16.ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ЛЮБВИ
Время полетело непостижимо быстро: не успевал опомниться, как подступали вечерние сумерки. Последние дни сентября выдались ясные, сухие, у меня всё на удивление ладилось, как говорится, любая работа горела в руках.
Я закончил мельницу, опробовал: просто великолепно. Мука получалась, конечно, не первого сорта, но такая с отрубями даже много полезнее.
Среда стояла рядом, наблюдая за мной с детским любопытством, а когда миска наполнилась вкусно пахнущей мукой, одарила меня уже далеко не детским восхищённым взглядом.
Поразительно: с каждым часом мы всё больше понимали друг друга с полувзгляда. Была именно та ситуация, когда слова излишни.
В моей жизни (думаю, и у Среды тоже) пошла светлая полоса. И с каждой минутой она становилась шире, светлее. И всё вокруг, казалось, радовалось за нас, помогало продлить наше благополучие: дни стояли тёплые, трава не спешила пожухнуть, и мы продолжили заготовку сена, Машка оказалась беременной, лисы не так варварски грабили мои охотничьи трофеи. Закрома наши насыщались последними грибами, ягодами. Коптили рыбу, мясо.
К моему великому удивлению, весьма тесно подружились Среда и Раечка. Рысь большую часть дня находилась рядом, буквально хвостиком следовала за девчонкой. Они сошлись настолько, что Раечка позволяла и погладить себя и слегка потискать. Прямо не рысь, а обычная домашняя кошка. Днём запросто заходила в дом, если там находилась Среда, порой нагло забиралась на Слоника и залегала подремать, как на лежанке. На ночь не оставалась: едва стемнеет, уходила.
Вообще-то еды для неё у нас всегда хватало, так что необходимости в охоте не было. Однако утром на крыльце мы обнаруживали нетронутую тушку зайца или дичь. Похоже, Раечка усвоила правило, что в нашей "семье" всё добытое - в общий котёл.
Настя всё так же давала много вкусного и жирного молока. Я сделал маслобойку - по памяти, из далёкого детства,- и у нас ежедневно к столу было первоклассное масло. Что существенно разнообразило меню.
Раны Среды затянулись и ходко заживали, оставляя досадные шрамы. Восстановился нормальный голос: она больше не сипела. Голос Среды оказался весьма приятным: мягким, грудным, и, на мой взгляд, чувствительно сексуальным.
Вот, пожалуй, для полнейшего моего счастья не хватало как раз секса. Необъяснимое, едва уловимое что-то ещё стояло преградой. Это особенно чувствовалось, когда приходило время укладываться спать. Мы медлили, оттягивали этот момент, искоса поглядывали друг на друга, но "преграда" незримо стояла между нами, сдерживала, охлаждала горячие мысли. Наконец, сонливость одолевала, я гасил свечи и лучины: мы укладывались по своим местам - Среда на кровати, я на лавке.
Я долго не мог заснуть, перебирая в голове все за и против, пытаясь понять: что же меня сдерживает? Разница в возрасте? Пожалуй, нет. Тогда что? Боязнь, что всё получится не по обоюдному зову, а по... желанию господина? Это ближе к истине: наложница мне не нужна. Возможно, это обстоятельство и сдерживало: ждал, когда искреннее подлинное желание возникнет у Среды.
А что Среда? По всему, над ней довлеют дремучие традиции, по которым мужчина, не раздумывая, хочет и берёт, а участь женщины подчиняться и отдаваться, тоже не терзаясь думами. В этом свете моя медлительность, нерешительность может рассматриваться как... мужская несостоятельность, ущербность. Может, в эти минуты -чувствую, тоже не спит,- она как раз и думает об этом, и клянёт судьбу за дефектный подарок...
Мда... более чем странная ситуация для бывшего бабника.
Не поверите, но в эти дни я совершенно забыл о супостатке Ритке. Точно её явление было глюком, от которого память избавилась, как избавляемся мы от обёрток и пустых сигаретных пачек.
Рита сама напомнила о себе.
Во второй половине дня, ближе к вечеру, я отправился на "Карповку": воды почерпать, заодно и порыбачить. Только "включил" водопровод, как рядом с моими ногами со звучным чмоком врезался в воду камень. Инстинктивно отпрянул на берег, глянул: на противоположном стояла Рита, вся в шкурах, в руках вертит широкий сдвоенный ремень. По всему, Рита использует его как пращу.
-Привет. Что в гости не заходишь? - как можно миролюбивее спрашиваю.
-Да пошёл ты! Коровоёб! Ты мне противен.
-Взаимно. Дура ты дура. Вбила в голову то, чего нет. Что, до сих пор в обиде? Извини, ляпнул тогда...
-Не нужны мне твои извинения. Обид я не прощаю!
-Ну и глупо! Чего камень-то швырнула?
-Хотела посмотреть на морду твою. Вижу: спокоен, доволен жизнью, не терзаешься.
-Из-за чего терзаться? Что тебя обидел? Что ушла? Ещё раз повторю: глупо, по-детски поступила. Ты, я вижу, тоже в порядке. Так чего терзаться? Рит, может, хватит дурью маяться? Давай мириться.
-Не собираюсь.
-Ну, и чёрт с тобой! Дуйся дальше, пока желчь не спалит.
-Не боись. Я не такое пережила...
-Нашла чем хвастать. Глупая взбалмошная девчонка, возомнившая себя крутой. Ремня бы тебе всыпать.
-Иди, попробуй. Давай, трахальщик свиней, иди сюда.
Я шагнул к воде. Рита взмахнула пращой и, спустя мгновенье, камень врезался в ведро, пробив его насквозь.
-Ты больная! По тебе плачет дурдом.
-Заткнись! Следующий не промажу.
-Всё, умолкаю. Мне нет дела до тебя. Ты мой глюк.
