Вечером Колян предупредил, что с утра мы должны быть у Костикова.
- Зачем?
- Не знаю. Вопрос на месте. Но, по-моему, что-то связано с Юргеном.
Александр Трофимович с утра был в некоторой степени радостно возбужден.
- Мой обормот сегодня ко мне приезжает. Вечером встречаемся в ресторане. Так что всякие ваши намеченные похождения отменить и в семь…, пардон, в девятнадцать нуль, нуль встречаемся в Мажоре.
Не самый худший ресторан. Развернулись наши кавказские братья и создали весьма приличный уголок. Был общий зал. Но были и отдельные…, нет, не кабинеты, а отдельные домики. Так что при желании можно было полностью быть свободным от присутствия посторонних глаз. Рассказывают, что первый год в домиках «чаепития» производились только в летнее время года, но ребята постарались, и сейчас домики задействованы круглый год. Они были разные. И можно было заказать отдельный даже для компании из десяти человек. Ну, а если вы собираетесь пригласить бОльшее число гостей, то в ваше полное распоряжение будет предоставлен один из банкетных залов в основном здании. Вот так начали жить и отдыхать в городе N-ске. Кухня очень даже приличная. Обслуга неназойлива. Но всё делается во время и без напряжения.
Вообще-то, основное место жительства у Александра Трофимовича в Москве. Но он, в отличие от многих волонтеров, наезжающих поруководить в провинции, на уик-энд в Москву не барражирует. Свидания со своей женой он осуществляет во время служебных поездок в первопрестольную.
Обормот – это его сын, Сергей, которого он после окончания авиационного института отправил в Великобританию для совершенствования в языке. Александр Трофимович, как и Николай Николаевич, английским владел свободно. У них даже произношение было отточено. Прямо, как у шпионов.
И сынуле своему Шурик дал весьма оригинальное задание. Помимо приобретения навыков служебного письма, разговорной речи, отработки произношения, Сергей должен был выучить наизусть порядка ста страниц из классической английской литературы. Шекспир исключался. Нужна была проза.
Погостив два дня дома, пообщавшись с мамой, Сергей должен был прибыть в N-ск для работы под чутким руководством папеньки.
- Витек, - продолжил Шурик, - если ты не возражаешь, то месяца на два-три я тебя «продам» Юргену. Они там нащупали очень серьёзную работу. Ведь не без твоей помощи стали всё-таки монополистами. Заказов у них достаточно. Приходится выбирать. Но от этого грех отказываться. Они уже закрутились с каким-то очень серьёзным автомобильным концерном. Ну, и Юрген умоляет меня презентовать тебя ему на некоторое время. Я ещё ему своего окончательного решения не высказал. А причина одна. Сможешь ли ты?
Я пожал плечами, не говоря ни да, ни нет. Но из дальнейшего разговора я понял, что для Шурика этот вопрос решен. Конечно, если бы я нашел очень вескую причину для отказа, он бы был принят, но причин веских у меня не было.
- Ну, а пока суд да дело: договоры, переговоры, оформление документов. Кстати, как у тебя с загранпаспортом?
Я его успокоил: у меня был не только паспорт, но и виза в Германию. Она, правда, уже закончилась, но главный милиционер по этим делам был моим студентом, и мы, вдобавок к этому факту, стали, не смотря на разницу в возрасте, весьма близкими приятелями. Так что проблем с этим у меня не будет.
- И отлично. Но здесь тоже надо работать. Вот я и прошу тебя взять шефство над Сергеем. Конечно, это не эквивалентная замена. И тебя, по-дружески прошу. Если он не потянет, то так мне и скажи. Уверяю тебя, мы с Сергеем поймем это правильно, и я (Наташка поможет) найду нужного человека.
С Сергеем оказалось всё удачно. Он неплохо, нет, это неправильно, он очень даже хорошо разбирался в технике. Видать, когда учился, не филонил. Не покупал ему Шурик красного диплома. Где не хватало организационного опыта, брал здоровым молодёжным нахальством, но на грани фола не действовал. То есть, я, не кривя душой, под подозрительный взгляд Шурика, другую кандидатуру на должность главного инженера предложил не искать.
Ну, и теперь Германия. Хотя речь пойдет совсем не о Германии. Но ассоциативная память вещь ни до конца исследованная.
У меня трое детей. Людмила - старшая, Руслан – средний и Богдан – младший. Разница в возрасте у них небольшая – в два года. Руслан окончил наш институт. Технарь, как и я, хотя Галина года три мучила его скрипкой в музыкальной школе. Два года учился в Германии по обмену. И так ему там понравилось, что нашел он там себе m;dchen, благополучно на ней женился и теперь проживает in Deutschland. Этим и объясняется тот факт, что у меня с моей женой Галиной были немецкие визы.
