Когда у Веры Петровны плохое настроение или неприятности, она едет из своего спального района на свою малую родину, на маленькую улицу в центре Москвы, где родилась пятьдесят лет назад. Не сегодня- завтра там обещают сделать еще одну пешеходную зону по типу Старого Арбата. Но старые дома уже не узнать. Чего-то достроили, нарастили, укрупнили, застеклили, придали современного шика, а в целом почти все испортили. Но дух улицы пока не смогли изменить. И на том спасибо.
Вера Петровна просто тихо идет по улице своего детства, посматривая на витрины бесчисленных магазинчиков, а то и заходя в них, иногда что-нибудь покупает там. Нетяжелое, чтобы не мешало удовольствию прогулки до самого ее конца, до широких ступеней, ведущих в метро, с красной буквой «М» над входом.
Обычно, ей становится легче именно к этому моменту…
Когда настроение ни в какие ворота, она заглядывает в знакомый со времен детства небольшой магазин-ателье, где продаются очень даже неплохие трикотажные изделия отечественного производства, и обязательно что-нибудь покупает себе – юбку, брюки, жакет…
Сегодня она приобрела теплый темно серый кардиган для прогулок на даче по вечерам. Красивый и дорогой. Но настроение не улучшилось ни на йоту.
- Женщина, - услышала она вдруг обращенный к ней женский голос, - простите, можно вас на минутку?
Вера Петровна обернулась. Симпатичная рыжая дама лет сорока пяти, вышедшая из дверей магазинчика вслед за ней, тронула ее за рукав.
- Слушаю вас.
- Пока мы не отошли далеко, не могли бы вы взглянуть? – Рыжая распахнула большой фирменный пакет, на дне которого лежало что-то изумрудно зеленое. – Вот, купила, но что-то меня беспокоит. Что-то не то. Не слишком ли ярко для меня? Как вы считаете?
- А что это? – хмуро спросила Вера Петровна.
- Костюм. Юбка и пиджачок.
Вера прикинула мысленно к рыжей кудрявой шевелюре изумрудную зелень покупки. Взглянула на свежий бело-розовый цвет лица незнакомки, яркие полные губы, совсем еще молодые карие глаза.
- Нормально, по-моему. Вам подойдет.
- Правда? – обрадовано воскликнула рыжая, - Вы так думаете? Вы и в самом деле так считаете? А то я вот сомневаюсь, может, обменять на бежевый, поскромнее, понезаметнее? Не слишком я старая для такого цвета? Не смешно буду смотреться?
- Да нет, женщина, вы молодая еще. К вашему цвету волос – самый раз. Классика.
- Ой, значит, считаете, надо оставлять? Я так рада! Мне так понравилось! Но это ведь не на выход, я на работу его собираюсь носить. На каждый день. Не очень ярко?
Женщины двинулись по направлению к метро. Уже на ходу Вера Петровна еще раз перевела взгляд с улыбающейся рыжей незнакомки на несколько вызывающе зеленевший из по-прежнему распахнутого ею пакета трикотаж и кивнула.
- Носите.
- Ну, спасибо вам! Извините, а почему вы такая невеселая? У вас что-то случилось? Неприятности? Простите меня, я к вам пристала, но смотрю, женщина вроде не старая, вполне современная, модная… У вас горе какое-то?
Из глаз Веры Петровны неожиданно для нее самой хлынули слезы, заливая щеки, а губы скривились скорбной дугой.
- Горе…, горе… - пробормотала она, - я дочку потеряла…
- Господи, умерла дочка?
- Жива, слава Богу…
- Почему же вы плачете так? И как это – потеряла?
- Уехала она…, оставила меня…
- Уехала? Далеко?
- В Америку…
- Надолго? Навсегда?
- Надолго…, на два года…
- Ну, слава тебе Господи! Вернется, значит. Что же вы так расстраиваетесь? Сейчас многие уезжают. Учиться? Работать? Одна уехала?
- Отучилась уже. С мужем уехала. У него там работа…
- Ну, значит, все в порядке. Не одна. С мужем. Не пропадет, ничего с ней не случится. Или муж ненадежный? Дурной какой-нибудь?
- Нет, хороший парень… Вполне приличный, деловой, перспективный…
- А вы, наверное, одна остались? Больше нет никого? Мужа нет?
- Есть муж… И сын еще, студент…
- Некудышний муж? Пьет?
- Не пьет он…
- Гуляет?
- Не гуляет…, не замечала…
- Руки распускает?
- Еще чего!
- Характер тяжелый? Злой? Нудный?
- Легкий характер. Веселый он…
- Болен?
- Здоров, как бык…
- Но неприятен вам?
- Почему? – Вера остановилась, доставая из сумки носовой платок, удивленно уставясь на собеседницу мокрыми от слез глазами.
- Не удовлетворяет в постели, простите? Не годится ни на что?
- Удовлетворяет. Годится на все…
- Все равно не ладите с ним? Ругаетесь часто?
- Не ссоримся почти…
- Не работает? Денег в дом не приносит?
- Работает, почему? Деньги приносит…
- Но мало?
- Нормально зарабатывает, хватает…
- Чужой все равно? Не понимает вас? Чувствуете себя одинокой?
- Нет, он - друг, - Вера всхлипнула, - он жалеет меня, понимает…
- Тогда я ничего не понимаю! – Рыжая остановилась у входа в вестибюль метро. – Что случилось-то у вас? Муж есть! Нормальный! Еще сын с вами остался… Может, сын достал? Непутевый? Пьет? Наркоманит? По девкам бегает? Учиться не желает?
- Сын на красный диплом идет, скромный, умница, хороший мальчик…
- Тем более тогда, не пойму ничего… Дочь замуж удачно вышла, уехала с мужем в Штаты, за два года заработают там на квартиру, на машину, шмоток навезут… У вас с жильем проблемы? Жить негде?
- Нет у нас никаких проблем с жильем. Квартира четырехкомнатная в сталинском доме… И у зятя двушка собственная. Шмоток навалом, не знаю, зачем еще одну купила?...И машины нам не нужны. У них обоих по иномарке, и у нас с мужем есть…
- Что же тогда? Что вас не устраивает-то? Не пойму! Может, любовника вам завести? Молодого. Вы еще хоть куда!
- Зачем это?
- Как это, зачем? Для стимула! Для настроения!
- Да на хрен мне ваш любовник? Я мужа люблю…
- Женщина! – рыжая взяла Веру Петровну за рукав и пытливо заглянула в глаза, - Вы простите меня, если вы еще не трехнулись окончательно, то, извините, уже на ближайших подступах… Пардон, что так грубо. Что вы мне голову морочите? Скажите лучше правду, вам легче будет. Что у вас на самом деле случилось? Я ведь теперь спать не смогу. Что произошло-то у вас?
- Да я и говорю вам правду, а вы меня не слышите. – Вера Петровна высморкалась в заплаканный платок. - От меня дочь уехала на два года в какую-то Америку поганую. Как я жить-то без нее теперь буду? Да еще столько времени?
Рыжая презрительно передернула плечами.
- Дура вы, женщина! Делать вам больше нечего! Как есть, дура набитая! Зажралась ты, мать, и все дела! Иди, поплачь еще! Побольше поплачешь, поменьше посикаешь!
Электрички метро подошли одновременно. Женщины развернулись спинами друг к другу и поспешно устремились в разные стороны, смешавшись с толпой пассажиров.