Взял ведро, и подчёркнуто игнорируя Риту, занялся его починкой. Зараза! придётся по новой переплетать.
-Козёл!- выкрикнула Рита, и тотчас камень пребольно врезался мне в плечо. - Это тебе напоминание, что я не глюк.
Я решил и этот выпад проигнорировать: рискованно, однако, злить эту ненормальную. Пращёй владеет отменно... вынудит трусливо улепётывать, а этого очень не хотелось.
Не пришлось: послав меня далеко-далеко, Рита скрылась.
Ну, и чёрт с тобой, идиотка! Не хочешь по-людски, не надо. Не больно-то и огорчимся.
Пока я переплёл ведро, пока почерпал воду, подступили вечерние сумерки. Небо затягивалось тучами, обещающими дождь. Ладно, рыбалка отменяется. Завтра с утречка приду.
Неожиданно разболелось плечо. Глянул: здоровенный синяк расплылся по всему плечу. Странно: камень-то был небольшой, да и одёжка смягчила удар. Ноющая боль спускалась вниз по руке, и вскоре достигла пальцев. Шевельнёшь пальцем, а кажется, дёрнул нить, конец которой привязан к мышцам на плече, и - взрыв боли... Кретинка! Видимо вложила в удар всю свою ненависть. Что б тебе...
Я не завершил мысль: рядом хрустнуло. Резко обернулся: в двух шагах от меня стояла встревоженная Среда. Наверху, у спуска, застыла в позе классической копилки-кошки Раечка.
Я торопливо стал натягивать рукав, морщась от боли.
Среда вдруг шагнула вплотную ко мне, ухватилась за рукав, потянула, вновь обнажив плечо. Широко распахнув глаза, уставилась на синяк, затем осторожно прикоснулась пальцами, вопросительно глянув мне в лицо: мол, как могло такое случиться?
-Всё равно не поймёшь. Есть у нас ненормальная соседка, русского языка не понимает...
-Русь?- внезапно дёрнулась Среда.
-Представь себе,- я свободной рукой похлопал себя по груди.- Я русский, и зовут меня Михаил. А там, на острове моя землячка, у которой крыша дала течь.
-Русь?- повторила Среда со странной интонацией, и мягко протянула:- Мисааль?
-Ну, если тебе так удобно, пусть будет Мисааль. Значит, ты знаешь или слышала про Русь... Уже тёпленько: летописные времена, это не античные. Хотя, если по правде, какая собственно разница.
Среда произнесла длинное напевное предложение, в котором гласные были растянуты, а согласные точно обкусаны. Отдалённо напоминает финскую речь, вернее, прибалтийскую.
-Хорошо бы то же самое, но по-русски.
-Русь, - повторила Среда, вздохнув.
-Всё ясно, что ничего не ясно. Ладно, девонька, побрели домой, пока ещё видно тропу.
Дома меня дожидались уже готовая баня и отменный ужин. Его аппетитные запахи гуляли по двору. Вдохнул - и, что называется, едва слюнками не захлебнулся. Но Среда потянула меня в баню.
Из истории мы знаем, что в старину наши предки рожали в основном в бане. В этом был не только физиологический аспект: расслабленность женского организма, ребёнок выходил из чрева в аналогичную среду- температура, влажность,- что, естественно, не травмировало его слабенькие мозги. Был, видимо, и некий духовный смысл: выход в Большой Мир через баню, через омовение Водой. Своеобразное крещение предков, которое христиане слямзили (не секрет, что вся религия, вся мифология христианства - чистейший плагиат),и свели к убогому обряду макания в купель...
К чему это я? К тому, что на исходе последнего дня сентября в неведомом веке в бане родилось Большое Чувство!
Я прожжённый в прошлом бабник, гинеколог-акушер и отчасти циник, искушённый в сотнях способов, вариантов, поз, был сражен, убит, раздавлен и... возрождён. Такой трепетной страсти, такой ласки и нежности... я просто не представлял, что они могут быть такими... дивно-всепоглощающими...
Позднее понял: я окунулся и пропитался до самой последней клеточки тела Чистейшим Первозданным Чувством. Таким же чистым, как вода в реках, как воздух, не ведавшие "прелестей" техногенной цивилизации. Там, в моём времени, даже чистое чувство, подлинная любовь несли в себе свою таблицу Менделеева - загрязнения на генетическом и духовно-нравственном уровне. Здесь же сама Природа, Богиня богинь, приняла роды и благословила нас.
Когда-то я думал - и был твёрдо убеждён,- что испытал все вехи счастья. Здесь, в бане, с грустинкой констатировал: то были слабые потуги, имитация, Настоящее подлинное Счастье я вкусил сейчас...
Потом мыли мы друг друга, и души наши растворялись в нежности. И не существовали в эти часы девочка 15 лет из неизвестного рода-племени, и, по сути, мужик 35 лет, славянского происхождения-были только Мужчина и Женщина. Дети Природы, благословлённые ею на союз, на слияние.
Уже ближе к полуночи мы уничтожили ещё теплый ужин (спасибо Слонику!), затем Среда, лаская любящим взглядом, втёрла мазь в моё больное плечо.
И легли мы в одну постель.
И состыковались две половинки, и слиплись, и стало одно целое.
И было оно божественно прекрасным.
17. Опять супостатка
Мы проснулись с первыми лучами, и ещё долго с упоением любились.
Потом в четыре руки затопили Слоника, сделали завтрак. Балуясь, как дети, с наслаждением кормили друг друга с рук, из губ в губы.
У меня - да и у Среды, думаю, тоже, - было ощущение, что теперь наши дыхательные и кровеносные сосуды соединились в одну "магистраль", и если один исчезнет, то второй, с грубо разорванной системой не выживет.
Подумав, тотчас сплюнул через плечо, и постучал по дереву.
-Чур, меня, - смеясь, произнесла Среда, и, копируя, тоже постучала по дереву.
