Автостоп среда

Нейфа
Среда

- Ася! Асечка! – крикнула шёпотом в мое ухо Юлька, – Там кто-то есть.
Я очнулась неожиданно быстро и прислушалась. Снаружи кто-то, несомненно большой, сопел и чавкал.
- Медведь? – спросила я, – Как ты думаешь, он нас уже унюхал?
- Откуда я знаю. Давай поглубже закопаемся.
- А можно ещё мёртвыми притвориться,  помнишь у Льва Николаевича?
- В отличие от тебя, я давно уже не верю печатному слову. А если не замолчишь, начну ругаться непечатными. Сиди тихо.
Я и сидела тихо, а Юля начала усердно прокапывать дорогу куда-то в середину стога.
- Я читала, что в старом сене водятся мыши, – заметила я. – И мы,  наверное, уже инфицированы мышиной лихорадкой!
- Какое ценное замечание! По мне уж лучше сидеть в мышином гнезде, чем быть слопанной зверем. Мама! – крикнула напоследок Юлька и вывалилась наружу. В самом деле, стог же не резиновый, должен где-то и кончиться. Правда, Юлька вывалилась не вся, ноги в кроссовках мельтешили прямо перед моим носом. Я попыталась втащить её обратно, но только разворочала ещё больше наше временное убежище.
Снаружи послышался Юлькин смех, я отпустила её ноги, и она где-то там шлёпнулась.
- Ася, ой не могу! Вылезай, посмотри какой тут медведь!
Я осторожно высунула голову и вдохнула свежий воздух. Кроме валяющейся на мокрой траве Юльки никого не было видно. Вылезла наружу и увидела, что возле стога стоит дородная корова и деловито жует сено.
- Травы ей свежей мало, что ли? – развеселилась я. Но хохотали мы недолго. Во-первых, коров становилось всё больше, и они сами по себе грозили всяческими неприятностями, а вслед за ними должен был прийти пастух и нам, скорее всего, влетит за испорченный стог; во-вторых, нудный дождик и не думал прекращаться, а у нас с собой   ни дождевиков, ни каких-нибудь других средств защиты нет. Мы ускользнули с места преступления как можно скорее. Видок, конечно, тот ещё. Я судила по Юльке, и сама, явно, выглядела ничем не лучше. Одежда мятая, грязная, лицо в мутных потёках, в волосах солома и труха – бомжи, ничего не скажешь.
- Найдём водоём и искупаемся, в таком виде к людям подходить нельзя. Сухой Дол вдоль реки протянулся, думаю, там и пляжи песчаные есть…
- Сухой Лог, ты хочешь сказать? – полюбопытствовала я.
- Ну, что ты меня путаешь? Я говорю, что думаю и думаю, что говорю. Сухой Дол! Дол! Дол!
- Не злись, Алисочка! Только Сергей Александрович нам дорогу к Сухому Логу объяснял, и на указателе Лог написано было.
-Чёрт! – остановилась Юлька и обернулась ко мне, – Ася, ты гений! Мы бы сейчас утопали туда – не знаю куда! Точно, мы с ним карту смотрели уже подшофе,  вот он названия и перепутал, и у меня как заклинило, сразу не сообразила. А, мать моя – женщина! Ну, столько времени потеряли! А я всё думаю, что за это Лопата на пути взялась? Точно и река ведь далеко позади осталась. А все попутные деревни более-менее близко к ней находятся. А он нас в противоположную сторону отправил. Ещё и карта у него осталась.
- Что делать будем?
- Поворачиваем.
Небо было тусклым, дождь холодным и противным, настроение – хуже некуда. Разговаривать не хотелось, а вот наши ничем съестным не набитые животы – напротив, очень разбурчались.
