По вечерам Карина сидела, скорчившись в кресле с ногами и завернувшись в плед, смотрела в раскрытое окно. Отчим приходил с работы, а она опять не хотела показываться ему на глаза, и хотя ей очень хотелось есть, она не выходила на кухню.
Два года назад мать Карины бросила ее отца и вышла замуж за Зыкова. Кроме нее у матери было еще трое детей от другого брака: две дочери и сын. Первый муж Галины был не то черкес, не то чеченец – горячих южных кровей. Еще до перестройки, он увез жену на свою родину. Когда они познакомились, Зураб калымил тут на железной дороге, Галя работала в станционном буфете. Зурабу приглянулась черноокая, красивая Галина. Они быстро подружились, и он частенько приходил к ней за папиросами, пивом и колбасой, а потом как-то пригласил девушку в клуб железнодорожника, где уже третий день с успехом показывали индийский фильм «Зита и Гита». После фильма, как водится, Зураб проводил Галю домой, где она жила с матерью и сестрой на окраине поселка.
Галина была младшей дочерью, старшая сестра Светлана училась в городе и приезжала только на каникулы да на праздники, а Галя осталась с матерью. Веселая, бойкая девушка окончила курсы продавцов и стала работать в привокзальном буфете. В белой кружевной наколке на голове, накрахмаленном фартучке, ослепительно белой блузке и короткой юбочке, обтягивающей крутые бедра, она привлекала внимание многих парней, но она выбрала Зураба, вернее - он выбрал ее. Как-то раз в начале лета хорошим июльским вечером после танцев повел ее в непролазную чащу кустарника, что рос прямо за железной дорогой. Крепко поцеловал в ее в вишневые губы, потом после долгого поцелуя снял пиджак, расстелил на земле и повалил девушку на траву. Сильным движением она вырвалась, встала, поправляя юбку:
-Ты что сдурел?
- Да, от любви. Ты должна быть моей.
- А если я не захочу?
- Тогда вместо меня будешь иметь много наших – Ашота, Муссу, Гогу. Выбирай – я или они.
Галя заплакала, вытирая слезы платочком и размазывая ресницы, густо накрашенные черной тушью.
- Ладно, не плачь. Подумай над моими словами, а сейчас пойдем, провожу тебя домой.
Дома Галка разделась, легла в постель и задумалась. Что же ей делать? Выйти за Зураба или… - было даже страшно подумать об этом, а в том, что Зураб выполнит свою угрозу, она не сомневалась. Уехать от матери она не могла – не позволяла совесть бросить ее больную старую. Ведь она вырастила их с сестрой без отца. И она смирилась с предложением Зураба. К тому же он был хорош собою. Высокий, стройный с большими черными глазами, а как он танцевал! И не пил так, как другие в их железнодорожном поселке, одевался чисто и по моде, всегда тщательно брился и одеколонился. В общем, через несколько дней она сказала Зурабу «да», а через два месяца состоялась их свадьба, на которой были друзья и родные, а также Ашот, Муса и Гога, которые теперь относились к ней с уважением, как к невесте друга. А вскоре молодые получили квартиру в бараке на шесть семей, где прожили они десять счастливых лет и нажили троих детей, а потом началась перестройка, и Зураб стал настойчиво звать жену переехать на свою родину. После долгих колебаний и раздумий Галина согласилась, и они уехали в небольшой городок на Северном Кавказе, где жила мать Зураба.
Она встретила невестку с детьми приветливо, а вот Зураба словно подменили. Он сразу показал себя с другой стороны. Сказал ей, чтобы она постоянно носила платок, без его разрешения не выходила на улицу, соблюдала все их обычаи и не лезла в его дела, даже, если он возьмет в дом вторую жену - не противилась, а встретила ее как сестру.
- Что? Что ты сказал? Другую жену?
- Да, другую жену. Я мужчина и мое слово закон.
А вскоре и правда привел в дом новую жену – Фатиму, которая была намного моложе Галины… Этого вынести Галина не могла и решила бежать с детьми из этого дома, хотя это было почти невозможно. У нее были кое-какие золотые украшения, еще нажитые ей с тех времен, когда она работала в станционном буфете, а потом в железнодорожной столовой: серьги, кольца, цепочка, кулон. Да еще была скопленная за четырнадцать лет сумма денег на черный день. И вот сейчас сердцем она поняла, что этот черный день настал. Им надо ехать и, как можно скорее! Но, как это сделать? У Галины были неплохие отношения со свекровью, которая хорошо говорила по-русски. Галина решила обратиться к ней и, когда они остались одни на кухне – пекли лаваши для ужина, она сказала:
- Мама, вы простите меня, - и заплакала, - не могу здесь больше. Зураб не любит меня больше – Фатиму привел, видно я ему не нужна. Помогите мне уехать домой на Родину.
- Вай, вай! Что ты задумала, а если я Зурабу скажу? Ведь он мой сын. А дети как?
- Детей я не могу оставить. Мне без них не жить. Ой, только ему не говорите, а то он убьет меня. Помогите мне, или я руки на себя наложу! – молила бедная женщина.
Свекровь слушала ее, сдвинув черные, как у Зураба брови:
- Ладно, я помогу тебе. У вас с моим сыном давно не ладно. Я все вижу, только молчу, но ты себя не выдай. Будь такая же, как всегда, с ним ласкова будь, не гордись перед Фатимой – она, а не ты его судьба. Я знаю. А теперь слушай, и свекровь наклонилась к ней и стала шептать ей на ухо, боясь, что войдет Фатима:
- Через три дня Зураб с Фатимой к ее родителями поедут в аул. Неделю там будут – так он мне сказал. А ты беги – автобус утром пойдет от вокзала в семь утра. К тому времени готова будь. Деньги у тебя есть на дорогу? Галина кивнула головой, - «Есть».
- Я тебе еще добавлю на первое время – детям пить есть надо. Пока ты на работу устроишься. Галина обняла свекровь – сухонькую горбоносую старушку – бабушку ее детей, поцеловала и заплакала:
- Спасибо вам, мама. Век не забуду. Только не говорите о моем решении никому.
