Солнцеворот 3

Глава третья



                И ветра вольный горн,
                И речь вечерних волн,
                И месяца свеченье,
                Как только встали в стих,
                Приобрели значенье,
                А так – кто ведал их!

                Давид Самойлов




22 февраля

         Блистательно морозный день! И, несмотря на то, что дует довольно крепкий южный ветер, это не ци-клон, и теплее от него не становится.
         Раскачивание веток придаёт им какую-то особен-ную грацию и стройность: «глядите, на нас новые на-ряды – сверкающая на солнце изморозь!».
         Изморозь даже под Солнцем не тает до полудня. Интересно наблюдать, как она, всё же, сходит под пря-мыми лучами солнечного света. Снизу ввёрх, чёткой гранью. Сначала она исчезла до высоты в два-три метра над сугробами, потом до половины деревьев, – внизу уже не было светящихся белых колючек, а выше они ещё блистали, – а потом только вершины оставались серебристыми!
         Если бы это снять на ускоренное видео, а потом пропустить с нормальной скоростью, получилась бы эффектная картинка.

Солнце

Самовластно и самодержавно
Начинается зимний рассвет…
Величаво, уверенно, плавно
Светодержец выносит на свет

За морями литую корону
Долгожданного светлого дня, –
И снимает Луна оборону! –
Ночь бежит от прямого огня,

Исчезают последние звёзды!..
Но Земля ещё держит свой щит,
Копья леса сверкают морозно,
Лёд в излучине пушкой трещит…

И противник и смят, и отброшен!
Светодержцу ль царить в темноте?
И февраль на заре огорошен:
Свет весенний – салют в высоте!

Но мороз не сдаётся: сияют
Разодетые в иней леса
И в сиреневой дымке витают
Уходящие в даль небеса…

И уверенно, гордо и твёрдо
Светодержец идёт по Земле!
Я своей ощущаю аортой
Эту поступь в сердечном тепле…

         Вслед за Его сиятельством Днём и Ночь пришла ясная и звёздная, но настолько она была обыкновенной, что аж дыхание перехватило: что? так всё просто? так всё и будет продолжаться вечно, изо дня в день, из ве-чера в вечер? Не может быть! А где же праздник при-родного духа?
         В сознании у меня, дух этот самый природный – и человеческий он же… Нет праздника на земле при ле-нивом состоянии духа и при перебоях в уставшем сердце!
         Но сбрось усталость, отряхни леность – и ты ус-лышишь скрежет движущегося вокруг тысячи тысяч осей со страшной силой «божественного механизма» - окружающего тебя мира природы. Ты явственно ощу-тишь свой полёт в гравитационном поле не только Зем-ли вокруг Солнца, но и всех планет заодно с ней. И всех видимых и невидимых звёзд вокруг центра Галак-тики, и бесчисленный рой других галактик, вьющихся с пчелиной настырностью над цветком всей вселенной в бесконечной глубине световых лет… Какая уж здесь простота?..
         Пятнадцать миллиардов световых лет во всех на-правлениях от Земли – глубина этой простоты. И это только видимая сегодня малая толика сущего мира. Миллиарды лет свет улиткой плетётся там, где мысль пронзает пространство мгновенно… Вся разница меж-ду светом и мыслью в том, что мысль – это свет чело-веческого духа, а ведь он – порождение самой Вселен-ной!
         Для чего он, дух этот, ей понадобился?
         Не отвечает…
         Вспоминаются гениальные стихи сибиряка Лео-нида Мартынова:

Это почти неподвижности мука,
Мчаться куда-то со скоростью звука,
Зная прекрасно, что есть уже где-то
Некто, летящий со скоростью света…

         И ночью вновь не спится допоздна… раскалы-ваю… – стоп! – стихи…

Ночной сонет
 
И ночью вновь не спится допоздна…
Раскалываю звёздные орехи
Алмазами сосулек из-под стрехи,
Скорлупками мерцая из окна…

Вселенная мне видится до дна!
И нет у сердца радостней потехи,
Чем находить в созвездиях огрехи
И размышлять с улыбкой – чья вина?

