Первого апреля уже в десять часов закапало с крыш, а в двенадцать солнце так грело, что, казалось, загоришь даже быстрее, чем в середине лета. На южных склонах сопок снег потихоньку начал таять, обнажая гранитные валуны и стволы деревьев у самой земли. Наверное, скоро пойдет березовый сок.
Мы с Артемом катим по Колымской трассе на грузовике. Артему восемнадцать лет. Он сидит рядом на месте для пассажира и по-весеннему радостно разглядывает проплывающие мимо белые склоны сопок и зеленые, пригретые солнышком, начинающие подниматься из-под снега ветки кедрового стланика.
Скоро нам сворачивать на трудную таежную дорогу, где через двадцать километров, на реке Ола машину ждут еще три члена нашей бригады. Димка, Костя и Вовка – парни одного возраста с Артемом - заготавливают дрова на только что отработанных леспромхозом делянах и живут в избушке с Петровичем - старым, но удивительно бодрым, дедом, охотником.
Охотничий сезон закончился месяц назад, но у Петровича нашлись какие-то дела на путике. Опасаясь визита охотинспекции, он спрятал ружье и какой-то сварной металлический ящик в дупле дерева и занимался этими делами. Жить с ребятами ему нравилось. Он уходил на целый день, а вечером и дрова заготовлены на ночь и каша, вот она, горячая на столе стоит.
Мы с Артемом приезжали каждый день. Впятером нагружали машину, прощались на сутки с ребятами и увозили дрова продавать. Вот такая бригада, и я в ней начальник.
Артем отличался от остальных бригадников тем, что совершенно не интересовался водкой. Никакого удовольствия в спиртном не находил. Еще я наблюдал у него кое-какие актерские данные, но то, что он отмочил в этот день, превзошло все мои ожидания.
Артем повернул ко мне голову:
- Дядя Саня, ты как развлекаешься?
Вопрос поставил в тупик. Уже больше месяца текли серые будни. На Восьмое марта что-то было, закончившееся пьяным базаром, потом не помню чем, а потом, назавтра, головной болью. Я ответил уклончиво, не слишком вразумительно и услышал предложение:
- Давай мужиков на деляне разыграем. Сегодня же первое апреля.
- Давай.
-Ты им везешь пять бутылок водки. Они говорили, что это на несколько дней. Но, сам понимаешь, они всю выпьют сегодня же. Тебе нельзя - ты за рулем. Значит, завтра машину напилить они не смогут, и мы зря приедем. Так?
Он был совершенно прав. Я и сам уже крепко об этом задумывался.
Артем поведал идею розыгрыша, и мы обсудили ее в деталях.
* * *
- Здорово, дровопилы и дровогрузы.
- Здорово, дядя Саня, здорово.
- Ну, давай сразу загрузимся, а потом уж чай и все прочее.
- Давай. Подруливай вначале вон к той куче.
Ребята тактично не спрашивали, привез ли я обещанную водку. Косноязычно и матерно оскорблять друг друга, "не отвечая за базар"; наставить по пьянке "фонарей" своим "корешам" - это ничего, это можно, а про водку спросить - запрет какой-то неписанный.
Все они, включая Артема, и девяти классов не закончили. Все, еще со времен школы, прочно стояли на учете в РОВД. И уголовные дела заводились на всех, но до суда не доходило, - закрывались по «примирению сторон». Меня, как личность, больше остальных интересовал Артем. Только он мог столь радостно разглядывать из кабины склоны весенних сопок. Только ему хотелось знать: почему снег вначале у комля дерева тает, почему машина с горы сама едет, сколько в Америке людей живет.
Был он среди ровесников "белой вороной". Сам факт, что не пьет, уже раздражал его товарищей. И другие претензии к нему непрерывно возникали на пустом месте. Когда в их компании случались пьянки, я знал, что на завтра увижу его с синяками на лице и в подавленном состоянии духа. Слабаком он не был и мог двинуть кулаком в ответ, но большинство присутствующих всегда оказывалось не на стороне Артема.
Я отделил его от остальных, посадил в кабину и стал называть своим самым старшим помощником. Он честно работал, хоть и не все порой получалось быстро и хорошо. Наше общее дело после назначения Артема "самым старшим" пошло заметно лучше.
Сегодня агрессии и придирок в адрес Артема слышно не было. Работали дружно и быстро.