- Я не скажу, сама детям не проговорись – они отцу могут проболтаться. Жалко мне тебя. Вижу, как маешься, места себе не находишь. Ну и езжай. Аллах с тобой. Только Зурабу вида не подавай. И Фатиме тоже. Она ленивая, делать ничего не умеет, но ничего, научится, молодая еще. Ты, как устроишься, мне письмо напиши. У меня на почте знакомая есть – передаст и не скажет никому.
- Ладно, мама.
Три дня прошли, как в тумане – томительно долго тянулось время. Зураб, кажется ни о чем не догадывался. Накануне только сказал ей:
- Нам с Фатимой съездить к ее родителям надо – калым с них получить, как договаривались, еще не весь отдали. Недельку там будем, чтоб дома все в порядке было и ты из дома – ни шагу – поняла?
- Поняла, - опустила голову Галина, еле скрывая свою радость.
И вот они уехали, а Галина стала собираться. Детям объяснила, что поедут в гости к бабушке. С собой взяли самое необходимое: теплые вещи на зиму – приближалась осень, документы, деньги, да свекровь собрала сумку еды на дорогу: сыра, яиц, лавашей, сама зажарила курицу в духовке, насыпала мешочек кураги, изюма, положила еще сушеной яблочной пастилы со словами: «Это внукам, дорога длинная – ребятишки лакомиться будут».
Ночь Галина провела в тревоге: «А ну муж вернется, что тогда? Ведь он ни за что ее не отпустит», - и она не смыкала глаз, заснула лишь на рассвете, а там уж свекровь будит ее:
- Ну что? Не передумала?
- Нет, мама.
- Тогда пора вставать, поднимай детей, а я завтрак приготовлю. Завтрак получился царским: свекровь приготовила долму – все любили это кушанье – мясо свежей баранины, запеченное в виноградных листьях – очень вкусно и сытно. Они быстро поели, запили козьим молоком, оделись и присели на дорожку по-русскому обычаю. Потом женщины обнялись:
- Ну, не поминайте лихом, мама, - сказала, вытирая слезы Галина.
- И ты нас прости, дочка, - свекровь поцеловала детей, они же сидели, как воробышки, спросонку ничего не понимая.
- Ну, пора. Я провожу вас только до ворот, а то, не дай аллах, увидят соседи, Зурабу скажут – тогда и мне не сдобровать.
Они вышли в предрассветный туман, молочными клубами окутавший дальние горы. Почти бегом дошли до автостанции, взяли билеты до Грозного и успокоились только в автобусе. Пассажиров было немного, все в основном ехали на базар. Знакомых среди них к счастью, не было. Автобус быстро катил по извилистой горной трассе. Дети вскоре уснули, и лишь мать зорко поглядывала по сторонам, силой воли не давая себе уснуть, хотя ей нестерпимо хотелось спать после бессонной ночи.
В общем, до Грозного доехали быстро, а там сели на поезд, и только тут Галина почувствовала себя в безопасности. И пока они с небольшой пересадкой ехали до Сибири – по ночам она крепко спала. Доехали благополучно до Новосибирска, а там взяли билеты до станции своей, куда приехали в четыре часа утра, а на рассвете уже переходили по высокому мосту речку, сонные ребятишки жались к матери и осторожно ступали по замшелым скользким доскам, а внизу блестела вода, кое-где на берегу виднелись фигурки рыбаков в дождевых плащах, а то и на середине реки в лодках.
И когда, не веря себе, ступила Галина на родную землю, слезы радости покатились по лицу, и решила она никуда отсюда больше не уезжать, как бы трудно ей ни пришлось. Почти бегом, таща за руку младшенькую дочку Амину дошла она с детьми до родного дома – благо от вокзала было недалеко. Вот береза под окном, вот черемуха, еще посаженная мамой в детские годы Галины. Она с волнением постучала в окно, раз, другой, третий. Все было тихо, только истошно лаяла соседская собачонка. Наконец в окне показалась седая голова матери. Она всплеснула руками:
- Ой, ты, что ли Галина! Да с ребятишками! Сейчас, сейчас я открою. Ой, дорогие мои приехали.
Мать-старушка обняла дочь, внуков: Слава Богу, а я сон вчера видела. Ногу будто на покосе литовкой обрезала. Кровь-то как хлынет! Вот и сон в руку – кровные мои приехали. Вы совсем или погостить?
- Совсем мама.
- Ну и, слава Богу. Он мне никогда не нравился. Пусть только сунется суда. Я его ухватом огрею.
Галина заметила, что мать сильно постарела и совсем поседела. Ребятишки тоже во все глаза растерянно смотрели на бабушку – уже успели отвыкнуть.
- Ну, раздевайтесь и ешьте пирожки с картошкой, вчера, как будто знала, что приедете, напекла. Вот молоко пейте и спать. Время раннее. Устали, небось, с дороги-то? И ты, Галя, ложись, отдохни, - спорить с матерью было бесполезно, и вскоре все дружно спали в материнском доме, и Галине было хорошо как никогда. Как будто она вырвалась из страшной неволи. Засыпая, она представляла, что муж ее скоро приедет домой, и как он будет злиться, когда узнает что она сбежала от него с детьми. Он, превративший ее в бессловесную работницу, почти рабыню. Да еще увезла ребятишек. Но сюда-то он не сунется. Он знает характер тещи. Пусть новых детей себе нарожают со своей Фатимой.
А через несколько дней в далеком чеченском селении происходило следующее: Зураб, вернувшись, домой с молодой женой, не обнаружил Галины с детьми.
-Ах, шайтан! Где она? – обратился он к матери.
- Откуда же мне знать? Уехала наверно к своей матери на родину. Я ничего не видела – когда она успела?
- Ты мне зубы не заговаривай! – сама, наверно, помогла ей бежать? – грозно сверкал очами разъяренный сын - поклянись аллахом, что не помогала ей!
Бедной женщине ничего не оставалось, как сказать:
- Да клянусь аллахом, я и видеть не видела, и слышать – не слышала! В больницу к врачу ходила давление померить, пока там в очереди просидела, прихожу, а их след простыл. Да что ты так волнуешься? Сам ведь вторую жену в дом привел, а она русская – у них обычаи другие. Ну и относился к ней плохо. Я же все вижу, давно заметила, что неладно у вас. Что ей оставалось делать? И не вздумай вслед за ней ехать. Дай ей свободно пожить! А у тебя другая жизнь начинается.