Ночь тихо шепчет: – Я не виновата…
–  Да я тебя, душа, и не виню.
Из всех известных звёздных авеню

Лишь Млечный путь рассыпан так богато,
Что белкой в нём сердечное стаккато
Вращается!.. спасу и сохраню…

         Бог с ними, с орешками! Не по зубам они сегодня. А спасать и сохранять есть что и на грешной Земле, ис-тосковавшейся по человеческому участью…

Ночью

У реальности хрупкая грань,
У фантазии прочный фундамент,
Если сброшена с окон герань,
Если звёздный из окон орнамент.

Впереди – вся бессонная ночь
И бумаги высокая кипа,
Если хочешь кому-то помочь,
Задыхаясь до нервного всхлипа.

Но, войдя в предрассветную рань,
Можешь сбросить с души своей камень:
У реальности твёрдая грань,
У фантазии хрупкий фундамент!..

Или так:

Переполох

Переполошились вдруг галактики,
Взвизгнули спиралей тормоза. –
Центр мира ищут математики!
Светятся безумные глаза!

Этих математиков – подалее, –
Им бы лишь делить и вычитать! –
Мы пошлём за звёздными кораллами,
На краю вселенной поискать…

Пусть поищут. Может, успокоятся
И забудут глупости свои.
Центр же, тем временем, укроется
Глубже, за квазарами, в тени.

Не допустим тайны разглашения!
Можно ли науке доверять?
Там, где тайны нет, нет и сомнения, –
Разум начинает вымирать…

Пусть себе вращаются галактики!
Что же нам учёным пожелать?
Вымрут ведь без дела математики,
Если перестанут вычислять.

Жалко их, конечно… А поэтами
Разве не могли бы стать они? –
Тайны сохранились бы! – поэтому
Вечными бы стали наши дни!

23 февраля

         Отличный день и замечательная стужа! Зима спо-хватилась и решила отыграться в свои последние день-ки или хотя бы напомнить о себе. Но куда там! Теперь это сделать невозможно. В памяти навсегда останутся только тёплые дни малоснежной и пасмурной зимы 2001 – 2002 годов.
         Тем не менее, всё равно хорошо – видеть и холод-ный рассвет в конце февраля, и морозный день, и хру-стальный иней на коралловых деревьях и яркое Солнце,
прямые лучи которого припекают уже по-настоящему!

Морозный день

Кто-то пригоршню ссыпал алмазов
На горящий под Солнцем сугроб.
Солнце смотрит расширенным глазом,
Поднимая оранжевый лоб.

Ух, мороза лесная трещотка!
Сучья эти как зубы стучат!
Развесёлая в танце чечётка –
И лучей зажигательный такт!

И – вальсирует светлая стужа,
И – ведёт её сильный мороз.
Даже в сердце я свет обнаружил:
А в него-то кто Солнце занёс?!

Зимний день в излученье кружится…
Да и мне покрутиться пришлось,
Потому что с зимой не ужиться
Не позволит Земли моей ось…

         Утром вышел на лёд протоки и увидел странную, на первый взгляд, картину: на прибрежных ивах пока-чиваются крупные белые и распушенные почки. Вот те на! Мороза же около 20 градусов! Как же это они?
         Присмотрелся и понял, что они – ничего, – это иней. Почки, набухшие было по внеурочному теплу, от холода, конечно, скукожились, но покрылись мельчай-шими иглами льда – и потому снова сделались боль-шими и засверкали в лучах утреннего Солнца, как жи-вые.
         А потом пришла навестить и поздравить с празд-ником Таня – дочь моя старшая с сыном Андреем, вну-ком моим старшим. Молодой человек 11 лет зарази-тельно весел и жив, – пойду, говорит, поиграю в друж-ки со снежком. Ну, догадываюсь, это значит – в снежки с Дружком. Вот и веселья на несколько минут от этой забавной оговорки.
         Сегодня, выходит, праздник? Краснокалендарный день? Вот только название его никак не могу вспом-нить. Раньше это был День Советской Армии и Воен-но-морского Флота.
         Когда гости ушли, задумался об этом дне, но не об истории его, что «под Псковом и Нарвой» начиналась, а вообще о военной тематике. Раздумья привели к сти-хам, – чем же ещё могло это закончиться?
         Странные стихи от раздумий рождаются, ведь не приходилось мне бывать на поле боя.