Из её ночного страстного лепета, я понял только, что Среда общалась с руссами и перехватила несколько русских слов: они резко выделялись в её напевной, в растяжку, родной речи. Самым понятным было слово:
-Любый.
Не сговариваясь, интуитивно, мы общение превратили в приятные уроки по изучению языков: что видели глаза, чего касались руки, на что ступали ноги, мы называли каждый на своём языке, старательно повторяли. Поразительно: как дети, схватывали на лету. Правда, не всегда правильно произносили слово, не соблюдали ударения, поэтому со стороны, слушая нас, можно было обхохотаться.
Нам, разумеется, это нисколько не мешало, ибо, в основном мы общались глазами, понимали с полувзгляда.
Где-то ближе к обеду мы несколько утомились друг от друга, интуитивно пришли к единому решению: нужна пауза.
Среда занялась шкурками: надумала сшить нам новые одежды. Ну, а я отправился в охотничьи угодья: проверить силки, поставить новые. Кроме того, осталась нереализованная вчера рыбалка.
Отойдя шагов на сто от поляны, я неожиданно ударился в раздумья о том, что произошло.
Рано или поздно, мы всё равно пришли бы к этому, но почему так быстро всё случилось. Эта быстрота меня, отчасти, и смущала.
Со мной, в принципе, ясно: здоровый, взрослый мужик, столько дней прожил отшельником, истосковался по любви, по женскому телу.
А Среда? Девчонка, ведь, совсем. Да, пережила трагедию гибели семьи, затем что-то ещё более кошмарное... допустим, рано повзрослела. И всё же... Что, если её чувствами управляет голый расчёт: прилепиться к мужчине, почувствовать себя защищённой, когда можно расслабиться в полной безопасности, когда тепло, уют и еда... Как в своё время разумно поступили поросята.
-Это плохо?- спрашивал я себя, как бы со стороны.
-Нет, не плохо, но как-то...
-Что? Что тебя не устраивает?
-Закрадывается сомнение в не подлинности искренности...
-Чушь собачья! Плюнь и растери. Девчонка, точно мудрая женщина, последовала совету природы.
-Высокопарно...
-Хорошо, проще: подчинилась обстоятельствам.
-Во! Подчинилась. Не по зову сердца, души...
-Считаешь: она врёт?
-Не считаю. Искусственность я бы почувствовал.
-Так в чём же проблема, чёрт возьми?!
-Подчинилась... Если бы здесь был ещё один представитель мужского рода, много моложе меня, Среда предпочла бы его...
-А это бабушка надвое сказала. Молодость - это неопытность, и мудрая женщина сразу просекает. Среда увидела твой дом, хозяйство, сразу смекнула: мужик, хозяин, да к тому же добрый, мягкий. Что ещё надо одинокой девушке? О лучшем варианте она и мечтать не могла. Поэтому безоглядно, распахнув сердце и душу, шагнула к тебе. Возможно, поверив, что это ей подарок богов за горе и беды, что перенесла. Убедил?
-Отчасти.
-Ну, и дубина же ты, Мисааль! Тебе что, заняться больше нечем, как создавать проблемы там, где их нет? Живи, люби и радуйся. Вариантов других ведь нет...
Мой оппонент удалился с верой, что развеял все мои сомнения. Может, он прав на все сто, и я дурью занимаюсь? Привык всё обмозговывать, подвергать анализу, а тут надо просто жить, как жили предки, не мудрствуя лукаво. Главное, в ладу с природой и с совестью. Не роман пишешь, нечего утруждать головёнку мозготренажёрами. Будь счастлив, и живи так, что бы ежеминутно чувствовала себя счастливой Среда.
Оглядевшись, обнаружил, что, дискутируя с оппонентом, прошёл места расставленных силок. Развернулся, сделал несколько шагов, и внезапно сердце сжало так, что в глазах потемнело, не привались я к берёзе, точно грохнулся бы плашмя.
Пару минут сердце то сжимало, то отпускало, затем резко резануло - из глаз брызнули слёзы, а в висках ужасно засвербело.
"Что..."
В следующую секунду я оттолкнулся от берёзы, и побежал, как ещё ни разу в жизни не бегал. Тем более по лесу.
Вопрос не оформился целиком, а я уже знал ответ: Середа в беде!
Среда совершенно голая, измазанная навозом была привязана к календарному столбу. Она вся обмякла и создавала впечатление мёртвой.
Чуть в стороне лежала пронзённая копьём Раечка. Копьём Ритки...
Крик, вопль застрял у меня в горле. Кинулся к Среде, рванул верёвки - тщётно. Метнулся под навес, схватил топор - и назад.
Среда грузно свалилась мне на руки. Лицо заляпано так, что не видно ни глаз, ни рта. Я очистил её лицо, затем приник к груди: сердечко слабо билось далеко-далеко, точно часы, брошенные на дно сухого колодца.
-Милая, очнись, - наконец, прорвался сквозь преграду мой голос.
Похлопал по щекам Среды, кричал, но безрезультатно. Вскочил, кинулся в дом за травой - растёртая, она вполне могла заменить нашатырь.
В доме всё перевёрнуто, порублено, разбито. Даже на спине Слоника остался след меча. Кровать в довершение была залита жидким навозом.
Отыскав нужную траву, спотыкаясь, метнулся назад.
Рядом с распростёртой на траве Средой стояла лошадь, а на ней восседала Ритка. На супостатке были новые меховые штаны и курточка, по всему обнова, которую сшила Среда, но не успела примерить.
Ритка держала наготове лук с заряженной стрелой. Лицо её было чудовищно спокойным, каким-то неживым, точно маска.
-Ты ненормальная,- я с трудом сдержал выкрик.
Ритка смотрела так, точно я её злейший враг, и она призадумалась, как лучше меня прикончить: прошить стрелой или рубануть мечом?