А в Чечне и правда началась другая жизнь: к власти пришел генерал Дудаев. Все изменилось. Дудаев стал сколачивать армию. Вербовал всех добровольцев. Таких было тысячи, среди них был и Зураб Мирзоев, бывший муж Галины. А потом пошло противостояние Москве, где тоже начались перемены. Советский Союз развалился. После Горбачева президентом стал Ельцин и в 96-м под Новый год ввел войска в Грозный.
Во время первой чеченской был убит Зураб. Фатима так и не успела родить ему сына, и он до самой смерти очень тосковал по детям. О смерти Зураба узнала Галина из письма свекрови:
- Ты теперь окончательно свободна, устраивай себе жизнь – ты еще молодая, - писала она ей. А Галине и в правду не было еще и сорока лет. Моложавая, с румяным, цветущим лицом, и ямочками на щеках, она все еще нравилась мужчинам, но понимала, что у нее трое детей, и далеко не каждому будут нужны ее дети.
Но нашелся на ее долю кочегар Петя Митин тихий, неразговорчивый, скромный, кудрявый с глазами светло-голубыми. Из-за своей скромности он оставался в холостяках до тридцати пяти лет. Жил он по соседству и не раз бросал на нее при встрече робкие, но выразительные взгляды. В такие минуты Галина думала: «А что? Мужик тихий и пьет вроде мало, работает и жильем обеспечен», - но первая заводить разговор не хотела. Сама она уже не работала в столовой, так как ее закрыли в перестройку, когда цены взлетели, и тарелка супа стоила пять рублей старыми советскими деньгами.
Кто из рабочих позволил бы себе такой суп есть? Брали с собой на работу кто что мог: кусок сала, яйца, хлеб и прочую снедь, а то в буфет забегали к Семеновне за пирожками. Семеновна после Галины так прижилась в этом буфете, что калачом не выманишь. И, когда шла она открывать свое царство – так все на ней и шевелилось: и могучая тяжелая грудь, и копна темных волос без единой сединки, уложенных в высокую прическу, и литые бедра.
Эх, хороша Семеновна, да не наша! – завидовали мужики ее мужу – машинисту тепловоза, и всегда нарядная, всегда одета по моде и лет-то сколько – не определишь ей. Другие одногодки-женщины, что за партой вместе сидели, состарились вовсе, а ее и время не берет. Ходит павой по станции, да и только.
А Семеновна, женщина хоть и с виду строгая, простая и сердечная была и знала Галину еще девчонкой, жалела ее с ребятишками. Ведь еще баба в соку, а одна-одинешенька. Нет рядом крепкого мужского плеча. И решила она ее с Петей Митиным покороче свести – он ей братом двоюродным приходился. И пригласила раз обоих по грибы на своей машине, но с условием: ребятишек не брать. Галина согласилась. Когда утром подошла к дому Семеновны и стали рассаживаться в машину, увидела кроме мужа Семеновны Петю Митина. Сидеть тоже рядышком пришлось. Выехали в сосновый бор. Солнце еще только поднялось над горизонтом. На грибное место приехали скоро. Грибов было много. Больше других попадались маслята, рыжики, лисички, но встречались и белые грибы. Часам к трем они насобирали полные корзины. Как-то оказалось, что Семеновна с мужем ушли далеко вперед, а Галину с Петей оставили далеко позади. Они шли не торопясь. Петя оказался отличный грибник. Он быстро наполнил свою корзину, потом взялся помогать Галине.
День был чудесный. Начало августа, когда после дождей грибов в этих местах было видимо-невидимо. Выбирали только самые лучшие. Понемногу разговорились. Галина сразу поняла уловку Семеновны и ждала, что из этого получится, но получилось, как нельзя кстати. Когда все собрались вместе, сели обедать на траве. Шуткам и смеху конца не было. Отдохнули, поели, выпили пивка и поехали домой. Галину подвезли к самому дому. Петя несмело протянул ей свою полнехонькую корзину со словами:
- Вот бери и соли, а я к тебе зимой загляну как-нибудь попробовать, - все весело рассмеялись, а Семеновна поддакнула:
- Правильно, Петя, знаешь, как к женщине подойти.
С тех пор он стал заходить к ней по вечерам, а осенью они расписались и стали законными мужем и женой. Галина переехала к нему в благоустроенную квартиру, а дети наотрез отказались – они к тому времени были уже большие и остались с бабушкой.
Галина каждый день забегала к ним. Зимой мать сильно болела и уже не могла вставать. Галина варила и кормила всех, а потом бежала к мужу. В феврале матери стало совсем плохо, а спустя неделю не стало. Перед смертью она подозвала дочь и сказала ей: «Принеси икону Богородицы». Дрожащими руками взяла икону, перекрестила дочь, прошептала молитву «Отче наш» и напоследок сказала: «Береги детей и храни вас господь». На похороны пришло пол поселка – все знали и уважали Анну Филипповну. Сестра Света приехала из города с мужем и детьми и все расстраивалась, что не смогла попрощаться с матерью, вырастившей их без отца.
- Света, а знаешь – у меня будет ребенок от Пети. Как ты думаешь, рожать мне или нет?
- Тут и думать нечего – рожай. Вот Петр обрадуется!
- А я боюсь чего-то, - призналась сестра.
- Ничего, родишь – не в первый раз. Для полноты семьи - надо. А срок, какой?
- Да уже три месяца.
- А мама знала?
- Нет. Я не успела ей сказать.
- Рожай, а я помогу, чем могу.
Через полгода у Галины и Пети родилась дочь Карина, очень похожая на отца. Такие же большие светло-голубые глаза, кудрявые волосы, прямой нос и маленький ротик.
С первых же дней из роддома отец полюбил Карину больше, чем мать, а Галине надо было заботиться и о других детях. Когда Карине исполнилось семь месяцев, она стала оставлять дочку со свекровью, а сама пошла работать на рынок частным предпринимателем. Каждую неделю ездила она на оптовую базу в город, возвращаясь каждый раз с тяжелыми сумками. Она торговала мужской одеждой. Торговля шла у нее ходко. Петя работал в той же котельной. После базара, сдав товар на хранение, Галина бежала к детям, варила ужин, проверяла уроки, потом бежала на другой конец поселка к свекровке, забирала дочь и шла домой к мужу.
