Рассказ о дальнейшей жизни Бетховена, написанный о

               
               
   Ещё полчаса назад мальчик бегал по полю, скрытый почти по пояс в густой зелёной тра-ве, сейчас он находился в ней же, но мёртвый. Из разгрызанного чьими-то сильными зуба-ми горла кровь хоть и успела пропитать согретую летним солнцем почву, но уже переста-ла течь, то ли потому, что ужасная рана на шее засохла, то ли запас драгоценной для люб-ого живого существа красной жидкости иссяк.
   А над маленьким телом стоял Бетховен. Огромный, белый с рыжими пятнами пёс, неко-гда любимец детей и взрослых, засунул свою добрую, умную морду в зияющее в животе мальчика отверстие с разорванными мясистыми краями и дико чавкая что-то тщательно пережёвывал.
   Внезапно ноздри Бетховена почуяли запах чего-то медленно приближающегося. Насто-рожившись он оторвался от еды. Хоть пёс и не видел отца мальчика, рыбачившего в пяти-десяти метрах отсюда у маленького озера, а теперь возвращавшегося за сыном, ветер гово-рил ему многое. Потоки разогревшегося на солнце воздуха несли информацию о том, что где-то рядом появилось что-то большое и потное (такой запах появлялся у прошлого хозя-ина после зарядки). А ещё Бетховен ясно ощутил вонь только что пойманной рыбы. Фу, рыба. Пёс бы поморщился если б мог, но собачьи лицевые мышцы не позволяли этого сде-лать.
   Рыба…. Мясо намного вкуснее. Особенно человеческое. Отведав внутренностей уже второго человека Бетховен понял, что люди на самом деле созданы для того, что бы их ели собаки. Он конечно не знал, что ещё в древние времена человек специально вывел со-бак, но, в принципе, в чём то он был прав. Представители рода человеческого много чего создали такого, что позже пошло им во вред. Мысли Бетховена были похожи на мысли яд-ерной бомбы, которая не догадывалась, что её изобрели люди, и тихо притаившись ожида-ла, когда у неё появиться возможность посильнее навредить своим двуногим врагам.
   Решив не дожидаться идущего сюда (мало ли кто там!) пёс, будто на прощание, ткнул влажный нос в ещё не остывшие распоротые кишки ребёнка, сладко облизнулся и побеж-ал к городу, грязный дым которого ясно ощущался даже здесь.
   Через несколько минут подошёл отец мальчика, увидев растерзанное тело сына он судо-рожно выронил пакет с рыбой и две удочки; свою большую, которую ему подарила жена на сороковой день рождения и маленькую бамбуковую, которую совсем недавно держали маленькие ручки ребёнка. Том проклинал себя за то, что не стал уговаривать сына сидеть с ним и разрешил ему прогуляться по окрестностям, когда тому надоело рыбачить. Упав на колени возле мальчика он минут пятнадцать тупо просидел без единого движения, если не считать движением стекающие по щекам слёзы, словно погрузившись в  транс и вдруг заметил вокруг собачьи следы. А к одной из веточек можжевельника даже прицепился ко-мок шерсти. Том осторожно отцепил этот комок и резко встал. «Я убью этого шерстяного ублюдка»- говорили его горящие глаза. Закинув тело сына на плечо он, словно в сумас-шедшем сне, где он сам являлся сумасшедшим, автоматически слепо поднял пакет с улов-ом и обе удочки и отправился домой.
   «Вся рыбалка испортилась»,- подумал он и тут же поразился  неестественному для такой ситуации спокойствию. В нём как будто появился ещё один человек, которому было всё равно на смерть сына. А другой тяжело переживал эту утрату и осознавал, что это жесток-ий удар для семьи. Мать сойдёт с ума, когда узнает об этом.
   «Ушёл, так и не отведав бабушкин пирог»- сказала одна личность.
   « При чём тут пирог?»- поинтересовалась другая.
   « Ты прав. Он не отведал женщины. Вот что действительно плохо»- беззвучно рассмеял-ся в ответ первый.