Как-то по особенному хорошо работается весной в тайге. Тепло, руки не мерзнут, стланик уже наполнил свежий неподвижный воздух смолистым запахом. Мы весело с каким-то спортивным азартом закатывали в кузов бревна, забракованные по причине гнилости сердцевины леспромхозом. Все улыбчивы, бодры и энергичны. Вроде и не работа вовсе.
- Только в апреле сдадутся морозы, и потихоньку закапает с крыш - декламирую я экспромт и спрашиваю - кто продолжит в рифму?
Один Артем заинтересовался. Глаза задвигались, выдавая работу мысли. Через минуту, когда особенно большое последнее бревно закатывали в кузов, он, не прерывая больших мышечных усилий, произнес:
- В Сочи цветут уж весенние розы, а в нашу тайгу не пролезешь без лыж.
- Браво! Только вот... У Пушкина, кажется, есть: "...морозы. Читатель ждет уж рифмы розы? Так на, возьми ее скорей".
Он посмотрел на меня внимательно, что-то соображая, и промолчал.
Оборвалось наше поэтическое соавторство - нагрузили машину, пора было начинать задуманный розыгрыш. По плану надо спровоцировать спор между парнями, что я и сделал:
- Я вез, как и обещал, пять бутылок водки, но Артем по дороге одну выпил.
- Брось ты, дядя Саня. Артем, если стопарь выпьет, облюется и с ног свалится.
Артем наморщил лоб, очень толково выдержал паузу, а затем зло сказал:
- Ты, Вован, хвастун. Я не хочу просто ее пить. Могу литр выпить, и ты не заметишь, что я пьяный.
"Что это с ним?" - одну секунду было написано на лицах ребят. Но легкое недоумение быстро сменилось глумливым оскалом: сейчас, мол, ты у нас снова получишь. И быстрые взгляды на меня - помешаю издеваться или промолчу?
- Гы-ы... Литр он выпьет... - повернулся к друзьям Вовка, предлагая тем самым начать травлю "белой вороны"
- Да ты... Я не знаю... Ты когда ее последний раз пил-то? – подхватил Димка.
- Пей. Не выпьешь - я тебе бутылку в жопу затолкаю, - пообещал Костя.
В общем, началось. Артем зло огрызался, умело играя обиженного несправедливостью человека. Я давно заметил, что матерится он гораздо меньше других, речь лаконичней и образней - без этих бесконечных "короче", "обалдеть", "блин"... А ведь такой же недоученный двоечник-беспризорник из сильно пьющий семьи, отца три года не видел – сидит батяня за пьяную поножовщину на грязной кухне. Мать недавно лишена родительских прав в отношении младшей сестры Артема. Я спросил однажды, кто у него дедушка. Не знает он - ничего и никогда не рассказывали ему ни о деде, ни о бабке.
Короткое свирепое препирательство, заканчивается заключением пари: Артем выпьет 900 граммов водки (три полные кружки) и никто не заметит даже легкого опьянения.
- Что совсем, совсем заметно не будет?
- Не будет.
- И харя не покраснеет?
- Не покраснеет.
- Мы тебя три дня лечить будем после такого подвига.
- Не будете.
Разработали условия спора дальше. Если выиграет Артем, Вовка встанет на кабину машины у магазина "Самородок" в нашем поселке и будет громко по петушиному кукарекать, пока на него не обратят внимания. Когда из окон домов покажутся любопытные лица, он внятно сообщит им: "Я дурак и хвастун". Если выиграет Вовка, то же самое сделает Артем.
Условия спора не входили в нашу заготовку, их только что сочинил Артем. Он сильно рисковал - наш розыгрыш, шутка, фокус могли запросто провалиться.
Началось представление. Мы расположились на большом бревне. За нашими спинами покрытая льдом Ола с хорошо видимым другим берегом.
Артем налил кружку водки, поднес ее к подбородку и начал прохаживаться в трех метрах перед нами - четыре шага в одну сторону, четыре в другую, сосредоточенно глядя перед собой. И кружку у подбородка таскает.
- Пей! Чего ходишь?
- Не мешай. Мне сосредоточиться надо. Я йогой занимался.
На первую кружку я уже придумал, как поступить:
- Мужики, вон то не Петрович идет? - указал я на другой берег Олы - во-он у лиственницы без вершинки.
Отвернулись ребята на две секунды, а чтобы выплеснуть через плечо водку надо полсекунды. Кружка мгновенно заняла прежнее положение, у подбородка.