В годик Карина пошла, первое ее слово было «папа». И потом, когда подросла, она очень любила отца. Галина была занята по горло своими делами. Домой приходила поздно, а иногда оставалась ночевать у детей, хотя подругам по рынку говорила, что очень любит Петю, что он такой мужчина, что лучше ее первого мужа, а Зураб был очень горяч. Петя, не избалованный женским вниманием, терпел все и считал их отношения нормальными. Он отдавал жене зарплату, дарил подарки на день рождения и восьмое марта, нежно ласкал ее в постели, а ей все казалось не то… Она привыкла к горячим страстным ласкам Зураба и в чем-то чувствовала себя обделенной. Да к тому же Петя зарабатывал совсем мало. Он был без ума от дочки, маленькую сам кормил из бутылочки, стирал пеленки, сидел у кроватки, когда болела. А Галине хотелось одного – поднять детей. Спасти ее мог только рынок. От тяжелых сумок и последних родов у нее стали болеть ноги – появился варикоз. Она все больше стала курить. Пете это не нравилось, но он терпел все: ее бесконечные отлучки, ее по меньшей мере прохладное отношение к младшей дочери, к нему. А У Галины начались проблемы со старшей дочерью: в семнадцать, не успев окончить школу, она стала гулять с мужчинами намного старше себя.
Повторилась история матери. Галине нужно было много работать, а ее отвлекали младшая дочь и муж. Зарплаты Пети хватало только на хлеб да молоко и оплату квартиры. Она залезла в большие долги и не знала, как из них выпутаться. Пришлось продать материнский дом и купить маленькую избушку для всех своих почти взрослых детей.
Галина разрывалась между старшими детьми и мужем. Сажала большие огороды, тщательно за ними ухаживала, причем помогала ей одна только старшая дочь Алька. Сын Жорка втянулся в дурную компанию и однажды в пьяном виде с дружком угнал чужую машину. Они, накатавшись, разобрали ее на запчасти, и продали и на вырученные деньги кутили, пока их не поймала милиция.
Жорку посадили, хотя она нашла адвоката, но он был уже совершеннолетний и осенью должен был идти в армию. Жорке дали три года общего режима. Сердце матери разрывалось от горя. Она хотела спасти других детей, тем более что старшая Алька и средняя Амина начали погуливать с кавалерами, а потом она узнала от Амины, что Алька беременная на четвертый месяц… Аборт делать было поздно. Она смирилась с этим и стала ждать внука.
У Альки в срок родился смуглый черноглазый мальчик. Про отца ребенка дочь сказала, что он узбек. Бабушке пришлось все купить для внука, вплоть до ванночки, кроватки и коляски. Все брала в кредит и еще больше залезла в долги. А Петя вдруг стал выпивать, когда она приходила от детей измотанная и принималась готовить ужин, то замечала, что муж навеселе или уже в постели отвернулся к стене и спит похрапывая. А Галина оставалась одна со своими мыслями и заботами. Так прошло еще несколько лет.
Однажды она не была дома дня три или четыре – приболел маленький Димка, и Галина по вечерам нянчилась с внуком и совсем забыла про мужа и младшую дочь. Дочка сама пришла к ней бледная голодная и сказала, что отец просит придти ее домой.
- Карина, ты видишь – Димка болеет. Алька на работе. Я только с базара пришла. Сейчас сварю обед и поеду. Она пришла домой уже вечером. Муж был абсолютно трезвый. Он как-то необычно посматривал на нее. А потом спросил:
- Ты больше не любишь меня?
- Почему ты так решил?
- Ты все время бросаешь нас с дочкой, а сама черт знает где!
- Да как ты можешь так говорить! – возмутилась Галина – Ты прекрасно знаешь, где я бываю.
- А зачем ты замуж за меня выходила, зачем родила Карину? Она уже отвыкла от тебя. Ты ей, как чужая.
Краска бросилась в лицо Галине.
- Я стараюсь семью обеспечить, а ты спишь целыми днями после смены, на твои копейки неделю не проживешь. И, если ты будешь диктовать мне свои условия, я подам на развод, - вырвалось у нее само собой.
- Ты подашь на развод? – переспросил ошеломленный муж. Ну что ж подавай. Только дочь я тебе не отдам.
- Ну, это мы еще посмотрим.
Они легли спать, отвернувшись друг от друга, а утром, наскоро позавтракав, Галина побежала на базар. Привычно достала сумки из камеры хранения, растянула палатку, развешала товар. Вскоре к ней подошел мужчина уже в годах, крепкий, высокого роста, худощавого телосложения.
- У вас есть брюки на мой рост и размер? – спросил он, улыбаясь. Галина улыбнулась загадочно ему ответ.
- Для вас все найдется. У меня все размеры и модели разные, вчера только привезла, выбирайте и примерим, - любезно предлагала она свой товар. Мужчина померил три пары и наконец выбрал светлые брюки, цвета кофе с молоком.
- А может рубашку подберем к брючкам?
- Ну давайте подберем – у сестры юбилей скоро, будет много гостей, а нового ничего нет, - озабоченно сказал мужчина. И тут опять услужливо засуетилась Галина, подыскивая покупателю подходящую рубашку. Вскоре в тон к брюкам подобрали рубашку. Все точно было по фигуре. Мужчина вытащил из кармана большое портмоне, достал из толстой пачки тысячных купюр одну и подал Галине деньги.
- Приходите еще, если что понадобится, у меня всегда широкий ассортимент, - подавая богатому незнакомцу сдачу, - говорила Галина. В тот день у нее так и шли покупатели, и выручка была хорошей, как никогда.
Незнакомец и правда пришел через несколько дней, но не один, а вместе с молодым человеком.
- Здравствуйте, вот привел сына. Приоденьте его по своему вкусу. Галина приветливо заулыбалась:
- Одну минутку. Давайте вам под ваши синие глаза голубую рубашку и брюки чуть потемнее, чем у вашего папы. Парень с удовольствием себя оглядел в новом наряде и остался доволен.
