Катерине
Время от времени я испытываю потрясающую ясность, понимание расстановки сил. Ощущение это сродни запуску змея в глубоком детстве, удовольствию от секундного взлета его на, казалось бы, недосягаемую высоту. Порывом ветра бумажное творение возносится и гордо парит, натягивая нить в руках и стремясь еще выше, не ведая пределов, отрицая законы тяготения и поощряя мои ожидания. Но вот порыв воздуха слабеет и после секундного замешательства змей как бы нехотя, превозмогая самого себя, начинает неуклонное падение в туман, всё ближе к земле. Игра перестает увлекать меня, ведь не получается постоянно достигать триумфа на зависть друзьям и с интересом глазеющим на мои тщетные потуги соседским ребятам. Оставляю дальнейшие попытки, неторопливо сматываю нить на самодельную катушку из карандаша с приклеенными картонными боковинами-ограничителями и, подобрав потрепанного в высотах змея подмышку, направляюсь домой. По пути переживаю еще не раз ощущение упоения, как будто это я сам взлетал так величественно и высоко на глазах у всех.
Вот и сейчас осознание становится беспощадно четким, словно по прихоти атмосферы я способен разглядеть на большом расстоянии мельчайшие детали, забытые подробности и всегда важные выражения лиц людей.
И я вспоминаю снова то, изрядно забытое, но такое живое кипучее состояние. Полет… даже сейчас отзывающийся болью утерянного, и столь притягательным отзывом внутри.
С детства у меня были особые отношения со снами. Зачастую мои сны были настолько живыми, что иногда я проводил большую часть дня в желании поскорее вернуться туда, попасть в особенный и такой важный для маленького меня мир. В них я проживал без страха и неприятия жизнь за жизнью, в чужих временах и мирах, в которых лишь отдаленно осознавал себя. Всегда помнил, что сплю и пребывание в этом состоянии конечно, рано или поздно придется возвращаться.
Сны … они не дают отдохнуть.
Сколько лет с редкими, словно наполненными ватой безвременья перерывами ныряю в одно и то же место, едва заснув. В этом мире всё пропитано то ли многолетней усталостью, то ли подступающей неизбежностью. Спокойствием – вряд ли, нет в них и ненависти, скорее неотвратимость. Ведь я попадаю туда за некоторое время до начала неуклонного падения, краха мечт.
Каждый раз я появляюсь там в новом теле, иной ситуации. Меняю предварительно вводные, кажущиеся незыблемыми константы. Прокручиваю, едва осознав кто же я, снова и снова и проживаю там данную мне сущность и жизнь и это очень непростое действо, затянувшийся на года продолженный сон. Та реальность влияет на подвластную ей частичку меня самого, уничтожая её раз за разом в тонком мире, доставая даже в пограничье осознанием собственной ответственности. И заставляет сердце бешено и беспричинно колотиться при внезапном пробуждении здесь. Каждый раз итог моего пребывания там один – маленький такой апокалипсис.
Он забирает у меня не только нереализованную возможность. Испаряется и почти обретенная возможность получить частичку себя, потерянную давным-давно, явно не в этой жизни. Может быть, давая призрачный желанный шанс что-то обрести в следующих жизнях. Чтобы не расползаться клочками, как бывало не раз.
Не собран в единое целое, имя которому …
Сегодня или месяц назад я видел один из тех снов, я почти смог зафиксировать в нем себя и сохранить многих близких, там. Потом случилось неизбежное, и я снова умер, хотя и быстро. Оторвался – душой, не остался там скитаться навсегда. Принял смиренно своё наказание, не физическую боль, но понимание, занявшее те несколько самых длительных секунд в жизни, после которых больше нет ничего для живого человека.
Существуют потенциально возможные реальности, несостоявшиеся для меня нынешнего. Чуждые, поскольку в них нет меня как сущности и души, личности и сгустка энергии, чистого божьего света.Могу лишь нырять в них и принимать, сознательно теряя себя, ведь когда ты придерживаешь свод мира - он со временем ломает тебе плечи, вдавливает по колени в землю. Мир, в котором я сплю или живу, становится время от времени реальнее и резче привычного. В эти моменты отступает тьма, явственно понимаю это, умирая и оставаясь собой одновременно, эти действия становятся равновероятными и привычно необходимыми.
Впадаю в особое состояние, концентрируясь, как если бы хотел прожить тут дольше или просто вечно. Ребенком было интересно, и не думал я о резерве, том самом НЗ, из которого черпаю силы на возвращение домой (но действительно ли домой? - часто подвергаю это сомнению) взрослый я.
Я так хотел бы верить. Верить в то, что многое поправимо и существует где-то вдалеке и позже меня самого, вне сожалений и ожиданий, моих неуемных рефлексий. В то, что рано или поздно получится уберечь сокровенное, и я смогу изменить себя и достичь то, что лежит за пределом, непостижимое место-время, которое, наверное принесло бы мне забвение, постоянную нирвану, называемую людьми столь лаконично - счастье.