Стихи о войне

Когда напишут о войне
Словами не из дыма
И не огня, – а в тишине
Сердцами молодыми;

Руками, полными цветов
И взглядами рассвета, –
Тогда пойму я, что готов
Им верить беззаветно.

…Над полем боя – самолёт.
На поле боя – рота.
И первым кто из них умрёт,
Мне видеть неохота:

В словах не надо канонад
И пульса пулемёта,
Когда ты сердцем видишь ад
Последнего полёта.

Война людей – не только смерть,
Она – и жизни ода.
Словами надо бы согреть
Грядущее народа…

Я напишу: погиб в бою
За вечность до рассвета
На поле боя, – на краю, –
И в сердце у планеты,
Осыпав милую свою
Мечтами из букета…

         Заканчивается зимняя Олимпиада в Солт-Лэйк-Сити. Это не город солёного озера, это город горько-солёного болота. Очень противоречивые чувства. С од-ной стороны, деньги убивают спорт, нацепив на спорт-сменов кандалы фальшивого ажиотажа, а не любовани-ем способностей человека, а с другой… Спортсмены и их тренеры меньше всего виновны в этом. Их «вина» только в их мастерстве. Чем выше его уровень, тем больший накал коммерческой корриды, тем сильнее столпотворение и толпотворение, тем шумнее базар страстей вокруг соревнований любого ранга, а тем бо-лее Олимпиады – всепланетного праздника спорта.
         Думается, что олимпийское движение и дальше будет идти по этому пути, и с каждой новой Олимпиа-дой негатива будет появляться всё больше. И если за-падная цивилизация захлёбывается от избытка денег, то остальной мир и Россия вынуждены участвовать в этом движении как статисты (с финансовой точки зрения), явно поощряя своими достижениями смерчи и торнадо денежно-валютных вихрей.
         И скучно и грустно…
         И ещё: если бы на допинг-контроле не зарабаты-вались такие же деньги, как и на самом допинге, то для чего тогда и то и другое?..
         Нет просвета.
         Зато зима – и много света пришло на Землю в феврале! – а не стихи ли это? – сам себе думаю…

Зимний свет

Идёт Весна – и много света
Пришло на Землю в феврале.
Похоже Солнце на корнета
Из лёгкой конницы… Алле! –

Похоже Солнце на мальчишку
С пыльцой веснушек на щеках;
На испечённую коврижку
В больших космических печах!

Объярь на службе окоёма! –
И всюду свет, и только свет!
Не усидеть сегодня дома:
Теперь сердец бескрылых нет…

         Идёшь по лесной тропинке в такой день, и кажет-ся, что солнечные улыбки проносятся мимо тебя – мелькает ослепительное что-то – то там, то там…

Твоя улыбка – что полёт стрижа –
И мимолётна и неуловима.
Стремительностью радостной свежа,
Она волшебна и необъяснима.

Ты улыбнись ещё разок, скорей,
Я жду её, с волнением готовясь
Сегодня быть вчерашнего храбрей,
От светоча улыбки успокоясь…

Я прослежу стремительный полёт
И сердцем отыщу его начало –
И пусть она в одном гнезде живёт
С моей улыбкой! – места там немало…

24 февраля

         Не могу нарадоваться.
         Выходишь утром под восходящее Солнце – и за-стыть хочется, – и стоять и смотреть, и впитывать в се-бя это чудесное излучение, возникающее над лесом из оранжевой дымки…
         Мороз не мешает, он всего лишь десятиградус-ный, и, наоборот, даже помогает, усиливая восприятие просветления в природе и на душе.

Утром

Блескучий снег скрипит стеклянно,
Растут хрустальные леса –
И, ярким Солнцем осиянны,
К Земле нисходят небеса…

А струи солнечного света
Хрустальный лес животворят! –
Мне до того приятно это,
Что и глаза мои горят,

Встречая солнечные блики
От чистой снежной белизны…
Восторг рождается великий
От вечной жизни новизны!

Неудержимое сиянье
Из ослепительных небес
Душе моей даёт слиянье
Реальности в краю чудес…

         Меньше месяца остаётся до дня весеннего равно-денствия, но уже сейчас, в конце февраля в солнечные дни так много света, что даже, кажется, ни на одну све-чу больше его не может быть!
         А с каждым днём рассвет наступает всё раньше, а закат отодвигается на более позднее время – и каждый день неудержимо становится светлее предыдущего.