- Ну ладно, пап, я пойду на работу, а ты сейчас куда?
- А я домой ненадолго, потом на пилораму.
- Знаете, вы так хорошо обслуживаете, - обратился незнакомец к ней, когда сын ушел.
- Даже не знаю, как вас благодарить. Кстати, как вас зовут?
- Галина, а вас? – и тут она решила закинуть удочку – протянула ему руку, а он дольше обычного задержал ее в своей.
- Александр Петрович.
- А что ж вам супруга не помогает гардероб подбирать?
Лицо Александра Петровича помрачнело:
- Да вдовец я уже три года. Умерла моя хозяйка от рака. Эх, да что говорить об этом, - вздохнул он.
- А вы-то замужем?
- Да, как бы вам сказать – и, да и нет.
Тут к Галине подошли еще покупатели, и Александр Петрович ушел попрощавшись.
А вечером, когда она пришла домой, муж был мертвецки пьян. Она не осталась ночевать – ушла к детям и забрала с собой Карину. Утром, протрезвев, Петр пришел к ней за дочерью. Галина заслонила собой дочь и решительно сказала ему:
- Она пойдет сегодня на рынок.
- Что?! Нечего ей с таких лет по базарам шляться. Пойдем со мной, доченька. Там баба нам пирожки напекла, и компот сварила, пойдем. У Петра мать жила по соседству с ним и частенько наведывалась к сыну. Галину она невзлюбила с первого дня их совместной жизни часто твердила ему, когда он был один:
- Что это за жена у тебя? Даже поесть толком не сварит – на что Петр смущался и говорил:
- Мама, не вмешивайтесь, - это наше семейное дело.
- Как не вмешиваться? Ночь дома – три нету. Нет, это не жена, не такую тебе надо, да и мать она плохая. Пропадаешь ты с ней, брось ее, разведись, а Карину не отдавай – без нее воспитаем.
Петр молчал, но в душе соглашался с матерью.
А дальше события развивались стремительно: Александр Петрович Зыков сделал Галине предложение прямо на ее рабочем месте. Она растерялась и попросила время на раздумье. Подруги по рынку после его ухода руками на нее замахали:
- Да ты знаешь, кто он? Да чего тут раздумывать – тебе счастье привалило, подруга. У него лесопилка своя, дом огромный, две машины и сам непьющий. Так что бросай Петра и выходи за Зыкова. С ним, как за каменной стеной будешь, - зачастила соседка Зыкова – Клава.
- Ну, у меня же дети.
- А что дети?
- Амину и Карину с собой заберешь, Альку замуж выдашь, а Жорка из тюрьмы придет – останется жить в твоей избе. Хотя Карина с отцом наверно захочет остаться.
- А кто ее спрашивать будет? Да она через несколько дней сама от него прибежит.
- Вот и выходи замуж и поскорей, а то у нас на станции сама знаешь, сколько баб-одиночек – мигом отобьют.
Галина подумала-подумала и решила посоветоваться со средней дочкой Аминой – она знала, что дочь у нее такая умница, что лучше всех рассудит и подскажет матери правильное решение.
Хорошим весенним вечером, когда на землю ложились синие сумерки и старшей дочери не было дома, она обратилась к Амине.
-Ты понимаешь, доченька, Зыков мне предложение сделал. Что ты на это скажешь?
Амина посмотрела на мать лукаво блестящими черными глазами, как бы оценивая ее:
- Мам, а ты еще ничего. Вон, какая фигура – крепкая, статная, и на лицо ты не старая. Морщин почти нет. Недаром он в тебя влюбился! Мам, я тебе так скажу – счастье тебе привалило, соглашайся и выходи за него. Да за него молодая пойдет, а ты сомневаешься, и родня у него богатая: сестра – профессор в Новосибирске, брат – адвокат известный в городе – я все узнала, недаром в суде работаю.
- А Карина? Она же отца любит.
- А что Карина? Ну, побесится немного и привыкнет. Конечно, она папочку своего непутевого любит, но скоро забудет. Ты не волнуйся - все будет о,кей, мамуля,- сказала ее умная дочь. И Галина решилась, а когда через три дня в доме появился Зыков и опять сделал предложение, она согласилась. На другой день она подала заявление на развод, а вечером Зыков перевез ее в свой дом.
Карина осталась с отцом, но он гулял неделю после ухода жены, а потом назло ей стал приводить домой молоденькую соседку, Карина не выдержала и прибежала к матери.
Так началась у нее новая жизнь в большом красивом доме Зыкова. Мать поселила ее вместе с Аминой, но Амина – страшная эгоистка и модница, любила только себя, вела свою беззаботную жизнь, хотя уже работала и получала зарплату, которую всю тратила на себя. Она часто ездила в большой город, который находился в четырех часах езды на автобусе или поездом. Там она ходила по бутикам на распродажи, набирая кучу изящных вещиц по сходной цене. Она любила дорогую косметику, золотые украшения, хорошую обувь.
В личной жизни она тоже вела себя, как хотела: гуляла с парнем, пока он ей не надоест, потом находила другого, частенько приходила домой за полночь, открывая тихонько дверь своим ключом. Несмотря на то, что у нее водились деньги, она никогда не давала сестре ни рубля, не разрешала ей даже прикасаться к своим вещам и косметике, все время, покрикивая на нее, и вообще считала сестру недалекой.
Галина теперь жила на широкую ногу – всю жизнь привыкшая считать каждую копейку, она больше не нуждалась в деньгах. В постели Александр тоже оказался ласковым и нежным «зверем». К ее детям, ей казалось, относился хорошо, особенно к Амине. Выделил им самую лучшую большую комнату с большим телевизором и музыкальным центром, удобными кроватями, большим зеркалом, мягким диваном, креслами, шифоньером и столом для занятий.
Старшая дочь Алька с маленьким сыном частенько приходила обедать и ужинать, мать давала ей продукты и деньги, а вот с младшей дочерью было сложнее, но заботы о новом муже отнимали у Галины много времени.