Юлька вдруг хихикнула: – Знаешь, у нас в институте тётка была вредная, социологию и английский преподавала. Заочников терпеть не могла. Как приезжаем на сессию – ни одной четвёрки, не говоря уже о пятёрках. Сама  зачуханная такая. Волосы сальные, блузки вечно мятые, грязные – кошмар ходячий, как мы с тобой сейчас, короче. Знаешь, мы с подружкой, что придумали? Мы перед экзаменом три дня голову не мыли, все украшения сняли, никакой косметики, одежда тоже так себе – все тёмненькое, скромненькое. Сработало! Мне четвертак, а Оксанке пять поставила. Наши одногруппники репу чешут, а она им ещё и говорит: – Сразу видно кто учится, ночей не спит, гранит науки грызёт, а кто так,  только время у преподавателей отнимает.
- Кошмар какой-то! Нет, наши преподы все нормальные были, ну так, кто-то более придирчивый был, кто-то вообще на всё наплевал. А в принципе – я на экономический идти не хотела, но у папеньки там были связи. Вот он  и пристроил дочурку, пока она после школьных экзаменов в себя не пришла и не рванула куда-нибудь!
- А кем ты хотела быть?
- Да никем. Больше всего мне нравился театр. В актрисы я бы конечно, не пошла, куда мне с моей внешностью. А вот гримёром, костюмером, осветителем каким-нибудь, наконец, это да.  А там, может быть, и на режиссера выучилась. Но больше всего мне нравилось мечтать, а такой профессии, к сожалению, нет.
- Писала бы книжки тогда.
- А я и пишу потихоньку. Сказки детские. Только кому они нужны? Детей мы с супругом не нажили. Оба были здоровы, у всех всё в порядке – видно психологически не подошли друг другу, вот ребёнок и не захотел в такой семье появляться. Знаешь, я сама себя ненужной всё детство ощущала. Во-первых, родители вообще детей не хотели заводить. Потом в планах появился сбой, и родители откорректировали их. Стали усиленно готовиться к рождению сына, всё для мальчика на пять лет вперёд накупили и нашили. Родилась Настя, и до школы носила мальчишеские рубашки, штаны и сандалии. Маме и в голову не приходило мне хотя бы бантики или заколки покупать, так и стригли меня, чуть ли не наголо. Потом провалился мамин план сделать из меня вундеркинда. В школе я ничем не выделялась, ну может, читала больше других раза в три. В «музыкалке» тоже только отбарабанивала деревянными пальцами заданный урок – и адьё! К рисованию никаких способностей! Танцевать я наотрез отказалась. В шахматы играть терпеть не могла. К языкам не проявляла никакого интереса. Кроме того, у меня был хронический тонзиллит, нарушенный обмен веществ,  я постоянно прибавляла в весе, а  к восьмому классу ещё и покрылась прыщами.
Когда родители поняли, что потерпели фиаско, они просто махнули на меня рукой и занялись самосовершенствованием. Хорошо ещё, что тетя Римма продала дом в деревне и перебралась в город и могла заниматься мною, пока родители загорают на юге, берут уроки игры на гитаре, посещают всевозможные фестивали и  концерты по всему Советскому Союзу.
- А просто любить тебя за то, что ты их ребёнок они не могли?
- Нет, по-видимому. Уехали теперь в Подмосковье откуда мама родом, и не очень настаивают, чтобы я их навещала или писала письма.
- Ужас просто! Нет, у нас всё по-другому. И меня, и брата одинаково любят.  Ну, может мама Ромку чуточку больше балует, меня – папа. А так – всё нормально. Были и взлёты в нашей семье, и падения, денег не хватало, но всегда гостей полно и подарков на Новый год, на дни рождения.  Всякие там Первомаи отмечали  и другие праздники. У мамы куча родственников, она же – татарка наполовину, своей роднёй дорожит. Как приедут из деревни – сплошные застолья! Песни поём, истории семейные рассказываем. У меня тринадцать двоюродных братьев и сестёр, так мы с Ромкой всех их знаем.
- Повезло.
- Ну да! Слушай, я всё спросить хочу, почему твой папа  такой интеллигентный, умный, а его сестра – ну, простая, необразованная. Нет, она конечно, классная тётка, готовит вкусно и всё остальное. Но всё-таки?
