Пародийный детектив. Три истории

               
               
                История первая, или План  «Перехват»    
               
Вот уже почти год, как Николая Фомича донимала бессонница. Вернее, не бессонница, засыпал-то он почти мгновенно, насмотревшись до тошноты передач по своему видавшему виды телевизору «Рекорд», купленному на премию, пожалованную дирекцией к его пятидесятилетию. Зато просыпался ни свет ни заря, как говорят, «с петухами». Летом еще куда ни шло, с пяти утра он начинал следить, как косая солнечная полоска скользит по старым обоям его однокомнатной квартиры, и это позволяло ему отвлечься от всяких нужных и ненужных дум, а вот зимой, в темноте, он ворочался в постели, тяжело вздыхал и не мог избавиться от воспоминаний, мучивших его всё больше и больше. Что только не лезло в голову! Чаще всего Николай Фомич возвращался в далекое детство, когда в маленькой комнатке большой коммуналки мать с отцом, молодые и веселые, накрывали праздничный стол. Застолье, наверно, было не слишком обильным, скорее, обычным по тем временам, но неизбалованному малышу Коле, с нетерпением ожидавшему праздников, всё казалось необыкновенно вкусным. Картинку, врезавшуюся в память, Николай Фомич частенько вспоминал и теперь: домотканая белая скатерть с мережками, нарядный винегрет в большой эмалированной миске, по соседству с ним нежнейшая сельдь кусочками, украшенная колечками репчатого лука и зеленой петрушкой, отварная, исходящая паром картошка, сдобренная душистым подсолнечным маслом и укропчиком, соленые огурцы домашнего посола и, конечно же, трехлитровая бутыль хлебной водки.
Все поздравляли друг друга или с Первомаем, или с Ноябрем, пили за здоровье, желая родителям скорее перебраться в отдельную квартиру, а подогревшись, донимали маленького Коленьку вопросами: кем хочет быть, знает ли стишки и когда пойдет в школу? Коленька, как всегда, отвечал : «хочу быть милиционером», после чего гости больше вопросов не задавали.
Но стать милиционером Николаю Фомичу не довелось. Отец с войны домой не вернулся, и Николаю пришлось бросить учебу в техникуме и устроиться вахтером в проходную на ту же швейную фабрику, где работала мать, чтобы помочь ей сводить концы с концами. После службы в армии Николаю Фомичу расхотелось идти в милицию, и он вернулся на фабрику, где и проработал в проходной почти полвека до самой пенсии.
Однако чем старше Николай Фомич становился, тем чаще вспоминал о своей детской мечте, дошло до того, что он взял себе за правило отмечать все Дни милиции, не пропуская праздничных телевизионных концертов с участием Лещенко, Винокура и Пугачевой. Лучшие представители родной эстрады старались усладить слух лучших представителей родной милиции, и Николай Фомич не отставал, балуя себя, как полноправного именинника, водочкой.  Но особенно Николая Фомича задевали за живое криминальные передачи: бандитские разборки, ограбления, угоны автомобилей, заказные убийства.  Страна дорвалась до свободы, и все ТВ-каналы, словно соревнуясь, заваливали зрителей сообщениями о самых свежих преступлениях и ответных мерах доблестных правоохранительных органов в виде введения планов «Перехват» и усиления проверок у блок-постов на дорогах. Когда на экране «Рекорда» мелькали в черных  масках омоновцы, штурмующие захваченные бандитами офисы, автобусы и самолеты, Николай Фомич подпрыгивал на стареньком диване, ощущая себя там, в самом сердце событий – именно от него зависел сейчас исход опасной операции! И он с сердцем сжимал и разжимал кулаки, бурча себе под  нос что-то гневное, когда планы «Перехват» не давали желаемых результатов. Надпись на экране «Не забудьте выключить телевизор» возвращала его назад, в собственную квартиру, но засыпая, он уже знал, что его опять ждет раннее, беспокойное пробуждение, и думы, налезая друг на друга, начнут копошиться в голове, не давая доглядеть обрывочный сон. 
