Виктория Фролова
Отворот-приворот
Марьяна Анатольевна проснулась от щелчка дверного замка и вяло подумала: «Господи, опять эта ужасная старуха». Нехотя всунула ноги в растоптанные шлепки, натянула затертый халат и поплелась на кухню.
Старуху звали Анфиса. Она бесцеремонно приходила, когда вздумается, и запанибрата называла Марьяну Анатольевну «Маней». Сейчас она стояла возле плиты и ворчала по поводу убежавшего кофе.
Марьяна присела на табурет, равнодушно глядя на замасленную стену.
— Ты, Маня, напрасно так сидишь, ни черта не делаешь. Вон-вон, уставилась… Чего глядишь, возьми тряпку да и вытри те плямы, дура.
Анфиса была тощей, скрюченной старухой с жиденькими пегими волосами, стянутыми в пучок на затылке. Кто она такая и откуда приходила, Марьяне было неведомо. Эти посещения продолжались третий год, и сперва основательно пугали вполне здоровую, хоть и не очень молодую женщину.
Марьяна Анатольевна обращалась к знакомым врачам, но те ничего конкретного не говорили, лишь дружно назначали всевозможные препараты. Марьяна послушно их принимала, и в этот период Анфиса исчезала. Тогда Марьяна лекарства оставляла – и посещения непрошенной гостьи возобновлялись. Впрочем, Анфиса вела себя в доме как добросовестная хозяйка: мыла посуду и пол, кое-что готовила, а по утрам варила кофе. Марьяна Анатольевна опять пугалась, возвращалась к лечению, и в результате Анфиса стала приходить и тогда, когда Марьяна сидела «на колесах». В конце концов, она махнула рукой и на таблетки, и на Анфису, и лишь обреченно думала, что банально сходит с ума.
— А помнишь, Маня, ту бабку с бульвара? – скрипела Анфиса.
Марьяна помнила. Она с подружками по медучилищу сбежала с какой-то пары, и, бестолково галдя, девчонки отправились на бульвар. Была такая прозрачная весна, так отчаянно хотелось влюбиться и быть любимой, что они до глупости громко о чем-то таком щебетали, усевшись на единственную свободную скамейку. Вернее, почти свободную: лишь одна старушка – божий одуванчик сидела с краю.
— А что, девчата, хотите, скажу заговоры на суженого? – вдруг подала голос бабуля.
Девчонки на миг замолчали, а потом одна из них задорно прокричала, что, мол, конечно, хотим, а как же, нам как раз этого и не хватало, только… денег у нас нет, мы учимся…
— А не надо денег. Я так. Я много знаю, – и бабуля стала подробно рассказывать, как на звезду призывать, как на святках гадать, как привораживать… Действительно, много наговорила. Марьяна тогда запомнила один приворот – самый простой и доступный. Но тогда же и подумала: «Боже мой, подлость какая. Кому нужна привороженная любовь, ненастоящая?». Попыталась вытащить эту впившуюся в мозг занозу и даже, вроде, вытащила: забыла тот случай.
— Вижу, вижу, Маня, вспомнила. А что, ведь и вправду думала, что забудешь? Эх ты, непутевая. Мужикам разве гонор твой нужен был? Или грамоты твои «за добросовестный труд» да «за художественную самодеятельность»?
Что ж, старая зануда права: горделивое Марьянино самомнение ни одному не пришлось по душе. Сперва Марьяну это даже забавляло: не по Сеньке шапка. Но время шло, а подходящий «Сенька» на не очень-то ладную «шапку» не находился. Марьяна категорически не признавалась ни себе, ни (тем более!) другим, что претензии ее необоснованны. К тому же она влюбилась и была убеждена, что они с Пашей созданы друг для друга. Хотя он, молодой врач, об этом не подозревал: юбки, брюки, косметика, прически, чай с улыбкой – все ухищрения старшей медсестры проходили мимо его внимания. Марьяна была в отчаянии и вдруг вспомнила… то самое, запретное, то, что в юности ее возмутило. Но сейчас это казалось не подлостью, а единственным способом восстановить справедливость. И она этим способом воспользовалась.
— Пей, Маня, стынет.
Марьяна вздрогнула: все изменила одна чашка кофе. После нее Паша стал другим человеком. К удивлению абсолютно всех, он готов был ради Марьяны на любую глупость, любую крайность. И, кроме нее, весь мир перестал для него существовать. Они поженились. Никто такого шага от красавца и умницы Паши не ожидал: до Марьяны у него была девушка, можно сказать, невеста… Что ж, любовь зла – находили единственное объяснение Пашиной метаморфозе друзья-приятели, а Марьянины подружки вслух восхищались ее мудростью и женской хитростью, а между собой дотошно перемывали неожиданным молодоженам косточки. И только Светка – дружба с детсада – все просекла, на свадьбе оттащила Марьяну в темный угол и, больно сжав ей локоть, прошептала:
— Ты э т о сделала?.. Ну!
