***

                Лариса Городецкая

                Пасхальное

                Рассказ
    
    Имя новой соседки было ужасным до неприличия. «Шл-ю-х»,-- сказала мама. Феликс пробегал мимо соседского забора, бормотал: «Доброе утро, добрый вечер», - без личных обращений. Имя человека — знак судьбы. Его родителей, слава Богу, поэтично звали Вольдемар-Тамара, как короля и королеву. 
    Соседка поселилась на первом этаже недавно.  Однажды  утром Феля вдруг увидел: окна в доме раскрыты настежь, белые в красный горошек занавески, как в кукольном театре, в глубине мелькают тени. Дурацкий арлекиний голос верещал  смешное: "Майнгот, майнгот". На полянке возле дома сидела  худая светлая девочка с лопаткой. Она внимательно смотрела, улыбалась. Взгляд не ребячий, а взрослый, изучающий. Подошла к забору, и оказалась вблизи не девочкой, а взрослой женщиной, наверняка, постарше мамы, и спросила не по детски:
-- Как тебя зовут, мальчик
--  Феля. Феликс!
-- Чудное имя! Счастливый, преуспевающий!
  Мальчику тоже хотелось узнать имя этой женщины -- он любил звучные
имена, но постеснялся. Дети не интересуются у взрослых, как здоровье, как дела. Однажды за обедом он спросил у папы, что новенького на работе. Папа от удивления сообщил, что секретарша Мери ходит в прозрачных блузках, а хвастать нечем, в микроскоп не видно.
    Этих размышлений — что детям можно, что нельзя — хватило не спеша, подняться  на второй этаж, солидно поискать ключи, они не прятались на шее под рубашкой, а лежали, как у взрослого, в кармане. Есть не хотелось. Компьютер на замке. Феликс подобрал пустые банки, разбросанные по квартире энергичной Жужей, придирчиво осмотрел собаку. В шерстке застряли кусочки хлеба, крошки - не хотелось ударить в грязь лицом.
   Путаясь в длинном поводке, мешая друг другу,  мальчик и собака скатились
вниз по лестнице, возле соседского  забора притормозили, степенно начали
прогуливаться туда--сюда. Соседка появилась и -- к собаке.
-- Девочка? Красавица! Как ее зовут?
-- Жужа. Шесть месяцев. У нее есть тренер. Жужа, к ноге!   
Собака, гордясь вниманием, послушно села. Других команд
не будет? Рванула поводок -- вперед, вперед.
-- Мы пойдем, ей нужно под дерево,-- деликатно сообщил  мальчишка.
-- Попроси собаку не гонять по квартире пустые банки. Грохот невыносимый, голова болит,- соседка приложила узкую ладонь ко лбу, сморщилась.
Интересно, как  я могу собаку о чем-то попросить. Хотя, понимает же она
"к ноге" и папе приносит свежую газету - отличает от кипы старых  в коридоре.
-- Хорошо, я попробую. Ей скучно целый день.
   Через час, когда уставшая, потная парочка возвращалась, у
соседского забора расположился папа. Он беседовал
с маленькой соседкой, смеялся, размахивал руками.  Дама тоже веселилась от души.
Увидев Феликса, нежно улыбнулась, сказала: «Мы уже знакомы с вашим сыном. Хороший, добрый мальчик, собака – прелесть».
   Жужа, забыв про этикет, рванула поводок, помчалась вверх
по лестнице. Любимая, пахнувшая супом, хозяйка, стоя в дверях, наблюдала
идиллическую сцену братания соседей. Наконец, царственно махнув рукой – «идите уж!» -- скрылась в недрах кухни.
Дверь захлопнулась. Не нужно мучить воображение:  за дверью обычный
семейный ужин. Соблазнительные запахи мясные, острые, перченые, не спеша
потянулись из кухонного окна, цепляясь друг за друга, переплетаясь. Слабые
уносились к облакам, сильные клубились у земли, проникали в чужие окна.
На их аппетитный зов явилась сгорбленная бабка в коричневом платке, с торчащим большим  ухом. Она тоже призывно махнула коричневой рукой: "Кушать подано".  На первом этаже ужинали скромно. У бабки не было сил готовить, а  дочка  не преуспела в  этом женском ремесле.
                2 
   