Одна из этих дум полностью завладела Николаем Фомичом: рассматривая свое прошлое и так и эдак, он с горечью убеждался, что не до конца реализовался в жизни и не был полностью востребован.  Взять, к примеру, его твердость и принципиальность, которыми он так гордился. Все работники фабрики, лица которых он за долгие годы службы выучил наизусть, предъявляли ему пропуска в развернутом виде, не сказать, что безропотно, но терпеливо. Однако такое служебное рвение не только не вызвало заслуженного одобрения у дирекции, а наоборот, помешало получить ему должность старшего вахтера. Он всё больше сожалел, что в свое время не рискнул вступить в ряды милиции, и теперь даже вахтеры, его  бывшие сотрудники, более о нем не вспоминали. Лежа в постели, Николай Фомич придумывал истории, которые позволили бы привлечь к нему внимание, пусть и не всеобщее – главное, почувствовать себя человеком, которому по плечу самые неожиданные поступки. Он сетовал, что за свою жизнь так и не смог приобрести автомобиля – его могли бы угнать бандиты, что на его садовом участке стоит покосившаяся щитовая развалюха, а не трехэтажный особняк – в него могли бы влезть всё те же бандиты… А раз нет, то и нет: никогда  не объявит милиция об операции с романтическим названием план «Перехват» для поимки рецидивистов с целью возврата ему, Николаю Фомичу, всего украденного. И никто не узнает о том, с каким скромным мужеством перенес он, Николай Фомич, потерю своего имущества. Он решился даже на довольно странный шаг, поместил несколько раз подряд объявления в газете «Из рук в руки»: «Куплю трехкомнатную квартиру в центре, шестисотый «Мерседес», или  новый  «Ровер», дачный участок с двухэтажной усадьбой, бассейном и флигелем для гостей. Цена любая». Дело в том, что Николай Фомич до сей поры лицезрел преступников только по телевизору, к тому же  в исполнении известных и любимых киноактеров, и на экране все криминальные личности выглядели весьма интеллигентно и импозантно. Побороть таких бандитов одной левой казалось Николаю Фомичу плевым делом, и он уже представлял себя чуть ли в роли национального героя. Действительность оказалась не столь радужной: долгое время никто не откликался, но как-то раз к нему всё же наведались два подозрительных типа. При виде тщедушного Николая Фомича в застиранной и рваной  фланелевой рубахе, они разразились многоэтажной бранью с непонятным смыслом и допечатали свое неодобрение на его физиономии.  После этой деловой встречи Николай Фомич долго ходил с заплывшим глазом, избегая встреч с соседями. Больше давать объявления в газетах ему не хотелось, такой способ привлечь к себе внимание оказался тупиковым.   
И  наконец Николай Фомич, совсем измучивший себя бесплодными  мечтами и бессонницей, не  выдержал. Открыв глаза, когда забрезжил очередной рассвет, он не стал считать овечек, чтобы чуток подремать, а заставил себя подняться, сделать зарядку, трусцой босиком пробежать в ванную, облиться из ведра  холодной водой и докрасна растереться вафельным полотенцем. Все телодвижения он производил хоть и через силу, но в бодром темпе, и в том же темпе при этом повторял: «Всё, пора действовать, иначе можно  окончательно свихнуться». Днем в маленьком чулане он отыскал обрезок доски, остатки черной масляной краски и старый черный чулок с протертыми пятками, память о жене, не дождавшейся обещанного ей большого счастья и ушедшей от него лет двадцать тому назад. Из доски Николай Фомич выстругал  копию  пистолета Макарова, помня и вид, и грозную тяжесть настоящего, что сопровождал его на  дежурстве в  родной фабричной проходной.  Тщательно  прошкурил деревяшку и  дважды окрасил ее черной краской, добиваясь металлического блеска.  А примерив чулок, удивился и невольно вздохнул: дырки на пятке пришлись как раз против глаз, не мешая обзору, и получалось, что бывшая жена, Машенька, была с ним заодно. Всё приготовленное он уложил в полиэтиленовый пакет с надписью «Самсон» и впервые вечером не включил телевизор. На следующий день Николай Фомич на 26-м трамвае доехал до сквера, откуда как на ладони просматривался дом через улицу, а в нем  пункт обмена валюты. Просидев на скамейке в тени дерева около двух часов, он пересчитал всех клиентов и убедился, что к концу  работы пункта посетителей, желающих обменять валюту, почти не оставалось. Николай Фомич перед самым закрытием зашел в обменник, оценил обстановку: за стеклом в окошке скучающая молодая кассирша, на стуле развалился, громко зевая, дюжий охранник с автоматом. Рассматривая курсы валют, Николай Фомич боковым зрением ловил на себе взгляды оживившейся кассирши, красноречиво свидетельствующие о ее любопытстве и недоумении. В переводе эти взгляды звучали бы так: «И что нужно  здесь этому старому хрену?!» На обратном пути Николай Фомич в ближайшем почтовом отделении сделал с десяток увеличенных ксерокопий своей фотографии. Дома, вооружившись фломастером, он на каждой копии большими буквами написал:
«ВНИМАНИЕ! Разыскивается опасный преступник, ограбивший 31 августа в 20 часов 0 минут  Пункт обмена валюты, что рядом со сквером. Фотография преступника прилагается. Просим всех, опознавших его, срочно сообщить в ближайшее отделение милиции». Николай Фомич не сомкнул глаз почти всю ночь, прокручивая в мелочах свои действия в завтрашней операции, а утром последовательно, шаг за шагом прошел всё задуманное и остался доволен репетицией. К 20 часам он уже успел расклеить на фонарных столбах и стенах домов у обменного пункта все свои портреты. И еще раз подивившись собственной решительности,  с ощущением, что отступать уже поздно, за пять минут до закрытия появился перед окошком кассирши. Охранник, словно повторяя вчерашнее, зевнул, Николаю Фомичу хватило этого мгновения, чтобы выверенными движениями натянуть на голову чулок, выхватить из-за пояса свой пистолет и запихнуть его в широко раскрытый рот недозевавшего, обомлевшего от удивления охранника. В  следующее мгновение Николай Фомич просунул в окошко пакет «Самсон» и  хрипло прокричал: «Убью! А ну сыпь валюту, красотка!» Бледная кассирша затолкала в пакет всю собранную за день выручку и, заикаясь, жалобно попросила не убивать охранника, как оказалось, ее возлюбленного и, возможно, будущего мужа. Николаю Фомичу не составило большого труда подхватить пакет с валютой и выскочить на  улицу, оставив пистолет во рту охранника. Стягивая с головы чулок, он услышал охранный звонок, не торопясь перешел на другую сторону и, удобно разместившись на уже знакомой скамейке, стал ждать дальнейшего развития событий. Минут через двадцать к обменнику, заскрипев тормозами, подкатил милицейский УАЗик с  включенными фарами, мигалкой и сиреной, из него с автоматами в руках посыпались омоновцы в черных масках. С криками «Сдавайся!» они, толкая друг друга, с трудом протиснулись в узкую дверь обменного пункта, а через минуту вся улица услышала, как один из них громко вопил по рации: «Объявите план «Перехват», грабитель успел скрыться в направлении остановки 26-го трамвая. Мы разместили на стенах домов фотороботы преступника».
Ну, началось, – подумал с удовольствием Николай Фомич, – совсем как в криминальных передачах.
Он не спеша подошел к небольшой толпе любопытных, собравшихся у обменного пункта. Омоновцы уже усаживались в машину, приглашая зевак в свидетели. Желающих, однако, не нашлось. 
– Н-да, дело «висяк», – один из омоновцев, наскоро перекуривая, разговаривал с водителем, недовольно пинающим колесо УАЗика, и Николай Фомич прислушался. –  Почерк знакомый, не первый обменник в этом районе грабанули. Почти тридцать тысяч зеленью накрылось. Кончай возиться, поехали! 
Уазик фыркнул и скрылся за поворотом, в предвкушении длинных рассказов домашним и знакомым быстро разбежались любопытствующие, и улица опустела. Только Николай Фомич стоял как вкопанный, потом обреченно махнул рукой и, осторожно постучав в дверь обменного пункта, толкнул ее. 
Несмотря на  ограбление и конец рабочего дня, очевидно от растерянности, ни кассирша, ни охранник дверь так и не заперли, и она легко поддалась. Николай Фомич зашел тихонько и увидел потерпевших в объятиях друг друга. «Красотка» уткнулась в грудь охранника, а  тот гладил ее по голове, приговаривая: – «Всё обойдется, дорогая, вот увидишь!»  Николай Фомич сперва стыдливо отвел глаза, а потом кашлянул, привлекая их внимание, и сказал срывающимся голосом: 
–  Ребята, вот ваши деньги,  возьмите. Зеленые мне не нужны, пенсии хватает, я только хотел, чтобы план «Перехват» сработал, чтобы меня в розыск объявили, да ерунда всё это. «Перехват», как водится, результата не даст, дело-то висяк,  и никто заниматься им не станет. Не  сердитесь, счастья вам, а мой деревянный пистолет оставьте себе как память о грабителе-фантазере.
Николай Фомич спал в эту ночь крепко и без сновидений. Утром экран своего «Рекорда» он завесил накидкой, отказавшись от криминальных передач и заменив их прогулками в соседнем парке.
А  главное, его бессонницу, а вместе с ней и увлечение милицией – сняло как рукой.

                Продолжение следует.