***
…И день становится светлей
И ярче предыдущего,
И ощущается живей
Влияние грядущего

На всё что было, всё что есть
И что ещё случается…
Пусть я пока сегодня здесь,
Где прошлое кончается

Своим последним светлым днём,
Но – время не задержится!
Оно – космическим огнём
Над всей планетой светится! –

И та – вращается! – а с ним
И я готов в дорогу! –
Ведь нам, затворникам земным,
Сегодня надо к Богу…

Сегодня солнышко встаёт
И свет свободно плещется.
Душа взволнованно поёт,
А сердце в клетке мечется…

         Его Сиятельство день заканчивается огненно-багровым закатом… Его сопровождает упругий ветер с юга, мягкий пятиградусный морозец – и к месту всплывшие в памяти стихи, написанные давно, ещё в конце шестидесятых, или в начале семидесятых годов. Дату под стихами я ставил очень редко – к чему она? И по стихам видно, из какой они эпохи пришли.

На закате

Закат холодный над равниной
Пылает розовым огнём, –
Предвестник звёздной ночи длинной
Прощается с хрустальным днём.

Леса костром горят без дыма,
Тропинкой тень легла в сугроб.
Великий маг идёт без грима
На сцену… барабанов дробь…

Одежда мага над Землёю
Сгорает в пламени зимы.
Мороз вползает в грудь змеёю
И жалит в ней остатки тьмы…

И – просветление! – и космос
Навеян тлением теней…
В душе – красы вселенской осмос –
И растворяешься ты в ней…

         Да, тридцать лет назад витиевато мыслил… ну, да бог с ними, с манерами и стилями письма… Стихи все-гда необъяснимы – откуда, как и почему… улыбаюсь сказанному не вслух, и – скорописью, успеть бы, цара-паю на клочке бумаги – еду в электричке…

***
Стихи всегда необъяснимы:
Откуда, как и почему…
То вдруг в сознанье образ милый,
То – непотребное уму;

То вдруг зайтись в рыданье хочешь,
А то – хохочешь, хоть заплачь!
Зачем же, Муза, ты хлопочешь
Над сердцем-узником, палач?!!

К чему мне чудо-откровенья
И безобразные мечты?
Куда в порыве вдохновенья
Ведут словесные мосты?

Куда, зачем… я жду ответа…
Но Муза смотрит и молчит,
А волны чувственного света
Играют в пламени свечи….

         То же самое – и за письменным столом. Иногда пустое перекладывание бумаг приводит к внезапному озарению – или помутнению? – и перо тогда уже не сдержать никакими усилиями слабой воли…

Ночью

В темноте фонари сиротливо
На проспекте пустынном горят,
А часы на стене торопливо
О скончавшемся дне говорят…

По депо разбежались трамваи
И холодные рельсы блестят,
А мои карандашные сваи
Под ударами сердца скрипят.

В тёмных тучах звезда затерялась,
Космос тихо уснул на Земле,
Только лампа моя и осталась
Освещать чепуху на столе:

Не закончена самая малость, –
Мне осталось весь мир сотворить,
Чтоб назавтра природа сбежалась
Сотворение вознаградить…

25 февраля

         Это уже, конечно, не мороз – 10 градусов с утра, – но ещё и не весеннее тепло.

О свете и тепле

К светлому чувству рассвета
Нежно добавлю тепла –
Вот и февральское лето
Утром фортуна дала!

Лето – зимою? – удача,
Или фантазия чувств?
О невозможном судача,
Тёплой мечтою лечусь

От воспаления лени
В долгой и мрачной зиме…
Станут короткими тени –
Станет просторней в уме!

         Вот так, не больше и не меньше!
         Яркий и спокойный рассвет сопровождается све-тящимися перистыми облаками, собравшимися вокруг Солнца, – и такими же облаками, но тёмно-сине-фиолетовыми на западе, над горизонтом. И, если от Солнца облака светлым фонтаном взлетают к зениту, сопровождая и опережая его, то на западе они стелятся над лилово-серой дымкой.
         Замедленный, картинный взрыв света, с дымовы-ми эффектами!
         И взъерошенные птицы снуют туда-сюда на раз-ных высотах по всем направлениям в слабых порывах южного, всё ещё, ветра. Много заячьих следов все по-следние дни. Они тянутся из леса к дачным участкам, и мой напарник ночью выходил с ружьём наперерез сле-дам, но безрезультатно: следы обогнули его…

Предвесеннее

Восхитительно светлая стужа
Воцарилась с утра над Землёй.
Эта светлость мне голову вскружит,
Но согреет весенним теплом.