   Вторая личность вроде ничего не ответила, потому что такой внутренний разговор был ей неприятен.
   Тому стало жарко и он скинул куртку, навсегда испачкавшуюся в крови мальчика.

   Бетховен спал под мостом, нависшим серой крышей над кучей различного хлама, воню-чего, твёрдого и сырого, но достаточно удобного для собаки. Сон был неспокойным и пёс, будто от страха и боли, нервно поскуливал и передёргивался. Вероятно, ему снился пос-ледний хозяин, беспощадно его избивавший и издевающийся над ним. За что и поплатил-ся своей жизнью. Другое дело та семья, в которой он жил до него. Там его любили и соба-ка любила в ответ ещё сильнее.   
   Пока не произошла автомобильная авария. Вся семья, за исключением Лукаса, который неделей раньше уехал отдохнуть в заслуженный отпуск, превратилась в груду искорёжен-ных металлом кусков мяса, а Бетховен почему-то выжил. Он не отходил от машины нес-колько дней, пока инстинкт сохранения жизни не взял верх и направляемый голодом пёс не отправился на поиски хоть какой-нибудь пищи. А когда вернулся на место аварии, ма-шины уже не было и никаких следов, указывающих на то, куда она делась. Преданный хо-зяевам пёс кое-как добрался до города и, разлёгся на ступеньках крыльца дома, где они жили, в смутной надежде, что в конце концов кто-нибудь из хозяев вернётся. Ожидая это-го собака скоро бы умерла от голода и из-за отсутствия интереса к жизни. Сдохнуть поме-шал какой-то толстый мужчина, но лучше б не мешал, потому, что, как оказалось позже, спаситель оказался жесточайшим живодёром. За что, как было сказано выше и поплатил-ся.
   Воспоминания Бетховена были прерваны чьими-то солидно-неспешащими шагами по мостовой. Пёс на несколько секунд приоткрыл глаза, приподнял голову и, видимо решив не обращать внимания на шаги, хоть он теперь и остерегался любого человека, догадыва-ясь, что за каждое убийство грядёт наказание, продолжил сон.
   Но сна не получалось, к тому же в десяти метрах от первых шагов появились ещё одни. В отличие от солидно-неспешащих эти являлись скорее скрытно-преследующими.       
   Заинтересовавшись Бетховен окончательно проснулся и быстро нашёл удобное место, такое, что бы можно было следить за обоими людьми и не быть никем замеченным.
               
   Обладателем вторых шагов был Ричард Деймор. Красивый молодой человек лет двадца-ти пяти. Он действительно преследовал того, кто шёл первым.
   Каждый день вот уже недели три Ричард следил за ним, пытаясь наверняка вычислить такой момент, когда Питер Лорни будет один, и что б его хватились не сразу. В конце концов Ричард пришёл к выводу, что удобней, чем ночная прогулка Питера, момента не найти. Крепко сжимая нож он приближался к своей жертве.   
   Голову разрывало какое-то чувство, похожее на совесть перемноженную на стыд и жал-ость. Нет, он не был убийцей, ещё месяц назад он даже не подумал бы о лишении кого-то жизни, наоборот, он был очень добрым. Когда-то в детстве он ездил в отпуск в деревню и там тётя Ланда, (странное имя, не правда ли?),  хозяйка дома, в котором он жил всё лето, однажды говорит:
   - Ричи.- он ненавидел, когда его так называли, и тётю Ланду тоже ненавидел, но приход-илось терпеть, потому что это была сестра его матери.- Я предполагаю, что ты хотел бы зарезать пару гусей. Если ты отдыхаешь в деревне, то обязательно должен это сделать.
   - Да ну?- недоверчиво пробурчал пятнадцатилетний Ричард,- почему то мне совсем не хочется резать гусей. Я их скорее люблю.
   - Это не любовь. Просто ты не привык к крови, а точнее привык к той глупой мысли, что прервать жизнь гуся-это тоже убийство.- тётушка рассмеялась,- какое же это убийство? Это только птица. Глупое, никчёмное создание.               
