Мама пошла на разрыв с отцом, когда Вальке было два года и восемь месяцев. Ей было трудно на это решиться. Во-первых, был голод, во-вторых, пока она жила с отцом, она не работала, а следила за домом и нянчилась с Валькой, в-третьих. Вальку надо было где-то пристраивать, так как самой надо было устраиваться на работу и надеяться только на свои силы.
В селе, где они жили, детского садика не было, а были ясли для грудничковых детей. Мама решила пристроить Вальку в круглосуточную группу. Валька не хотел в ясли, к каким-то чужим людям. Он просил, умолял маму не отдавать его туда, согласен был во всем слушаться ее, целыми днями оставаться один дома, только не в ясли. Мама сама не хотела отдавать Вальку в ясли, даже плакала вместе с ним, но у нее не было другого выхода. К тому же надо был, чтобы Валька нормально питался.
Ясли представляли собой небольшое одноэтажное деревянное здание с небольшим двориком, сараем, куда складывали дрова на зиму и кучей угля возле сарая. Дворик огораживал низкий покосившийся деревянный забор. Стоял проем для ворот, но самих ворот не было. Мама оставила Вальку дожидаться во дворе, а сама пошла в здание, договариваться насчет Вальки. Стояла поздняя осень. Листья с деревьев уже облетели, дорожную грязь подморозило, дул пронзительный сырой ветер, по небу плыли низкие тяжелые облака.
Валька стоял на куче угля и ковырял его носком ботинка. В голову лезли одни мрачные мысли. Он представлял себе, как день и ночь будет находиться в этих яслях, и что изменить абсолютно ничего нельзя. Раз мама уже вошла внутрь, значит все решено. Хоть бы у нее ничего не получилось. Но это невозможно. Как все отвратительно, плохо, ужасно и неотвратимо.
Через какое-то время вышла мама, вся заплаканная, и сказала, что Вальку в ясли не берут из-за возраста. Там только грудничковые и ползунковые группы. Валька начал успокаивать маму, а грудь его переполняла радость, что его туда не приняли. Но он и виду не подал. Потом закрались в голову тревожные мысли: «А вдруг где-то еще есть садик, куда его могут взять?». Он очень осторожно спросил об этом маму. Осторожно, потому что боялся тем самым подать маме идею начать поиски другого садика. Но мама сказала, что она пересмотрела все варианты, эти ясли были для нее последней надеждой, которая, увы, рухнула, и теперь ей с Валькой придется очень туго.
Потом мама потащила Вальку за руку прочь от этого места, а он все норовил ботинком раздавить корочку льда на подмерзших лужах. Мама сердилась, ей было жалко обувь, которую, по ее мнению, Валька таким образом портил.
После того как Вальку не приняли в ясли, он был вынужден переехать с мамой в другую избу, подешевле, так как прежняя уже была не по карману.
Мама с отцом ее тоже снимали. Кроме того, маме все стало там ненавистно. Она надеялась, что отец Вальки кинется за ней, начнет уговаривать вернуться обратно, но этого не произошло. Он ушел жить к другой женщине, к маминой, уже бывшей, подруге.
А Валька привык к тому дому, к его скудной обстановке, к небольшому дворику, к приставленному к входной двери ящику вместо ступенек. Из-за высокого порога и этого ящика Валька не мог самостоятельно выходить во двор. Мама все время ругала отца за то, что он никак не сделает ступеньки. Тот только отшучивался и норовил поскорей куда-нибудь уйти.
Новая изба поразила Вальку отсутствием мебели (кроме самодельной деревянной кровати, в ней ничего не было), черными стенами, из-за которых в избе было всегда темно, и маленьким окошком. Двора не было, заготовленных дров - тоже. Проживание в этой избе превратилось для Вальки в сущий ад. Он был лишен привычной обстановки, не было отца, которого он все-таки любил, и он никак не мог понять своим детским умом, почему нет отца, и почему он не приходит. Вальке пришлось остаток осени, всю зиму и часть весны почти все время быть одному в этой мрачной и темной избе, ставшей для него хуже темницы. Зимой мама не выпускала его на улицу, так как не было теплой одежды.
Мама целыми днями работала, в обед прибегала чем-нибудь покормить Вальку, подбросить дров в печку или заново ее разжечь, если она погасла, и снова отправлялась на работу. Валька же бесцельно слонялся взад-вперед по комнате, не зная, чем занять себя, и в голову ему лезли одни мрачные мысли. Он задавал себе вопросы и не получал на них ответа.
Когда начинало темнеть, Вальку сковывал страх. Во всех углах ему мерещились какие-то чудища. Он не знал, как справиться со страхом. Мама говорила, чтобы, как только начнет темнеть, Валька ложился в кровать и дожидался ее. Валька так и делал, в кровати он чувствовал себя несколько безопаснее, но все равно, страх преследовал его и там.
Мама приходила, снова растапливала печку, так как к ее приходу она успевала прогореть. Колоть дрова теперь приходилось самой, распиливать же помогал родной брат, который заходил в основном только для этого.
Свечку мама экономила и зажигала только в крайнем случае. Кормила же Вальку при свете печного огня. Потом ложилась к Вальке, согревала его своим теплом, успокаивала, как могла, часто плакала, но старалась не отчаиваться, надо было выживать не только самой...