Ныло сердце, остывшее было
За короткие зимние дни,
Но теперь горизонты открыло,
Выходя из метельной возни!..

И пошло разудалое сердце! –
Застучало бодрей, веселей.
В нём смогли бы теперь отогреться
Даже сотни таких февралей!

До полуночи звёздной не спится!
И, пока не вернулся рассвет,
Лучше звёздного неба синица,
Если дня журавлиного нет…

         Не обращая внимания на лёгкий морозец, Солнце делает своё светлое дело уверенно и безостановочно. Оно светит с такой силой, что сугробы, не имея воз-можности уклониться, начинают быстро худеть. Тают, что ли? Но под ними нет сырости, откуда ручейкам на морозе взяться? Снег испаряется напрямую! – сухой воздух прямо-таки по-вампирски выпивает влагу из сугробов! Их выгибающиеся горбы и горбящиеся изги-бы на глазах сглаживаются и выпрямляются, уменьша-ясь в размерах. Снегу становится меньше, невидимым паром он выкипает под «знойным» Солнцем, минуя жидкое состояние.

К весне

Пора сугробов плоских
И солнечной весны,
Пора тропинок жёстких
И звонкой тишины.

Пора погоды звёздной
Под бездной высоты,
Пора ночей морозных
И лунной красоты…

О, время жгучей жажды
Страстей не унимать
И миг счастливый дважды,
Смеясь, переживать! –

В минуты обновленья
Заоблачной мечты
Легко и достиженье
Небесной высоты…

         И вслед за этими словами сам собой выстраивает-ся ассоциативный ряд миражей и фантазий, – и уносит в такие дремучие дебри колеблющихся образов и рас-плывающихся картин, что… судите сами…

Бег

Бесповоротно, безвозвратно
Уходит время бытия,
И мне идти за ним приятно,
Но страшно очень… Лучше б я

Бежал в сторонке от движенья
Событий тленных, на дуге
Материи исчезновенья –
С вожжами вечности в руке!

Бежал бы сбоку – и вожжами
Хлестал желания, кнутом, –
И гнал бы звёздными путями,
Оставив вечность – на потом…

Потом – событие случится,
Сегодня – важен только бег!
Сегодня волен я стремиться
Понять, что значит человек

Не в колыбели, – в колеснице,
На облучке небытия!
Узнать бы, где остановиться,
Когда устану в беге я…

         По поводу чего и басня родилась незамедлитель-но, так сильно чувство извиняющейся самоиронии…

Ворона и Я

Не по И. Крылову

Фантазию – речь свою жаркую,
Нагрею до яркой мечты,
Чтоб неравнодушие, каркая,
Вороной сошло с высоты.

Тогда я с поспешною жадностью
Кусочек словесный схвачу –
И от фантастической радости
Икая, в момент проглочу…

         И пока всё это писалось, и пока всё это премудро измышлялось, новая облачность накрыла голубые сво-ды. Вернулась белесая пасмурность! Стало намного те-плее – воздух прогрелся почти до 0;.
         Солнце, правда, показалось разок, но очень нена-долго, и, тут же спрятавшись, оно и к закату не вышло, как его и не бывало вовсе. Ночь сменила сумерки по-степенно, без всякого напряжения, равнодушно и со-вершенно спокойно.

26 февраля

         Утром – снова Солнце! И снова красивый рассвет в рассыпающихся сахарных облаках, и снова мороз, на этот раз пятнадцатиградусный. Вот и выходит, что вче-рашняя облачность была всего-навсего неудачной шут-кой. А природе теперь, в канун весны, не до шуток, на-до к марту успеть высветить все несуразицы, оставлен-ные неуклюжей зимой.
         Словно из ничего просеиваются, как сквозь очень редкое сито, отдельные снежинки, возникая из воздуха. Синдром Афродиты.
         Мороз – и влажность высокая – ну и сочетаньице!