- Какой Петрович. Камень это.
Артем еще немного походил, демонстрируя поочередно то правый, то левый свой профиль, повернулся к нам лицом и "выпил" кружку водки, изобразив глотательные движения. Дьявольски искусно скорчил гримасу отвращения, понюхал корочку хлеба и начал ее жевать.
Вторую кружку выплеснул, когда уже утомил всех своими челночными перемещениями, а я, озабоченно и как бы про себя, произнес, оглянувшись на колеса машины:
- Колеса впереди лысые совсем...
Как же было не бросить взгляд утомленным ребятам на изношенный протектор?
На третьей кружке вышла заминка, чуть не стоившая нам провала. Артем так долго сосредотачивался, что раздались хамские возгласы недовольных зрителей, а я все не мог ничего придумать. Выручила птичка кедровка. Она села на ветку и сказала: "Чек-чек". Я посмотрел на нее:
- Еще зритель. Да какой красивый!
Все повернулись посмотреть на красивого зрителя и ... водки в кружке, как ни бывало.
Эту последнюю кружку Артем выпил особенно тщательно. Особенно тщательно скривил гримасу отвращения, пожевал хлеб и молча нахмурился.
Его обступила удивленная публика. Я, как мог, тоже выражал недоумение и восторг. Был момент, когда показалось, что мы разоблачены. Димка потребовал:
- А ну дыхни.
Артем смело дыхнул. Он знал что делает. Последние две-три капли со дна каждой кружки оказывались во рту, и теперь от него достаточно сильно пахло водкой.
* * *
Мы разогрели на костре тушенку и заварили чай. Я ежесекундно ждал напоминания о водке, оставшейся за спинкой сидения водителя - ну, вспомнят же, обязательно. Не дождался. Все внимательно наблюдали за Артемом. Трезв!
От успеха он вошел в раж и вышел далеко за рамки нашей с ним заготовки.
- Это синтез парапсихологии, учения йогов, медитации и телекинеза.
Он сказал эту галиматью с такой уверенностью и энергией, что ребята внимательно повернули к нему головы, хоть и не понимали смысла услышанного. Подозреваю, что Артем сам не знал значения всех произнесенных слов.
- Хотите телекинез покажу?
- А что это?
- Это перемещение предметов энергией мысли, - сообщил Артем, в одночасье превратившийся в лидера.
Его понесло. В нашу заготовку никакого телекинеза не входило. Она вообще кончилась.
Парни, конечно, хотели. Артем притащил из машины пустой рюкзак, дал всем убедиться, что он совершенно пуст, и спросил:
- Ну, что вам переместить?
- Полено вот это перемести.
- Не могу. Оно тяжелое слишком. Зажигалку дай твою.
Он положил зажигалку в рюкзак, поставил его перед собой, уселся перед ним, по индуски скрестив ноги, и замер в этой позе, вытаращив на рюкзак глаза. Я не понимал, что дальше должно произойти. Таращился, наверное, с минуту, затем сказал:
-Не получается что-то. Надо сосредоточиться. Сейчас. Вы пока убедитесь, что зажигалка там, в рюкзаке. Только не вынимайте ее оттуда. Она уже маленько впитала энергию переноса. И нельзя, чтоб свет на нее попадал.
Он встал и начал прохаживаться, сосредотачиваясь. Вот тут я понял, что должен делать.
Уже потом, вечером, когда мы ехали с Артемом обратно, он сказал, что рассчитывал только на мою сообразительность. С гордостью констатирую: сообразил и не подвел. Он пошел на демонстрацию "телекинеза" безо всякой предварительной договоренности со мной, сходу, напролом, сильно рискуя потерять захваченное лидерство и нахвататься в свой адрес оскорблений, если не тумаков.
Парни стали по очереди запускать руку в рюкзак и щупать там зажигалку. Последним запустил руку я, пощупал и... вытянул ее оттуда в полусогнутой кисти руки.
Артем продолжал сосредотачиваться. Я поймал его взгляд и моргнул двумя глазами: мол, все сделал. Он не удержался и, едва успев повернуть от меня голову, улыбнулся.
- Чего лыбишься? - поинтересовался Вовка.
- Представил, как ты кукарекать будешь - мгновенно выкрутился Артем и не позволил возникнуть скверным для нас подозрениям.
Теперь неуместная улыбка не повлияла на процесс "телектнеза". Он прошел без сучка и задоринки.