Я приблизился к Среде, не спуская глаз с лука, опустился на колени, растёр в ладонях траву.
-Ты сам виноват, кретин!- внезапно истерично выкрикнула Ритка.- Если эта вобла очнётся - я её добью.
-Что она тебе сделала?- непостижимо, но я спросил спокойно, опасаясь взбесить Ритку.
-Ты выбрал эту вонючку, а мне плюнул в душу... Я думала... я ждала, что ты придёшь, извинишься... и мы будем жить вместе... Но ты не пришёл! Потому что трахался с этой каракатицей!
Среда не пришла в себя и от травы. Я в отчаянье готов был разреветься.
-Это расплата за твою подлость! - продолжала с ненавистью выкрикивать Ритка.
Силы меня покинули: вязко опустился на траву, полуобернулся к Ритке:
-Лучше убей...
-Нет, ты ещё помучайся.
-Сволочь ты, и дрянь несусветная!
-Мне до фонаря твои оскорбления. Я отомстила, и довольна.
Я посмотрел на Среду: она всё больше походила на мёртвую. Взял её грязные руки, сжал.
"Не уходи одна, родная, возьми и меня с собой..."
На какое-то мгновение показалось, что сердце сбилось с ритма, стало сползать в тот колодец, где отсчитывало последние удары сердце Среды.
И вдруг взгляд упёрся в топор. Тело ожило, напряглось.
-Чего ты добилась?- спросил, скорее для того, чтобы ослабить бдительность Ритки, а рука уже приготовилась метнуться, ухватить топорище.
-Я просто отомстила тебе, козлу! А теперь возвращаюсь домой. Что вылупился? Глаза лопнут. Вот,- Ритка приподняла рукав, обнажив кисть, и продемонстрировав мне "часы".- Я взяла твою машинку, она всё равно не фурычила. Из двух получилась одна, которая фурычит. Так что ку-ку, трахальщик скота. Знай: я тебе не простила. Если эта дохлятина оживёт, и вы нарожаете спиногрызов, я с удовольствием буду отрубать веточки от вашего древа...
Не помня себя, метнулся через Среду, схватил топор, в падении развернулся и метнул его.
За секунду до того, как топор должен был врезаться в бок лошади... она растворилась в воздухе вместе с Риткой.
Эта паскуда всё же успела спустить стрелу, которая тупо прошила мне мякоть плеча.
Я дико завыл, но не от боли - от жгучей обиды.
18.Хочу умереть
Среда очнулась в бане, куда я, уже вечером, обессиленный от слёз и боли в плече, отнёс её и принялся мыть, уверенный, что мою покойницу.
Всё последующее время - уже заканчиваются третьи сутки - Среда молчала, и только беззвучно плакала. Отказывалась есть. Впрочем, мне тоже в рот кусок не лез, как я ни старался, но сам был не лучше Среды.
В опоганенный дом ноги отказывались идти, и все эти дни мы провели в бане. Я принёс пару охапков сена, рассыпал на полке, где безустанно лила слёзы Среда.
У входа бессменно дежурила Настя с телятами, время от времени она мычала, зовя меня. Не выходил. Потому что не мог пересилить дикую слабость и апатию. Наблюдая за Средой, я почему-то пришёл к выводу, что она помешалась умом, и во мне всё словно надорвалось, одеревенело. Временами казалось, что я тоже тихо схожу с ума. Ложился рядом со Средой, зарывался в сено и ждал смерти.
Зачем жить, когда всё рухнуло, порублено, опоганено? Погибла Раечка, и часть моей души омертвела. Изрублены Борька и Машка... Среда не в своём уме, я на пол-пути...
За дверью настойчиво звала Настя, ей помогали телята: мол, есть ещё мы, пересиль утраты и продолжай жить...
Зачем? Зачем жить, когда душа мёртвая? Кто я без души? Ходячее туловище... Не желаю таким коптить небо, лучше оборвать это существование...
Подступал липкий, ласковый сон, пеленал меня, как ребёнка, и тихо укачивал...
А может и не сон вовсе, а Смерть явилась по зову, и транспортировала мою мёртвую душу по назначению?
19.Возрождение
...Я открыл глаза и вздрогнул: на меня, склонившись, смотрела Среда. Бледная, с впалыми щеками, заострившимся носиком. А глаза... глаза были живые, смотрели с жалостью и надеждой. Сухие губы дрогнули:
-Любый...
Столько любви было в этом слове, что она перелилась живительным ручейком в меня, разлилась по телу, будя спящие клетки, наполняя их силой.
Среда отпрянула на секунду, и вновь появилась, держа в руках миску из которой струился парок. Глазами сказала: вставай.
Я с трудом приподнял тяжёлое тело, сел. Мы всё ещё находились в бане. Тихо потрескивали дрова в печи.
Среда протянула миску, ободряюще улыбнулась уголками губ.
В миске был почти горячий мясной бульон. Я пил мелкими глотками, не спуская глаз со Среды. На ней были меховые штаны и куртка, такие же, как те, что конфисковала идиотка Ритка. Была вторая пара или... Сколько же я был в отключке?
-Сколько дней прошло? – машинально сорвалось у меня с губ.
Среда сдавлено вздохнула, приподняла левую руку и показала четыре пальца.
Четыре дна?! Не может быть!
Среда, почувствовав мои сомнения, утвердительно кивнула.
Я допил бульон, и ощутил себя значительно лучше. Если очень постараюсь, то...
Среда поспешно оказалась рядом, помогла мне подняться, подставила плечо.
В ногах была слабость, противная дрожь, но они держали моё тело. Я шагнул к выходу.
За дверью было белым бело. Снегу насыпало прилично, он хлопьями облепил кусты, деревья, стены дома. Остро кольнуло в груди, когда глянул на загон, на девственно чистый участок перед поросячьим домиком. Простите, Боря и Маша, что не уберёг вас... Вы доверились мне, а я...