Утром

Струятся лёгкие снежинки,
Играет мягкий зимний свет –
И посеребренные льдинки
Высвечивают дня рассвет…

А света поступь невесома
И даже чувствам чуть слышна.
Над крышей розового дома
Открылась неба глубина.

Внизу лежат снега седые,
Блестят пушинки серебра.
И тают дали голубые, –
Я жду чудес от них с утра –

И чудеса ко мне приходят:
Несут снежинок белый свет,
А в нём игру свою заводят
Любовь, надежда и рассвет.

         А вот какими стихами можно описать предвесен-ние чувства в душе человеческой – наивной и влюб-лённой, живущей и ждущей, но смущённой погодой, такой, например, какая была вчера после полудня…

Проводы

Солнце скрылось за тучами… Знаешь,
Мне противен зелёный вагон,
Если ты от меня уезжаешь…
Для чего он приполз на перрон?

Ты меня называешь цветочком,
Но ты хочешь уехать – и рад!
Я машу тебе снежным платочком:
Возвращайся скорее назад!

Обещаешь? – …Стоишь у окошка
И в ответ мне стучишь по стеклу.
Не спеши, обожди хоть немножко,
А уедешь потом – по теплу.

Видишь, вьюга бежит под колёса,
Тучи небо закрыли собой,
Задохнулась в сугробе берёза…
Не хочу расставаться с тобой!

Поезд дёрнулся, ход нарастает…
Он ушёл! – Изогнулся дугой…
Снег сегодня противный: не тает,
А скользит под неловкой ногой
И к ногам, словно грязь, прилипает…

         Днями перечитал чудо-книгу «Лезвие бритвы» Ивана Ефремова. Какая гармония красоты душевной, духовной и вместе с тем телесной, пластической!..
         В годы учёбы в Ленинграде в связи с этой книгой у меня случился анекдот. Она как раз была издана в 60-е годы и была востребована читателями. Курсант воен-ного училища редко бывает в городе и не понимает (речь о себе), что популярную книгу в книжном мага-зине в таком городе, как Ленинград, купить невозмож-но. Так вот, на Большом проспекте на Петроградской стороне есть хороший книжный магазин. Подхожу к прилавкам и соображаю: где может быть фантастика? Народу много и подойти к прилавку вплотную невоз-можно, а тем более нельзя пробиться поближе к про-давцу. Улучив мгновение, обращаю на себя внимание молоденькой продавщицы и кричу: «Девушка, у вас есть «Лезвие бритвы» Ефремова?» На что получаю по-лупрезрительный ответ: «Молодой человек! Лезвия бритвы продаются в другом отделе, а у нас – книги!».
         Ошарашенный, ухожу не солоно хлебавши.
         Особенно много таких анекдотов приключалось у меня во время службы в Узбекистане. Вот, например, стою в книжном магазине у отдела подписной литера-туры. (Выпрашиваю не востребованные подписчиками тома всемирной литературы!) Дело было в Намангане, таком областном центре, где это – обычное явление! Напротив магазина, через улицу – обком партии. В ок-но вижу, что из центрального подъезда выходит рес-пектабельный партийный босс с огромным животом (в Узбекистане живот – признак власти и предмет особой гордости его обладателя) и – прямиком через улицу в магазин.
         «Дэвушка, давай подписка на Тургунова!»
         Девушка, естественно, в недоумении: на Тургуно-ва у неё подписки нет…
         «Как нэт? – сердится посетитель – я (и он подни-мает вверх толстый палец) знаю, что есть. Пачэму ты нэ знаэшь? Великий русский писатель Тургунов!»
         Девушка робко предполагает: может быть, вы имеете в виду Ивана Тургенева? Так на него подписка еще не начиналась. Объявили, да, но ещё у нас листов на него нет, из Ташкента не прислали?
         Сердитый клиент уходит, бормоча угрозы в адрес ташкентских бюрократов.
         Нам с девушкой смешно.
         Другой случай.
         Подхожу к книжному киоску (были и такие!). чи-таю сквозь стекло: Мопассан, Гюго, Сервантес… Но вижу, что книги на узбекском языке. Спрашиваю у продавца: «Как долго лежат такие книги? Почему их не покупают, ведь невозможное это дело!»
         Продавец с полупрезрительной (по-ленинградски) ухмылкой отвечает: «Гиде Мопассан? Гиде Гюго? – А, это! – так это же русские писатели, потому и не берёт никто. А вот наши, узбекские, те – не залёживаются, их мигом разбирают».
         Почёсывая затылок, мирно отхожу. Ги де Мопас-сан, извините, если что…

***
                И. Тургеневу

«Золотое вино наслаждений»
Из заветного кубка – до дна!
Со скалы – в океан осуждений!
Пусть – забвение, пусть – тишина, –

Но призраки радость приносят,
А реальная плоть бытия!
Тело так наслаждения просит,
Что сдаюсь этим прихотям я!..