Артем опять уселся, продолжил глазами "телекинез" и через полминуты заявил:
- Все. Переместил.
Зажигалка исчезла. Димка растерянно тряс рюкзак, пытаясь вытряхнуть ее на снег, хоть и убедились уже все: нет там ничего. Лица у зрителей вытянулись. Я тоже изобразил изумление. Костя даже немного побледнел. Не знал он, что вскоре ему предстоит побледнеть куда сильнее.
Окрыленный двойным успехом Артем разошелся подобно Хлестакову:
-Зажигалка находится в пределах этой поляны. Ваше биополе должно вывести на нее. Кто ее найдет, - у того самое мощное биополе. Я с места сходить не буду.
Мне было понятно, что надо делать. Поляна небольшая и мы с ребятами разбрелись в поисках зажигалки. Я незаметно положил ее на пень метрах в тридцати от Артема. Костя вскоре нашел перенесенную телекинезом вещь.
- Вот она! - поднял он руку с находкой - во, блин... перенес...
Артем вдохновенно продолжал врать:
- Костя, у тебя такое биополе, что я могу тебя перенести куда угодно.
- Как куда угодно?
-Нет, неправильно сказал. Не куда угодно, а есть в евклидовом пространстве определенные точки, куда я могу тебя перенести. Вот отсюда могу перенести в верховья Армани. И сразу назад могу вернуть. Перенести?
Армань - это река. До ее верховий добрых сто пятьдесят километров. Все притихли, ожидая Костиного ответа. "Евклидово пространство", как волшебные слова, загипнотизировало ребят. Впрочем, гипноз давно начался.
Костя заметно побледнел, но преодолел страх:
- Перенеси. Только сразу обратно.
- Так. Не бойся. Ничего страшного нету. Тебе надо повыше куда-нибудь встать. На кабину залезь.
Костя забрался на крышу кабины и встал там неподвижно, как памятник. Артем впился в него глазами, но быстро прервал «перенос в пространстве»:
- Нет. Надо еще повыше. Мужики, закатите на крышу эту чурку и поставьте “на попа", а я пока сосредоточусь. Надо, вообще, все, подготовить, как следует.
Ребята молча, как исполнительные солдаты, принялись поднимать на кабину толстенную чурку высотой сантиметров семьдесят. "Продавят сейчас крышу" - обеспокоено подумал я, но промолчал, - недолго, в конце концов, и выправить жесть изнутри.
Костя спрыгнул с кабины:
- Я сейчас, - и побежал к избушке Петровича, до которой метров пятьдесят было.
Все молчали. Когда Костя стал приближаться к нам от избушки, я понял, что для меня настала пора суровых испытаний. Он подмышками нес две буханки хлеба, а карманы брюк оттопыривали две банки тушенки. Не рассмеяться было невозможно. Я сделал вид, что решил умыться. Начал натирать лицо снегом, одновременно кусая нижнюю губу. С помощью снега испытания выдержал. Выдержал их и Артем, безразлично заметив Косте:
- Зря ты это. Через минуту и вернешься.
Костя хотел взять рюкзак, но Артем запретил. Оказывается рюкзак "уже засвечен трансцендентностью" (уверяю, что он сносно выговорил это слово) и поэтому нельзя.
После того, как Костя выполнил все указания Артема, он стоял на деревянной чурке, расположенной на крыше кабины. Подмышками две булки хлеба, карманы топорщатся от тушенки, ладони сложены по-мусульмански на груди, на голове поверх шапки намотана белая тряпка (я ее протирал стекла в кабине), на тряпке лежала большая зеленая ветвь кедрового стланика, а между ног на уровне колен зажата еще одна ветка стланика - так Артем велел. Бледное одухотворенное лицо обращено на запад - так тоже Артем велел. Наверное, такое лицо было у Александра Матросова перед самым броском на амбразуру вражеского ДЗОТа.
В глазах Артема я прочел: "Дядя Саня, выручай. Не знаю, что дальше делать". Начал выручать:
- Все, все, все. Прекратили! Артем, прекрати. Перенесешь - потом вернуть не сможешь. Костя без лыж и одежды теплой пропадет там. Все, прекратили. Костя, слазь.
Возражения нашлись только у иезуита Артема:
- Дядя Саня, если ты за Костю боишься, я тебя могу перенести. У тебя биополе даже лучше. Ты сразу пошел к тому пню, на который я зажигалку перенес, но не заметил ее. Тебе очки надо носить. То камень за Петровича принял, то прошел мимо и зажигалку не заметил. Ну, будешь переноситься?