На глаза набежали слёзы. Что бы скрыть их от Среды, захватил горсть снега, умылся.
Среда приподняла край куртки, осторожно вытерла моё лицо, коротко прикоснулась губами к моим губам.
-Спасибо...
Среда потянула меня в дом. Ступив на крыльцо, я невольно затормозил: в памяти тотчас всплыла картина разбоя, нутро протестовало дальнейшему продвижению.
И вдруг под углом дома, за камнем забавно чихнули. Я вопросительно глянул на Среду. Она загадочно улыбалась глазами.
И тут из-за камня появилась... Раечка. Она шла тихо, покачиваясь, часть её туловища обтягивала меховая муфточка.
Жива?!
Раечка приблизилась к крыльцу, стрельнула в меня жёлтыми щёлочками, фыркнула, похоже, укоряющее: мол, а ты уже меня похоронил?
Я качнулся вперёд, споткнулся, и упал на колени перед Раечкой. Руки сами обхватили её мордочку.
-Рая... как я рад... Живая... - слова на полпути размокали, превращаясь в крупные капли, которые посыпались слезами на мордочку рыси.
Я покрывал поцелуями её лоб, глаза, горячий нос, а Раечка облизывала меня влажным шершавым языком, при этом забавно урчала. И ещё она, как и я, плакала.
А на крыльце стояла Среда, смотрела на нас с улыбкой и плакала от счастья.
Невероятно, но факт: Раечку вернули к жизни дети!
Она уже была на полпути в мир иной, когда живые комочки в утробе вцепились в маму и не пустили. Да, Раечка была беременна. Об этом мне сообщила Среда.
Сама она пришла в себя, когда почувствовала, что ухожу я. И поднялась, и стряхнула всю боль, унижение, как пыль. И встала между мной и явившейся по зову Смертью. Четыре дня и ночи длилось противостояние - Среда одержала победу. Ибо с ней была Любовь, а у костлявой лишь коса.
Умница, не только боролась за мою жизнь, но и восстанавливала разрушенное. За четверо суток Среда умудрилась восстановить постель, посуду, замазала рану Слонику, вымыла и выскребла всю комнату, сшила себе обновку. Как понимаю, она хотела одного: когда я приду в себя, то увижу, что всё на месте, значит, кошмар был во сне, а не наяву... Наивная славная моя девочка!
Вот только Борю с Машей не вернёшь. Скрепя сердцем, Среда употребила их мясо на пользу дела: поила меня и Раечку с ложечки бульонами.
С комом в горле, я опустился на колени перед Средой и, целуя её руки, крепко-крепко прижался к её животу и замер, пьянея...
20. Гость
Через день я полностью восстановился. Рана на плече затянулась и особо не беспокоила. И теперь уже я делал всё возможное для поддержания и укрепления здоровья Среды и Раечки.
Снег пролежал не долго: опомниться не успели, как от него и следа не осталось. Я ловил рыбу, охотился на кабанов, ставил силки и петли, собирал клюкву, голубику, и, по подсказке неведомого доброжелателя готовил страждущим укрепляющие отвары, варил компоты и супчики.
Среда свежела на глазах: исчезла бледность, щёки порозовели, из глаз напрочь исчезла боль. Вот только худоба портила картину. Ничего, это наживное: были бы кости, а мясо нарастим. Обязательно нарастим: и рыбалка и охота у меня удивительно удачно проходили, так что рыбы и мяса у нас было вдоволь. Плюс молоко и молочные продукты.
Ещё через день сняли с Раечки муфточку-бинт. Всё отлично зажило, правда, Раечка всё ещё ходила медленно, словно боялась разбередить рану.
А ещё через день случилось такое, что я даже и помыслить не мог.
Солнце только перевалило за полдень. День обещал быть по-летнему сухой и по-осеннему прохладный. Мы с Средой разделывали тушу молодого кабана: что-то сразу в коптилку, что-то пойдёт на колбасу, а сало, за неимением соли, придётся перетопить.
После обеда планировали сходить за сотами: я приметил одно дуплистое дерево с пчёлами.
Так вот, я выбрал требуху в таз, Среда взяла его и направилась в сторону бани.
И тут внезапно перед ней, как глыба снега, возник белый старик. Среда вскрикнула, уронив таз, затем метнулась назад, за мою спину.
Я выпрямился, сжимая в руке окровавленный нож.
Старик был не то в халате, не то в белом длиннополом костюме. Пышная копна волос и такая же борода. Обычно таких древних стариков показывали у нас в фильмах про древнюю Русь.
Старик постоял с минуту оторопело, потряс головой, и только потом воззрился на нас.
Воцарилась странная напряжённая пауза. Среда за моей спиной что-то быстро-быстро шептала, и голос её дрожал.
Старик шагнул к нам, не дойдя шагов пять, остановился, громко хмыкнув, хлопнул себя по бёдрам:
-Пап, ты?! Привет!
-Простите...
-Это я, Максим.
-Ма... ксим?!
-Да, твой сын,- старик кинулся ко мне, стиснул в объятьях, по детски завсхлипывал:- Пап... вот ты где... А мы не знали, что и думать... Ты так странно пропал... О тебе весь год газеты писали...
Разум отказывался признавать в этом старике Максимку, но сердце признало.
-Офигеть, как говорила одна идиотка! Максим... Сколько же тебе годков... сынуля?
-Семьдесят. Это болезнь меня так состарила... Об этом потом. У вас пожевать найдётся?
Я повернулся к Среде, которая ошарашено смотрела на нас.
-Кушать,- сказал я, глазами успокаивая её.
Бедная Среда, видимо решила, что с небес спустился бог руссов, и что её Мисааль не простой смертный: вон как бог обрадовался встрече, обнимает, точно сына родного.