- Да время такое было. Их мать, моя бабушка, эвакуировалась из Белоруссии в Поволжье. С двумя детьми трудно в городе было бы, вот она дочку и оставила в деревне, а сама сбежала. Тётя Римма говорит, что помнит, как проснулась утром, матери и брата нет, а женщина, у которой они пару дней жили, матерится на чём свет стоит. Тётя Римма думала, её в детдом сдадут или вообще прибьют здесь. А женщина поругалась-поругалась, потом обняла маленькую Римму и сказала, что она дочкой ей будет.  Так и прижилась тётя Римма. Работала как все, училась, росла и выросла. Бабушка-то после войны её разыскала,  а тётя Римма отказалась к ней возвращаться. А потом тетю Варю бык затоптал, она ходить не могла и тётя Римма за ней до смерти ходила, за лежачей. Замуж не вышла, детей не родила. Потом одна осталась и нас разыскала, переехала. У неё своя квартирка есть, но она её уже много лет разным постояльцам сдаёт, а живёт с нами. Ну, теперь со мной одной. Вот такая история.
- Ничего себе… Вот так жизнь складывается у некоторых. Какие мы оказывается, счастливые, что в наше время живём! Правда?  Представить страшно, когда война, гибнут близкие. Хотя и сейчас тоже вон на Кавказе, что делается. Спасибо, спасибо, Божечка, что у нас всё хорошо! – Юлька подняла руки к расплакавшемуся небу.
- И не говори… Уж на свою бопейку, как моя тётя говорит, мы всегда приключений найдём и сами!

*  *  *
Мы вернулись на асфальт, сели на обочину и стали размышлять,  как действовать дальше.   
- Надо голосовать, – сказала Юлька, – Самим нам не дойти. Это ж надо до Александровки вернуться, а потом снова всю её пропилить, потом ещё до Кипрея.
- Конечно надо голосовать, тоже мне автостопщицы! Я ещё и не прочувствовала, что это значит – автостопом ехать.
- А я, если честно, боюсь.
- ?
- Одно дело, когда тебе рассказывают о своих захватывающих приключениях, кажется, – я тоже так смогу. А когда мы голосовать начали в первый день, у меня мурашки по коже пошли от страха. Мало ли что. Всё-таки я в газете работаю, там столько криминальной хроники публикуется.
- Как Леонид назвал наши газеты? Вестники морга? – рассмеялась я.
- А мне не смешно. Всякое случиться может. А я… У меня ничего ещё в жизни не было. Я  девственница до сих пор!  У меня и «этого» не было. Ну, целовались пару раз с Сергеем. А когда он меня бросил, мне долго не до любовных переживаний было. Обожжёшься на молоке – дуешь на воду! Друзей вроде полно, всегда было с кем потусоваться, в кино сходить, на дискотеку. А потом оглянуться не успела – все уже окольцованы. А  я тоже замуж хочу!
-  А как же Миша? Он ведь тебе нравится?
- Да Миша этот – ни рыба, ни мясо! Сам не знает, чего хочет.  Как приезжает из Калининграда, ходит по пятам, подарками задаривает, на шаг от себя не отпускает. Потом – до свидания, Юленька, и всё. Письма по три раза в месяц получаю, описывает, как он живёт, да как в рейс ходит, да какие все вокруг тупые да претупые. После рейса приезжает и всё заново. Ну, хоть бы раз поцеловать попытался, что ли. Время идёт, мне замуж хочется. А он как собака на сене.
- Юлька, что-то едет!
- Хвала Аллаху! Уже час, наверное, сидим – ни одного человека. Я на тракторе согласна ехать, только поскорей бы.
Веселью нашему не было предела, когда в приближающемся транспортном средстве мы узнали трактор. Конечно, тормозить его, нам бы и в голову не пришло, но, поравнявшись с нами, водитель остановился и проорал, пытаясь заглушить хриплый рёв своего железного скакуна: - Чё, девки, загораем?
- Езжай, дядя! – крикнула в ответ Юлька.
- В кабине место мало, садитесь в кузов! – предложил он, – Довезу с ветерком.