Каков стервец? Откажусь - значит струсил. Соглашусь - он загонит меня на кабину и начнет издеваться: ветку не так ногами держу, тряпку надо по-другому намотать... А потом соврет что-нибудь очень правдоподобное - не получилось, мол.
Не знаю, как бы я поступил. Димка закричал:
- Во, Петрович дает!
И все увидели, что от избушки, по сугробам, куда-то в сторону пробирается Петрович. Он так яростно лез по снегу без лыж, проваливаясь порой по пояс, что сразу было понятно: что-то случилось.
* * *
Петрович оставил лыжи где-то на путике и вернулся в избушку по оттаявшим уже у самого берега Олы камням. При подходе увидел на кабине Костю в положении «готов к переносу в пространстве», причем никто из окружавших машину людей не смеялся, что сильно его озадачило. Побаивался он немного этих очень молодых расхлябанных и наглых матершинников – не был он таким в молодости.
Размышлял не долго. Эрудиция помогла быстро раскусить ситуацию.
Петрович был начитанным дедом, потому что его бабка читала журнал «Здоровье» и рассказывала о прочитанном. Был рассказ и о героине.
Ни Костя, ни люди, окружавшие машину, пьяными не были. Пьяного человека Петрович представлял очень даже хорошо. Он понял, что это и есть тот самый героин и с ужасом вспомнил бабкины слова: «Где героин, там обязательно драки, пожары и гомосексуализм». Значение последнего слова супруга разъяснила неделей раньше, опираясь на знания, почерпнутые в том же журнале.
Дед полез по снегу к дереву, где ружье спрятано, чтобы силой оружия спасти избу от пожара, а себя от изнасилования.
Успокоила его моя неправда:
- Мы репетируем, театр будем скоро показывать.
* * *
Вечерело. Пятнадцать мороза показывал термометр на лобовом стекле. Через полчаса прочный наст покроет поверхность снега, а завтра в середине дня вновь превратится в зернистый похожий на крупу перловку снег.
Артем резко погрустнел, как человек, которому наскучило развлекать ребенка, изображая медведя, волшебника или деда Мороза.
- Ехать надо, Артем. Обогреватель кабины не работает, – стекло обмерзнет, не доедем.
Он задумчиво посмотрел вдоль ухабистой дороги и как-то очень по взрослому сказал:
- Колея… придумай рифму, дядя Саня.
- Твоя.
Артем улыбнулся, прогоняя нахлынувшую грусть, и снова удивил взрослостью:
- Моя и твоя колея - змея. Давай наста дождемся и убежим.
- Куда ты хочешь убежать?
- Не знаю… может на Аляску… в Америку.
- Далековато будет. Не успеем, – наст растает. А зачем тебе туда?
- Не знаю…
На Аляску не побежали, а сели в машину и поехали домой. Об оставшейся водке никто не вспомнил. Так она и уехала обратно в поселок за спинкой сидения. На следующий день привез ее вожделенную.
Эпилог
Вовка кукарекал и сообщал любознательным гражданам кто он такой есть, а через день в беседе один на один попросил Артема перенести его ночью в банк минут на пятнадцать. Артем честно сказал, что не может этого сделать, и тут же наврал, что не в той точке евклидова пространства находится банк.
Положение его в стае не изменилось, несмотря на показанные сверхъестественные способности. Да он и не стремился ничего изменять. Думаю, в свои восемнадцать он уже чувствовал: не бывать ему своим. Понимал, что белый окрас перьев – это навсегда.
Заработав денег ровно на билет до Хабаровска, Артем в начале лета улетел туда без багажа, без денег, без специальности и в тех же штанах, в которых показывал телекинез на таежной поляне. Никогда он раньше дальше Магадана не бывал. Я отговаривал:
- Пропадешь в два счета. Зачем тебе туда?
- Посмотрю, что там есть.
- Я напишу рассказ о событиях на деляне и опубликую. Назову “Белая ворона”.
- Сам ты ворона.
Он подумал и спросил:
- Я предотвратил тогда пьянку?
- Да.
- На следующий день мужики выпили только три бутылки, а не пять?
- Да.
- Назови рассказ “Энергией веселой мысли”.
Мне неизвестно как складывается его судьба.
Александр Румянцев