-Извини, она немного не в себе.
-Понимаю. Я бы и сам в транс впал. Худенькая, хворает?
-О болячках потом. Пошли в дом.
-Сам ставил? - Максим оценивающе оглядел дом, постройки.- Солидно осел. Хорошо у вас тут,- голос его дрогнул, лицо помрачнело. - А у нас паршивенько...
-Знаю.
-Откуда?
-Даша рассказала. Из-за неё и застрял здесь.
-Помню: шустрая девчонка. Что с ней сталось?
-Давай поедим сначала. Что-то и у меня аппетит прорезался...
Спустя неделю после отбытия Даши, отправлявшие поняли: опять неудача. У многих опустились руки и пропало желание что-либо делать. Продолжили те, кто по природе своей продолжает верить и надеяться, пока бьётся сердце, циркулирует кровь. Среди них был и профессор Максим Михайлович Зазирка. Под его управлением группа единомышленников проанализировала всё до микрона, дабы ответить на вопрос: почему неудачи? В разработках новосибирцев нашли область, которая на первых порах отошла на задний план: фиксирование продвижения МВ. Отодвинули все другие задачи в сторону и вплотную занялись этой проблемой.
Тут как раз случилась приятная новость для всех, кто ещё задержался на этом свете. А их осталось чуть более 7%. Биолог Анастасия Михайловна Зазирка изобрела "Блокаду" -препарат, который на время парализовал "эму". На сколько? Чтобы ответить на этот вопрос, нужны месяцы и месяцы испытаний, исследований. Пока что результат обнадёживает: испытания препарата Анастасия Михайловна проводит на себе, на родных и близких, вот уже три месяца анализы показывают, что "эма" находится в оцепенении. Бездействует!
Попутно коллеги Анастасии продолжали упорно искать ответ на вопрос: что породило ядовитую "сестру-близняжку " ЭМЫ? И ответ был найден.
Человек, как известно, на 90% состоит из воды. Так вот безобидная ЭМА, растворяясь в организме, в результате всевозможных реакций, выдавала микроскопическую дольку яда. Вообще-то такие дольки присутствуют в любом натуральном продукте, но они либо поглощаются"соседями",либо выводятся без последствий из организма естественным путём. "Капелюшка" (выражение А. М. Зазирки) "эма" не поглощалась и не выводилась, а как тяжёлые металлы вклинивалась в состав той воды, из которой состоит человек. ЭМА присутствовала почти во всех продуктах питания, включая детское, так что со временем "капелюшка эма" подрастала, захватывая всё большую территорию, тоесть превращая воду в насыщенный раствор. А это для человека всё равно, что для банального авто грязное масло или топливо... Итог ясен: механизмы приходят в негодность, ломаются, "летят" основные узлы. Авто можно реанимировать, заменив двигатель и ряд важных деталей. С человеком такая операция ещё невозможна...
"Блокада" Анастасии Михайловны, по сути, попытка отфильтровать горючее в процессе эксплуатации, не останавливая двигатель и не сливая горючее. Невероятно, но, похоже, это удаётся. Разумеется, в полном смысле ездить на таком авто нельзя, разве что кружок сделать по двору, дабы не в холостую двигатель гонять.
Работа над усовершенствованием и модернизацией МВ не прекращалась ни на минуту. В итоге получилась модель МВ-33.Она существенно отличалась от предшественниц, как дизайном, так и функциями. Внешне МВ-33 напоминала мобильный телефон, имела более надёжный аккумулятор, который, как я и предполагал, питался энергией человека. Из новшеств в МВ-33 было: аварийное включение, возврат в исходную точку, в случае угрозы жизни хозяина.
МВ-33 впервые за всё время их производства, дали имя - Надежда, или ласково Наденька. В сущности, это был, как говорили в моём времени, супернавороченый компьютер. А, по сути, электронный мозг с речевой функцией и прямым взаимодействием с владельцем, то есть Наденька была подключена к нему, сканировала мозг и включала информацию в общий процесс. Одно то, что Наденька способна была пронзать время и находить своих менее способных "сестёр", уже говорило о многом. Новосибирцы создавая ещё первую МВ, очевидно, в мечтах видели совершенную Наденьку, поэтому и ставили опознавательный чип. На будущее.
Первой засекли МВ Игоря. Она быстро и хаотично передвигалась, делая огромные скачки из века в век. Когда же она сделала продолжительную паузу, то оказалось, что и МВ Даши в этом же квадрате. То есть здесь, на островах.
К тому времени из всех сотрудников Центра более менее здоровым был Максим Михайлович. Он как родственник Анастасии Зазирки участвовал в качестве испытателя препарата "Блокада". Его и отправили с Наденькой.
Я рассказал свою историю, про Дашу, про супостатку Ритку.
Выслушав предельно внимательно, при этом ни на секунду не отрываясь от поглощения еды, Максим сказал:
-Что-то проясняется. Возможно, Ритка и есть корень зла. Как безумный дровосек, она рубила ветки, сучья, не думая о последствиях. Возможно, в результате этой рубки и создалась ситуация, когда родители Эльвиры Агаповой встретились и зачали её. И твоё более позднее перерождение тоже следствие...
-Грозилась обрубить всё моё древо...
-По-всему, этим и занимается сейчас.
-Фу, налопался,- Максим тяжело отвалился от стола на спинку стула.- Вкуснятина... Мы уже и забыли о такой пище. Увы, увы, ничегошеньки натурального не осталось. Трава и та сплошь модифицирована...
-Теперь-то есть шанс исправить.
Я смотрел на этого сытого довольного старца и всё никак не мог принять разумом, что это мой сын, Максимка...
-Думали, мозговали... Не пришли к единому решению. Где, когда вклиниться, чтобы изменить ход истории, поменять полюсы мышления? История, как тебе известно, движется по спирали, повторяясь.