Ну, и теперь… тараканы, о существовании которых я знал только один, поэтому и испугался, что ещё кто-то о них знает, когда Колян рассказывал мне о картотеке Натальи Владимировны, упомянув, что и обо мне у неё есть данные, которые при поступлении на работу я не сообщал. Эти безобидные данные не сообщал я не потому, что хотел что-то скрыть, а потому что вопросов о девичьей фамилии жены, о роде занятий её родителей не было (это то, что Наталья Владимировна собрала обо мне).
Через год после рождения Людмилы Галина снова забеременела. И у неё, как я считал, под воздействием телевизора, разговоров всяких появилась идеи фикс.
- Если родится мальчик, назовём его Русланом. И будут у нас Руслан и Людмила.
Это было сказано безапелляционно. Я мальчика хотел назвать Богданом. Её аргумент в пользу предлагаемого ей имени считал весьма сомнительным. Но уж если она упрется, то сделать ничего нельзя. Поэтому особо сопротивляться не стал.
Но при этом она не так уверенно, как с именем, стала, время от времени, затрагивать ещё очень неожиданную тему.
- Вить, помнишь, ты рассказывал, что в молодости у тебя были проблемы?
- Как ты думаешь? Я все свои молодежные проблемы должен помнить?
- Деликатная.
- И деликатных было полно.
Что-то мне в этом разговоре с самого начала не нравилось. Я не понимал о чем идет речь. И она как-то очень осторожно вела беседу. Не похожа она была на мою решительную Галю.
- Ну, этот… с конармейской фамилией…
Брякнул я от нечего делать
- Бабель что ли?
- Да нет, не Бабель. Что ты, в самом деле? Хотя…, он этот самый главный в Конармии говорил, «смотря, какая бабель» и ус покру…. Вспомнила. Черноусов. Про Черноусова ты рассказывал.
- Ну и что?
- Ну, и ну. Что ты нукаешь? С гигиеной проблемы. И ты учился избавляться от них.
Я промолчал.
- Вот я и думаю, а не сделать ли нам Руслану обрезание?
- Ребенку надо вначале родиться мальчиком.
- Да мальчик там, мальчик. Я УЗИ сделала. Сегодня.
Предложение это меня ошарашило.
Заныла у меня душа, если душа есть. Но…. Я уже упоминал, что спорить с ней бесполезно. Нашла она какого-то раввина или муллу. И сделала.
Я особо не акцентировал своего внимания на некоторые странности в её поведении в течение трех лет, включая время беременности. Точнее, акцентировал, конечно, испытывая душевный дискомфорт, однако с вопросами не приставал, предполагая, что всё рассосется само собой. Но всё это время присутствовала, какая-то нервозность, неровности в поведении её. И только с рождением Богдана всё рассосалось. Более того, обрезание Богдану сделано не было. То ли она забыла об этой своей причуде, то ли были другие причины. Я об этой скользкой для меня идеи не напоминал, и к моему удовольствию, она тоже.
Мальчишки росли. Смышленые. Чернявенький Руслан, наверно, в Галину и такой же русый, как и Людмила, Богдан – это в меня.
Руслану было пять лет. Галина с Людмилой и Богданом укатили в Ялту, а Руслан, не пожелавший ехать, остался. Какие-то сверхроднЫе, что ли, у нас с ним складывались отношения.
Кажется через неделю после их отъезда, раздался телефонный звонок, и мужской голос попросил пригласить Галину Остаповну, жену мою. Выслушав сообщение о том, что она в отъезде, немного помолчав, представился
- Это Давид Фархтман Вам звонит….
- Давид Фархтман, Давид…, Давид…, - и я вспомнил
Где-то за год до рождения Руслана, к нам в город с гастролями приезжал подающий надежды молодой скрипач Давид Фархтман. Галина моя после окончания консерватории до настоящего времени преподает в нашем музыкальном училище. И уж, конечно, такое знаменательное событие не могло проскочить мимо нашей семьи. Играл он, конечно, великолепно. А Галина, Галина была в таком очаровании, что не проронила ни слова за все, если можно так сказать, как говорят, комментируя хоккей, чистое время концерта. Обычно, она мне кое-что разъясняла. На что-то обращала особое внимание. А тут, образно говоря, сидела, открыв рот.