   - Всё равно я не хочу прикладывать к этому свои руки, которыми ещё вчера ласкал эти глупые никчёмные создания, называемые гусями.
 - Но ты же ешь мясо? Может кормить тебя только овощами? И травой.- усмехнулась тётя Ланда.
   - Да я, в принципе, не против.- смутился Ричард,- Рубите гусей сколько хотите, просто я сам не хочу этого делать.
   - А ты через не хочу. Пойдём, хотя бы посмотришь.- позвала его тётя и он нехотя поп-лёлся за ней.
   Гусятник был пятиметровой квадратной площадкой, окружённой изгородью, наспех со-оружённой из веток. Закрыв за собой калитку и оглядевшись Ричард подумал, что проис-ходящее удивительно напоминает сцену жертвоприношения.
   - Добрый Ричи пришёл посмотреть на кровь!- провозгласила тётя Ланда, и её муж басис--то расхохотался, будто шутка была невероятно смешной. Его смех подхватили и дети Ланды – семилетняя Джун и девятилетний Джон.
   - Дорогой, покажи мальчику, как добывают мясо для паштета, который он так любит.- скомандовала чёртова мамина сестра своему мужу, здоровому бородачу.
   Пожав плечами Руден взвесил в руке топор, выбрал из толпы громко гогочущих от стра-ха птиц гуся побольше и…
   Внезапно из дома послышался телефонный звонок.
   Бородач разачарованно покачал головой.
   - Я и забыл, что мне должны позвонить.- сказал он,- держи топор.- Руден протянул оруд-ие Ричарду и пошёл в дом.
   - Как же быть? Единственный мужчина ушёл надолго, кто же гуся будет резать?- театрально воскликнула Ланда и подмигнула Ричарду.
   - Я не буду.- твёрдо ответил он.
   - Тогда ты больше не будешь есть мясо.
   Волна гнева на секунду заполнила всё сознание Ричарда, но тут же спала. «А что,- смир-ился он,- что бы жить, надо иногда проливать чью-то кровь.»
   Взвесив топор, в точности, как минуту назад взвешивал его муж тёти Ланды, он взял выбранного гуся в руки.
   -  Сначала положи его на землю. А что бы он не дёргался и не смог вырваться, расплас-тай его крылья по сторонам, и встань на них ногами.- посоветовала тётя.
   Ричард проделал эти действия с отвращением и как можно мягче для гуся.
   -Теперь возьми нож.
   - А как же топор?- спросил Ричард.
   - Ножом легче.- прозвучал ответ.
   Ричард даже удивился, насколько удобно пластмассовая синяя ручка ножа легла в руку. Оружие будто было выковано специально для него древними кузнецами. Прервав испуг-анно-наивное гаканье гуся тем, что крепко сжал его клюв, Ричард приставил к покрытой чистыми перьями шее свой короткий клинок. На секунду в голове пронеслась сцена из вчерашнего дня: как он поздно вечером, когда все легли спать, решил выйти на улицу по-курить сигаретку и по случайности зашёл в гусятник, жители которого тоже спали. Ричард разбудил одного из них и долго гладил его по тёплой, хотя, возможно, и глупой голове. Он чувствовал, что гусю это нравится, и сам переживал в это время какую-то ностальгич-ескую радость. Он хорошо запомнил этого гуся, и только сейчас осознал, что лежащий под его ногами, невинно моргающий глазками-бусинками (очень красивыми и добрыми!) он и есть.
   Глаза Ричарда налились слёзами, а потом потекли по щекам, капая и стекая на рубашку.
   - Я не буду.- дрожащим голосом выкрикнул он.
   - Не кипятись.- сказала тётя, - я же шутила. Не обязательно убивать их. Я, например, ни разу в жизни никого не убила.
   Радостный от того, что гусю повезло, по крайней мере, сегодня, мальчик почти улыб-ался.
   - Дай ножик.- попросила Джун.