-Да, слышал: один раз как трагедия, другой - как фарс.
-Вот именно. И какой делать прививку? Где? В какой стране? Один мой коллега рьяно предлагал: давайте изменим всего в двух точках. Это: Русь не принимает христианство, а следует своим исконным языческим путём. Второе: пионеры Америки терпят поражение, и индейцы продолжают владеть землёй предков.
-То есть не будет США?
-Её уже нет. Развалился колосс ещё в начале сороковых, до "эмы"... Они первые купили лицензию на производство ЭМЫ, повальный культ оздоровления был, ибо 90% страдали ожирением... Первые и полегли...
Максим потянулся к лепёшке, отломил кусок, мокнул в мёд, стрельнул глазами на жареную свинину, помедлил, вздохнув:
- Глаза завидущи, руки загребущи. Убери, а то обожрусь до неприличия...
-Пошли на свежий воздух.
-Если встану,- хмыкнул Максим.
Мы вышли на крыльцо. Максим дальше отказался идти, грузно опустился на ступеньку, ругнув себя:
-Обжора.
Из-под угла дома выглянула Раечка, вопросительно глянула на меня.
-Успокойся, всё нормально.
-Кошка?
-Рысь. Раиса Федоровна. Я обязан ей жизнью. В интересном положении, между прочим.
-Пап, ты не представляешь, как я тебе завидую! Если б не обязательства, честное слово остался бы. Не турнёте?
-Не турнём. Может, и остальных... сюда?
-Не получится. Наденька одна, персональная, проще говоря, запрограмированна только на меня.
-Понятно. Жаль...
-Жаль,- протяжно вздохнул Максим, помолчал, наблюдая, как Среда заканчивала разделку кабанчика.- Она мне выходит... мачеха...
-Как пожелаешь. Можешь мамой считать.
-Мама умерла в 55-ом. До последнего тебя ждала...
Мы скорбно помолчали.
-Какие планы?- нарушил я паузу, когда уже стало невмоготу от её давления.
-Поспать часиков восемь вон там, на сеновале. Можно?
-Спрашиваешь. Но я имел в виду вообще.
-Вообще... Наведаться к Агаповой...
Среда коротко вскрикнула, схватившись за руку. Я метнулся к ней. Очевидно, наблюдая за нами, она потеряла осторожность и полоснула ножом по пальцу.
Следом за мной рядом со Средой оказалась Раечка, обеспокоено мяукнула.
Среда смотрела на свою руку, обагрённую кровью и, похоже, корила себя за бестолковость. Глаза увлажнились.
Я успокаивающе поцеловал её, затем зачерпнул черёпкой тёплую воду из широкогорлого кувшина и принялся обмывать сальную кисть Среды.
-Вот и всё. Чепуха, поцарапка. Вон дай Раечке, залижет.
В следующую секунду рядом с нами, пыхтя, остановился Максим:
-Погодьте.
Вынул из кармана Наденьку, щёлкнул парой клавиш - из торца выстрелила тонкая, с волосок, игла. Максим приблизился к сжавшейся Среде, осторожно взял её руку. Среда напряглась, затаив дыхание. Максим мокнул иглу в кровь Среды, щёлкнул клавишей - игла исчезла.
-Зачем?
-Погодь, - Максим напряжённо вглядывался в дисплей, озарившийся оранжевым светом.
Я тоже глянул, но ничего кроме мельтешащих точек не увидел.
-За... - начал я и осёкся: точки замерли на секунду, затем спешно сгруппировались в центре, образовав рыжий овал, а ещё через пару секунд пошла текстовая лента. Она двигалась так быстро, что я не успевал ухватить даже одно слово.
Лента оборвалась так же внезапно, как и началась, на месте овала застыл жирный пульсирующий крест.
Максим крякнул, подёргал бороду, обронил в усы:
-Спасибо, Наденька.
Дисплей погас.
-Ну и?
Максим как-то по-новому посмотрел на Среду, вздохнул:
-Да уж...
-Что? Не тяни кота за хвост.
-Тяни, не тяни... Корешок-то нашей беды тут, у неё в животике...
-По-русски, можно?
-Изволь. Во-первых, она беременна. Мальчиком. Во-вторых, этот мальчик... наш предок, в третьих, Агапова... веточка на нашем общем древе. Проще говоря, кровная родственница... Лихо, да?
-Лихо... Может, в свете этих сведений Агапова быстрее пойдёт на контакт.
-Не без этого,- сдавленно произнёс Максим. - Что-то мне нехорошо... мутит. Я бы полежал... Так сладко кушалось, и такие последствия...
Я приставил к сеновалу лестницу, расстелил покрывало из заячьих шкур.
Морщась и постанывая, Максим всё же одолел ступеньки.
-Располагайся. Тебя как, будить к ужину или сам встанешь?
-А ужин в определённое время? Кто опоздал, тот голодный останется.
-Для гостей сделаем поблажку,- принял я шутку Максима.
-Вот спасибочко. Только умоляю: не хвастайтесь больше своей щедростью и разносольством.
-Будет сделано. Молочко и чёрствая лепёшка в меню. Годится?
-Годится,- проронил Максим, уже засыпая.
21. Что делать?!
К ужину Максим не проснулся. Я не беспокоился: пусть отоспится всласть. Когда ещё предстанет такая возможность.
Мы со Средой жили в прежнем режиме, разве что старались не производить лишнего шума. И ещё я с большей нежностью и трепетом относился к Среде: под сердцем у неё мой ребёнок. Давно забытые чувства захлестнули меня целиком, и надо сказать, они были какие-то особенные, точно это вообще будет первый мой ребёнок, поэтому и ощущения сильны своими новизной и первозданностью.
Едва набежали сумерки, я обратил внимание, что Среда едва на ногах держится. Буквально силой пришлось уложить её в постель, напоить укрепляющим чаем. Она всё время хватала меня за руку, что-то пыталась сказать, но на волю вырывалось лишь одно слово:
-Любый...