                ***

     Светская беседа после ужина преследует две цели: неудобно
поесть и  сразу удалиться, нужно выразить благодарность хозяйке дома. У
папы это еще верный способ не заснуть прямо у стола. Обычно он задает вопрос
или бросает спорную реплику:
-- Как  тебе новая соседка?
 Мама, к удивлению, не поддержала светский ритуал. Она о чем-то думала
своем.
Пришлось закинуть еще одну приманку.
-- Похожа на старую деву, нет?
-- Почему ты так решил? -- Тамара рассеянно включилась в разговор.
-- Одуванчики -- и дочка, и бабка. Бьюсь об заклад, молодая суп не
сварит!
--  Может, она прекрасный врач.
-- Если не замужем, зачем ей суп? -- Развивал свою тему папа.
 -- Думаешь, обед для мужа варят? Ей не нужно кушать? -- На повышенных
тонах, с чувством личной обиды, заступалась за соседку  мама.
 -- Одинокая баба не варит, не убирает. Хуже мужика живет. Дичает!
 -- Есть такие, хозяйство не любят. Но живут прилично. А тебя почему это волнует?
 -- Просто так, к слову - Смачным поцелуем закончил разговор сытый, довольный папа.
         Утром в субботу встали поздно. Вяло завтракали, сонные. Мужикам
предстояло мыть полы. А мама "чистила перышки", бегала из спальни в ванную,
прикрыв лицо косынкой. "Не смотрю, не смотрю", -- смеялся папа. Можно подумать,
никто не знает: мама красит лицо желтком, а папа, еще хуже, лук мешает
с чесноком и этой гадостью, нещадно ругаясь, облепляет лысину.
Наконец, перебежки кончились. Тамара появилась в дверях гостиной, замерла, наслаждаясь произведенным эффектом. Густые черные волосы в локонах закрывали
плечи. Красное платье облегало пышную фигуру. Классическая поза: одна рука
на талии, вторая вкрадчиво скользит вниз по бедру. В кои-то веки приличная
женщина, мать семейства, надевает каблуки и платье с глубоким декольте
-- эта поза появляется сама собой. 
   Выходили привычным строем: мама, папа и ребенок. Тамара в светском облачении, спускаясь, не смотрела под ноги, а осторожно ощупывала лестницы высоким каблуком. Внизу остановилась, перевела дыхание.
   За забором, на поляне молодая соседка тихонько выгребала ямку для цветов. Феликс заметил женщину, напрягся, раздумывая, здороваться или прошествовать мимо, как мама с папой и, с размаха уткнулся в папину спину. Процессия затормозила у соседского окна. Мама, удивленно щурясь, смотрела на веревку под окном. На ней висели...висело пенно--бело--розовое.
 -- Ты видел?- Неестественно громко спросила мама, ткнула пальцем
в  веревку и добавила удивленно, -- она-шлюха!?
Папа молча рассматривал соседское белье, не вникая в эмоции  жены.
 -- Сколько лет живу, у меня такого не было! 
Тамара попятилась, заглянула на поляну. 
     В окне, за занавеской, мелькнуло бледное лицо. Через минуту старуха
появилась на пороге, покосилась на Тамарину семью, что-то тихо прошептала.
Молодая поднялась, отряхнула руки, ни на кого не глядя, скрылась в  доме,
отрешенно затворив за собою дверь.
-- Ты все понял?! Пошли! -- Тамара, забыв про каблуки, зашагала
по дороге.
                ***

