Сухая земля содрогалась от каждого движения внушительной машины, оставляя на своём измученном и утомленном лике череду глубоких омерзительных шрамов. Архаичные механизмы успешно поднимали то одну то другую механическую лапу тяжёлого механизированного крейсера, сопровождая каждый такой подъём глухим скрипом металла и пронзительным свистом пара, выпускаемого из клапанов на суставах механических лап. Огромный механический жук, в точности копировавший своих живых и одушевленных собратьев до малейшей детали, упорно двигался к северным приделам той земли, которая ещё подчинялась власти Ункмора, неся на своей исполинской металлической спине десяток людей в кожаной броне, солдата-роялиста и планетарного губернатора Фрейзта.
-Всё не так уж и сложно,- продолжал солдат,- этот рычаг отвечает за левый ряд лап, а этот отвечает за правый. Все остальные рычаги и ручки влияют на систему распределения балласта, подачу давления и наведение, ах да, ещё этот тумблер, он тоже не мало важен, поскольку от него напрямую зависит посадка машины над уровнем земли. Ведь вы едва ли хотите спрыгивать с этой высоты…
Грегор кивнул, хотя этот жест скорее нёс в себе едва скрываемое пренебрежение, нежели согласие с мыслью собеседника, которого на Чаапарди скорее бы сочли болтуном, нежели знатоком своего дела. Фрейзта не волновали все эти рутинные для этого солдата детали управления этой ужасной машиной, ведь занимать на ней место пилота он никак не собирался, Грегора, тонкого дипломата и, как он сам полагал, политического стратега и мыслителя, скорее беспокоило то, может ли подобный козырь в данный момент поджидать их в Гразорнее, и какова его потенциальная угроза в глазах повстанцев, каковы могут быть их реакции на появление подобной махины на улицах занимаемых ими городов. Обо всём об этом Грегор и поспешил заявить солдату. В принципе ответ был вполне утешительным: «жук» по определению не может быть захвачен, поскольку в случае своего падения он не только способен сравнять с землёй несколько кварталов, но и через несколько минут автоматически уничтожит весь свой незаурядный арсенал в виде дюжин снарядов класса «спора», что выведет из строя все его важные внутренние механизмы. Сам же крейсер «жук» спроектирован для ведения боёв именно в городе, а посему по максимальной высоте посадки «жук» превосходит самые высокие из жилых домов стандартной конструкции, что обеспечивает наиболее удачные стрелковые позиции на его спине, при всём при этом многолистовая броня его металлического панциря, что защищает и “брюхо” и “спину” грозного монстра, может быть пробита лишь мощным электромагнитным импульсом, который может быть развит лишь при невероятных затратах электроэнергии…
Но пока все мужчины были заняты своими упорными приготовлениями к переговорам, или скорее к их возможному провалу, Эмили предоставила всё своё внимание простиравшейся перед её глазами бесконечной мёртвой пустыни, которая, по уверениям аккомпанировавшего светлых на Риморе психера, раньше была покрыта прекрасными долинами, полями, садами и озёрами. Умирающий мир не только всколыхнул в её душе жалость и сострадание, но и напомнил ей о её родной планете, которая вращалась вокруг огромной мёртвой звезды, носившей одно имя с системой, в коей она находилась. Жители миров этой системы считали свои планеты безымянными и не желали и просто отказывались принимать и употреблять эти ужасные названия, которые систематизаторы звёздных карт неустанно придумывали просто сотнями а то и тысячами, иногда просто тем самым оскорбляя жителей этих самых миров. Но всё же они смирились с тем, что их система стала носить название мёртвой звезды, что служила ей центром. Эмили была уроженкой планеты, чья траектория проходила к мёртвой звезде ближе остальных четырёх миров, и ей было лучше всех остальных известно значение этого безобидного на первый взгляд слова «Милдрас», которое на её родном языке означало «опустошенный», «лишенный голода», «лишенный жизни», и эти слова как нельзя приходилось под стать как тому унылому Милдрасу, так и Римору. Но если древний как сама вселенная Милдрас погиб от своей старости, то Римор был жертвой человеческой алчности и слепой человеческой безрассудности. По сравнению с этим печальным и порой даже пугающим миром родная безымянная планета Эмили, от ужасов которой она так упорно пыталась убежать все годы своей пустой жизни, казалась ей чем-то таким простым и красивым, чем-то столь надёжным и крепким. И вот приступ жалости к больной и слабеющей планете сменился другим приступом, тоже жалости, но на этот раз к девушке, что была лишена покоя и опоры, приступом жалости к себе… От горькой обиды на себя за собственную глупость и собственную никчемность она с трудом могла сдерживать наворачивавшиеся на глаза слёзы, которым, несмотря на всю их кристальную чистоту, никогда не было суждено смыть с неё тот позор и те грехи, в которых она сама себя обвиняла.
