Г-раница безысходности

Ворон
Ему казалось, что реальность вывернулась наизнанку: и густо пролитый, подобно молоку,  за бортом «жигуленка» туман, и тихо, будто бы и нет его вовсе за спиной, сидящий незнакомец в дождевике, держащий путь на городское кладбище, и он сам, вцепившийся, как в спасительный круг, в баранку руля, – все суть одного явления, чьего кошмарного сна на патологоанатомическом срезе параноидального разума.
Хотелось кричать. Нет, не просто кричать, а орать во все горло. А еще двинуть, что есть мочи, по тормозам, выскочить из машины и кинуться в спасительные дебри обволакивающего тумана и, молотя, рассекая его кисельную тягучесть руками и ногами, вопить вновь и вновь. А потом…
- Говори.
Подобно профессионально исполненной рыбаком подсечки, произнесенное незнакомцем слово вышвырнуло его трепыхающееся в пучине тихого ужаса сознание на поверхность действительности, словно рыбу на берег, стремительно и жестко - от неожиданности он подпрыгнул на своем водительском месте, едва не приложившись макушкой головы о потолок «жигуленка».
- Шшшшшш!
Он так и не понял до конца, то ли это раздалось шипение шин об асфальт от конвульсивно утопленной им педали тормоза, то ли легкие его предательски сдулись, как пробитый воздушный шарик, пытаясь вытолкнуть на выдохе уже было рождающееся в недрах голосовых связок истеричное «Что!?!».
- Продолжай ехать и говори.
Егор бросил быстрый, вороватый взгляд на зеркало заднего вида и, не увидев ничего, кроме мрака салона в капюшоне дождевика незнакомца позади себя, отжал тормоз и заставил «жигуленок» тронуться с места.
Получилось, конечно, не ахти – голос дребезжал, словно битое стекло, но гораздо лучше, чем секундами ранее:
- Что гооовввооорить?
- То, что ты хотел, - лаконично, но без эмоций ответил ровным голосом незнакомец.
- Я? Хооотттел?
Он почти физически ощущал, как все его мысли, слипшись в тугой комок безотчетной паники, душили сознание, не давая возможности ни анализировать создавшееся положение, ни здраво рассуждать.
- Да-да, Егор, ты хотел мне что-то сказать.
«Егор?! Он знает, как меня зовут? Откуда?»
- Оттуда.
Это, верно, была шутка и, несомненно, самая страшная в его жизни.
- Отттуууда? – заикающимся, вопрошающим эхом промямлил он.
- Ага. Все дороги ведут туда. И мне надо туда. В срок. А я уже опаздываю. Из-за тебя. Из-за того, что ты медлишь. С вопросом, что хочешь, но не задаешь мне.
Повисло молчание.
Егор, собрав остатки самообладания, открыл было рот, но тут же чуть не задохнулся – незнакомец, шелестя складками дождевика, как змея чешуйчатой кожей, резко подался вперед и, окатив его зловонным дыханием гнилостного смрада сырых темных подвалов, произнес ему прямо на ухо:
- Я еще не решил.
И капюшон, наполненный мраком, вновь уплыл вглубь пассажирского сидения позади него.
- И поддай газу, пожалуйста.
Егор с застывшим, так и не озвученным вслух вопросом «Вам нужен я?» на губах, дергаясь, как тряпичная кукла на веревках, выжал сцепление, переключил следующую передачу.
«Жигуленок» послушно начал набирать обороты.
- Еще.
Егор подчинился, отметив краем примерзшего к молчаливому помешательству рассудка, как уверенно поползла стрелка на шкале спидометра вверх. И вверх.
- И будь добр, погаси фары.
Не издав ни звука, он щелкнул тумблером на лицевой панели.
- Мы успеем, Егор. Успеем,- интонацией размеренно звенящего погребального колокола проговорил незнакомец.
И они успели – Егор не помнил точно, через сколько, но как это произошло, увидел отчетливо, как в покадровом развороте: машина, трясясь на ухабах, вынырнула из тумана на слабо освещаемый желтыми, мигающими глазницами светофоров перекресток и, визжа тормозами (он ли это успел ими воспользоваться? и сам ли или по очередной подсказке незнакомца?), встретилась с внезапно очутившейся у них на дороге девушкой в пронзительно белом, вечернем платье.
Ощущая накатившую цунами дурноту, он увидел ее пустые глаза, смотрящие прямо сквозь него, ему за спину, на незнакомца, и услышал глухой звук удара…