- Нам далеко, в Кипрей!
- Ну, так и мне туда же. Залезайте! А то так ночевать и останетесь. В будние дни мало кто здесь ездит.
Мы переглянулись и согласно кивнули головами.
- А то если кто хочет, может в кабину сесть, а другая в кузов.
- Нет, мы вместе!
Кузов почему-то находился впереди трактора, никогда не видела такой конструкции, зато водитель смог  порадоваться от души, глядя на наши беспомощные попытки вскарабкаться наверх. Нам удалось только закинуть в кузов свои вещи, а наши бренные тела никак не желали совершать чудеса акробатики. Пришлось нашему спасителю выходить и подсаживать обеих.
Наконец всё утряслось. Вернее, нет. Трястись мы только начали. В кузове царила полная антисанитария – ошметья высохшего навоза и  клочья прелого сена вперемешку с чернозёмом. Правда, мы и так уже как анчутки грязные, но всё равно – антураж был не в моем вкусе. Меня сразу же затошнило от качки и запаха горелого масла, я легла на спину, подложив под голову сумку, и закрыла глаза. Юлька какое-то время описывала мне проезжаемые красоты, потом вдруг притихла, смотрю – лежит рядом, с позеленевшим лицом. Морская болезнь сломила и её жизнерадостный организм. Мы задремали. Проснулись, когда трактор остановился на необозримой пустоши возле странного, словно наспех построенного сооружения.
- Девки, вы живы там? – окликнул нас водитель. – Я пивка забегу купить.
- Магазин, – констатировала Юлька. – Слушай, надо еды купить, у нас только вермишель одноразовая осталась и пачка печенья. 
Она выбралась наружу и скрылась  за синей, плохо прокрашенной дверью перекошенного на манер пизанской башни магазинчика. Вот человек! Никаких комплексов, я бы под дулом пистолета в таком виде как сейчас, людям не  показалась, а ей – ничего. Я всегда считала, что она чересчур много внимания придаёт своей внешности,  мыслимое ли дело – полчаса только глаза подкрашивать! А что касается нарядов, то в этой области Юля просто не знает равных. Стоит ей зайти в какой-нибудь магазинчик при деньгах – можно быть уверенным, что она стала обладательницей какой-нибудь очередной миленькой вещицы и завтра пойдёт просить взаймы до следующей зарплаты. То ли дело – я!  На косметику уходит минимум средств, на одежду тоже, обхожусь парой-тройкой юбок и толстыми свитерами, связанными из деревенской пряжи  тётей Риммой.
Ага! Вот и объект моих размышлений идёт с  кислым видом и худосочным пакетом в руках.
- Ну и магазин! Супермаркет! – протянула мне покупки. – Будем обходиться чипсами и лимонадом.
- Я лимонад не пью.
- Тогда выбирай – лимонад или пиво?
- Пиво я тоже не пью.
- А я люблю пиво.
- Вот и пей его сама со своими жирными чипсами. А мне купи батон.
- А хлеб у них только по утрам бывает. А будет тебе известно – уже половина второго.
- Ничего себе. Мне казалось, ещё и двенадцати нет.
- Есть. Ладно, давай руку, помоги взобраться.
Юлька перевалила через борт, и мы в унынии стали поджидать своего водителя.
- Он пока её всю не облапает – не выйдет. Там такая любовь-морковь! – сообщила Юлька.
Спустя вечность вышел наш новый друг и, сдвинув кепку на затылок, сказал: - Вы, девки, извиняйте, но такси дальше не пойдёт. У меня тут это… дела…
Мы послушно выбрались из кузова, я напоследок пристально осмотрела бывшее лежбище – вроде ничего не оставили.
- Так. Теперь, пожалуйста, объясните, куда вы нас завезли и как нам теперь спасаться. Это ведь не Александровка? Что-то окрестности нам не знакомы, –- раздраженно спросила Юлька. – И, по-видимому, ещё не  Кипрей. Я ни одного дома поблизости не вижу.