***
Томас осторожно отвинчивал защитную панель реактора, винтик за винтиком, медленно но очень верно приближаясь к самой ответственной части. И вот уже не молодые, но вполне привыкшие к подобному волнению пальцы взялись за изогнутые ручки люка, одно движение и Шидди уже смотрел туда, где, по его представлениям, находилась система охлаждения последнего энергоблока, но вот только того, чего он ожидал, старый вояка там не нашёл, а его самого там ожидала лишь металлическая сетка, сквозь которую пробивался неровный голубоватый свет.
-В чём дело, хаосит? Где распределительный щиток?- рявкнул Томас.
“Не хочется тебя разочаровывать, язычник,” отозвался голос Феликса в нутрии его ушного канала “но этот реактор немного отличается от тех, что ты вскрывал раньше…”
-Не хочется быть с тобой вежливым, но всё же где щиток?
“Это самый большой, но самый старый реактор в этом секторе, здесь просто нет распределительного щита, боюсь, все манипуляции над системой охлаждения тебе придётся выполнять вручную” услышал он в ответ.
-Как-то уж больно не правдоподобно звучит это твоё «боюсь»…
“Ну уж как есть, а теперь слушай: перед тобой должна быть металлическая сетка, сними её…”
-Послушай, может к чёрту эту систему охлаждения, а? Может мне просто повернуть пару ручек и всё?
“Едва ли это тебя обрадует, но, если ты не усилишь охлаждение, при перенаправлении энергии ядро процессора перегрузится, ну а тогда ты даже богу своему помолиться не успеешь, как взрыв разнесёт тебя на атомы.”
Недовольно буркнув, Шидди всё же снял сетку, но, увидав то, что она за собою скрывала, в ужасе отпрянул от люка. Он увидел резервуар с вязкой синеватой жижей, которая медленно втекала через трубу в одной из стенок резервуара и столь же медленно утекала через трубу в противоположной стенке. И в эту самую жидкость был погружён святящийся объект округлой формы, который по размерам своим едва превосходил шарик для пинг-понга.
-Что это за дерьмо?
“А ты сам не видишь? Это резервуар. Я надеюсь тебя не волнует, является ли он по форме правильным кубом, поскольку подобными сведениями я не располагаю…”
-Да нет, что это за дерьмо?
“Если ты ещё не понял эту хлябь используют в качестве жидкости для охлаждения, правда что-то мне говорит, что нам обоим лучше бы не знать, чем эта дрянь является на самом деле. А теперь самое приятное: на одной из внутренних стенок находится вентиль, который отвечает за давление охладителя в трубах, поставь одного из своих людей возле стены с приборной панелью, а сам крути вентиль. И, когда на большём барометре давление дойдёт до жёлтой отметки, пусть этот бедолага тебя остановит…”
-Ты не хочешь мне ничего больше сказать?
“Помнишь я тебе говорил, что нельзя трогать ядро процессора, а иначе реактор, как и весь энергоблок, взорвётся? Так вот, тот весёлый светящийся шарик, который ты сейчас видишь и есть то самое ядро, так что удачи”
Не скрывая своего раздражения и невероятного недовольства, Томас Шидди начал медленно погружать свою руку в омерзительную хлябь, как только он коснулся поверхности, жуткий холод обжёг кожу пальцев через плотную ткань перчатки, и с каждым новым сантиметром его руки, отвоеванным охладителем у тёплого воздуха, всё сильнее его сущность заполнялась жутким чувством отвращения, настолько сильным, что хотелось вытащить руку из этого ледяного безумия и убежать как можно дальше от этого резервуара и от этого ужасного энергоблока, ужасно напоминавшего по своей форме пирамиду, но Томас никогда прежде не бежал и сейчас тем более не собирался, хотя бы по той простой причине, что убеги он сейчас бежать ему будет больше некуда. В конце концов его рука нащупала неровный изгиб вентиля, вцепившись в неё промёрзшими до самых костей и далее пальцами он дёрнул раз-другой, затем снова и снова, но вентиль не поддавался, как будто он просто не был предназначен для того, что бы его поворачивали. Томасу на какое-то мгновение показалось, что вентиль и хаосит просто играли с ним в ужасную игру, сутью которой были бесконечные издевательства над ним, он и прежде слышал об извращенных пытках этих безбожных людей, но всё же самым ужасным оставались казни, казни о которых слагали легенды, он сам был свидетелем одной из них, и ему никогда не забыть абсолютно голое тело его командира, подвешенное за ноги под аркой на в ходе в лагерь проклятых богом и всем живым людей, на нём не было не только одежды, но и самой кожи, кою с него сняли ещё при жизни, при помощи ужаснейших крюков и лезвий, один только внешний вид которых внушал ужас…
При малейшем движении костяшки его промёрзших пальцев ужасающе хрустели, так же, как хрустел крошащийся лёд. А сами воспоминания, что внезапно нахлынули на него, лишали его способности мыслить и даже элементарно понимать где он находится на самом деле. То его охватывал невероятный ужас, то само его тело пронзала острая и ядовитая стрела старой боли, боли воспоминаний и лишений. Наконец вентиль поддался и стал медленно и плавно поворачиваться.