В антракте выкупила все магнитофонные кассеты с записями его концертов. И неделю всё писала, писала. Она преподавала музыкальную литературу и готовила цикл из трех лекций, посвященных творчеству этого дарования. Далее были поездки во Львов. Он гастролировал от Львовской филармонии, и цикл, надо сказать, удался на славу. Я однажды из любопытства их прослушал и мне понравился.
- Виктор Семёнович, не могли бы мы с Вами встретиться? – Как-то неуверенно продолжал этот Давид.
Мы договорились о встрече.
При встрече я его не узнал. Вместо холеного, элегантного скрипача передо мной сидел изможденный недугом человек.
- Я бы ни за что не настаивал на нашей встрече, - начал скрипач, - но к несчастью….
В его словах звучала безысходность.
- … к несчастью мне осталось мало…. От силы полгода. Приговорен я. И другого шанса у меня не будет.
- Я слушаю Вас. И всё передам Галине. – Тоска разлилась внутри меня. Причиной была не его болезнь. Ни обычное сочувствие к больному человеку, глядя на которого невольно начинаешь ставить себя на его место, понимая унижение перед неизбежностью окончания и своего жизненного пути.
Здравый смысл подсказывал мне, что ни для того приехал человек, чтобы другому совершенно незнакомому человеку рассказывать о своем несчастье. Что-то здесь было ни так.
- Не надо ничего передавать Галине. Ни в этом дело. Я хочу перед смертью увидеть Руслана….
- ???
- Он мой сын, - с каким-то отчаянием выдохнул он эту фразу. – Я умолял Галину остаться, простите, Виктор Семёнович, со мной. Но она не согласилась. Ещё где-то около года после рождения Руслана мы ещё перезванивались…, точнее, звонил я…, но когда у неё наступил период ожидания ещё одного ребёнка…. Кто у Вас родился: мальчик или девочка?
Я тупо смотрел на него. Я не понял вопроса. Какой ребёнок? Кто ожидал ещё одного ребёнка? Какие мальчики-девочки или девочки-мальчики?
- Я всё это время люблю Галину и всё это время надеялся, что мы будем вместе…, - доносился из космоса голос, - ... в этот период она попросила больше не звонить. И я подчинился.
- Я подумаю, позвоните завтра, - вытекло из моей глотки.
Не помню, как я встал, как пришел домой. Я не пил водки. Не принимал лекарств. Делал всё, как зомбированный, отвечал невпопад и, ничего не соображая, провалялся всю ночь, не заснув.
Часов в десять утра следующего дня он позвонил. Мы договорились встретиться в сквере. И к двенадцати часам я с Русланом пришел в сквер. Расположились на скамейке. Через пять минут, не возбуждая своим присутствием окружающую среду, появился скрипач, расположился на скамье с другой стороны аллеи шагах в пятнадцати от нас.
Приблизительно в течение получаса он наблюдал за Русланом, занятым своими делами. Потом так же незаметно, как появился, исчез.
Месяца через три.
- Вить, ты помнишь? Мы с тобой слушали молодого скрипача, Давида Фархтмана?
Я не ответил.
- Умер он. Молодой ведь. Рак был у него.
- Что ж, печально.
- Так у него всё складывалось удачно…. И вот на тебе. Да…. Никакой он ни Давид, а уж тем более ни Фархтман. Дамир Фархатов он. Это где-нибудь в Казани он бы мог со своей фамилией звучать. А на Львовщине? Татарин – скрипач? Не звучит.
Мне все эти подробности были ни к чему.
Я никогда не был, как говорят, ходоком. Колян? Ну, того девчонки быстро освоили. Лет в шестнадцать. Пытался он, как настоящий друг, и меня просветить. Пару или тройку раз повалялся я в постели с девчонками, но даже трусы с себя снять не решился, а часа в два ночи убегал. Инфантильность излишняя что ли? Не знаю. Я и Галине до сих пор не изменял.
А тут? Не то чтобы ударился в разгул, но дамочкам, домогающимся меня, а такие были, иногда свое тело отдавал в распоряжение, испытывая при этом какие-то угрызения. Совести что ли? Опять не могу точно сформулировать.
Где-то с полгода после встречи со скрипачом у нас с Галиной супружеские отношения отсутствовали. И если вначале она, пусть не ярко, неудовольствие выражала, то после его смерти, и она не настаивала. Потом, как-то так возобновилось. Лет двадцать тупая боль преследовала, а затем и она рассосалась.
Отношения с Русланом? Они стали ещё ближе. Возможно, таким образом, я сознательно, он бессознательно, мы оба им мстили.
Всё-таки где-то моё восприятие мира отличается от среднестатистического показателя данного параметра больше чем на три сигмы.
Или? Всё проходит?