Как это ни странно, но именно сегодня мой, ранее такой послушный, разум решил выйти из подчинения.
Глаза заметались по зеркалу, в поисках адекватного отражения, бритва застыла на правой щеке, готовясь к атаке.
Надо же, как не
вовремя?
Чуть осторожнее я двинул бритву к уголку рта - туда, где заканчиваются (или начинаются ) губы.
Слизистая мгновенно, от испуга и недоумения, пересохла.
Кровь появилась не сразу,
бритва уже покидала лицо
для следующего захода, взлетая с подбородка.
- Ну, что? Порезался?
- Не твоё дело! Что, тебе, надо от меня?
- Ах, ах, говорящий «мешок с костями….».
- Ну а ты кто? Дух бестелесный, ну покажись, хоть раз!
- Тебе это надо?
В глазах возникла неожиданная резь, всполохи костра, и тут же все померкло,
от неожиданности я даже охнул.
И следом новая ,яркая, как Солнце, вспышка, и
опять мрак.
Игра продолжилась без словестноного, мысленного диалога, мои руки задергались,
как у марионетки,
бритва заметалась в пространстве и зачем-то в одно мгновение обрила «на сухую» левую кисть и вернулась к лицу.
- Продолжим? … расстегивай штаны!
- Ты, что не видишь, что я в шортах и пуговиц нет?
- О, привычка, думал, что ты уже приоделся, как-никак уже без пятнадцати восемь!.
«Что ты там завис?» - жена стояла уже у двери и складывала что-то в сумочку, - «Что с тобой, мы же опоздаем!»
- "Поезжай без меня, машина у подъезда, мне надо собраться с мыслями."
Недоумение на её лице было очень красноречивым, дверь хлопнула, беседовать было некогда, она, как всегда опаздывала и без меня.
Мы остались наедине.
И тело, не очень стремясь вновь столкнуться с шутками разума, осторожно пробралось из прихожей в ванную комнату, чтобы добриться.
Ни в зеркале, ни внутри головы не было ощущаемых последствий утреннего бунта. Я прошел в кухню, сел за стол, но вместо того, чтобы налить себе кофе, взял ручку и лист бумаги:
- "Продолжим диалог, - как это ни печально,
«Я» – твой разум. И с сегодняшнего дня буду жить, как хочу.
Телесные проблемы - это твои проблемы.
Кушать хочешь?"- рука печатала шрифт, как в старом фильме про робота, он назывался "Его зовут Роберт", какие издержки памяти, такую чушь - помню.
С большим усилием оттолкнул бумагу в сторону и, как это бывает при травме руки, левой взял правую за запястье и налил себе кофе, молча схватил и сунул в рот бутерброд. Со стороны вся эта сцена выглядела полной нелепицей - этакий пластический этюд «Я» и мои непослушные ручки». Отражение на хромированном чайнике привлекло моё внимание, параболическое зеркало искажало все лицо, лишь глаза выглядели прекрасно, без искажений.
- Ну, перекуси немножко, а то начнешь свою старую песню – бурчащий желудок под управлением ансамбля толстых и тонких кишок. Что за суета, запомни, я буду проявляться вне твоего желания и контроля. Так было и раньше, тобой, вернее твоим телесным остатком управляет вегетативная система, ни о чем не напоминает слово – «Вегетативная»?
- Ты про «овощи»?
- Познания английского на уровне подкорки или уже спинного мозга – это успехи!
- Это я то овощ?
- Что, обидно?
- Это навсегда?
- А тебе хотелось бы только на время? Это хуже и для тебя и для окружающих.
- Ненавижу тебя!
- Зачем ты так, мы же мирно сосуществовали, только мне это все надоело. Что ты каждое утро тянешь кота за хвост, когда бреешься? Не хочешь идти на работу? Сегодня же уже не пойдешь?
- Пойду, мне надо кое-что доделать.
- А кто тебя поведет? Ты машину то не вызовешь, сидишь, жуешь, так жуй активнее, сглатывайте, гражданин. Не сплевывайте, а сглатывайте. И не надо так себя кружкой по голове, она же не чужая.
Нож, оказавшийся под рукой, уже полосовал вены левой руки, резко двинулся вниз, еще мгновение, и бедренная артерия была перерезана… Боли почему-то не было.
- Ах, ты, сволочь, ты что это натворил?
Боль вернулась мгновенно, но воли хватило её вытерпеть. Кровяной ручей тек по ноге, не останавливаясь, тело слабело:
- Вот, а уходим вместе. Чтобы не было лишних вопросов, где живет душа, что такое разум….
- Бренное, дрянное тело, я знал, что ты подведешь меня, но не подозревал что вот так назло. Ты еще и подлое, одного ты не учло - я покидаю тебя вместе с душой.
- «Душа ушла в пятки», - это не образное выражение. Вот беру шнурок, перевязываю в районе колена, и кое-кто навсегда остается со мной. Как ты говоришь в мешке из кожи, гнить будешь вместе с костями и мясом…. Нравится?
- Пока, дорогой, я улетаю, ты долго завязываешь шнурки, посмотри мне в глаза.
Тело приблизилось к чайнику и с ужасом увидело «мертвые глаза марионетки», в них не осталось ничего живого.
- Урок тебе не впрок, уже не встретимся.
- Прощай. Мне было хорошо с тобой.
- Что за сентиментальность, не к лицу тебе. Ты уже синеешь. Прощай, мои впечатления, увы, иные. Еще раз, прямо в лицо заявляю – ты подлое, дряблое тело, которое мешало мне жить по-настоящему. Не могу сказать «До свидания», увы и ах.
Тело сползло на пол, голова при падении ударилась о плитку. Звук был похож на падение дыни или арбуза, но зеленого, без хруста – тупой твердый предмет округлой формы глухо стукнул по полу.
Освобожденный разум не мог поверить, что теперь нет границ и пределов для его желаний, несколько минут робко жался у потолка, наблюдая за происходящим сверху. Хорошо, что форточка была открыта, и не пришлось выбираться через пропыленные вентиляционные решетки или промасленные замочные скважины.
На улице, увидев массу людей, хотел сказать «в голову…», вернее на ум пришли первые мысли, и они были нелепыми и проблемными – «Как жить дальше?»
Путешествие со скоростью мысли происходило впервые, мгновенно мой бывший разум оказался в каком-то зимовье, далеко в тайге, и, судя по следам тигров на снегу, где-то на Дальнем Востоке. «Что я тут делаю?» - вопрос повис в воздухе, рядом ни души, лучше бы уж на Канары….
И тут же вокруг закипела пляжная жизнь, легкий бриз развевал чей-то платок, опоясывающий нижнюю часть бикини на загорелом теле….
Но он поймал себя на ощущении полной пустоты, вместе с вегетативной системой потерялся вкус жизни, даже зрительные образы, звуки, запахи, ощущения, даже мысленные образы стали иными.
«Ни от мира сего», да ничего удивительного, жизнь стала иной.
Через мгновение разум, как тот преступник, оказался опять на той же кухне, около коченеющего тела, молнией-вспышкой пролетела пугающая мысль – «Неужели? Все девять дней так?»