Рыжая девочка в бинтах с записками из камеры пряталась по углам, касаясь обнаженными плечами холодных влажных стен. За ее неприступной крепостью вставали отряды и шли на штурм Бастлии. Они закрывали глаза на всех, ведь нет на свете худшего наказания чем видеть. Видеть то, что не предназначенно для глаз. Для глаз черного ворона с сизым крылом и взглядом гордого орла. Его песня длинна и бесконечна, и жалобна, как плач младенца. Его движенья не соврут, ведь ложь это не слова, а наши поступки. И наши мысли давно сделали из каждого волшебника Изумрудного города. Наши мысли..да, они, словно нераскрытые преступления, тянут нас на дно, туда где слишком мало места, где некуда ступить.
Я пообещаю тебе звезду с неба, положу ее в прозрачный целлофановый пакетик и засуну тебе под подушку. Чтобы снились тебе только хорошие сны. Но не бери ее в руки, в твоих руках она растает, рассыпется хрустальным пеплом, звездной пылью. Скатится с твоих ладоней ртутью, проникая сквозь трещины между досок в полу, уходя под землю и, таким способом, перерождаясь. Не бери ее в руки, я наобещал тебе прекрасных снов.
Мы снова сыграли в ничью, но все же заплатили сполна за все свои слова, за все свои "нет" и "ненавижу", за все свои "прощай". Мы разбивали чужие сердца, вместе с тем каждый раз роняли свое собственное и склеивали его как попало. Мы прятали головы в песок, несли чушь, думая о всеобщем благе, заботились о всех в своем лице. Маленькие чудовища, взрослые эгоисты, ублюдки. Ржавые-ржавые слова, как прутья клетки рыжей девочки в белых бинтах. Поеденные кислотой цепи обещаний, на руках и ногах уже не держатся. Только сдавливают шею с силой подступающей истерики. Не забывают то, что не должно быть забыто.
Он отведет меня за руку туда, куда я ему прикажу. Поставит на колени и заставит пить белое вино, бархатное и теплое. Но ни за что не расскажет о том, что знает, никогда не покажет свои окровавленные ноги, которые вчера ступали по гвоздям, в надежде найти выход. Но кто-то сказал ему, мол, что за бред, рожденный ползать ни за что не полетит и смысла нет искать двери в железной коробке, где стены заварены намертво. Но это было слишком просто.
И он ушел, раздвинув стены голыми руками. Смеясь и напевая глупую, бесконечную мелодию, которая как шорох срывалась с его губ и щекотала мои уши белым перышком. Он сказал, что в конце пути что-то обязательно будет и что я должен верить, даже если совсем нет сил, даже если подгибаются колени, даже если безразличие приносит мне меньше боли. Я сказал, что ничего не должен, а он вынес меня на руках из коробки и отклонил мою голову назад, так, чтобы я увидел небо, так, чтобы оно врезалось в мои зрачки на скорости 300 км\ч. Он сказал мне - верь. Я покачал головой. Он сказал мне - верь. Я заплакал. Он сказал мне - верь. И я упал. Потому что он был сильнее меня.