- Да я вас кратчайшей дорогой повёз. Чего нам в Александровку переться, мы через поле наискосок проехали. Вот сейчас до лесочка дойдёте, там спуститесь прямо в деревню. Он широко улыбнулся и показал прямо-таки колгейтовскую улыбочку. Вот счастливчик, наверное, ни разу у стоматолога не был.
Мы согласно кивнули, довольно сдержанно поблагодарили дяденьку и гордо повернулись к нему спинами.
- Вот зараза! – выругалась Юлька, – Я вас до Кипрея довезу, я вас до Кипрея довезу! Сам завёз в тьму-таракань какую-то, я вообще не представляю, где мы теперь находимся. И стопом тут не поедешь, кого в такую глушь понесёт?
- Скажи спасибо, что дождика нет.
- И не говори. Ладно, пойдём. Чего стоять, всё равно ничего не выстоим.

*  *  *
Что нам пришлось пережить, когда мы пересекли лесополосу и спустились к деревне – в дурном сне увидеть не увидишь. Всё было так, как пообещал тракторист. Мы действительно очутились в вожделенном Кипрее. И деревня на первый взгляд показалась вполне мирной и приятной. Старенькие, полузарывшиеся в землю избушки щурились запыленными окошками в обрамлении вьюнков, где-то плакал ребёнок, где-то пели петухи, где-то перекрикивались соседки. И вдруг из зарослей лопухов показалось грязно-розовое, щетинистое рыло. Высунулась поджарая хрюря и перебежала нам дорогу.
- Ой, поросята! – завизжала от радости Юлька. И действительно, за взрослой свиньей моросили маленькие розовые создания. Мы проводили компанию взглядом и тронулись в путь. Сзади послышался топот. Я оглянулась, из кустов высунулись три или четыре грязных пятака.
- Юлька, это что они задумали?
Морды или рыла свиней были совершенно разбойничьего вида, маленькие глазки ехидно обещали показать нам кузькину мать или зимовье раков. Ни то ни другое нас не заинтересовало и мы, поминутно оглядываясь и улыбаясь, поспешили убраться из поля зрения вышедших на тропу войны зверушек. Свиньи и не подумали оставлять нас и ускорили шаг.
- Мамочки, они нас затопчут, – вскрикнула Юлька, и мы побежали. Откуда только силы взялись. Мы ведь сегодня крошки во рту не держали. Свиньи скакали позади.
- Чего они хотят? – задыхаясь,  спрашивала  то и дело Юлька.
- Откуда мне знать, пойди интервью для газеты возьми!
Свиньи  подбадривают нас сзади: – Уи! Уи! – мамзели замурзанные!
- У тебя всё-таки, тётя в деревне выросла!
- Побежали, спросим у неё!
- Всё! Не могу! – выдохнула Юлька и замедлила бег. Остановилась и я. Деревня  уже кончилась, хрюши  поотстали, а мы стояли на асфальтовой полосе, оставив позади непролазную, но побеждённую нами грязь, щебёнку, свиней, комаров и всё остальное, что процветало в Кипрее. Слева от нас тянулся березняк, справа синело небольшое озерцо, к нему вели разнообразнейшие тропки, и всё вокруг было истоптано десятками лап и копыт.
- Здесь я купаться не буду, – отрезала я, предвосхищая вопрос.
- Ага. Я тоже. Ну что? Пойдём в Бесовку? Или перекусим сначала?
- Я уже не перекусывать, а самым натуральным образом жрать хочу.
- Идём в безопасное место.
Мы дошли до березняка и смели все чипсы, печенье, лимонад и хотелось чего-нибудь, посущественней, но – увы! Ещё немного посидели, наслаждаясь отдыхом, потом обе встали, потянулись и отправились в дорогу.
- Вот это мы дали пробег! Нас теперь без тренировок на Олимпиаду посылать можно.
- А всё-таки чего надо было этим свиньям?
В ответ Юлька расхохоталась: – А представь себе, что о нас эти «киприоты» подумали. Бегут две девицы, а за ними толпа свиней! Я бы на их месте оборжалась бы!
