Олег мечтал о любви и хотел жениться. Он с интересом наблюдал за выбором парнями своей будущей половины, и его мужской факультет активно поставлял ему обширную информацию.
В большинстве своем молодые люди предпочитали иметь дело с веселыми, но чтоб смеялась только над другими; компанейскими, но не назойливыми, согласными ждать, когда парень сам решит зайти в гости; симпатичными, но не слишком. Одним словом, чтоб хвалила, но не надоедала, все умела, но не попрекала. Только рядом с такой девушкой можно было расслабиться.
Взрослые же мужчины выбирали веселых полнотелых бабенок, румяных, попастых, сисястых, не дур выпить и закусить. У этих все горело в руках, в доме - чистота и порядок, на зиму всего накручено-наверчено, в холодильнике – бутылочка, на сковороде – шкворчащие котлеты.
Если речь шла о женитьбе, то наибольшей популярностью пользовались самые обыкновенные, некрасивые, но и нестрашные, простые, мало заметные девушки и женщины. Вообще же, встречались с теми и женились на тех, кто оказался рядом, был удобен и не отказывался.
Сам же Олег утилитарные подходы к любви категорически отвергал, и слегка морщился, слыша, как какой-нибудь ушлый его приятель поучал очередного неопытного:
- Зачем тебе Танька, она же из Ленинского района, охота тебе ее в такую даль провожать, через весь город пилить. Вон Галка живет рядом с тобой, на мордашку ничего, и папа у нее прокурор.
Свою любовь Олег готов был искать долго и обстоятельно, и дойти в своих поисках хоть до самого края света, но влюбился поблизости и совсем внезапно. Его избранницей стала простая девочка с филологического, на два курса младше, реснички, губки, ножки, без звезд с неба, зато чертики в глазах. Сам же Олег с первого курса слыл талантливым программистом, да и был им. А кому как не программистам, тем более талантливым, демонстрировать чудеса интуиции и фантазии? И он сразу почувствовал, чего хочет эта милая скромная девочка, и легко придумывал то, что могло бы ей понравиться. А девочка очень хотела, чтобы все было романтично и красиво.
И он вместо того, чтобы отправиться с подругой по проверенному маршруту в родной студенческий лагерь и там отдыхать по всем известной программе, делал ей сюрприз. Внезапно, не предупредив, вез ее на вокзал, а оттуда в Питер, чтобы белыми-белыми ночами гулять по широким, рассеченным водой улицам и читать бесконечные стихи, желательно собственные. Ему нравились одуванчики, а преподносил он букеты из лилий. Вместо того чтобы пригласить в кафе, подгонял к дому любимой автовышку и возникал в балконном проеме с огромной связкой разноцветных шаров, словно только что прилетевший похудевший Карлсон. Вместо джинсов дарил своей девочке томик Борхеса, вместо колготок – восточные благовония. И все это в перерывах между учебой и работой, потому что для того чтобы возить, возникать и дарить нужны были деньги, деньги и еще раз деньги.
Он целовал ей руку всякий раз, когда ему хотелось поцеловать ее куда-нибудь еще, и вставал на колени, вместо того, чтобы посадить ее на свои. Все было бы ничего, но Олега постоянно не оставляло ощущение неестественности происходящего.
- Дурак ты, - останавливали его опытные друзья. – Пошел у бабы на поводу, теперь всю жизнь будешь плести вирши и гладить ее по голове, вместо того, чтобы нормально трахать. Это же надо, было бы из-за кого так мучиться!
Олег и сам знал, что дурак, знал, что на поводу, причем на очень коротком, но любовь, как известно зла, тайна великая есть, правит миром, и поделать с собой он ничего не мог. И после университета он, наплевав на аспирантуру, куда настойчиво звал его любимый научный руководитель, пошел работать по своей высокооплачиваемой специальности, и охрана компьютерной безопасности позволила ему обеспечить необходимый фон и материальные основания для идеального ухаживания.