   Ричард подал девочке неиспользованный нож и начал протирать лицо ладонями, пыта-ясь оттереть слёзы, которые уже почти высохли и за которые вдруг стало стыдно.
   Пока он так стоял, растирая по щекам грязь, семилетняя девочка быстро подошла к гусю и профессиональным движением отрезала ему голову, с удовлетворением наблюдая, как гусь, ещё живой, ковыляя побежал к своим собратьям, даже не видя их, потому что голова осталась валяться в выжженной солнцем сухой траве. Из перерезанных шейных сосудов с огромным давлением фонтанчиками била кровь, но птица перебирала своими лапками-ластами, даже когда упала и перевернулась на спину. Лишь через несколько минут она ут-ихомирилась и, дёрнувшись напоследок ещё пару раз, замерла в луже собственной крови.
   - Вот так надо.- гордо сказала Джун. Ричард с ужасом взглянул в глаза девочки, на лице которой было множество кровавых брызг.
   - Я пойду.- пробормотал он.
   Тётя Ланда усмехнувшись кивнула.
               
   А сейчас Ричард Деймор решил убить человека. Мы не знаем, что за причина послужила толчком к такому решению, но известно, что Питер Лорни, банковский служащий, чем-то сильно обидел Деймора, хотя ещё совсем недавно они были лучшими друзьями. Вероятно, вы знаете, что сильная личная обида может сбить человека с правильного пути. При этом возможно, что для кого-то другого такая причина показалась бы даже смешной, но Ричар-да эта обида поглотила как любовь, всё его существование было заражено ею.   
   Отсчитав ещё десяток шагов он бросился на человека, идущего впереди и, не дожидаясь, пока тот обернётся услышав шаги, ударил ножом в спину. Нож вошёл мягко, словно в масло и уткнулся во что-то твёрдое, словно внутри масла была косточка. Вероятно, ребро.
   Человек громко хрипнул. Раздался удивленный возглас, а потом звук от падения тела на каменную поверхность моста. Питер всё хрипел и хлюпал, и в конце концов Деймор реш-ил перевернуть тело, что бы жертва увидела перед смертью своего убийцу.
   Хлюпанье не прекращалось. Видимо, ранение было не смертельным. Наверно проткнул лёгкое; изо рта густой пеной шла кровь, а внутри живота завывал слабый ветерок, словно из дырочки в надувном шарике пропускал воздух.
   И тут Ричард замечает странную вещь. У Питера был едва заметный шрам на подбород-ке, а сейчас никакого шрама не было, и волосы у бывшего друга были светлее, хотя в ноч-ной темноте цвет волос определить трудно. Но всё же смутная догадка озаряет голову Ри-чарда. Дрожащими руками он лезет в карманы умирающего. В первом кармане не было ничего кроме какого-то брелка для ключей в форме симпатичной мультяшной кошечки. А из второго Ричард вытащил паспорт. Раскрыв его он взглянул на фотографию и вскочил как ужаленный. На ней было изображено лицо добродушного мужчины средних лет. «Майкл Тенвилл»- прочитал Деймор имя жертвы.
   Он убил не того человека! Ричард отбросил чужой паспорт, почему-то не выпуская из руки резинового брелка, возможно, подаренного убитому его детьми. Оглядевшись по сторонам он медленно подошёл к краю моста и перекинул одну ногу, а за ней и вторую.
   Перекувыркнувшись в воздухе он успел краем глаза заметить, что за его полётом наблю-дает собака. А ещё он успел подумать, что в прямом падении с высоты человек не отлича-ется от гуся. Ведь домашние гуси не летают, а если б могли летать, то при самом рожде-нии бы и улетали.
               
   Том шагал по улице походкой подвыпившего слепого. Его болтало по сторонам, он пос-тоянно спотыкался, но упорно оставался на ногах, до сих пор обутых в резиновые сапоги, в которых он был на этой рыбалке. Всё, что он чувствовал, это тяжесть в сердце – потому что где-то на свободе бегал пёс, убивший его сына – и тяжесть оттопыривающего правый карман пистолета. Душа горела местью, но как найти зверя? Тем не менее он чувствовал, что близок к своей цели, будто алкоголь придал ему способность к сверхчеловеческой ин-туиции.