Зыков вставал рано, а Галина еще раньше – чуть свет, быстро готовила ему завтрак и обед. Муж любил вкусненькое, и Галина старалась угодить ему. Запекала в духовке окорочка до хрустящей корочки, поливая их сметаной, жарила котлеты, пиццу, блинчики с мясом и другую снедь. Зыков ел с аппетитом, потом звонил по сотовому телефону своему помощнику, давал указания и ехал на работу, по дороге обговаривая, сколько древесины осталось на складе, сколько закупать леса-кругляка, сколько продать бруса, сколько нарезать плахи и другие вопросы.
На пилораму, которая находилась недалеко от станции, приезжал быстро, по-хозяйски обходил свои владения, сам кормил свою любимицу-овчарку Дженни, которая охраняла лесопилку с двумя другими собаками. Потом проверял квитанции, счета, фактуры, договора на поставку леса.
И так каждый день, вникал во все мелочи, ругался с кем-то матом по телефону, горячился, обладая вспыльчивым характером, но быстро отходил. Рабочие слушались его беспрекословно. Рамщики – Василий, Иван и Максим умело и быстро заученными быстрыми движениями распиливали пихту и сосну и или кедр на плаху, брус, штакет, из отходов делали дранку, горбыль - только летели из под ленточной пилы свежие пахучие стружки и опилки, и такой аромат леса был кругом! Дело давало неплохой доход, и у него уже лежала кругленькая сумма в банке.
Часть ежедневной выручки он отдавал жене, и она тратила эти деньги, куда хотела. Большая часть, конечно, уходила на продукты. На остальные помогала детям, покупала обновы. За несколько месяцев жизни с Зыковым она развелась с Петей, пополнела, посвежела.
За заботами о новом муже и хлопотами по дому она совсем мало времени уделяла своим дочерям. А они жили своей жизнью: Амина стала часто задерживаться, а то и вовсе не приходить домой. Она и не скрывала от матери, что у нее есть парень, но успокоила:
- Не беспокойся, мамуля – в подоле не принесу. Олег из хорошей, обеспеченной семьи и сам не промах – бизнесом занимается.
По утрам после завтрака она уходила из дома нарядная, благоухающая французскими духами, но мать за нее не очень беспокоилась. Она знала, что Амина в случае чего даст сильный отпор и, если строит сейчас глазки молодому бизнесмену – значит так надо. Может, выйдет удачно замуж, станет богатой.
А Карина последнее время совсем замкнулась в себе. Не хотела ни с кем разговаривать, даже с матерью. Старалась не встречаться с Зыковым, а если встречала его ненароком на кухне, то отводила взгляд и уходила быстрее в свою комнату.
Однажды, когда отчима не было дома, она делала уборку и, протирая пыль на телевизоре, поправляя антенну, уронила нечаянно небольшую, но дорогую вазу. Ваза разбилась на мелкие куски, и как раз в это время бесшумно вошел Зыков. Увидев осколки вазы, он подошел к падчерице, крепко схватил ее за локоть и стал выговаривать:
- Ты что? Без году неделя в этом доме, а уже дорогие вазы бьешь? Это подарок от моей покойной матери. А ты разбила. Эх, ты! – глаза его горели ненавистью к ней. Карина не выдержала и заплакала, вырываясь:
- Отпустите меня! Пропади пропадом все ваше добро и эта ваза!
- Что ты понимаешь, девчонка! – и Зыков размахнулся и ударил ее по щеке. Карина, наконец, вырвалась из его сильных цепких рук и, опрометью выскочив из дома, побежала к отцу. Но там ее встретила бабка. Она неприветливо оглядела девочку, ее красное от слез лицо, покачала головой и спросила:
- Зачем пришла?
- К отцу. Бабуля, я не могу там жить, заберите меня.
- А зачем? У него теперь другая семья есть, и ребенок будет. Нет, милая, живи с матерью. Мне не по силам еле хожу - Карина ушла ни с чем, вконец расстроенная, давясь слезами. Куда теперь? Подумав немного, пошла к старшей сестре Альке, но та тоже не захотела ее принять, ей хватало своих проблем. До вечера Карина была на реке, загорала, купалась, хотя вода была еще холодной, бездумно бросала камешки в воду, стараясь, чтобы камешек пролетел по воде скользя «блином», и у нее это получалось. Лишь поздно вечером пришла домой – окно их комнаты было приоткрыто, она влезла в окно, и тихонько легла в постель.
Утром встала и, когда отчим ушел, попросила у матери поесть.
- А где ты была вчера целый день? Где? Я тебя спрашиваю? Александру нагрубила. Смотри, а то к отцу тебя отправлю!
Карина заплакала.
- Нечего реветь – радоваться надо. Живете, как у Христа за пазухой. Ну, скажи, чего тебе не хватает?
Карина молчала, старалась изо всех сил не нагрубить. Мать не понимала ее совсем, но все-таки налила ей полную тарелку супа, хотя у Карины голова кружилась от вкусных запахов – мать утром жарила мужу окорочка, пекла блинчики с мясом. Девочка быстро поела, выпила компот и молча пошла в свою комнату. Ей казалось, что мать не любит ее, и не любила никогда…
Она не знала, что же ей теперь делать, как вести себя с отчимом, как жить в этом постылом доме. Единственной радостью стал приезд тети Светы – сестры матери, общительной, жизнерадостной женщины.
После завтрака они ходили купаться, а потом тетя Света угощала Карину мороженым, фруктами, фотографировала на память. В жаркий полдень они вместе зарывались в горячий песок, потом со смехом снова лезли в воду и плавали наперегонки.
При тете Свете мать стала добрее, но даже при тете, как только в доме появлялся Зыков, Карина пряталась в своей комнате и сидела, закрывшись тяжелой шторой в уютном кресле, стараясь не попадаться отчиму на глаза. А он знал, что она боится его и, ложась спать, обнимал Галину и, успокаивал:
- Ничего, привыкнет. Куда она денется? Не переживай, - и засыпал ее ласками так, что Галина забывала обо всем на свете…
Раз как-то Светлана вечером зашла на кухню и спросила сестру:
- Ты еще не поливала? Давай я пойду полью со шланга?
- Ну, если хочешь – полей, а потом ужинать будем.
- Нет, ты мужа сначала накорми, а потом мне с тобой поговорить надо.