Через два года они поженились, причем свадьба тоже была очень-очень романтичная. Олег мечтал о дружеском застолье в узком кругу, так чтобы прямо из-за стола вдвоем с любимой куда-нибудь в самую глушь, в сено, на луг, под бегущие облака, и уж там только вдвоем, целые месяц, лучший месяц в жизни. Но в итоге свадьба произошла по всем правилам, с белым лимузином, подружками в одинаковых платьях, крохотными девочками, несущими воланы шлейфа, дежурным венчанием, кучей незнакомых гостей и свадебным букетом, брошенным в завизжавшую толпу разнаряженных красоток. А потом был изматывающий тур по Италии, когда за две недели удалось посмотреть все-все, но в постели больше всего хотелось немедленно заснуть.
Дома утомленный Олег слегка заленился. Нет, не в прямом смысле, в прямом он как раз вовсе не ленился, а трудился, как муравей, как пчелка, как голландцы, сумевшие поднять всю страну на десятки метров над уровнем моря. Он считал, что мужчина должен давать, обеспечивать и баловать, а его уже хорошо знали как специалиста и постоянно подкидывали работу, и он ни от чего ни отказывался, потому что вскоре выяснилось, что не Борхесом единым может быть жива хотя и романтичная, но молодая и хорошенькая особа, и что благовония, даже самые расчудесные, не заменяют колготок. Его очаровательной юной жене нужны были подходящие шубки, сапожки, туфельки, халатики, трусики и много-много чего еще, и Олег все это обеспечивал, постоянно прибавляя темпа и ритма, и ума, и все той же фантазии.
Так что интеллектуально и физически он не давал себе расслабиться, а вот пылкие и нежные изъявления эмоций позволил себе несколько сократить. Стихов он больше не писал, до стихов ли тут, у него же не две головы, чтобы одна программы сочиняла, а другая – стихи, а деньги платят именно за программы, потому что они гораздо лучше у него получаются. Ручки целовал очень редко, на колени вовсе не вставал, потому что вечерами с трудом добирался до постели. Жена обижалась, надувала губки, но терпела, бедняжка, такова уж женская доля – терпеть около себя неотесанных мужланов.
Через пять лет Олег окончательно встал на ноги и основал собственную компьютерную фирму. Дела его быстро пошли в гору, и очень кстати, потому что выяснилось, что ненаглядная его Катя ждет дитя. Олег поднатужился и купил приличную квартиру, потому что нельзя же с малышом в доставшейся от прабабушки однокомнатной. Он все продумал и позаботился о том, чтобы в квартире была большая светлая детская и кухня, тоже большая и светлая, и ванная, большая, современная, и вся техника, облегчающая непосильный женский труд. Ведь его маленькой женушке теперь несколько лет предстоит провести около ребенка, и ведение домашних дел должно доставлять ей минимум хлопот и максимум удовольствия.
Даже глубоко беременная Катенька оставалась хорошенькой, и ей очень шли специальные милые туалеты с талией под грудью, с рюшечками по подолу, нежных оттенков, из натуральных тканей, и их было куплено предостаточно несмотря на то, что носить это было особо некуда, а после родов все равно придется выкинуть или кому-нибудь отдать. Олегу было не совсем понятно, как это ей сейчас, на пороге новой жизни, а может быть, Господи сохрани, и смерти, есть дело до всего этого, но он ничего не говорил и продолжал баловать жену изо всех сил. Будущему ребенку тоже купили все милое и тонное, нежное, кружевное, воздушное, такое, что Олегу только оставалось недоумевать, как во все это удастся писать, какать и срыгивать.
Роды прошли по всем правилам, в особой палате в присутствии падающего в обморок супруга и с непременным запечатлением всего происходящего на кинокамеру. Совершив подвиг деторождения, Катерина, родовые страдания которой, конечно, не шли ни в какое сравнение с тем, что обычно испытывают прочие, не столь нежные женщины, отвела очередь и выполнила долг перед мужем, так что теперь могла рассчитывать на вполне определенное отношение и разнообразные награды.
Родилась девочка, и сам Бог велел, чтобы с первых часов ее окружали ленты, бантики, оборки, помпоны и бомбошки. Заниматься их подбором было делом многотрудным и ответственным, поэтому пришлось нанять няню, которая бы взяла на себя такие второстепенные мелочи, как кормление, купание, стирку, укладывание и вставание по ночам. Гуляла же с девочкой только мама, разумеется, когда успевала привести себя в подобающий порядок, потому что именно после родов, когда недоброжелатели ждут от тебя, что ты превратишься в разжиревшую неряшливую корову, следует выходить в люди только в таком виде, чтобы наповал. Во всех прочих случая для прогулок с крошкой могли сгодиться папа, бабушки, дедушки, прабабушки, прадедушки и все та же безотказная няня.
