© Dmitry Karateev & Constantin Mohilnik
Видавничий Гурт КЛЮЧ:
Дмитрий Каратеев & Константин Могильник
Фрагмент романа "Весна египетская"
Читать: http://klyuch.com/
http://www.proza.ru/2008/01/12/46
Скачать: http://www.scribd.com/doc/15097197/-
- Вставай, Миш, дайвинг проспишь!
Ну, море, короче, смеялось, капитан Амер Али, муж Гертруды, тоже улыбался, а дельфины из волны - так у них вообще с морды лыба не сходила (ещё с мезозоя), кажется, хочет сказать разумное существо: «Миша, салям!», да сдерживается. Потому что разумное: начни говорить - люди немедленно привлекут к полезным работам. А тем более немцы, как Амерова хозяйка и ейные фатер с мутером. Или клиент их типичный, мало того родственник, Фритц Шумахер, то ли не Фритц, но фриц точно, фрицее не бывает. Расселся на пол-яхты, довольный как слон, туловище круглое, четыре члена голые, и башка ёжиком бритая. В общем, ручки, ножки, помидорчик. Да минус ещё рожица кривая. В смысле, на меня кривенько поглядывал, как будто это я перед его носом сосиску съел, а не он вчера по-курвячему меня места под звёздами лишил. А я, со своей стороны, расширенно ему улыбаюсь, но ни слова не издаю: у разумного существа учусь. Сновидения с воспоминаниями бризом поразвеялись. Весело в груди стало, да и на грудь, признаюсь, было перед завтраком чуточку принято. В Красноморске, знаешь, в отелях ислам носит человечный характер, смягчённый гуманизирующим воздействием обильного славянского элемента. Здесь русский дух, понюхаешь - сразу признаешь, а послушаешь - уржёшься. Например, капитанов помощник вопросом ко мне задаётся:
- А как ба-русски у женшины это? - и руками перед грудной клеткой два арбуза изобразил.
- Грудь.
- Ну вот, и я говорю грудь, а Амер, говорит - соска. Эй, Амер, понял? Грудь - красиво.
А фашист гнусно так ноздрёй подёргивает, дескать, фу-фу-фу, русским духом пахнет. Тут я песню народную вспомнил: «Живёт моя отрада», а затянул рефлекторно «Вставай, страна огромная». Даже, может, не рефлекторно, а уже инстинктивно: дядя Костя, бывало, чуть взвеселится, обнимет меня за шею и учит: «Нас оставалось только трое», а ему его батя, сапёр со взрывным характером, стойкое неприятие фрица намертво привил. Но до фрицевой слухоты Лебедев-Кумач и Соловьёв-Прибой уже не долетели: он шлем натянул с маской и за борт бросился. В падло ему стало с русской свиньёй сидеть. Но я человек упрямый и, откровенно скажу, если меня суметь к тому склонить, могу стать, действительно, очень неприятным. Надел компенсатор с ластами, но для солдатской быстроты без костюма, отдал дайверский салют Амеру - и туда, в прозрачную пучину. Тёплую, как у Музы под одеялом, и горькую, как ихняя с Инеской измена. Сунулся, словом, в море со своим самоваром. Ну, со своим морем Растрёпанных Чувств. Аж акулы разбежались - ни одной не видал. Глядь, осьминог толстожопый в двух метрах от меня завис, коралловым садиком любуется. Снова глядь, да это же фриц позорный и есть. Вот тебе и глядь! Отвернулся я сначала с плохо скрытым достоинством. Как один советский письменник сказал в сердцах о масонах:
- Якби ви знали, які вони мені огидні!
Даже можно букетик наломать из двух веточек для двух девочек. Запрещено, так в плавки засуну. Обжечься можно, так я парень рисковый. А кто не рискует, тому и гостеприимный Витёк не нальёт. Х-х-х! Значит, хрясь-хрясь, но беззвучно. Как не понимаешь? Беззвучно, так как подводно, а хрясь-хрясь - это я два фигуристых фрагмента подводного мира обломал и в плавки сую. Мграу! Посейдон, основ потрясатель! Витюша, дорогой, из почти полусуточного со мной общения извлеки ту мудрость, что кораллу в плавках не место. Равно как скипидару и скорпиону, ты меня понял. Стащил я их молниеносно - и вгору, пока крылатки ничего не отгрызли. Метрах в пяти от поверхности вспомнил про самообладание. Это свойство, чтоб ты знал, глубоко незаменимо для жизни глубоководного дайвера при всплыве наружу. В смысле, при выплыве. Кто вырвется как пробка из шампанского, остаётся навеки дурным, как пробка: кессонная, блин, болезнь - не тётка. Висю, иными словами, вишу-отвисаю и понемногу распухаю, начиная с причинного места, и, как позже выяснилось, коричневею, то есть внешне арабизируюсь. Когда кое-как вылез, Амер ко мне вдруг по-арабски:
- Ннараббак!*
Дальнейшего я тогда не понимал. Против воспухания плоти меня, впрочем, чем-то вонючим сразу смазали и внутрь укрепляющего дали. Сидю, иными словами, сижу, знакомство с миром кораллов навеки перевариваю. А тут ещё немец, и опять ноздрёй обидно поводит, гад. И главное, на этот раз не без основания: смазали меня хотя целебным, но… Ничего, пусть принюхивается. Для чего фашисту нос, знаешь? Я теперь точно знаю: чтобы вот так им поводить корректно и оскорбительно. Но это бы я ещё стерпел, но под его ёжиком бритым мыслительный процесс уже неумолимо перерастает в судебный процесс над субъектом, нарушившим запрещённую красноморскую экологию почти на его глазах, если представить, что у фрица на жопе глаз. Наводит он на меня этот самый глаз и второй за ним, а из них выглядывает:
а) переходящее в уверенность подозрение;
б) хорошо перемешанное с отвращением презрение и
ц) настучать в полицию твёрдое намерЕние.