Марьяна поежилась: она не говорила ничего даже Светке, да и сама старалась убедить себя, что чудо Пашиной любви – простое совпадение с тем, приготовленным для него особым угощением.
— Ну! Скажи… – зловеще шипела Светка.
— Что? – преувеличенно невинно удивилась Марьяна.
— Ясно, сделала… Не знаю, что ты ему подсунула – сок, чай, борщ…
— Кофе… – не выдержала Марьяна.
— Ду-ура… – протянула подружка.
— Ты что, завидуешь? – обрадовалась подходящему выходу из дурацкой ситуации разоблаченная невеста.
— Идиотка! – рявкнула Светка. – На моего Андрея посмотри, ну!
Андрей тупо разглядывал пустую рюмку, затем стал размахивать ею, требуя, чтоб ему немедленно налили.
— А ведь не пил – ни капли – до нашей с ним свадьбы. И потом еще года два я была уверена: вот счастье-то оторвала… Симпатичный, добрый, юморной, да еще руки золотые, деньги умеет зарабатывать. А ведь он, ты же знаешь, сначала и не смотрел в мою сторону. Ну, я на день рождения компанию созвала, и попросила ребят обязательно Андрея привести… Бабка меня одна научила, на бульваре остановила, говорит: вижу, детка, маешься ты… Такая добрая бабуля, «божий одуванчик»… В общем, пришел Андрей, я незаметно ему особый сок и подсунула – с тех пор его как подменили… А я про напиток тот забыть постаралась. Да Андрей напомнил – когда выпивать начал… Я туда-сюда, объявление где-то увидела, что-то вроде «возвращаю мир в семью». Пришла, а девица… и впрямь ясновидящая… ну, посмотрела на Андрюшкино фото и говорит: вы сами виноваты. Приворот, говорит, разрушил его биополе… Гарантии дать не могу, но можно попробовать сделать то, это…
— Замолчи! – очнулась Марьяна. – Ты решила мне свадьбу испортить? Конечно, мой Пашка на руках меня носит, а твой Андрей спивается. Вместе с мужиком своим убирайся отсюда, сука!
— Ну что, Марьяна Анатольевна, – вдруг проскрипела Анфиса, гремя грязной посудой. – Права была-то подружка твоя, так что понапрасну ты с ней рассорилась. Теперь ведь все равно расхлебываешь то, что тогда наварила…
Вскоре после свадьбы Паша стал таять на глазах. Что называется – чахнуть. От жены – ни на шаг, а взгляд – пустой. «Куда подевались его остроумие, жизнерадостность?» – шептались по углам. Марьяна гордо не обращала на сплетни внимании, убеждая себя, что это простая зависть к ее маленькому личному успеху. Но постепенно и ей Паша стал надоедать своим, невесть откуда взявшимся, занудством. Она злилась, а муж сникал и становился как будто меньше. Целый год Марьяна изнывала от тоски, не зная, как восстановить прежние отношения. Наконец, Пашу забрала к себе его мать, уверенная в том, что сына от невестки надо спасать. Она Марьяну сразу не приняла, почуяв неладное, а та «свою семью» отгородила от свекрови непробиваемой стеной равнодушия. Но теперь даже рада была согласиться, что Паша нуждается в помощи, и помочь ему сможет только мать.
— Помнишь, Маня, что говорила Светка?
* * *
Марьяна вздрогнула от неприятного ощущения и проснулась. Наполняя светом комнату, сквозь шторы пробивалась луна. Марьяна поморщилась: не выспится, а завтра на работу. К тому же, она решилась на какой-то важный шаг.
«Маня, помнишь?..» – проскрипел в полусонном сознании незнакомый голос.
«Что помнишь-то? Какая Маня?.. А!» – Марьяна подпрыгнула на кровати от ужаса: снился какой-то кошмар… какая-то старуха, Светка, Паша… «Пашенька, милый, как давно я тебя не видела: целых два дня… Завтра, завтра… уже сегодня…» – впадая в дрему, мечтала Марьяна, и вдруг – «Маня, помнишь?..». Что такое!
Луна, сон, Паша… Марьяна быстро посмотрела на окно. В свете луны жидкость в стакане казалась сероватой и зловещей… До утра она наберет силу – и кофе в этот раз будет особым… «Маня, помни…» – навязчиво звучал в голове неприятный голос, и Марьяна вспомнила свой страшный сон, он вырисовывался в сознании отчетливо, ясно… Как этот стакан в свете полной луны. И до нее наконец-то дошел смысл удалявшихся в ночи загадочных слов: «Помни, Маня, помни…».