Бедная Катя крутилась, как белка в колесе, но, к счастью, ей хоть в чем-то повезло, потому что после родов она не потолстела, а похудела, и теперь не должна была горбатиться по спортзалам и фитнес-клубам, чтобы догнать необходимую форму. С грудью тоже проблем не возникло, потому что с первых дней никаких кормлений грудью, мы ни в каменном веке. А то через полгода придется вставлять силикон, а это неполезно, да и зачем, когда есть свое. К тому же, только начни кормить грудью, как придется по два раза за ночь вставать к ребенку, а это и малышке ни к чему, пусть лучше с вечера поест поплотнее, смеси куда питательные, и спит до утра, да и мать в одночасье превратится в старого урода. Потому что со времен Клеопатры известно, что два лучших друга женской красоты и молодости – это сон и секс. Сон на первом месте, да и какой секс, если не высыпаешься. Бессонные же ночи ужасно старят, а она, слава Богу, выглядит, как девочка. А все потому, что интеллектуалка, а не бабища какая-нибудь, которая думает только о муже, о ребенке и о пожрать, а это никому не нужно и никогда не ценится, а интеллектуальная деятельность позволяет долго-долго оставаться молодой, не верите, так сравните любую университетскую преподавательницу французского и любую дорожную рабочую одного года рождения.
Пока все прохлаждались на работе или на улице Катя времени не теряла и непрерывно читала. Чтение плохому не научит, тем более, специально подобранное, элитное чтение, чтение для избранных. И молодая женщина читала и читала «Прелестную мамочку», «Пупсика», «Очаровательную крошку», «Красивую семью», «Тужур гламур», «Мир неги» и другие не менее пристойные и достойные периодические издания. Собственно говоря, читать-то там было особенно нечего, больше приходилось листать, зато сколько всего следовало внимательно разглядеть, сколько запомнить важнейших деталей, сколько выстроить планов и стратегий, чтобы и дома именно вот такое, в точности так, и никак иначе. И молодая жена старалась не отстать, оправдать и не подвести.
- Мама, - капризно выговаривала она свекрови, - ну как можно было купить ползунки в этих жутких зайчиках, это же пошло, и по цвету не подходит ни к коляске, ни к обоям.
- Катя, ну они же такие мяконькие, теплые.
- Нет, Дашенька их носить не будет, ни за что. А мишку этого ободранного зачем принесли?
- Это еще Олеженьки мишка, он его очень любил, вот я и подума-ла…
- Нет, заберите его, пожалуйста, домой. И неваляшку, зачем нам оранжевая неваляшка. И на будущее, прошу вас, покупайте только светлые игрушки. Розовенькие, голубые, ну, бледно-салатные, бирюзовые, лимонные можно. А красных, синих, зеленых – ни-ни! Дашенька же девочка.
К первой годовщине рождения дитя удалось превратить в ангела, и теперь малышка гуляла в парке в локончиках, огромных бантах, платьях, напоминающих торты-безе, кружевных панталончиках и даже в крошечных перчатках. Молодая мама вполне соответствовала дочери и упивалась охами, ахами, всплесками и восторгами встретившихся знакомых. День рождения дочери отметили на славу, с сотней воздушных шаров, букетами роз и лилий, шампанским, клубникой и многоярусным тортом, огромную свечу на котором пришлось задувать всей семьей.
Когда девочка чуть-чуть подросла, а няня, бабушки и дедушки наконец-то поняли, как ее следует одевать и что приличествует ей покупать, Катя взялась за квартиру. Теперь основным ее чтением стали «Идеальный дом», «Квартирный гламур», «Абажур», «Гнездышко», «Ремонт за двадцать четыре часа» и «Терра интерьера». Через месяц-другой образцовая хозяйка почувствовала себя законченным специалистом в области дизайна и с пылом принялась за переустройство дома.
За двадцать четыре часа не получилось, и почти полгода ломали, переносили, расширяли, клали, клеили, навешивали, ютились, мучились, отдали девочку родителям, жили на два дома, но результат превзошел все ожидания и все оправдал. Квартира стала пустоватой, кипельно белой, идеальной, стерильной, почти пустой, отпугивая желающих отдохнуть невообразимо дорогими белыми диванами, а желающих попить чаю – стеклянными, натертыми до невероятного сияния столиками. Все блестело, даже покрытые специальным воском листья комнатных деревьев, ослепляло, переливалось глянцем и глянцевало переливами.