- Да? И о чем же? – поинтересовалась Галина.
- О Карине.
- А что о ней говорить? Грубиянка, дерзит Саше и мне, неблагодарная.
- Ладно, ладно, успокойся, ужинайте, а потом выйди в сад.
Минут через сорок Светлана управилась – полила все грядки, а их у сестры было много, и все тут радовало глаз: и сочная зелень шпината, и сельдерей, и петрушка, и даже кинза. Острые ярко-зеленые перья лука торчали, как копья. Тут же пышно разрослись в большом парнике баклажаны и перцы, а первые огурчики уже можно было рвать на салат и окрошку. В саду созревала красная смородина и малина. Светлана присела на скамеечку возле какого-то странного деревца, на котором спели красные ягоды по вкусу, напоминающие то ли черемуху, то ли черешню. Светлана поглядела на небо – оно было нежно-розовым, а потом вдруг запылало алым цветом, обещая на завтра хороший ясный день.
Залюбовавшись закатом солнца, она не заметила, как к ней подошла сестра, присела рядом, закурила:
- Ну о чем ты хотела со мой поговорить? Насчет Карины? Я угадала?
- Да о ней. Ты понимаешь – она страдает.
- От чего страдать ей? Сыта, одета, обута, в тепле. Живет, как кошка, дома боится посуду помыть, лентяйка.
- Погоди, погоди. А что у нее в душе сейчас ты знаешь?
- Да ненавидит она Сашу. А что он ей сделал? Приютил нас всех, самую лучшую комнату отдал им, а она зверем на него смотрит. Кому это понравится?
- Да, я это понимаю. Но ты же знаешь, как он с ней обошелся, ударил даже. Она теперь боится его. Ты меня извини, конечно, но ты можешь ее потерять, а она у тебя младшенькая самая.
- Раз ты такая жалостливая, забирай ее к себе.
- Нет, не сейчас, а после девятого класса, если ты не возражаешь, - пусть приезжает учиться. Я ее не обижу. Не могу я смотреть, как она мучается.
- А ты думаешь, мне приятно, когда она ходит надутая, ни с кем не разговаривает?
Долго они еще сидели так, пока Галина не вспомнила:
- Да вы же с Кариной голодные! Ну-ка пойдем в дом – я сегодня такой плов сварила – пальчики оближешь!
- Да, да, пойдем. Мы с Кариной и правда голодные, как волки. Знаешь, как здорово мы сегодня купались!
А утром мать зашла в комнату к дочери:
- Ты ничего не хочешь мне сказать?
- Нет.
- Тогда пойдем завтракать.
- А он уехал на работу?
- Да, а до каких пор ты будешь его бояться?
Ничего не ответила Карина матери, молча прошла на кухню, поела и вышла в огород, где уже полола грядки тетя Света. Она была в одном ярком купальнике, который ей очень шел. Было еще часов девять, но солнце уже начинало печь вовсю.
- Ты что такая расстроенная? – спросила тетя Света.
- Да так, а мы сегодня пойдем купаться?
- Да вот дополю грядку, и пойдем, а ты, если хочешь, помоги мне. Вдвоем они быстро допололи длиннющую грядку моркови и, взяв полотенца, отправились на речку.
Карина знала там одно место, где было очень ровное дно и глубина больше трех метров, а на берегу горячий песок. Она хорошо плавала, быстро рассекая воду тонкими загорелыми руками. Тетя Света тоже старалась не отставать от племянницы, и они плавали на- перегонки.
Вода была теплой, когда она бывает такой в самые жаркие дни лета. До обеда они купались и загорали, а потом сильно проголодались, и тетя предложила Карине:
- А давай пойдем, перекусим в кафе «Минутка»?
- Да, ну, тетя Света, там дорого.
- И вовсе не дорого, пошли. Я же знаю, что ты есть хочешь. В кафе было прохладно и уютно. Они сели за столик у окна под пальмой, и тетя Света заказала котлеты с картофельным пюре, блинчики с творогом, кофе и мороженое. Они сидели, ели не торопясь, болтали, и Карине было так хорошо с тетей, и она оттаивала душой. У нее блестели и искрились глаза, на щеках нежно алел румянец, и не хотелось никуда идти.
После обеда она неожиданно предложила тете:
- Пойдемте опять купаться? Чего дома делать? Да и вы скоро уедете, а погода может испортиться.
Тетя Света заколебалась, а потом согласилась:
- Ну, давай пойдем, а то еще очень жарко.
Они пошли на то же самое место, расстелили полотенца, а вокруг уже было много народа. Чуть поодаль от берега стояли машины. Люди приезжали семьями. Всем хотелось накупаться вдоволь в этот чудесный летний день, и Карина с тетей опять плавали наперегонки, потом нежились на берегу, подставляя солнцу то плечи, то спину, то грудь. Карина была счастлива, она смеялась и рассказывала тете разные школьные истории, а потом, когда через несколько часов тетя Света начала собираться, вдруг призналась ей:
- А знаете, тетя Света, я хочу ночью сюда придти.
- Да ты что? И не страшно тебе?
- Немножко. Но тут ночью нет никого.
У тети Светы защемило сердце от жалости к племяннице. Она обняла ее за худенькие плечи, крепко прижала к себе, а потом сказала:
- Пообещай мне, что ты это не сделаешь? Обещаешь?
- Да, - прошептала Карина и опустила голову.
- А с мамой я сегодня же поговорю, и все у вас наладится, вот увидишь.
- Ничего не наладится, а жить я с ним не буду, - упрямо твердила Карина.
- Ну, ладно, ты не горячись только, пойдем, нам еще надо матери помочь в огороде полить, - и они стали собираться. День клонился к закату, а вода была еще теплой, как парное молоко. На берегу еще было полно отдыхающих, и они пошли вдоль берега по выжженной солнцем, пыльной дороге.
