Подробнее об авторе и его работах http://www.lebedko.su/nedavnie-stati
Глава из моей книги "Медитации на Джокере" (есть полностью в сети)
Анжелика
"Когда он думал об этом, ему вдруг открылось видение. То был лишь миг, подобный вспышке света. Он увидел прекрасный и жуткий лик Праматери, склоненной над бездной жизни. С потерянной улыбкой смотрела она на рождения и смерти, на цветы и шуршащие осенние листья, на искусство и тлен. Все и вся были равны перед нею, Праматерью, надо всем светила, точно луна, ее непостижимая улыбка. Умирающий на булыжниках рыночной площади карп был ей так же дорог, как и объятый тяжкими думами Гольмунд. Гордая холодная дева Лизбет была для нее не дороже рассеянных по лесу костей того Виктора, что хотел выкрасть у него золотой дукат. И вот молния погасла, загадочный лик Праматери исчез. Но глубоко в душе Гольмунда еще трепетали бледные зарницы, еще колыхалась горячая волна жизни, боль удушливой тоски. Нет, ему не нужна была удушливая сытость других - рыботорговцев, ремесленников, бюргеров. Дьявол бы их всех побрал! Ах, этот бледный, мерцающий лик, эти подобные зрелым колосьям полные, тяжелые уста, по которым скользнула, словно ветер и лунный свет, безымянная улыбка смерти!"
Герман Гессе «Нарцисс и Гольмунд»
Она ворвалась в мою жизнь в октябре девяносто шестого года. Началось все, как мне вначале думалось, с мимолетного приключения. Но оказалось оно гораздо, гораздо серьезнее.
Я к тому времени переехал от Черной речки и снимал квартирку в районе Нарвской, – остановки две от метро. И вот как-то под вечер, часов в девять, стоял я на остановке напротив метро и дожидался троллейбуса. Внимание мое привлекла сценка, происходившая метрах в ста от меня: двое кавказцев пытались затащить в машину какую-то подвыпившую красотку. Девушка сопротивлялась. Наконец ей удалось заехать одному из джигитов сумочкой по морде и вырваться. Быстрым, хотя и немного неровным шагом она пошла в сторону остановки. Тут я разглядел ее: невысокая, каштановые волосы до плеч, смуглое лицо, слегка раскосые глаза, стройная. А фигурка, – Боже мой! Она была не из тех, кто побеждает на конкурсах красоты, но на мой взгляд, она была удивительно красива той особой красотой, которая заставляет мужчин сходить с ума и пускаться во все тяжкие. Когда она прошла, слегка пошатываясь, мимо остановки, многие оборачивались ей вслед. Не знаю, какая сила завладела мною (совсем не в моих правилах знакомиться на улице с пьяненькими девушками), но через минуту колебаний я бросился, провожаемый скептическими ухмылками людей, стоящих на остановке, за ней и вскоре шагал рядом.
- Девушка, простите за навязчивость, но мне кажется, что вас нужно проводить...
Она повернулась ко мне. О, этот взгляд, – взгляд Евы , который будет пьянить меня еще несколько лет! С первой же секунды, как мы встретились глазами, я увидел, «как зверь, сидящий в нас обоих, помимо всех условностей спросил “можно” и ответил “очень”! ».
- Ну проводите... Только давайте вначале пива выпьем.
Не чувствуя под собой ног, я бросился к ларьку и взял четыре бутылки «Балтики». Девушка ждала меня там, где я ее оставил.
- Пойдем сядем. Не стоя же пиво пить. Меня Анжелика зовут. Можно просто Лика.
- Макс.
Мы перешли улицу, сели на скамейку в скверике, возле памятника Кирову, открыли пиво...
- А ты ничего парень, не то что эти козлы. Привязались у метро. Сначала такие добрые рожи строили, а как дошли до машины, стали руки распускать...
- Слушай, Лика, я тут живу близко, давай зайдем ко мне...
Бросила на меня разочарованно-презрительный взгляд.
- Да нет, ты не подумай... Просто я художник. Если хочешь – тебя нарисую.
- А не врешь?
- Нет...
Выпили по бутылке пива. Пошли к моему дому. Возле дома Лика глянула на номер:
- Проспект Стачек, двадцать один, – ладно, пошли.
Когда вошли в квартиру, я, первым делом показал ей свои рисунки.
- Классно! Не соврал ведь! Славный ты парень – Максимка, – обняла меня одной рукой. Я не был готов к такой скорости развития отношений, но мешкать не стал и губы наши слились в долгом поцелуе. Потом... Ох и сладкой же оказалась Лика!