   Навстречу Тому из-за угла вышел расклейщик объявлений. В руках у него Том сквозь застилающий глаза пьяный туман разглядел охапку плакатов и небольшое ведро с клеем.                Расклейщик, заметив, что Том явно не в себе, осторожно обошёл его стороной и ускорил      ход. Том усмехнулся, представив свой страшный лик.
  «Меня опалило дыхание смерти…»- вспомнил он строчку из какого-то стихотворения. Попытался припомнить дальше, но вздрогнул, услышав жалкое тявканье.
   Элеонор Краньон, старая дева шестидесяти семидесяти лет, часами гуляла в это время со своей собачкой; маленьким рыжим мопсом. Том был знаком со старухой и знал, что та славится сварливостью и нелюдимостью; единственное живое существо, которое она люб-ила была её собака. Презрительно глядя на Элеонор он пинком оттолкнул надоедливого, противного Иля ногой и произнёс:
   - Здравствуйте.
   Старуха кивнула в знак приветствия.
   - Вы не в настроении?- ехидно улыбаясь поинтересовалась она.
   - Почему? Всё отлично.
   - Не врите. Я хоть и старая, но не тупая и вижу, что что-то не так.
   - Ещё раз говорю; всё отлично. За исключением того, что какая-то псина буквально вче-ра загрызла моего сына.
   - Это ужасная и очень глупая шутка.- сказала Краньон.
   - А я и не шучу.
   Лицо Тома было настолько серьёзным, что Элеонор поняла, что это и вправду не шутка и с сочувствующим видом спросила:
   - Почему же вы так спокойны?
   - А зачем мне переживать? Слезами горю не поможешь. А вот месть- это хороший спо-соб…
   - Хороший способ для чего?
   Том пожал плечами и ничего не ответил.
   - А потом что вы будете делать?
   - Повешусь.- грубо кинул Том,- любознательная сука.
   Старуха обиделась.
   - А я хотела помочь… Иль, пошли отсюда.- позвала она мопса, вылупившего наглые глазки на человека обидевшего хозяйку.
   Том схватил старуху за плечо. Достаточно сильно; настолько, что та вскрикнула.
   - Стой. Как ты можешь мне помочь?- спросил он. 
   - Мне больно! Если ты ещё раз меня тронешь, то я позову полицию.
   - Мне всё равно. Я же сказал, что потом повешусь. Так ты ответишь мне?
   Старуха видимо испугалась, потому что голос её вибрировал, словно натянутая струна. Тому хотелось оборвать эту струну в самой середине.
   - Ну так что?- поторопил он, - или ты просто болтаешь языком?
   - Посмотри объявление на стене.
   Том  отпустил Элеонор и поспешил к недавно приклеенному к стене плакату. Несколько минут он его с интересом изучал. Это было предостережение о том, что в городе бродит собака, загрызшая своего хозяина. Вероятно, больная бешенством. Давалась даже фотог-рафия.
    « Так вот как он выглядит»- подумал Том.
    - А я к тому же знаю, где он жил до этого.- сказала Элеонор Краньон.
    - Где?- стремительно трезвея спросил Том. Даже пистолет, похоже, стал более лёгким, предчувствуя, что скоро отложит пару пуль.

   Бетховен обнюхал размазанный по камням труп Ричарда. Есть не стал, потому что пос-читал ниже своего достоинства есть падаль. «Пусть это пожирают люди,- подумал он,- они любители такого».