Через пару дней выяснилось, что белизна и стерильность требуют немыслимых усилий, после чего была нанята домработница. Обнаружи-лось и то, что оставленные в прихожей тапочки смотрятся на белом полу как комья грязи, а брошенный на диван пиджак или брюки выглядят как рубище нищего и полностью убивают интерьер. Олегу теперь приходилось подолгу думать, прежде чем положить куда-нибудь какую-нибудь вещь, потому что решительно все его вещи в этой квартире казались мусором и гадостью. Существовать же в этом выверенном пространстве в футболке и спортивных штанах казалось отвратительным кощунством, и для гармонии, для целостности восприятия пришлось сменить домашний гардероб, а заодно и все прочие носильные вещи.
Теперь, приходя домой, Олег немедленно облачался в бежевый барский халат и подобранные в тон ему домашние кожаные туфли и тут же норовил улизнуть из развернутого белого пространства в свой кабинет, который после долгих споров ему все же удалось наполнить необходимыми для работы вещами, не всегда светлыми. Но и тут его на каждом шагу поджидали милые пустячки, оставленные любящей женой: вазочки с цветами на компьютерном столе, которые запросто можно было опрокинуть и залить стоящий внизу системный блок; непонятные для непосвященного, сложно изогнутые статуэтки на письменном столе, которые просто приклеивали взгляд своей несуразностью и неуместностью и мешали сосредоточиться; картины, а вернее, картинки, от которых Олегу хотелось отвернуться. Низкие пуфы и мягкие коврики воспринимались как знаки вторжения и экспансии оттуда, из аквариума квартиры, и Олег спотыкался о них, матерился, но убрать не смел.
Есть на шикарной кухне разрешалось не все и не по-всякому. Только на накрахмаленных льняных салфетках, исключительно с тарелок, превышающих в диаметре огромный разрезанный арбуз, лишь запивая из широких низких бокалов отфильтрованной охлажденной водой или свежевыжатым соком. Олег мечтал о нарядном наваристом борще, а довольствовался постным бульоном в английской безликой бульоннице, хотел жареной картошки, а жевал мюсли, любил свиные отбивные, а давился диетическим индюшачьим филе. О холодце не могло быть и речи – холестерин, ожирение, мучительная смерть, о жареной курице не стоило даже заикаться, селедка была изгнана давно и навечно. И никаких трех блюд! Что-нибудь одно, легкое, красивое, почти невесомое, сбалансированное, низкокалорийное, не напрягающее печень, почки и желудок, обеспечивающее хороший цвет лица. Лучше всего салаты с преобладанием зелени и салатных листьев, брюкву, турнепс, морепродукты и японскую редьку. К счастью, была мама и рестораны, и Олег особо не спорил, дома не ел, а чуть-чуть добавлял. Даже по утрам он теперь не завтракал, потому что именно по утрам хотелось покоя и расслабленности, а на образцовой кухне приходилось все время быть начеку, взвешивать намерения, рассчитывать движения. И он просто потихоньку выскальзывал из квартиры, а на работе пил кофе.
Любить в столь непростом месте следовало в спальне цвета топле-ных сливок, на широкой белой кровати, при приглушенном свете пары светлых заабажуренных ламп, и непременно на шелковых простынях. Делать это следовало страстно, но неторопливо, разнообразно, но стильно, соблюдая необходимую меру между животным и высокохудожественным, и Олег теперь чувствовал себя на супружеском ложе как не справившийся с задачей школьник, вечный двоечник, который всегда сомневается, как и куда. По выходным предписывалось приносить жене в постель особым образом оформленный завтрак, и Олег, встав пораньше и стараясь не разрушать стерильности кухни, сервировал, выстилал салфетками, украшал цветами, и порядком от этого устал.
Первой, как ни странно, не вытерпела интеллигентная, выдержан-ная мать.
- Сынок, я давно хочу поговорить с тобой. Что происходит у вас дома? Как ты живешь в вашей квартире? Там же ни сесть, ни лечь. Ни одной фотографии, ни одной памятной вещи, одна новая дешевка.