Выйдя из ванной, завернутая в полотенце, сразу спросила:
- Где у тебя телефон? Надо мужу позвонить, чтобы за мной заехал.
- Мужу? – я растерялся, – ну звони... телефон на кухне...
- Какая у тебя квартира? - уже из кухни, набирая номер.
- Тридцать пять, – соврал я.
- Вадим, это я. Заедь за мной. Я на Стачек, двадцать один. Квартира тридцать пять... В гостях... Ну что ты выдумываешь... Ничего не было... Нет... Сидим, пьем пиво... Одноклассника встретила, – он теперь художник... Ну что ты, говорю тебе – ничего не было... Приедешь, картины увидишь, познакомишься...
Вот только знакомства с мужем мне не хватало. И дураку ясно, что здесь происходило! Хорошо, хоть квартиру другую назвал...
Лика прошла в комнату, свалилась на кровать, потянулась, как кошечка:
- Вот дурачок, – не верит... А я устала... Минут десять полежу, потом одеваться буду, – Вадик-то раньше, чем через полчаса не приедет.
Через пять минут она заснула... Я сидел и лихорадочно соображал, что со всем этим делать. Хорошо, если у этого Вадима не было определителя номера... Потом я как-то успокоился... Минут через сорок встал у окна. Во дворе никого не было. Еще минут через пять возле дома появился долговязый молодой человек. Зашел в одну парадную, затем в другую. Потом стал рыскать перед домом, заглядывая в окна первых этажей. С интересным чувством я подошел я к Лике, разбудил ее долгим поцелуем и ласками, поставил на колени и со вкусом овладел ею. Она довольно громко кричала – думаю, было слышно на улице, так что ее муж (если он еще был там) мог слышать знакомый, в самом прямом смысле, – до боли, голос...
Ушла Лика рано утром, еще восьми не было. В прихожей я сунул ей в сумочку свой номер телефона...
Несколько дней я находился под впечатлением этой встречи. Никогда еще не переживал я такой огненной и в то же время нежной страсти и силы пола. Несколько дней, просыпаясь, я обнаруживал, что обнимаю подушку и шепчу это удивительное сладостное имя: Анжелика...
Через неделю вечером она позвонила:
- Макс, можно я к тебе?
- Конечно, приходи. Ты когда будешь? Тебя встретить?
- Да я внизу – из автомата звоню. Спускайся.
Спустился вниз. У моего подъезда – такси. Лика возле:
- Расплатись с таксистом. И сумки помоги затащить... Я к тебе – жить. Не выгонишь?
В моей голове в один миг пронеслись все возможные прелести жизни с этой безумной, но и столь желанной женщиной. Я же сгорю от ревности, от страсти, и еще Бог знает от чего! Но в то время, как какая-то часть моего существа пыталась построить логические доводы «против» (хотя какое тут «против», – все, с чемоданами приехали!), понял я, что именно об этом-то и мечтал... Пронесся в голове диалог Алеши и Дмитрия Карамазовых: «– Митя, да неужели ты бы на такой женился? – Коль захочет, Алешка, так тотчас же! А не захочет, – на дворе ее дворником буду – самовары раздувать, на посылках бегать!»
Странною и удивительной жизнью прожили мы с Ликой почти два года. Она нигде не работала. Иногда сутками сидела дома, иногда исчезала до глубокой ночи, а то и на день-другой. Я изводил себя ревностью, страстью, горячим желанием, уязвленным мужским самолюбием... У меня почти не было сомнений, что она изменяет мне «сто тысяч раз по сто ». У меня же за все время нашей совместной жизни даже и мысли изменить ей не зародилось. До мозга костей понял я тогда еще одну фразу Мити Карамазова: «...Но красота не только ужасная, но и таинственная вещь! Тут дьявол с Богом борются, а место битвы – сердца людей ».
Несколько раз со мной происходили необъяснимые, неземные переживания. Я проваливался в бездонные глаза Лики. Проваливался целиком, весь – в безумный, неземной мир, где я взрывался каждой клеточкой, подобно звездам и галактикам в их непостижимом хороводе. Взрывался неизъяснимой любовью. Растворялся, таял, возникал вновь, тысячами мурашек во всем теле постигая нечто неуловимое, мгновенное, хрупкое и чарующее, то, чему и названия-то нет. Это были моменты какого-то безбрежного, изначального и окончательного счастья, каких я не знал никогда прежде.