       Перевернутую миски с супом, погрызенные кости и -- какой
позор! плохо пахнущую кучку в углу -- месть обиженной собаки --
хозяйка восприняла на удивление спокойно. Смела  в совок остатки Жужиного
гнева, перегнулась через окно и выбросила вниз, на соседское белье. Папа
сделал вид, что не заметил эти маневры.  Феликс с  Жужей предпочли выскочить
за дверь, изображая сильную нужду. Не мочиться же воспитанной собаке на ковер.
Внизу -- тишина. Дверь не открылась, окно не распахнулось, никто не закричал."Слава Богу, не заметили, смотрят телевизор",-- подумал мальчик, дернул  поводок и они побежали под заветное дерево
другой дорогой.
  Как только собачий лай затих, сморщенные старческие руки проворно засеменили
по веревке. Окно с тихим шорохом закрылось, занавеска опустилась. Полуфинал.
      Утром, как всегда, первым помчался на работу папа.  На бегу
 поискал глазами соседскую веревку, с облегчением обнаружил, что она исчезла.
 Затем отворилась дверь на первом этаже. Вышла молодая в светлом балахоне,
 нервно посмотрела на часы, на соседское окно. За ней бегом старуха с огромным красным яблоком в руках. Молодая отбивалась, не хотела брать. 
Яблоко отравлено,-- догадался Феликс,-- нежная соседка умрет или
заснет глубоким сном. Что будет с ее цветами? 
Мальчик погрозил старухе кулаком и помчался своей дорогой.
     Немую сцену наблюдала из кухонного окна  Тамара: папин быстрый
взгляд, реакцию ребенка. Она тоже поняла, что соседке грозит беда: откусит кусочек яблока и заснет навек. А  солнце так нежно припекает, все в обновлении, в расцвете. Настало время духовных перемен, очищения. Сколько накопилось хлама! Выбросить, все выбросить. Разбитые стулья, колченогий стол. В детской комнате залежи поломанных вещей. К вечеру квартира пасхально засияла. Старая рухлядь сложена у соседского забора. Папа, пробегая, заметил любимый треногий столик.
Дебаты состояли из пары фраз:
-- Что мой столик делает внизу?
--  Выбрасывается к чертям собачим.
-- Может, стоит меня спросить?
-- В следующий раз уборку будешь делать сам!
-- Неудобно. Там цветочки...
-- Не делай из чепухи проблему!
     Папа сбежал по лестнице, закатывая рукава. Соседка в  светло-зеленом балахоне,  на удивление, не ковырялась в земле, а безмятежно сидела в кресле, с сигаретой. Рядом Феликс, прильнув к забору, слушал историю собаки из пиратской банды.
Вдруг –ба-бах! Взрыв прогремел из окон второго этажа. Грохот! Какой раздался грохот! Соседка умолкла, страдальчески закрыла уши нежными руками. Папа, погрозив Жуже кулаком, помчался, перескакивая через ступени, проклиная собаку и консервы, пнул ногою дверь. Ему навстречу выскочила, сверкая черными глазами, румяная, азартная Тамара. Как заправский футболист, она «вела» пустую банку из-под пива, заскочила в кухню и сильным ударом послала банку в цель — висевший на стене жестяный таз. Папа давно не видел Тамару обнаженной.  Тяжелая грудь тяжело вздымалась при каждом шаге. Тонкая талия, широкие бедра придавали сходство с индийскими богинями любви. Не говоря ни слова, он подхватил жену, поднял на руки – и в спальню. Дверь захлопнулась. Не надо мучить воображение: за дверью  обычный семейный секс.
                ***
   Неправда, что ночью творятся темные дела. Старуха "Майнгот" выходила, как добрый ангел, умиротворять. Она неслышно колдовала над кучей  Тамариного хлама. Неожиданно легко брала обломки стула, тумбочку без дверцы, разломанные полки и тащила прочь, на свалку. Наступающее утро было чистым и прозрачным.
   Заключительным аккордом, как раз за день до Пасхи, стало
очищение кладовки. Прелесть заключалась в том, что ржавый холодильник
должны были собственноручно снести к  соседскому забору мужчины,
папа с сыном. По мановению царственной руки, натужно морщась, ругаясь нездешними
словами, они стащили и бросили с огромным облегчением, примяв соседские
цветы, железную махину.  Потоптались, обсудили удобные ремни у грузчиков - профессионалов, и ушли наверх в чистую квартиру.
    Ночью неистовствовала собака, выла у дверей. Феликс сразу понял, что произошло, увидав наглухо закрытое окно с оборванной, белой в красный горошек, занавеской. Гнусная старуха добилась своего, отравила молодую. И та лежит, нежная, прозрачная, в заколоченном гробу -- недаром
Жужа выла всю ночь: чуяла покойника.
"Чисто, слава Богу" -- сказала мама. Она тоже догадалась, что случилось
в ночь пред самой Пасхой.