- Не такая уж это дешевка.
- Ты понимаешь, о чем я. И голодный ты все время, и дома не хозяин. И нас всех выстроила по стойке смирно, я вынуждена все время заискивать, лебезить. Ты обязан навести порядок в доме, ты мужчина.
- Ты же знаешь, мама, Катя такая тонкая, такая чувствительная. И потом, ты же всегда защищала право женщин не обременять себя хозяйством.
- Права-то я, может быть, и защищала, но об обязанностях своих никогда не забывала. А Катя твоя не женщина, а наглая, сбесившаяся с жиру, ленивая тварь. Ей бы на работу, с работы в магазин, оттуда в садик, потом сготовить, постирать, прибраться – она бы узнала, что значит быть замужем. А так у нее полное обеспечение, а вместо мужа – покорный приходящий любовник, незаметно исчезающий по утрам. Да она бы с радостью согласилась, чтобы ты прилетал по вечерам и вылетал по утрам в форточку спальни, да и то не каждый день, не забывая, конечно, оставлять деньги на тумбочке. Чтобы не сорил, не пачкал и не мешал всякую ерунду читать. Ты для нее карман и дежурный хрен, прости меня, сынок, но сам знаешь, что это правда. Вот посмотришь, она и любовника себе заведет, потому что это модно. Ну, разве это жена? Беги от нее, беги, пока она тебя окончательно не погубила. Она же упырь, вурдалак, нелюдь.
- Зачем же ты так, мама. А что же будет с Дашенькой?
- И Даша ей никакая не нужна, ребенок для нее аксессуар, добавление к наряду. Дашей она будет манипулировать и отдаст ее, если ты поведешь себя правильно, то есть пообещаешь ей приличное содержание.
- Я не могу так, мама, у девочки должна быть мать.
- Это не мать, сынок. Мать не та, кто украшает бантами, а та, что дает ребенку заботу и представления о нравственности. Представляешь, какая женщина вырастет у такой матери? Кому она будет нужна? Ведь таких дураков, как ты, больше нет. Нет, девочку, конечно, надо забирать. Ей уже почти три года, она все понимает и все впитывает как губка
- Хорошо, я поговорю с Катериной. Действительно, в нашей жизни кое-что надо изменить. Ты только не волнуйся.
Но поговорить с женой так и не удалось. Катя начала посещать дамский клуб, где и завела себе подходящих приятельниц, которые, в отличие от ее университетских замороченных жизнью подруг, понимали, что важнее выглядеть, а не быть, казаться, а не оказываться. Теперь-то наконец Олег понял, что их непригодные для человеческого жилища диваны все-таки замышлены и созданы кем-то не зря, и что в природе все же существуют персоны, которые отлично себя чувствуют на подобных седалищах. Дамы и девицы из гламурного клуба не просто возлежали на них, а смотрелись весьма органично в ансамбле со своими длинными сигаретами, сверкающими широкими бокалами, плещущейся в них золотистой жидкостью и тающими кусочками льда. После того, как их попытки пококетничать с Олегом закончились ничем, они дружно записали его в разряд чудил и импотентов, и теперь, когда он, буркнув приветствие, проскальзывал мимо них в свой кабинет, обращали на него внимания не больше, чем на пролетающую муху, спокойно про-должая свои бесконечные беседы:
- В этом сезоне модна легкая безвкусица, нежный кич. Золото, се-ребро и бронза, много и в различных сочетаниях. Крупные, очень крупные тяжелые цепи, множество звенящих браслетов. И сапоги, даже с открытыми платьями, никаких туфель, а сапоги золотые, в крайнем случае, бронзовые.
- А красные? Я только что купила такие красивые красные.
- Ни в коем случае! Это прошлый сезон, ты опоздала, милочка.
- Ой, как жалко! Придется кому-нибудь отдать, я бы отдала прислуге, но у меня видите какие тонкие икры, а у нее ноги, как у слона.
- Это беда небольшая, а вот у меня неприятности так неприятности, утром взвесилась – прибавила полкило.
- Сходи на массаж и в сауну.
- Завтра с утра непременно. Кто со мной?
Именно наличие на диванах подвижных манекенов и превысило критическую массу глянца в отдельно взятой квартире, и Олег взвыл, начал жаловаться друзьям.