Очень часто во время близости с Ликой происходили также совершенно удивительные вещи. Какая-то фантастической силы благодать нисходила на нас, – то была благодать всепроникающей нежности, трогательной и хрупкой глубины переживаемого момента. И она длилась, длилась, длилась, застилая собой физические ощущения. Никакой физиологический оргазм и близко не сравнить с силой этого чувства.
Перед сном мы лежали обнявшись, и очень часто растворялись друг в друге, растворялись как будто физически. Потом растворение это превосходило всякие границы. Оставалось чувство безбрежности и глубочайшего покоя, в котором мы и засыпали, несколько раз наполовину просыпаясь среди ночи от сладостных вибраций пространства, которым мы являлись.
А наутро – откроешь глаза и, как в раннем детстве, просто лежишь. Лежишь и просто смотришь. Лика тоже открывает глаза, улыбается:
- Доброе утро, любимый мой!
- Здравствуй, любимая!
И долго еще просто лежим. Просто, без мыслей, без желаний, как одно целое...
Уже позже я нашел у Юнга строки: «Нормальная сексуальность, как общее и, по всей видимости одинаково нацеленное переживание отличается полной гармонией и восхваляется как великое счастье по праву, ведь это возвращение к тому изначальному состоянию бессознательности, к бессознательному единству. Оно равносильно возвращению во чрево матери, в таинственное бессознательное море творческого изобилия. Это даже истинное переживание божественного, которое не подлежит отрицанию и сверхсила которого сглаживает и поглощает все личностное. Это самое настоящее причастие к жизни и БЕЗЛИЧНОЙ судьбе ».
Кирилл однажды заглянул к нам в гости. Был период такой вот идиллии. Лика накормила нас потрясающей ухой. Когда Лика вышла на кухню, Кирилл произнес:
- Смотри, Макс, не упусти эту женщину. Судьба дарит тебе удивительные подарки.
На следующий день мой «удивительный подарок» утроил мне скандал из-за сущей ерунды (так, по крайней мере, казалось мне) и исчез из дома на два дня. Вернулась домой пьяная и, скинув в прихожей платье, позвала:
- Максимка, ну скорее же, возьми меня...
Я часто вспоминал за эти годы слова Аврелия Августина : «За искушения надо благодарить Бога, ибо - отыми искус, и спасенных не будет ».
Однажды, уже на втором году нашего совместного жития я не выдержал и устроил Лике сцену ревности. Она спокойно выслушала мои нападки, закурила и невозмутимо так сказала:
- Максимка, я люблю тебя, очень люблю... Но я по природе – ****ь, мне нужно много мужиков...
Я чуть не задохнулся. Мало того, что мои опасения оправдались, но она еще таким жутко спокойным тоном прямо так и сказала: «Я – ****ь». Каково было услышать это из боготворимых, столь трогательно-доверчивых уст? А мужское самолюбие, в конце концов! Но я нашел в себе силы дослушать. Лика продолжала:
- Пойми, – как-то я стесняюсь тебя, что ли... И мне нужны еще мужики, чтобы любить тебя сильнее, раскрепощеннее, целиком. Если у меня только что кто-то был, то и с тобой я очень раскрепощена и чувствую себя свободно. А вообще, я очень хочу этого дела. И сейчас тебя хочу.
Несмотря на «ущемленное мужское самолюбие», у меня уже штаны лопались. Я, кстати, сам замечал, что когда у меня были подозрения в ее неверности, но мы все равно были близки, она оказывалась особенно сладка. И вот та самая благодать нисходила...
Не в силах себя больше сдерживать, я чуть не разорвал на ней халатик и белье...
Но все равно, я до такой степени был взволнован признанием Лики и настолько не мог себе представить, что же делать дальше, что через несколько дней пересказал этот разговор Кириллу. Он внимательно выслушал, улыбнулся (что, кроме улыбки можно было от него ожидать!):
- Похоже, Макс, что тут не столько ее, сколько твоя проблема. Если говорить на языке «энергетики», – у тебя есть некоторое рассогласование нижних, средних и верхних центров (называй, если хочешь, чакрами). Ей не хватает силы твоих «низов» и, хотя она любит тебя, ей нужен дополнительный «разогрев», чтобы отдаваться тебе полностью. Она все очень точно объяснила. И в этом отношении, как ни парадоксально это звучит, с ней тебе очень повезло!
- Ничего себе – повезло! Да как же это?