Наконец дело было сделано, и он всё же смог вытащить руку из этой мерзкой голубоватой хляби. Тут же этот чуждый приступ эмоций покинул его разум, оставляя после себя лишь слегка неровный морозный след, которому не суждено было на долго задержаться в сознании.
***
“Что за чертовщина это была?” раздался из динамиков уже знакомый голос Томаса, но на этот раз он был немного другим, как и сам Шидди: полный от страха, который ему не хотелось показывать. Но Феликс даже не шелохнулся, продолжая молчаливо разглядывать разложенные пред ним на столе чертежи и схемы, он сам не до конца понимал, что ввело его в подобный ступор, но он даже ни разу не моргнул, продолжая упорно сверлить взглядом единственный на чертеже вход в пирамидальный энергоблок. Он прекрасно понимал, что причиной тому было вовсе не то, что удалось только что испытать закаленному в боях Шидди, но что-то более загадочное и более незнакомое, что он прекрасно ощущал, но не мог понять… Внезапно, подобно скоростному поезду, по его мозгу пронеслась мысль дававшая объяснение на всё, рука сама вцепилась в переговорное устройство, а с губ сорвалось лишь единое, но столь угрожающее, что его собственное сердце в ужасе сжалось, лишь единое “они здесь”…
***
-Что за… какого чёрта, здесь никого нет…- попытался было отрезать Томас, но внезапно, его слова были оборваны криками его собственных людей и адским дребезжанием, что, подобно тысячам обезумевших от голода инсектоидов, проносилось по сооружению, чей внешний вид с каждою секундою набирался всё большею символичностью.
-Командир, если мы уйдём сейчас мы, может быть, ещё успеем…
-Нет! Мы должны выполнить приказ! Во имя Ордена и нашей цели…
“Зачем нам лишние геройства Шидди? Ты ведь прибыл сюда не ради смерти. Выводи своих людей, пока вы ещё в силах уйти” раздалось в глубине его ушного канала, но он даже и не собирался слушать, уверившись в правоте своих деяний и несомненной значимости своей мисси. Но пьянящие нотки гордыни и фанатизма вскоре потухли, стоило ему увидеть то, что собиралось противостоять ему… Покрытые грязною шерстью крысоподобные твари, что были закутаны в выцветшие на солнце изорванные полотнища, с неумолимою скоростью заполняли собою коридоры, одни из них падали, захлёбываясь от крови в своём предсмертном хрипе, но на их месте тут же появлялись новые, более сильные и более стойкие твари, которые словно из неоткуда появлялись на местах тех, кого топтала под собою без разбору ужасная до безобразия и не менее живая хвостатая масса. Когда же мерзкие твари добрались до рубки управления, самого сердца этой железной пирамиды, на их пути стала непроницаемая заслонка из нескольких прочнейших листов местной стали.
“Выбирайся от туда, язычник! Ты слышишь меня?!” вновь смог различить он слова Феликса, жаль, что он внял им так поздно…
-Нам некуда идти, мы заперты здесь, в этой самой рубке… Я подвёл Орден… подвёл Хронуса и самого…
“Ты слишком рано хоронишь себя, старый ветеран: я уверен, что от сюда есть выход, ведь как ни как, а ты всё же дышишь, а значит в этой архаичной рухляди всё же есть воздуховод…”
Вновь раздался оглушительный скрежет: это огромные крысы наваливались на, отделявшую их от принадлежавшей им по праву человеческой плоти, ненавистную стальную перегородку. И с каждым ударом скрежет перерастал в гул, а в последствии и в грохот, что был способен внушить ужас в любого.