- С Катькой твоей все с самого начала было ясно, она же не баба, а кукла, просто кукла, - не пощадил его старый друг Гена. – Я вообще не понимаю, как ты столько лет терпел.
- Да нет, она просто хочет соответствовать определенным стандар-там.
- Что это за стандарт такой, когда у баб ни жоп, ни сисек, а в домах нельзя вкусно пожрать и негде нормально отдохнуть. Это ведь нонсенс: обедать за стеклянными столами, сидя на стеклянных стульях. Вот у одного моего знакомого жена недавно купила красивый диван, он очень узкий, а если разложить – то шаткий. Так они вынуждены трахаться на ковре, чтобы диван не сломать. Ну, где это видано? Вещи победили людей.
- Я вот все думаю: может, это какая-нибудь болезнь?
- Если болезнь, то эпидемия, повальная. Сейчас таких дурищ, как твоя – воз и маленькая тележка.
- Может быть, это деньги ее портят?
- Деньги, конечно, таких идиоток, как Катя твоя, до добра не доводят. Но для того, чтобы засрать себе мозги, денег не требуется. Красиво жить и без особых денег никому не запретишь. Большие же деньги требуются именно на бледность, на отсутствие цвета, яркое стоит меньше. У бедных своя красота, заметнее и дешевле. Поп-культура не дремлет, и отныне, Лесик, мы живем в мире пластмассовых цветов и анилиновых красок. Тетки все сбесились, дурацкие телепередачи и газетенки внушили им, что красиво то, что слепит глаза, и они как обезьяны обвешались сусальным золотом и фальшивыми бриллиантами. И все безмозглые подставили свои пустые головы под рекламные помои. Так что низы тоже проводят тотальную гламуризацию.
- И что, много таких?
- Ты в троллейбусе давно ездил? Так сходи в народ, сходи.
Выбрав свободную минуту, Олег вышел прогуляться по городу, походил по улицам, зашел кое-куда и удивился, как он не замечал всего этого раньше. Окружающий его мир усердно и грубо пародировал красоту и благополучие. Из всех витрин лезли букеты, гирлянды, композиции из искусственных цветов, подчеркнутые бархатным ил парчовым фоном. Магазины были переполнены дешевой пластиковой имитацией дорогой фарфоровой посуды, отвратительными фаянсовыми кошечками разных размеров, погаными улыбающимися свинками, мерзкими собачками, гадкими лягушками, плетеными панно, грубыми вычурными светильниками, аляповатыми подделками под картины. Пошлость не церемонилась, кич бил по мозгам. Олег сел в троллейбус, заполненный почти одними дамами. Женщины, даже старые, были накрашены, как клоуны в цирке шапито, как полусумасшедшие проститутки из фильмов Феллини. Крупные груди немолодых дам растягивали яркие трикотажные кофточки с фальшивыми самоцветами, тетки весом в семь пудов, словно квантунские собачки, были втиснуты в укороченные брючки всех цветов радуги. Старушечьи лысоватые головы удивляли мир крупными разноцветными бантами и заколками, сами же бабки носили пестрые, явно недоношенные внучками, наряды, которые, судя по написанных на них именам великих дизайнеров, должны были стоить сотни их пенсий. Худющие простоволосые девицы с длиннющими загнутыми ногтями и такими же длинными загнутыми носами туфель напоминали гофмановских ведьм. Нелепые сумки, сияющие дешевые шмотки, слишком заметные серьги и браслеты переполняли пространство, какофония цвета и дисгармония стиля заставляли зажмуриться. Тотальная гламуризация завоевывала мир.
На фоне разворачивающегося спектра всех цветов и оттенков радуги и осыпающейся позолоты, собственная обезличенная квартира показалась Олегу вполне пристойной, а твидовые и полотняные костюмы, которые заставляла носить его жена ощущались теперь как верх вкуса и совершенства
- Да не виновата она, - сказал он себе. – Бедная девочка увлеклась, попала под психическую атаку. Я был к ней слишком невнимателен, надо поговорить с ней, кое-что объяснить. Я сам виноват, молчать и закрывать глаза легче всего.
А дома его поджидал сюрприз. Жена была одна и с порога кинулась к нему на шею.
- Как хорошо, что ты пришел, я ждала тебя. Олежек, мы приступаем к ремонту.
