Проснувшись утром, Катюша протёрла кулачками глаза, и вдруг вспомнила, что вчера она приехала в деревню. Выглянула в окошко – всё верно: вот она, её любимая скамеечка у калитки, вот Бабушкин огород и клумба с цветами, вот её небо, солнце, трава и всё, всё, всё…
- Ура! Деревня! Деревня! – разносился по всему дому звонкий Катин голос.
Вы знаете что такое ДЕРЕВНЯ? Деревня - это свобода, это огромное синее небо над головой, это тёплое парное молоко, это громкое «ку-ка-ре-ку» соседского петуха, это роса на траве по утрам и ленивое жужжание мух в полдень, это ручеёк с прозрачной водой и ягодки спелой земляники на пригорках… Это новый, манящий и радостный мир без конца и без края.
У Кати с Бабушкой, с самого первого дня в деревне, было очень много дел.
Бабушке надо было принести воды, хорошенько вымыть хату, постелить по всюду полосатые половики, повесить на окна кружевные занавески, протопить обе печки – на кухне и в горнице, перемыть всю посуду, навести порядок на терраске, разобрать вещи и ещё много, много всего.
И Катя тоже была очень занята. Ей надо было получше устроить своих кукол; навестить знакомую собаку Жучку (А вдруг у неё уже есть щенята?); постараться уговорить кота Барсика пожить у них немного; ещё нарвать для Бабаушки большой букет ромашек; потом отодвинуть доску в заборе и посмотреть на рогатую корову Зорьку; и, наконец, просто посидеть на лавочке и поболтать ногами. Последнее, Катюша любила больше всего. Мимо проходили знакомые и незнакомые дяди и тёти, и глядя на маленькую девочку, в нарядном сарафанчике, старались с ней заговорить.
Незнакомые говорили так:
- Ой! Ты чья ж такая будешь? Никак внучка Клавдина? Эва, как выросла, прямо невеста!
А знакомые говорили по-другому:
- Катерина, ты что ли? Приехала? Вот молодец! У нас здесь хорошо, вольно! Бегай Катя – сил набирайся. И Бабушка приехала? Ну, передавай ей привет.
Катя легко вступала в разговор – и сама много рассказывала, и людей охотно слушала. И буквально через пару дней она уже стала разговаривать так:
- Корова-то ейная, Зорька, как мотанёт рогами, а мы сиганули и дёру!
Или:
- Эвон, картошка-то нынче уродилась, любо-дорого!
И ещё так:
- Непутёвый мужик-то еённый – бедовая голова.
Тропинку Катя теперь называла «стопиной», большую лужу – «солотиной». Количество новых слов обрушилось на девочку, как летний дождь.
Но больше всего Катино воображение поражал пастух. Он говорил как-то особенно выразительно и совершенно непонятно. Каждый вечер Катюша издалека наблюдала, как гонит пастух домой деревенское стадо, и громко покрикивает на бурёнок усталым, хриплым голосом, щёлкая в воздухе кнутом.
Хоть и не понимала Катя ничего, но зато запоминала все слова отлично. И, однажды, она решила помочь пастуху… Вон он, бедный, как кричит, надрывается каждый вечер, а у неё голос звонкий… Взяла Катя в руки хворостинку, пристроилась чуть поодаль от стада, (кто знает, что у этих коров на уме?) и давай выкрикивать все эти незнакомые слова, которые слышала она у дяди пастуха...
На деревню опускалась вечерняя прохлада, и закатное солнышко ласково касалось крыш домов, покосившихся заборов, уставшей от июньского зноя листвы, цветных палисадников, птиц, кошек и людей. Наслаждаясь вечерней тишиной и последними лучами солнца, у одной из калиток стояла высокая полная женщина – звали её баба Тоня. Дожидалась свою корову, она задумчиво жевала, время от времени откусывая от большого куска хлеба, предназначавшегося для её бурёнки.
И вдруг! Что такое?! Сначала до неё донёсся звонкий детский голос, а потом она увидела и самого ребёнка, громко и с выражением выкрикивающего совсем не детские, нехорошие слова. Баба Тоня оторопела! Она ещё никогда не слышала, что бы маленькие девочки так ругались!
Забыв про корову, баба Тоня подбежала к Кате, забрала у неё хворостину, немедленно велела ей замолчать, и взяв девочку за руку, быстро повела её домой, к Бабушке.
- Клавдия Петровна! Вы б слыхали, как Ваша внучка выражается на всю улицу! Похлеще нашего пастуха! Да с того, что взять, с утра глаза заливши… А Ваша-то, Ваша! Это что ж такое твориться?! А ещё городская!
Бабушка растерялась, прижала внучку к себе, и никак не могла понять, что, собственно, произошло, и чем её Катя провинилась. А соседка всё продолжала воспитывать Катю и бабушку, заодно, наслаждаясь в душе своей правотой.
- Что ж Вы за внучкой-то не следите, Клавдия Петровна! Чему только детей-то учите?! И пусть больше Ваша Катя с нашим Павликом не играет. Ещё нахватается от неё малец, греха не оберёшься.
- А я и сама с ним играть не буду. – сквозь слёзы воскликнула Катя, на всякий случай, прячась за Бабушкину юбку. – Он у вас косоротый!
- Что?! Косо-какой?!! – баба Тоня просто захлебнулась возмущением.
- Простите, простите, Антонина Ивановна! Катя ошиблась! Она хотела сказать косноязычный. – неловко попыталась извиниться Бабушка…
- Да Вы прежде, чем других хаить, на свою бы поглядели!
Одним словом, от улыбчивого, летнего, ленивого настроения не осталось и следа. Бабушка, кое-как извинившись, поспешила забрать Катюшу домой, а на улице ещё долго раздавался крик бабы Тони и, протяжным мычанием отзывалась на него её корова, которую соседка так и не успела встретить.
Больше Катя смотреть на стадо не ходила!