А это в настоящих условиях для меня катастрофически неуместно. Надо, думаю, как Штирлиц, изловчиться и сорвать коварный замысел врага. Замириться с ним, что ли, пакт заключить о взаимном Молотове-Риббентропе. Просто пошутить для начала, чтобы перевести отношения в человеческую плоскость. И ткнул я его пальцем с улыбкой в живот осьминожий, чтобы так не надувался. То есть даже не ткнул, только руку протянул, а тот таким блицкригом отшатнулся, что опять за бортом оказался. Я ему искреннюю руку помощи - дружба-фройндшафт - а эта холера за неё не хватается, а под яхту демонстративно подныривает и через другой борт залазит. И немедленно полицая, падло, вызывает. Ну где в открытом море полицаи? А есть в открытом море полицаи! И Амер, и помощник его, что слово грудь знает и любит, оба вдруг в формах предстали: ай-цвай-полицай, драй-фир-дай сто лир! В смысле паундов - это их другое название. И смотрят грозно-вопросительно на клиентов. Немец, естественно, по-немецки:
- Штрафен зи мир битте дизен бандитен**, так как он есть фербрехер геген ди ротмеернатур унд зомит дас ганце меншенгешлехт, унд дамит, между прочим, геген майне перзон, вот!***
Амер ему по-справедливости, выяснить пытается, что я такое причинил:
- В море, что ли, сбросил?
А фриц показательно презрительно хихикает:
- Кто сбросил? - даже сотня таких задохликов меня, фрица, с места не сдвинет. Хотя, действительно, имел к моей Перзон предосудительное намерение.
Переглянулись арабы и, кажется, неправильно его сперва поняли. Амер, опять-таки по-немецки, уточнить хочет: изнасиловать, что ли, его попытался?
Тот ещё возмущённее кудахчет:
- Я признаю право на любую ориентацию, это не есть мой проблем. Дас ист айне Принципзахе****: никто не смеет тыкать в соседа пальцем среди бела дня, не говоря уж о Гештанксгевальтанвендунг*****, которую, ихь видерхоле******, я рассматриваю, как ёффентлихе руэштёрунг********, что касательно майне перзон.
Капитан Амер - не думаю, что всё понял, но главное, конечно, уловил и спрашивает скандалиста, чего же тот всё-таки добивается. А тот аж взвился, как дельфин из волны:
- Как так «чего»? - Шмерценгельд********, пени, или возмещения пострадавшему.
- Так чем же ты пострадал, хабиби? Синяков не видно, руки целы, ноги целы, что ещё? В тёплую водицу лишний раз окунулся, причём сам, добровольно - так от этого ж только польза здоровью.
- Я на здоровье, - нацист кричит, - не жалуюсь, но я понёс моральный ущерб и хочу знать, кто, где и когда мне его возместит?
Вздохнул капитан от непонимания и употребил то русское слово, которое он, Амер, знает и любит:
- Не нырялка сегодня, - сказал, - а настоящий биздец.
А я сижу опухший, вонючий, несправедливо обвиняемый, но чувствую: арабские симпатии на стороне пострадавшего, то есть на моей. Уговаривать стали немца на мировую:
- Посмотри, друг, твой враг наказан. Его Аллах наказал, так что ж тут нам ещё вмешиваться?
- Я, - кипятится немчура, - должен быть всегда уверен, что в следующие десять минут никто не попытается нарушить порядок!
- Кто же может, - изумляется Амер Али, а помощник аж варежку разинул, - кто может быть уверен в том, что случится через десять минут?!
- Орднунг мусс зайн, Орднунг фор аллем .
Вздохнул ещё раз Амер:
- Вот и вся семья такая - чисто дети. Всё фантазируют. А всё-таки, Миша, с тобой надо что-то решать. Мне, сам понимаешь, ссориться с ними некстати. Да и зачем ломал веточку, а? Не знаю даже, как нам быть. За коралл штраф - 10 000 игипшен в казну, это серьёзно.
- А может быть, - отвечаю, - не десять, а 50, но не тысяч и не игипшен, а простых русских зелёных? Зато не в казну, а лично капитану, а?
И в третий раз вздохнул Амер Али:
- Взрослого человека всегда договориться можно.
Дальнейший дайвинг, само собою, отложили побоку. Прибыли к причалу, немцу сказали, что меня в полицию ведут, терпеть наказание, а завели в ресторанчик с русским, кстати, названием «ТРN ПNСКАРR», сбегал помощник Амера в «Морские Волны» за моими шмотками, угостить ребят пришлось, на что ушла вся полтина. Облобызались потом со мной и до конвоируемой машины, что на Луксор, доставили.
- Это наш друг, - ментам говорят, - Сделайте ему весёлую дорогу. Салям, хабиби!
_______________________________
* ннараббак! (арабск.) - Твой Бог плёхо!
** штрафен зи мир битте дизен бандитен (нем.) - накажите-ка мне этого бандита
*** фербрехер геген ди ротмеернатур унд зомит дас ганце меншенгешлехт, унд дамит геген майне перзон (нем.) - преступление против природы Красного моря и т.о. против человечества и т.о. против меня лично
**** Дас ист айне принципзахе (нем.) - это дело принципа
***** Гештанксгевальтанвендунг (нем. Gestanksgewaltanwendung) - применение насилия вонью
***** Ихь видерхоле (нем.) - повторяю
******* ёффентлихе руэштёрунг (нем. oeffentliche Ruhestoerung) - нарушение общественного покоя
******** Шмерценгельд (нем. Schmerzengeld)- страховое возмещение за пережитые физические страдания