- Подожди, мы же этот сделали меньше года назад.
- Но белое и техно уже в прошлом, Люся уверяет, что теперь в моде более теплые и даже насыщенные тона, более мягкие линии. Ты же знаешь, она эксперт по дизайну и согласилась меня консультировать. Разумеется, и мебель нужно поменять. Я уже посмотрела каталоги.
- А эту куда ты денешь?
- Ты же знаешь, продавать я ничего не умею, да и все равно больших денег за нее не выручишь. Отдадим кому-нибудь. Хочешь - твоим.
- Да маму воротит от этой мебели.
- Ну, отвезем в деревню.
- Значит, те деньги, которые я заработал каторжным трудом, пойдут в помойку только потому, что твоя Люся хочет подработать? Да ты в уме? Приличные люди покупают мебель один раз в жизни, а ты, кто ты такая, чтобы менять мебель каждый год?
- Ты меня еще куском попрекни. Приличные люди ни в чем не ограничивают жен, а я и так вынуждена считать каждую копейку, лишний раз в салон не могу сходить. А работу твою я знаю: кнопки нажимать да кофе пить. Машинистка!
Олега просто затрясло от злобы.
- Вот работу мою ты не трогай, я мог бы стать компьютерным гением, а размениваюсь по мелочам, чтобы обеспечить твое сладкое безделье.
- Знаю я этих гениев, которые за всю свою жизнь всего два костюма покупают. Первый – когда женятся, другой – когда на пенсию выходят. В последнем их и в гроб кладут. Да у нас полгорода таких гениев в советских еще туфлях и лоснящихся брюках.
- Ты лучше на себя посмотри. Волосы искусственные, ногти гелевые, ресницы наклеенные – тьфу! Ты же кукла дешевая!
- Да что ты понимаешь? У тебя же напрочь отсутствует эстетическое восприятие. Тебе бы только налопаться и спать, а что вокруг – тебе без разницы. И немудрено, у такой мамочки.
- Мать не трогай!
- Тоже мне, интеллигентная семья, всю жизнь в дерьме прожили, ремонт по десять лет не делали, квартира старьем переполнена, книгами вонючими, которым место на помойке. Все жадность ваша нищенская. Вот ты и вырос жлобом!
- Это я жлоб?
- Ну не я же! И правильно девочки говорят, что ты похож на импо-тента, я, конечно, молчу, потому что стыдно признаться, но это очень похоже на правду. Да я никогда, никогда тебя не любила, и если бы ни училась на филфаке, никогда бы ни вышла за такого урода, как ты. Просто на безрыбье и рак рыба.
- Гадина!
Катя зарыдала, а Олег прошел в свой кабинет, достал чудом сохранившуюся со студенчества биту и подаренный отцом охотничий нож, зашел на кухню, спросил прислугу:
- Анна Федоровна, а где Дашенька?
- На прогулке, Олег Григорьевич.
- С кем?
- С вашей мамой.
- Будьте добры, Анна Федоровна, выйдите из кухни, мне здесь кое-что надо сделать. И вообще, на сегодня вы свободны.
- А Катерина Андреевна в курсе?
- В курсе.
- Спасибо, Олег Григорьевич.
Олег подождал, пока женщина выйдет, а затем употребил всю свою фантазию и весь свой талант на то, чтобы разнести кухню вдребезги. С экстазом вандала он корежил металл, бил по стеклянным дверцам шкафов и столешницам и радовался победному звону осыпающегося стекла, срывал светильники и занавески, топтал полуразбитое ногами. Когда кухня удовлетворила его, перешел в гостиную, и ножом начал вспарывать упругие тела диванов, удивляясь, почему он так долго лишал себя этого невообразимого наслаждения.
- Ну вот, теперь можно и новые покупать, - приговаривал он, полосуя кожу. – Теперь самое время.
Визг и кваканье зашедшейся в истерике жены только подзадорили его, и когда вернулись мать и Даша, целыми в квартире остались только детская и кабинет.
Мать поняла все с первого взгляда.
- Мама, не пугайся, выведи Дашу, мы едем к вам. Я только возьму кое-какие вещи.
- Мы ждем тебя на улице, сынок.
Выходя из квартиры, он услышал, как захлебывающаяся от рыданий Катерина звонит в милицию.