Золотое вино наслаждений
Расплескалось по жизни моей,
Презирая и ум осуждений
И безумие судных идей…

         И Пушкина хочется вспомнить.

Читаю Пушкина…

Нельзя писать серьёзные стихи?..
Поэзия должна быть глуповатой?.. –
Но не из всякой милой чепухи
Выводит Муза образ плутоватый…

Вот, – всё уже, казалось бы, здесь есть:
Приличны содержание и форма,
И мысль, и слово, гибкие как жесть
Соблюдены, – наличествуют нормы…

Но, всё-таки, ещё чего-то нет,
Чего-то незаметного такого…
Решительности встать под пистолет! –
Нет страсти и кипения живого.
   

27 февраля

         Предпоследний зимний день выдался солнечно-пятнадцатиградусным, ясным и прекрасным.

Зима в Сибири

Это белое солнце пустыни
Над сугробами еле коптит…
Нет, не смотрится Солнце в Сибири:
Словно бра на торосе висит.

Не расплавятся снежные цепи,
Охватившие прочно Сибирь.
Обратится ль в цветущие степи
Этот белый, холодный пустырь?

Ей не стать тороватой хозяйкой,
Этой злой вековухе-Зиме.
Лишь у печки, весёлой и жаркой,
Позабуду о стылой тюрьме;

Лишь у печки, в тесовых хоромах
Отыщу я защиту от вьюг
И спасу от морозов бедовых
Белой спелости солнечный круг.

         В этом году февральских туманов, значит, мне так и не видать. А я ждал их. Необычного в них, конечно, нет ничего, но однажды, три года назад, случился ту-ман совершенно необыкновенный.
         Такого тумана я не видел нигде и никогда, только здесь и в феврале. Он был утренним и висел над землёй на высоте 10 – 15 метров. Под ним воздух был чистым и прозрачным, но выше плотный туман резко скрывал всё: и вершины деревьев, и все этажи выше третьего на всех улицах! Граница была отчётливой, а туман волни-стым, колышущимся потоком перетекал с юга на север.

Зимний туман

Вершины сосен в белой мгле –
Туман февральский на Земле.

А лес прозрачен, чист и свеж,
И так и просится на холст.
Но где художник, краски беж?
Пейзаж туманный очень прост:

Над ним плывёт густая мгла,
Окрасив сосны добела.

Февраль туманный на Земле:
Белесый день, а воздух чист!
И в белой раме – в белой мгле –
Он так и просится на лист

Бумаги белой на столе.
…Вершины сосен в феврале…

         Но это единичный случай. А вот отличительная особенность февральских туманов – это их продолжи-тельность. Иногда они держатся с утра до полудня!

В тумане

Светлые февральские туманы
Держат до полудня тишину.
Тихо до того, что даже странно:
Кажется, что в облаке тону…

Символ ожидания в природе:
Солнце за туманами вослед.
Где-то и Весна в туманах бродит,
Ищет хоть какой-нибудь просвет;

Ищет к сердцу новую дорогу
Сквозь воды молочной кисею…
Я иду за ней, и – слава богу, –
Нахожу тропиночку свою…

         А вот ещё одно «туманное», «воды молочной» стихотворение, свежее. Дело в том, что предыдущие два были написаны в январе, задолго до февральских туманов, в предвкушении их.

В феврале

Туманов томное движенье –
И гололёдная Земля.
Зимы колеблемое тленье
Под наблюденьем февраля…

Снуют голодные сороки
Под самым носом у собак.

И для Весны настали сроки,
Но и мороз ещё мастак
Плеснуть в стеклянные витрины
Холодным светом ледяным!