   После ещё нескольких часов, проведённых на свалке, за которые он успел насытиться вонючим крысиным мясом, его взгляды на существование людей резко изменились; он по прежнему ясно -настолько ясно, насколько это возможно для собак- осознавал, что люди – дураки и убьют себя сами, если их не убьёт кто-нибудь ещё,  но чем-то они хороши. Люд-ская наивность дошла до предела. Человек хоть и издевается над остальными существа-ми, где все остальные – это всё, кроме него самого, но он ещё и выдумал глупое, бессмыс-ленное слово - «дружба». Бетховен знал, что предыдущие хозяева, даже когда они его на-казывали, считали его своим «другом». В арсенале собачьих мыслей таких понятий не бы-ло. Бетховен всегда знал, что это всего лишь взаимовыгодный обмен. Человек давал ему еду – а он терпеливо сносил все эти странные людские игры. Но человек, отбросив все ре-альные факты, считал, что собака привязывается к нему.
   Размышляя Бетховен вдруг пришёл к странному выводу. Человек только благодаря это-му и существует; надо к кому-то привязываться, что-бы инстинкт самоубийства, болезнь всего человеческого вида, не довела его до самоубийства.
   Интересно, имеется ли способ лечения этой болезни?
   Бетховен нужен был хозяевам, как ещё одна точка на плоскости смысла жизни, хотя хоз-яева настолько привыкли к этому, что не думали так. Они просто любили его.
   Стало неожиданно грустно. Бетховен, словно поверженный ностальгией романтик, вско-чил и побежал туда, где когда-то был его дом.

   Через неделю после того, как Лукаса смогли найти в отпуске и сообщить о смерти род-ственников, Лукас вернулся домой. Первоначальный приступ горя уже прошёл, осталось холодное равнодушие к жизни. Остаток отпуска он провёл тупо глядя в экран телевизора. Сначала его невещали друзья и знакомые, но бесполезные соболезнования так ему надое-ли, что он грубейшим способом порвал все связи с социумом. К нему перестали заходить, перестали звонить, но он ни по кому и не скучал.
   Но однажды ранним утром, спустя уже месяц, в дверь поскреблись. Заинтересовавшись Лукас подошёл и открыл её.
   За дверью стояла собака. Грязная и вонючая, но Лукас узнал в этой псине Бетховена, то-го самого, который много лет прожил вместе с ними и являлся полноправным членом семьи, того самого, который стал единственной живой связью с погибшими.
   Широко улыбаясь, словно психически больной ребёнок, впервые за долгое время раду-ясь, Лукас выскочил во двор и, упав на колени, запустил руки в тёплую шерсть любимой собаки.
   - Всё хорошо.- бесконечно говорил он.
   Собака, безусловно, была с ним согласна, потому что её шершавый язык сразу принялся облизывать лицо хозяина.
   - Пойдём домой.- предложил Лукас и встал с увядшего газона,- сейчас  такой пир закат-им.
   Пёс покорно последовал за человеком.
   И вдруг раздался выстрел. Лукас вскрикнул и упал. Продолжая кричать от горячей боли в бедре он изумлённо оглядывался по сторонам- откуда стреляют, и, главное, за что?
   А в десяти метрах от этой сцены стоял Том. Первый его выстрел был неудачным, вместо собаки пуля попала в её хозяина. Но так ему и надо; каков хозяин, такова и собака.
   - Придурок, что орёшь?- прошипел Том и выстрелил ещё раз. Голова Лукаса лопнула, словно орех, обрызгав Бетховена кровью.
   Собака легла рядом с телом последнего из хозяев и положила голову на лапы.
   Видя, что убийца его сына не торопится бежать и даже начал скулить, Том усмехнулся, подошёл поближе и выстрелил в третий раз.
   Грустная морда сенбернара даже не дрогнула. Подойдя ещё ближе Том пнул собачью го-лову носком сапога. Голова повернулась набок, и из маленькой, с пятицентовую монету, аккуратной дырочки потекла тоненькой струйкой кровь.
   « А кровь почти такая же»,- удивлённо подумал Том и приложил дуло пистолета к вис-ку.
   Через несколько минут подошла Элеонор Краньон; «любознательная сука»,как её назвал теперь мёртвый Том.
   «Вот идиоты»- подумала она, набирая номер полиции. А её маленький противный мопс Иль залился в писклявом тявканье.