Еду в Питер. С трудом кассирша отыскала верхнюю полку в купейном вагоне. На мой удивленный взгляд последовала тирада, что в ночь открытия продажи на 30 апреля, толпы желающих попасть в Питер на майские праздники атаковали кассы с требованием плацкартных билетов. Ну что ж, гулять так гулять! Пусть это будет мой себе подарок – еду на встречу с первым мужчиной.
Мы познакомились в общежитии. Я училась играть в бильярд в комнате отдыха. Увидев вошедшего Гену, влюбилась сразу. Прекрасная фигура, темные волосы и голубые, близко посаженные глаза. Кий выпал из рук от волнения. Как он играл! Восхищение скрыть и не пыталась.
Гена заканчивал обучение, и скоро ему предстояла длительная практика в одной из сельских школ. Не желая расстаться ни на минуту, мы провели это время вместе. Иногда я оставалась у него, и нам была не тесна железная односпальная кровать. Нас уже поженили, а мы только целовались.
Гена настаивал, чтобы я перевелась на заочное, иначе что это за семья: я здесь, он там. Поход в деканат был пустой тратой времени: активистку, отличницу терять не хотели. Перенаправили к ректору. Ректор, пожилой мужчина, не стал объяснять важность дневного обучения, не отговаривал от замужества, просто предложил: «Дочка, если сейчас жених требует от тебя отказаться от своих интересов, что будет потом? И кто знает, что в жизни пригодится, а два языка – не один. Давай поступим так: летнюю сессию сдавай на дневном, а осенью вернемся к этому разговору». Отеческая доброта и понимание ободрили. Как часто потом я вспоминала роль этого человека в своей судьбе! Как много дал мне немецкий, от которого готова была отказаться!
Через некоторое время Гена уехал в маленькую деревню Бежаницкого района, и работы почте прибавилось. Через пару недель я, не выдержав, купила билет на рейсовый автобус. Высадив меня на повороте, автобус ушел на Бежаницы. Кругом расстилалось белое безмолвие: ни людей, ни жилья. Пройдя пару километров, услышала шум двигателя. Шофер остановился бы, даже если б не голосовала. Одинокая девушка на дороге пробуждает в мужчине чувство покровительства и желание помочь, защитить. В этом имела возможность убедиться за полгода странствий по дорогам Псковщины.
У Генкиных родителей просторный деревянный дом, в центре – русская печь, где мать печет хлеб, топит молоко и готовит рыбу. Почему-то именно рыба казалась мне самым вкусным блюдом на земле! Отец ловил в ближайшей речке что-то похожее на бычков, которых до половины заливали водой и долго парили на сковороде. Многое здесь было удивительным: сараи под одной крышей с домом, туалет над силосной ямой, сено, что так пахнет пряными травами… Все это с радостью мне показала Лика, Генина младшая сестренка.
Вечером затопили баню в саду. Баня небольшая. В центре – печь с чаном греющейся воды, рядом кадка с холодной, которая тоже быстро нагревалась, так что не приносила прохлады. Долго находиться там я не смогла и, ополоснувшись, стала одеваться, но Гена выразил недовольство, заметив, что вместо меня мог бы пойти отец, а мать – с младшей сестренкой. Не пришлось бы топить три раза и приносить столько воды, сколько я извела. Я выросла в городе, мне все это было непонятно. Одно осознала – провинилась.
Постелили нам на большой скрипучей железной кровати. На диване спала Лика, на печи – родители. Почему Гена решил воспользоваться ситуацией? На следующий день подали заявление в сельский совет. Написав родителям, я купила белое платье и продолжала в выходные навещать любимого. Водители автобусов узнавали меня и были рады возможности поболтать, чтобы скоротать дорогу. Гена встречал на мотоцикле на развилке на Бежаницы. Чтобы было теплее, я связала ему шерстяной шлем под каску, закрывавший голову, шею, грудь.
Однажды поехала не в субботу, а в пятницу. Выйдя на повороте, ощутила неприятный холодок в груди. Было темно. Зимой рано темнеет, в три часа уже ночь на дворе. Поежившись и вспомнив героев-комсомольцев, решила, что дойду, даже если попутки не будет: молодость и любовь, умноженные пропагандой, – страшная комбинация! До Ашево 10 км, а там уж рукой подать! Попутка все же попалась, когда запуржило, и километра три было пройдено. Молодой парнишка, по виду ровесник, всю дорогу болтал. Я ему явно понравилась. Почему не призналась, что еду к жениху?! Сняв шапку, расстегнула пальто – запарилась. Когда подъехали, я подхватила сумку и заторопилась к дому, потому что парень предложил заехать за мной в воскресенье, чтобы отвезти к автобусу.
На следующий день, накинув платок матери, отправилась вслед за Геной пешком через бесконечную снежную равнину в соседнюю деревню, где его дядя служил священником в небольшой церквушке. Вечер посвятили теологическому спору.
Нам постелили на печке в маленькой келье. Старушка в черном подлила масла в лампадку и закрыла иконостас занавесочками. Но краснеть святым ликам не пришлось: Гена объявил, что свадьбы не будет. Он исполнял роль Отелло, а я плакала и оправдывалась, как Дездемона. Цепочка условных предложений завела наши выяснения отношений в такие дебри, что наилучшим исходом был разрыв. Что ж, все лучше, чем у Шекспира!
Приехав после выходных, девчата увидели на столе обрывки писем и пригласительных на свадьбу, а я, зареванная, лежала на постели, притворяясь, что сплю. Вера накрыла меня покрывалом, и от этой простой заботы нервы мои обмякли, я провалилась в сон.
Через несколько лет Гена прислал письмо, в котором выражал сожаление: «Может, был бы счастлив теперь!» Я не ответила, но почувствовала, что отмщена. С тех пор прошло около 30 лет. С появлением интернета прошлое стало ближе! Еду в Питер. Пью горячий чай в купе и вспоминаю нашу историю. Потом буду спать. Совершенно спокойно. Я давно простила его, такой срок – считай, пожизненное. Дети выросли, книгу нашей любви с мужем мы прочли от влюбленности до охлаждения, можно вновь круто менять жизнь!
Какими будут наши отношения с Геннадием на новом витке, зависит только от меня. Я сама царица своей судьбы! Захочу помилую! Будет желание – одарю любовью!