Тетя вскоре уехала, у нее заканчивался отпуск. Карине вновь стало тоскливо и одиноко в большом доме отчима, хотя погода стояла жаркая, и можно было купаться, но мать ее не отпускала на реку, заставляла каждый день полоть и поливать грядки, делать уборку в доме, стирать, мыть посуду и делать прочие домашние дела. Девочке хотелось убежать из этого постылого дома, она старалась не встречаться с отчимом и выходила из комнаты, только, когда он уходил на работу…
Однажды она глядела в окно, наблюдая, как догорает день: медленно-медленно опускалось за горизонт раскаленное солнце, потом ярко-багровым пламенем пылал закат, и наступили синие сумерки. Карина задумалась, сидя в кресле, и вдруг в голове непокорной девчонки возникла шальная мысль:
- А что, если всем назло я пойду на речку ночью?
Мать заглянула к ней в комнату и строго спросила:
- Ужинать будешь?
- Да что-то не хочется.
- Знаю я это «не хочется». Мне твои фокусы надоели. Сейчас я принесу тебе ужин, и чтобы все съела. Поняла? А то на скелет ходячий стала похожа.
- Можешь не носить. Старайся для своего Зыкова.
- Что ты сказала? Ты ничего не понимаешь, живешь на всем готовом, да мне счастье привалило. Хоть теперь поживу по-человечески, не как с твоим отцом.
- По-человечески? А я его ненавижу.
- Замолчи, а то услышит! Или я не знаю, что я с тобой сделаю! – горячилась разгневанная мать.
- Ну, ударь меня, мама, ударь!
Мать замахнулась, но в последний момент отвела руку, увидев, как сжалась дочь, совсем как маленький беспомощный страусенок перед опасностью. Галина молча вышла из комнаты, а через несколько минут принесла ей полную тарелку картошки с мясом и большой ломоть хлеба.
- Я не буду, есть! – запальчиво крикнула дочь, но тарелку оставила, а когда мать вышла, не устояла перед вкусным запахом дымящейся картошки и с аппетитом съела все, но обида на отчима оставалась, жгла ей сердце каленым железом и не давала ей уснуть.
Ночью, когда дома все спали, она тихонько открыла окно и спрыгнула на землю, а потом быстро побежала по слабо освещенной пустынной улице все вперед и вперед…
Зыкову в эту ночь не спалось – от жары у него поднялось давление и слегка покалывало сердце. Галина крепко спала, рассыпав по подушке темные блестящие волосы. Он тихонько встал, стараясь не разбудить ее, и только полез в тумбочку за лекарством, как вдруг услышал скрип открываемого окна и легкий стук из соседней комнаты. Он решил посмотреть, в чем дело и тихонько вышел за ворота.
На улице, оглядевшись по сторонам, увидел небольшую фигурку в светлом, уходящую вдаль. В ней, он узнал падчерицу. Да это была Карина! Куда это она ночью? Надо проследить, – подумал он и осторожно, перебежками пошел следом, а она, ничего не подозревая, направлялась все дальше и дальше к реке.
А река загадочно блестела под лунным светом, вокруг не было ни души, лишь на противоположной стороне темнел лес. На берегу, Карина быстро скинула джинсы и футболку и нагая нырнула в воду. Вода после жаркого дня приятно обожгла кожу холодом. Вынырнув, она поплыла на тот берег к обрыву, где под лунным светом вырисовывались стройные силуэты сосен. Течение реки становилось все стремительней, Карину относило в сторону, но она упрямо плыла вперед на середину, не зная, что из-за кустов за ней наблюдает ненавистный ей человек. А Зыков думал: «Она что, сумасшедшая или лунатик? Этого мне только не хватало. Что за паршивая девчонка! – и вдруг увидел, как она скрылась под водой… Зыков напряженно всматривался в воду, голова девочки показалась над черной блестящей гладью и опять скрылась, и тут он, не раздумывая, прыгнул в воду прямо в одежде и быстрыми саженками поплыл на середину, где отчаянно барахталась Карина, схватил ее за волосы и поплыл к берегу, хотя течение здесь было сильным, но Зыков был отличный пловец – когда-то пацаном летом по целому дню не выходил из воды, разве что под вечер, когда мать, потеряв терпение, шла за ним к реке с хворостиной и гнала его домой, посиневшего от долгого купанья. Но сейчас ему было не до воспоминаний. Он уверенно поплыл поближе, к берегу, встал на твердое дно и на руках вынес девочку на песок, затем приложил ухо к груди и услышал, как часто-часто бьется ее сердце, хотя глаза были закрыты – она была в глубоком обмороке.
Зыков ловко положил ее на правое колено и надавил на грудь. Изо рта Карины полилась вода, она закашлялась и открыла глаза. Увидев себя в руках отчима, забилась раненой птицей, а потом окончательно пришла в себя, испуганно прикрыла руками голую грудь, зло и с вызовом спросила:
- Зачем вы вытащили меня из воды, зачем? Я не хочу жить, не хочу! Понимаете? – А сама дрожала – зуб на зуб не попадал. Зыков тоже замерз после неожиданного ночного купанья. Ему нестерпимо захотелось закурить, но сигареты и спички намокли. Он сунул руку в карман, скомкал и выбросил в кусты мокрую пачку и коробок, а потом схватил за руку падчерицу и громко приказал:
- А ну, давай одеваться и бегом домой, и побыстрее, а то воспаление легких нам с тобой обеспечено!
Карина вдруг смутилась и поняла, что сделала глупость:
- Погодите, я сейчас оденусь. Зыков отвернулся, подождал, пока она наденет сухое. С него же капала вода.
Потом они бежали рядом, и, казалось, слышали биение сердец друг друга, а над ними стояла полная луна, и загадочно мерцали звезды в эту теплую летнюю ночь. Ночь, которую Карина и Зыков никогда не забудут – ведь именно в эту ночь Карина поняла, что они стали не чужие друг другу.
Возле ворот Зыков тихонько сказал Карине:
- Если мать спит, давай ей ничего не скажем. Ты закутайся потеплее и ложись, а я чаю с медом тебе принесу, - и он заговорщически подмигнул ей, а она кивнула и улыбнулась ему в ответ.
Мать и в правду спала, утомленная за день хлопотами по дому. Только рано утром, увидела на веревке мужнину рубаху и штаны и удивилась, но ничего не спросила. Мало ли что могло прийти ему в голову. Ночное купанье стало для Зыкова и Карины их общей маленькой тайной, которая сблизила их и дала начало новой счастливой жизни в этом доме.
Май, 2007 год