Мы развеселились, в самом деле – анекдот! Зато некоторое время спустя совсем пали духом, потому что дело катилось к вечеру, а у нас не было ни еды, ни приличного ночлега. Мы пересекали поля, перемежающиеся ровными рядами лесопосадок, спускались и поднимались по пологим холмам, и не ощущали присутствия ни людей, ни реки.
- Ещё немного и я рухну, – мрачно пообещала Юлька, тяжело ступая позади меня.
- Может, остановимся?
- Нет рано ещё, и вообще, я в лесу ночевать не буду, боюсь. А вдруг тут кладбище поблизости.
- С чего ты взяла?
- Знаю. Между Бесовкой и Кипреем есть кладбище, даже два: русское и татарское. Не хочу утром обнаружить, что спала в обнимку с надгробьем. И на земле сырой тоже спать не хочу.
- Давай хоть передохнём. Смотри, вон береза поваленная. Всё не на земле сидеть.
Мы уселись на берёзу, Юлька вытащила два пакетика вермишели.
- Давай похрустим. Детишки её вместо чипсов грызут. Может, и мы в живых останемся.
Позади меня послышался лёгкий топоток, я оглянулась и увидела белую болонку.
- О, собачка! – оживилась Юлька. – Значит, жильё где-то рядом. – Собачка, веди нас домой!
Собачка поставила передние лапы на нашу берёзу и тявкнула.
- Ты кушать хочешь? – засюсюкала Юлька и протянула остатки вермишели. Собака принюхалась, чихнула и отбежала в сторону.
- Вот видишь, собака эту гадость есть не стала, а ты нас кормишь, – укорила я подругу.
- Да ладно. Вставай, проклятьем заклеймённый! Собака нас выведет к людям! – Юлька вскинула рюкзак на плечи.
Мы продолжили путь. Я, за мной Юлька, а собака трусила позади. Когда Юлька останавливалась и предлагала нашему провожатому пройти вперёд и указывать дорогу, псина усаживалась,  переводила взгляд с меня на Юльку и облизывалась. 
- По-моему, она хочет нас завести нас в чащу и съесть, – заметила я. – Возможно, у неё есть сообщники.
- А по-моему, она тупая! Она вообще никуда нас не хочет заводить.
Лесная тропа, наконец, вырвалась на простор и Юлька радостно заорала: – Ес! Деревня! Ура!
Пока мы шли по лесу, не был заметен свежий ветерок, вольно гуляющий  в поле. Небо очистилось от серой пелены, весь день его застилающей, облака позорно бежали на восток. А запад полыхал рыжим пламенем. Какой же красивой показалась нам деревня, окрашенная во все оттенки огня.
На окраине стоял большой добротный дом, окружённый постройками. По пригорку бегала ватага разновозрастных ребятишек и пара лохматых псов. На брёвнышках, сложенных возле маленькой избушки, очевидно, баньки, важно возлежали козы. На высоком крыльце сидела деревенская матрона и щёлкала семечки.
- Здравствуйте! – прозвенел Юлькин голосок, – Скажите, пожалуйста, это Бесовка?
- Здрасьте! – неприветливо отозвалась матрона, подозрительно уставившись на нас. Ну, посмотреть и в самом деле, было на что! Грязные, уставшие, с голодным блеском в глазах, мы сами у себя вызвали бы подозрение.
- Чего надо?
- Да мы заблудились немного. Хотим узнать, это Бесовка или нет.
Белобрысый мальчуган, перепачканный не меньше нас с Юлькой, подошёл поближе и доверительным голосом сообщил: – Это Старая Бесовка.
- Какая Старая? – растерялась Юлька.
- Бесовка, эт за Кипреем, – отозвалась с крыльца бабуля. – А у нас, значит Стара Бесовка.
- О, нет! – простонала Юлька. – Ну что за это наказание такое. То вместо Сухого Дола в Сухой Лог завезли, то свиньи на нас напали, теперь ещё и не в ту Бесовку занесло.