Собственно, её мысли можно было прочесть на встревоженном лице: бог взял мою кровь, зачем? Он хочет смутить мою душу, чтобы я отлепилась от Мисааля? Почему? Чем я не понравилась Богу? Если я буду противиться, он снова пришлёт ту, злую Богиню на лошади?
Лаской и нежностью мне удалось её немного успокоить, и вскоре Среда заснула.
Я вышел, сел на крыльце. Почему-то дико захотелось курить.
Встал, прошёлся по двору. Темнело, уже и первые звёзды зажигались. Тихо, безветренно.
У сеновала сидела Раечка, вскинув голову вверх. Я подошёл. Повернула голову, мявкнула.
-Что? - шёпотом спросил. - Удивляешься, как можно столько спать? Твои родственники, домашние кошки, дрыхнут гораздо больше.
Раечка фыркнула, точно хотела сказать, что я не о том веду речь. А о чём?
Раечка вновь напряжённо уставилась вверх. Я тоже посмотрел.
Сверху на нас упал сдавленный стон.
Раечка вскочила, метнулась к лестнице, но я уже опередил её.
Максим метался в горячке, бессвязно что-то быстро говорил.
Не мыслю, как, но мне удалось взять его на руки и, буквально сбежать по лестнице вниз, затем экспрессом понёсся в баню. Специально протопил, думал: проснётся, попарится от души...
В бане было горячо, я мгновенно вспотел. Положил Максима на полок. Зажёг свечи. Стал раздевать его. Максим продолжал метаться, что-то выкрикивая в бреду.
Раздев Максима, кинулся в дом за травами. Возвращаюсь: в предбаннике мечется Раечка, фыркая раздражённо на жар, струящийся в неплотно прикрытую дверь.
Разделся под сверлящим взглядом Раечки, сунулся в баню.
Максим перестал метаться, но продолжал едва слышно сумбурно говорить.
Я запарил травы, нацедил в кружку, разбавил холодной водой. Приподняв голову Максима, приставил край кружки к его губам. Судорожно, чисто механически, Максим сделал глоток, другой. И обмяк.
-Алё, алё! Ты чего? Очнись!
Опустил его голову, похлопал по щекам. Максим открыл глаза, с натугой выдавил:
-Ещё жив... значит, успею...
-Что за разговоры! На вот допей. Сейчас попаришься и будешь, как огурчик.
-Протухший, - мрачно пошутил Максим, пытаясь приподняться.
Помог ему сесть, придерживал, пока допивал лекарство.
-Всё это... как мёртвому припарки...
-Прекрати!
-Я знаю, что говорю... "Эма" проснулась... Хлебнула чистой органики... и проснулась... До утра я не протяну... сожрёт... Слушай внимательно... и не перебивай... могу главное упустить...
Передохнув пару минут, Максим заговорил, быстро, без пауз, точно заученный текст выдавал.
Мне следовало довершить его миссию. В Наденьке есть зелёная клавиша, нажав её, я получу малюсенькую таблетку. Её нужно проглотить. Это чип, он действует только в живом организме. Со смертью Максима, его чип замолчит, Наденька автоматически переключится на новый, на тот, что будет во мне.
Все свидетельства, документы находятся в файлах. Что не ясно, можно спросить Наденьку, и получить чёткий, ясный, исчерпывающий ответ.
Белая клавиша - текстовой вариант общения, оранжевая - голосовой...
Максим умер на полуслове. Начал "мен..."- и точно подавился, дёрнулся всем телом, тяжело обвис на моих руках.
Я прижал его голову к груди, захлёбываясь слезами и потом, завыл раненым зверем.
В предбаннике поддержала меня Раечка...
Вымытый Максим лежал на полке в остывающей бане. Я вынул заглушки, распахнул настежь двери. Одевшись, обессилено опустился на порог. В голове стоял убийственный звон, слёзы лились ручьём, сердце будто зажали в тисках.
Рядом села Раечка, сочувствующе урчала, временами тянулась к лицу и слизывала слёзы со щёк.
Потом прибежала полураздетая простоволосая Среда. Заглянула в баню, ахнув, опустилась рядом со мной.
-Одеть его надо...
Скорее по интонации, чем по тексту, Среда поняла. Поднялась, и медленно побрела к дому.
Вернулась, неся на руках меховую пару - штаны и куртку. Для меня шила, любовно прилаживала ромбики чистой кожи, рисовала защитные орнаменты.
Одевая Максима, я постепенно приходил в себя. Вместо звона, в голове гнутым гвоздём застрял вопрос: "Что делать?"
Хоронить Максима здесь, или как с Дашей попробовать перенести домой? Решаема ли эта задача для Наденьки? Не совершу ли ещё одну ошибку?
Или сначала смотаться к родственнице Агаповой? Если изменится история, значит, и Максим не явится к нам. И всё-всё станет по-другому...
Всё вернётся на круги своя? Где окажусь я? Вернусь в Первый вариант? Супостатка Ритка останется всего лишь как досадное воспоминание юности...
И не будет Среды, Раечки, Насти... Хорошо, если сотрётся всё в памяти, а если нет? Как жить дальше? Они же сниться будут... звать...
Или не дёргаться, принять вариант Даши: умертвить ребёнка. Собственно, это ещё максимум двухнедельный эмбрион. Я ведь гинеколог, проделал сотни сотен абортов... Можно и не так варварски: дать выпить травку- будет выкидыш...
И... всё опять вернётся на круги своя. То есть к Первому варианту, к 51 году, к постылой жене, к чистке засорённых унитазов....
Не Хочу!!!
Чёрт, чёрт, чёрт! ЧТО ЖЕ ДЕЛАТЬ???
Конец ноябрь-декабрь,2006