-Боюсь мы не успеем, мы обречены, эти…эти… крысы, они повсюду… Я потерпел поражение, вновь…
Наконец перегородка начала податливо вминаться во внутрь рубки, покрываясь извилистыми щелями из коих сочилась кровь тех тварей, что отдали свои жизни в неравной схватке с бесчувственною перегородкой, дабы позволить остальным своим сородичам ворваться в рубку и уничтожить всё живое в нутрии её…
Наконец, сквозь отчаяние и боль в разум старого ветерана ворвался единственно возможный достойный выход: и пусть ему не остановить всей этой заразы сейчас, но он уничтожит их столько, сколько будет физически возможно.
-Передай Грегору, что мне очень жаль…- сказал он в пустоту.
***
-Эй постой, что ты задумал?!
Но ответа Феликс так и не услышал, возможно, его заглушил треск помех, что полностью поглотили радио-эфир, а, возможно, ответа просто и не должно было быть, этого Феликс уже никогда не узнает, но ему будет ведомо лишь одно, лишь то, что он видел собственными глазами: яркая вспышка невероятно-зелёного света, что озарила собою ночное небо, и ещё долгое время зеленоватое свечение не покидало лишенных белых облаков разоренных небес. Феликс долго молчал, уныло смотря в даль, туда, где постепенно гасло свечение вместе с прочими следами железной пирамиды и всех тех, кто имел неосторожность в ней оказаться.
-Этот глупец взорвал себя вместе с нашим последним шансом на спасение…
***
Гразорней оказался вовсе не таким, каким представляла себе его Эмили: вместо стеклянных высоток здесь были унылые угловатые сооружения из бетонных плит, вместо площадей – изрезанная глубокими трещинами земная твердь, вместо обычных обвешанных винтовками повстанцев-головорезов – тихие на вид люди вполне приятной наружности, едва ли лишенные образования и каких-либо высоких идеалов. И именно это пугало её больше всего, поскольку однажды один мудрый человек сказал ей, что больше всего стоит бояться тех, кто не внушает страха. А именно эти миролюбивые на первый взгляд люди пугали её чем-то, что скрывалось в глубине их душ, прячась за беспрекословностью и фанатизмом, которые не приветствовались в верованиях её народа. И пусть их лидер нашёл общий язык с Грегором, но что-то ей подсказывало, что их вера – скорее всего не более, чем щит, завеса, что скрывает за собою истинные цели. Может Грегора и радовал тот факт, что, несмотря на многовековую изоляцию, вера жителей Римора ни на дюйм не отклонилась от истинных трактатов и догм монодоминантов, но Эмили едва ли видела всё настолько поверхностно.
-Эмили, возьмёшь с собой нашего нового попутчика и отправишься к энергоблоку, там ты поговоришь с техником, кто знает, возможно вместе вам удастся запустить энергоблок.
Она недовольно кивнула, опасаясь худшего. Её собственный инстинкт самосохранения подсказывал ей, что чем дальше они отходят от «жука», тем больше шансов, что их расстреляют практически в упор. Ведь люди в таком умирающем мире едва ли отличаются от крыс, что бездумно грызутся за собственное право на существование с любым, даже с тем, кто и не собирался посягать на это право.
Оставив Грегора в самом приятном для него состоянии когда можно говорить о вере в захлёб, а в случае исчерпания словарного запаса можно подключать самые разные жестикуляции, порой столь самопроизвольные, что в самоконтроле его исполнителя можно и усомниться, Эмили направилась к одиноко стоявшему солдату, которого всего лишь пару часов назад они подобрали на безлюдной дороге посредь выжженных песков. По какой-то причине солдат тоже нервничал, но возможно чрезмерно…
-Грегор приказал, что бы ты шёл со мной… Хм, нервничаешь?
Солдат попытался судорожно кивнуть, но даже этого у него не получилось как следует, но скорее не от страха, а от переполнявших всю его душу лёгкого волнения и смущения.
Эмили внимательно всматривалась в фигуру солдата: его осанка, то как он неуверенно и неуклюже сжимал обеими руками выданную ему винтовку,- всё это подсказывало ей, что он либо был чем-то сильно напуган, либо же он надел на себя чужую экипировку. И Эмили не была готова принять ни то ни другое, уж больно ей не хотелось волочить за собой облаченный в бронекостюм пыльный мешок тогда, когда на её лбу застынет перекресте прицела…
-Не знаю, кто ты на самом деле, но лучше бы тебе научится получше стрелять в ближайшие пару часов,- она обернулась и небрежно бросила “Ты идёшь или нет”. В ответ она услышала лишь одно неуверенное и едва слышное за дрожью в голосе “Кевин, моё имя Кевин…”