- А Сухой Дол, тут в десяти километрах. Вот нашу деревню пройдёшь, там по асфальту три кило;метра, и направо. А если через лес, так там болотина в этом году разлилась. Не знай, пройдёте сами, не знай – нет. Лучче по асфальту.
- Так значит, Сухой Дол неподалёку? – обрадовалась Юлька.
- Дак говорю же.
- Сегодня мы уже конечно в Сухой Дол не пойдём, – как бы размышляя, произнесла нараспев Юлька. – Бабуль, а у вас нельзя переночевать? Мы устали очень. Помыться бы.
- Отчего нельзя, можно. А вы откудова идёте? Одеты как городские, как вроде.
- Да мы журналистки, знаете, в газете работаем, – причислила и меня к клану избранных Юля. – Пишем статью в газету о деревенских жителях. О вас вот напишем, сфотографируем даже. Если хотите.
- Ой, зафтографируй, дочка! Я сыну фотокарточку пошлю. И со всеми внучатами. Вон, пятеро уже у меня бегают. Я только платок другой надену.
Бабуля резво скрылась за дверью, Юлька тем временем достала и настроила фотоаппарат.
- Волшебная штучка! – поцеловала Юлька матовую поверхность «мыльницы».  – Стоит только взять фотоаппарат в руки, как людей словно подменяют. Как гипнотизирует их.
Бабуля вернулась на крыльцо и довольно зычным голосом крикнула: – Сашка, Егор! Маринка! Лёшка! Где Лёшка, спрашиваю! Дашенька! Все ко мне! Нас зафтографируют сейчас!
Дети расселись вокруг бабушки, как цыплята вокруг наседки. Юлька щёлкнула пару раз.
- Всё, можете разбегаться. Не знаю, получится или нет, темновато уже. Ну, завтра утром  на всякий случай продублируем.
Вокруг нас собралась стайка посторонних ребятишек, неторопливо причалили женщины, остановились неподалеку, защёлкали семечки.
- Че, Марь Петровна, – окликнула «нашу» бабулю одна из них, одетая в малиновый сарафан, фиолетовую спортивную куртку поверх него и калоши на босу ногу, – Гости с города приехали?
- Гости. Вот с газеты. Нас зафтографировали и в газете напишут.
- А нас сфотографируйте! – весело крикнул мальчишка в клетчатой рубашке и спрятался за женщинами.
- А я только тех снимаю, у кого мы в гостях останавливаемся. У кого ночуем, о тех и пишем.
- А вы к нам идите! – высунул озорную мордочку мальчишка и снова скрылся за пышными телесами местных мадам.
- Это ко мне пришли! – почувствовала угрозу Марья Петровна. – Нечего моих гостей переманивать. Чё, смотрите? Всё идите, кина вам не будет.
В это время подъехала серебристого цвета машина, из неё вышли две высокие женщины, одна в джинсах и майке, другая в сарафане, обе удивлённо воззрились на нас. К ним заспешила наша матрона. Из машины появился высокий усатый мужчина и крикнул сердито: – Эй, ребятня в избу ступайте, быстро ужинать! Мама, почему они у вас до сих пор бегают? Тут народу полно чужого, сто раз говорено было!
Он направился к гаражу, а я шепнула Юльке: – Может и вправду, к кому-нибудь другому ночевать пойдём? Видела, какой он недовольный?
- Да вот ещё, нас баба Маша пригласила. Пойдём, не куксись!
Мы двинулись было к крыльцу, но одна из женщин преградила нам дорогу, затараторив: – Ну, в доме вам делать нечего! Мы вам «времянку» откроем, там и переночуете. Идите вон в баню, вымойтесь немного, горячей воды нет, а тёплая осталась, только обувь на пороге оставьте, а то грязи нанесёте, а мне мыть!
Я готова была развернуться и идти, куда глаза глядят, но Юлька пресекла мои душевные трепыхания, подтолкнув коленом под известное место. В бане было темно, душно, но совсем не жарко. Мы обнаружили бак с краном, пару эмалированных  ковшиков и какие-то странные колбаски, при ближайшем рассмотрении ими оказались остатки колготок битком набитые обмылками.
