы и обговорим. А ты, Яков, свежую лошадь повезешь в столовую сдавать, не пропадать же мясу. Чай деликатес по нынешним временам. Я позвоню начальнику ОРСа. Думаю, он мне не откажет. Всем все понятно? – переспросил Виталий.
- А мне что делать? – задал вопрос я, не зная чем заняться, да и машина как бы была моей.
- А ты, Василич, садись со мной, вместе веселее будет – и  Виталий, не раздумывая, сел за руль УАЗика.
Я сел рядом.
- Как тебя зовут? – крикнул Виталий все еще трясущемуся от страха конюху.
- Ермилом.
- Садись, Ермил, в машину.
Тот стал дергать за ручку, не зная, как открываются двери. Подскочил Никола и помог усадить конюха. По пути Виталий решил выговорился.
- Не знаю, как и вышло с этой лошадью. Черт попутал. Выхожу на опушку, вижу рога, ну самые, что ни наесть лосиные. И главное, то опустятся, то снова поднимутся. Думаю, травку щипает или ветки осиновые срывает. Правда туман дело подпортил: четкости не было… Даже в голову не пришло, что это лошадь в такой Тмутаракани. Прицелился – бах, второй выстрел на всякий случай – контрольный. Она даже не вякнула. Подхожу, и поверишь, чуть не заплакал от обиды, лошадь завалил…
Виталий замолчал, переживая случившееся. Я тоже молчал, не зная, чем успокоить охотника, да и нужно ли это.
С директором совхоза договорились быстро. Тот правда потребовал компенсации в пределах 500-600 рублей, оформив актом как несчастный случай на  производстве. Собственно и все.
В ОРСе завода кобылье мясо оприходовали без проблем, выплатив суму почти равную стоимости ущерба. Инцидент, казало бы, исчерпан. Но по району поползли упорные слухи о лошадиной охоте. Дело дошло до райкома. Первый секретарь вызвал директора завода с объяснениями. О чем они разговаривали, осталось тайной, только Виталий Георгиевич вскоре пошел на повышение и переехал в областной центр, подальше от места неудачной охоты. А слухи после его отъезда сошли на нет и лишь изредка где-нибудь у пивного ларька местный охотник вспомнил ту охоту и скажет типа: «Смотри в оба, лошадь не подстрели» - и засмеется, довольный своей шуткой. И то правда: охота пуще неволи: не удержит любителей это увлечения, если даже вместо лося лошадь попадется… Бывает, на то и охота…
Пошли на дичь – актуальный клич и нынешних охотников. Все течет, все меняется, только не страсть по охоте…