Весенний освежающий ветер расчёсывал белые букли облаков, разглаживая и раскладывая их на пряди, раскачивал верхушки берёз и тополей, теребил кудлатые макушки сосен. Проезжая вдоль аллеи лесопарка на велосипеде, я остановилась возле огромного дерева, бросила велосипед у его корней, и прислонилась спиною к стволу, покрытому старой растрескавшейся корой. Возле него было тепло и уютно. Рядом пологий склон к ручью белел, усеянный цветущими подснежниками. Я стала разглядывать трепещущие в вышине ветки с чуть проклюнувшимися клейкими почками, которые выстрелят завтра молодыми листьями. Это живое дерево вызывало во мне радостные ощущения пробуждения, какого-то внутреннего обновления, которыми старое дерево как будто делилось со мною. Хотелось стоять так и перебирать в мыслях всяческие варианты выхода из того немощного состояния, когда начинаешь понимать, что изменить многое нужно самой, прислушиваясь к тем тихим мыслям, вкладываемым поздними ночными минутами Успокаивающим и Укрепляющим в минуты печали.
Мне вспоминались разные частности, которые, то причиняли боль, то забавляли, или вызывали чувство вины, а то и желание забыть поскорее те или иные события…
Самое же удивительное, что в этих проплывающих картинах жизни возникало часто совсем забытое и притягательное.
Вот я вспоминаю старый довоенный мамин шкаф в узкой нашей комнате, в зеркале которого отражение детского лица с тёмною чёлкой из - под солдатской пилотки со звездой,я играла в мамину войну и проживала её воспоминания. Из зеркальной глубины прорисовывались мои узкие плечики в погонах, пуговки гимнастёрки, но, главное, пристальный детский взгляд оттуда, из той забытой совсем жизни - мой собственный детский взгляд.
А вот сквер напротив школы, в которую я буду ходить, но пока я, разбрызгивая лужи на трёхколёсном велосипеде, проезжаю мимо клумб с бархатцами и настурциями, на голове у меня шерстяная конькобежная шапочка, а полы демисезонного пальто из светло-серой буклированной ткани свисают, и брызги грязи попадают на них, и няня бранится, а я жму на педали...
Вот мама держит меня за руку и мы идём по аллее Летнего сада возле памятника баснописцу Крылову, и я рассматриваю скульптуры животных – героев басен, но быстро пресытившись зрелищем, тяну маму к пруду, где плавают живые лебеди и утки. Мне слышится собственный детский голос: - Мама, там лебеди!
Темп жизни всё убыстряется: вот та самая школа, классы с белыми плафонами электроламп под потолком, и томительное унылое ожидание в гнетущей тишине окончания урока, после которого бесконечная «продлёнка» с прогулкой в грязном дворе чужой школы, где куча гари возле кочегарки. Девчонки прыгают через скакалку, а я прохаживаясь в отдалении от всех придумываю и придумываю, как незаметно уйти домой или что сказать маме такое, чтоб она не оставляла меня на «продлёнке» никогда.
Потом походы, лето в палатках в глухом районе области, там погорелая деревенька в пять домов, и забытая всеми старушка в покосившейся избе. И сейчас вижу высохшие руки столетней мумии, которая рассказывает, как жили они спокойно при царе, как у барина всё было, как на три войны ушли и не вернулись мужики, а теперь совсем нет никого вокруг, дома сгорели и люди уехали навсегда. И нам городским ребятишкам странно тогда было слышать такое. Кинулись мы заготавливать старухе дрова, оставили ей крупы, макарон, растительного масла, плавленых сырков и консервов. Набрали речной воды в огромную ржавую бочку и всю дорогу придумывали, как ей пережить зиму, куда сообщить о ней, и как обозначить то место, где затеряна деревенька?
По пути из лесного массива к палаточному лагерю наткнулись на военных, рядом стояла часть. Рассказали им и просили помочь бабусе. Помню молодые улыбчивые лица, помню, как успокаивают нас, что у них на оперативной карте всё как на ладони, и бабку нашу они не оставят, найдут и помогут, а мы слушаем и не верим…
Выпускной вечер. У меня нет бального платья. На мне голубой летний костюм из плотного шелка с коротким рукавом и чайкой на кармашке. Белая ночь. Гулко отдаются шаги в покатых крышах. Мы с новеньким отстали от одноклассников и бредём к Неве. Я не помню, как его имя, он пришел в наш класс в последний год учёбы, все его звали «новенький». Он высокий, широкоплечий парнишка с пробивающимися над верхней губой усиками, собирался уезжать поступать в лётное училище. Странно, что не могу вспомнить ни слова из наших разговоров, а говорили мы без умолку всю ночь, шагая вдоль набережных, встречая восход солнца.
Не от этих ли ночных откровений подала я документы в авиаприборостроительный? Сдав экзамены, укатила отдыхать в Красное Село к маминой подруге. Какие огромные старые деревья там в парке! Так же стояла я, то у одного, то у другого, обнимая стволы, и доверяя им самые сокровенные мысли…
Маминой пенсии хватало в ту пору на питание, но надо было в чем-то ходить на занятия, а я из всего почти выросла. Где добыть денег? Я ковыряла пальцами кору, упершись лбом в шершавый ствол, и напряженно думала. Так пришло смелое решение: идти работать на фабрику, пока не начнутся занятия. Летом многие в отпуске и люди нужны. Приняли меня под чужим именем, потому что мне не было восемнадцати, а работа была трёхсменная…
В начале девяностых денег в институте нет, зарплату уже который месяц не выдают. В доме у нас только крупа, да сухое молоко из гуманитарной помощи для маленького. И вдруг откуда-то из юности, из тех бесшабашных лет звонит мне потерянный во времени приятель и предлагает работать бухгалтером в его архитектурной мастерской. Он оплачивает мне курсы, и я работаю целый год главным и единственным бухгалтером, и мы выходим из пике. А приятель подписывает договоры на проекты и пьёт с заказчиками так, что подпись собственную в банке не может поставить – тремор. А я стою рядом под осуждающими взглядами операторов, как мать двоечника, и мну испорченные чеки…
Больше года я не выдержала. Сдала годовой отчет в налоговую, сдала все дела, и все изнуряющие мысли о дебете и кредите вместе с балансом освободили из своего египетского плена мою, обалдевшую голову…
Странные переливистые звуки, доносившиеся от ручья, перебили мои мысли. Я внимательнее прислушалась. Это же лягушки! Это они так поют, наверное! А вот и малиновка завела песню с небольшими паузами. Да вот же она у меня над головою на ветке устроилась. Я стою и боюсь пошевелиться, чтоб не спугнуть птичку. Она поёт, а я молюсь, и такая гармония вокруг!