- Ну что ж и мыло, и мочалка в одном лице, – ухмыльнулась Юлька, но брать в руки не стала.
Вода оказалась не то чтобы не горячей, а попросту холодной. Впрочем, нам достаточно было любой чистой воды. Юлькин любимый шампунь с ужасным, совершенно непроизносимым названием попав на голову, никак не желал смываться, во всяком случае, с меня. Юлька уже вовсю прыгала, пытаясь высохнуть, потому что по её словам с полотенца сыпался песок, а я всё смывала обильную пену. Наконец моя шевелюра была спасена, и я несмотря ни на какие выходки со стороны своего полотенца, тщательно вытершись, накрутила его на голову. Мы переоделись в последние чистые майки и шорты и вышли на улицу. Уже почти совсем стемнело. Похоже, никто не собирался зажигать светильники в нашу честь и, отбивая поклоны на каждом шагу и посыпая дорогу розовыми лепестками, препровождать нас в наши покои.
- Где их чёртова «времянка»? Постучать что ли? – размышляла, дребезжа зубами от холода, Юлька.
Собаки до этого весело бегавшие с детьми, сейчас сидели на привязи и злобно рычали, услышав наши голоса. Дверь в доме отворилась и спустилась женщина в джинсах.
- Пойдёмте, я вас  провожу. Вы не курите? А, сейчас все бабы курят. Так вот, чтобы никаких сигарет: не хватало, чтобы дом подожгли! – Она отворила дверь в маленький  пристрой, где пахло прошлогодними яблоками и мёдом. Зажгла свет и указала рукой на столик, заставленный посудой:
- Вот, ужинайте. Я с вами посижу, посуду забрать надо, а то муравьи заведутся или мыши.
Нам принесли вареники с картошкой, солёные огурцы, стопку толстых румяных блинов, мёд и сметану. В чайнике был заварен травяной чай. Но кусок застревал в горле под полосующим взглядом надсмотрщицы. Мы не съели и половины того, что могли бы.
- Спасибо! – без энтузиазма поблагодарили мы «мадам», та сложила посуду в корзинку и отбыла, закрыв нас на задвижку снаружи.
- А если мы в туалет захотим?  – запоздало спросила Юлька. В доме хлопнула дверь, всё смолкло. Спустя несколько минут у нас отключили свет.
- Вот куркули! – с досадой воскликнула Юлька. – Уроды какие-то!
- Ну, положим, ты вообще никого незнакомого в свой дом не пустила бы, – заметила я. – Скажи спасибо, что не на улице ночуем! Ложись спать.
Отдыхать нам предстояло на широкой кровати застеленной стареньким, но чистым на первый взгляд бельём. Но как же она заскрипела, когда мы бросили на неё свои бренные тела! Несмотря на это, мы уснули, едва коснувшись подушки.
Как ни странно, я проснулась раньше Юльки: – Юля! Что делать? Я в туалет хочу!
- А она хочет? – заплетающимся языком пробормотала подружка и повернулась на другой бок.
- Юлька, я не могу терпеть, – угрожающе произнесла я, – Придумай что-нибудь, а то всё затоплю!
Юлька села в постели: – Ну, чего тебе надобно, старче!
- Я хочу в туалет, а дверь заперта, забыла?
- Интересно, сколько времени? Часов пять, наверное. Собирай вещи.
- Зачем?
- А мы сейчас удерём.
- Как? Нас же закрыли.
- Но как-то ведь ты надеялась пописать?
Юлька открыла крошечное окошко, просунула в него ногу, сложилась пополам и вытекла в предутренние сумерки. Я защёлкнула все задвижки, расправила постель, словно никто на ней и не лежал, сграбастала наши сумки и выскочила в отворившуюся дверь. Мы задвинули засов и, хихикая, пересекли вытоптанный дворик и пустились бежать по улочке. Отбежав на приличное расстояние, дали волю чувствам, нахохотались от души, а потом приступили к разрешению своих насущных проблем.