- А это как Кисе Воробъянинову с Остапом Бендером: с ним очень неудобно, но без него – никак. Для Воробьянинова Бендер был воплощенным Joker’ом. И вся история их похождений, если рассматривать ее не с мирской, а с мифологической точки зрения, была историей ученичества, послушничества Кисы со всеми ритуалами жертвы и послушания – начиная от бритья наголо в дворницкой и заканчивая прошением милостыни у «Цветника» в Пятигорске . Вот так и в твоей жизни появилась женщина – воплощение Joker’а. Я бы тебе советовал не соревноваться с ней, не пытаться бороться за свое «мужское чувство достоинства». В данном случае все это чушь. А Лика – твой шанс. Научись любить ее и ты увидишь, кто она.
- А кто она?
- Увидишь, когда полюбишь. У нее нет, конечно, двух университетских образований, но, поверь мне, она гораздо сильнее и целостней, чем ты.
- Иногда она мне кажется святой, а другой раз – просто развратной стервой...
- А где грань и кто ее прочертил? «Не суди о дереве по плодам, а о человеке по делам. Могут быть лучшие и худшие »...
- Это что-то новенькое.
- Фрагмент из Апокрифического Евангелия. И я лично с ним полностью согласен.
- Начинаю понимать. Благодаря Лике...
- Мы не можем знать наверное, кто она на самом деле (также, как и любой человек). Душа, как выражался Кант – ноумен, «вещь в себе». Замечательный пример, кстати, напрямую связанный с Jokerом, приводит Шмаков, говоря о Двадцать Первом Аркане Таро: «Двадцать первый Аркан раскрывает перед нами горную высь, что одинаково может свидетельствовать как о победе господства над землей, так и об оторванности и отчужденности от нее. На краю обрыва скалы, стоит Путник. Но кто может сказать, стоит ли он перед концом долгого пути или скоро погибнет в бездне? Он одет в лохмотья, но разве они не украшают одинаково пророка и бродягу? Он смотрит вдаль, как бы не видя пропасти, зияющей у его ног, что одинаково может указывать как на безумство Путника, так и на достижение полной власти, для которой опасности быть не может. За плечами в мешке у Путника лежат атрибуты Мага: меч, чаша и сикл. Путник несет их, как ненужный скарб. Но почему? Потому ли, что не знает об истинной цене своей ноши, или потому что он слишком много знает, чтобы ощущать необходимость в этих внешних признаках власти? У обрыва лежит во прахе обелиск - эмблема и хранитель мудрости. Путник не смотрит на него. Не потому ли, что он, как глупец, не знает цены ему, или потому, что постигнув все, он знает и о том, что гласит обелиск, а потому для него он есть лишь мертвый камень. За обелиском притаился крокодил с отверстой пастью. Лохмотья одежды разрываются собакой. Но путник не обращает на это никакого внимания. Потому ли, что он не понимает опасности, потому ли, что он пренебрегает ею? Весь иероглиф двадцать первого Аркана исполнен безмерных противоречий, даже более того, он есть сам по себе классически выраженный бинер. Ясной и определенно сознаваемой гранью Аркан двадцать первый расчленяется на бинер – безумец и совершенный Маг. Это есть высшая бинерная полярность, вкладывающаяся в рамки человеческого разума. Большей противоположности, большего противоречия человек себе в принципе представить не может. Этот бинер является для него высшим доступным аналогом Первопричины, которая есть прежде всего совокупность всех антиномий. »
- Как я раньше не догадался, что Joker, – это Безумец из Двадцать Первого Аркана!
- А это неверная догадка. Так же, как когда-то со Святым Духом и Философским Камнем. Скоро ты спросишь меня, не черт ли – Joker...
- А такие мысли у меня как-то были...
- Повторяюсь в который раз: Joker есть Joker! Он действительно близок к Двадцать Первому Аркану, но им не является. Joker может быть чем угодно – пойми, это очень важно, – чем и кем угодно. Для тебя сейчас он – Лика...
Зачастую Лика приходила домой в два или три часа ночи после очередного свидания с кем-то. Причем, летела ко мне на такси, иногда на последние деньги. Вбегала разрумяненная, слегка пьяная и сразу безудержно отдавалась, иногда прямо в прихожей или в кухне, раздевшись лишь наспех наполовину. Я ждал ее в такие ночи и бредил ею, в свою очередь пьяный от ожидания, желания, ревности...
Бывало она неделями сидела дома, уткнувшись в книгу, убирая квартиру, готовя (как чудесно она готовила!), стирая мои вещи... Вечерами мы читали стихи, шептались о любви, сочиняли друг для друга сотни ласковых имен... Ее глаза, бездонные и чистые были задумчивы и тихи... Потом, вдруг, снова исчезала на ночь-две. Или пускалась в загул на несколько недель, являясь поздно ночью...
Что бы там ни было, но к лету девяносто восьмого года я, похоже начал видеть в ней Лицо Человеческое, Собеседника (как называл это Ухтомский). Мне казалось, что я обрел возлюбленную... Я перечитывал духовные дневники Ухтомского, которые выпросил у Кирилла:
«С того момента, когда однажды откроется человеку, что есть вне его равноценное ему Лицо человека, то он сам начинает превращаться в человека. Все в его жизни и сам он преобразится, и великая гераклитова истина, что все течет и проходит, приобретает совершенно новый смысл: если все безвозвратно проходит, если ни одно мгновение бытия и жизни не повторяется, если проходящий мимо человек дан тебе однажды, чтобы никогда и ничем не замениться и не повториться для тебя, то какова же страшная ответственность человека перед каждым моментом жизни, перед каждым соприкосновением с другим человеческим Лицом, перед утекающей драгоценностью бытия. Само восприятие истины преобразуется. Для того, кто видит в мире одни лишь только более или менее повторяющиеся вещи и связи между вещами, истина есть удобная для меня моя собственная абстракция, которая меня успокаивает, удовлетворяет и вооружает для новых побед над вещами. Для тех же, кто однажды увидел, учуял в мире Лицо, истина есть важнейшая и обязывающая задача жизни, все отодвигающая в истории вперед, драгоценная и любимая, как любимое человеческое Лицо ».
Как-то в конце августа девяносто восьмого года Лика разоделась: короткая юбочка, ажурные чулочки... Мы были в ссоре и не разговаривали. Я тревожно наблюдал за ней. Она курила, вызывающе накрашенная, дразнящая, положив ногу на ногу, так что был виден край чулка, периодически посматривая в окно.
Потом встала, глянула в зеркало, еще раз подкрасила губы, взяла сумочку и выпорхнула из квартиры. Я подошел к окну. Сердце мое звонко стучало – волна ревности, возбуждения, желания, злости... За сквером на улице стоял “Audi”. Я видел, что Лика направляется к нему... Вспомнилось Ерофеевское: «Стервозность, как высшая и последняя стадия ****овитости ». Я сжал кулаки и выругался. Лика села в машину... Не желая даже прятаться, она назначила свидание с кем-то прямо под окном...
Весь вечер я не мог ничем заняться, ходил из угла в угол. Я ждал... Клубок ярости, сильнейшего желания и ревности душил меня. В таком возбуждении я прождал до пяти часов утра. Она не пришла. Такое бывало и раньше. Я лег спать и отчаянно мастурбировал несколько раз. Лики не было неделю. Потом она позвонила. Голос, как будто ничего не произошло: «Я сейчас приду». Я ждал часа полтора, не находя себе места от волнения. Во мне бурлили два едких и острых чувства, возбуждая противоречивые образы: желание кричать на нее, ругаться, требовать унизительных объяснений, – эта картинка боролась с другой – с порога я подхватываю ее на руки, целую, раздеваю и наслаждаюсь ее податливым жарким телом, как это иногда бывало и раньше...
Вышло все совсем не так. Звонок:
- Я пройду?.. – утвердительно и вопросительно одновременно. И как-то даже кротко – очень необычно для Лики. Я встал между прихожей и комнатой, не зная, как поступить – мои сценарии были разрушены... Молча собрала немногие вещи. Подошла к зеркалу, слегка прищурилась, как бы что-то высматривая в себе. Чмокнула меня в щеку:
- Ну, счастливо, Максимка! – отстранено, голос как не ее, чужой какой-то. Я попытался схватить ее, начал целовать... Спокойно отстранилась, особо и не сопротивляясь, но холодно, отрезвляюще. Взгляд... Он говорил: «Все!»
Стук каблучков на лестнице. Ключи, оставленные на тумбочке в прихожей... Безнадежно вздыбленный член...
Мне кажется, что внутри я долго еще не мог расстаться с Анжеликой (возможно даже до сих пор?). Я был уверен, что никогда мне не встретится никто, подобный ей...
«Пусть искажен твой лик прелестный
Изгибом бешеных бровей, –
Твой взор вонзается живей;
И пусть не ангел ты небесный,
Люблю тебя безумно, страсть,
Тебя, свободу страшных оргий;
Как жрец пред идолом, в восторге
Перед тобой хочу упасть!
Пустынь и леса ароматы
Плывут в извивах жестких кос;
Ты вся – мучительный вопрос,
Влияньем страшных тайн богатый! »