Но скоро март… Весны смотрины
Уже назначены… А дым,
Что надвигается с рассветом,
И не туман!.. а седина…

Прощай, Зима! иду я к Лету.
Моя попутчица – Весна.

         …Но, повторюсь, тумана сегодня нет. Светло и солнечно, и только к вечеру набежали лёгкие облака, разрослись и растеклись наподобие тумана, но слиш-ком высоко в небе, и скрыли закатное Солнце.

28 февраля

         Описывал вчера свои туманные соображения и втайне лелеял надежду на сегодняшний день. Хотелось бы с утра оказаться в тумане. Но не вышло. Нет, солн-це, конечно, вышло, – не вышло туман увидеть в по-следний день зимы 2001 – 2002 годов.
         Новый солнечный морозец довольно умеренный – 12 градусов. Но светом просто припекает! И так припе-кает, что в воздухе слышны шаги приближающейся Весны.

Эра потепления

Светоносная эра Зимы
Раскрывается в солнцевороте –
И метельные посвисты тьмы
Затихают в циклонном фаготе…

Начиная эпоху Весны,
Солнце льётся в снега светопадом –
И движение талой волны
Не окинуть и мысленным взглядом!

А за мыслями – чувства летят
За Весною со скоростью света! –
Тёплой влагой наполнился взгляд
И грохочет орбитой планета…

         К полудню собрались на квартире у Решетникова – смотреть обещанное видео. Пришли Смагин, Сёмоч-кина, Бессонов и я.
         Но фильм о новой модели вселенной не был пока-зан, он где-то в пути задержался, зато были три других.
         Первый – о педагогике сотрудничества. Где-то на юге, на Кубани, по-моему, взрослые дяди и тёти реши-ли детей воспитывать по «новой» методике. Для этого они двумя или тремя семьями удалились от мира сего куда-то в глушь, в замкнутую коммуну.
         И несмотря на явно рекламную благостность и светлость, это фильм произвёл на меня мрачное и гне-тущее впечатление. Комментарии некоего «академика», как он представился, были просто бессодержательны. Что это за учёный, который не использовал в своих словах ни одного научного термина; что это за языче-ский храм в окружении цветущей природы; что это за огороженное поле общения нескольких ребятишек раз-ного возраста и взрослых «гуру», решающих задачи по арифметике? И при этом учительские приторно про-светлённые лица. Детей жалко. Что-то из них выйдет в результате такой педагогики безумия?..
         Второй фильм – об Иерусалиме, точнее, об огне над гробом Господним, который загорается только то-гда, когда молиться начинают православные! И только они! Явно миссионерский трюк – и обсуждать нечего. Допустили бы к огню любого школьного учителя хи-мии и он, если бы ему честно обо всём рассказали те, кто готовит огонь, смог бы на пальцах объяснить при-чину возгорания. Ничего из ничего не бывает. И даже Творец об этом знает – «зри в корень», написано…
         Зрители сидели скучные и подавленные, но каж-дый по-своему. Те, кто верил, притихли от прикоснове-ния к чуду, а ваш покорный слуга – от бессилия что-либо объяснить.
         Третий фильм принёс и оживление, и интерес, так как в нём был заснят творческий вечер членов клуба «Искатель», состоявшийся два года назад, 6 января 2000-го. Это уже лучше; шутили и смеялись, показыва-ли на экран пальцами и вскрикивали: «Посмотри-ка!»
         После фильмотеки стали читать стихи. Ничего не запомнилось. Понравились стихи Сёмочкиной - неж-ные, но энергичные, и образы свежие.
         Потом Бессонов предложил читать духовные сти-хи. И попросил начать с меня.
         Прочёл написанные недавно «О войне», «Моя фи-лософия» и «Вальс».
         Бессонов развёл руками, а остальные перегляну-лись. Пришлось мне раскрыть свои карты. Я не считаю духовными только религиозные стихи. О Боге, благо-дати и колоколах души – это, конечно, духовно, а что же сказать о любой другой тематике? Это - бездухов-но? Нет же! Духовна всякая мысль, наполненная чувст-вом. Это моё кредо. Духовность бывает религиозной, светской, художественной, детской и старческой, жен-ской и мужской, высокой и низкой… Преступник наде-лён эгоистической низкой духовностью.
         И здесь появилось некоторое оживление, даже за-спорили. Однако все остались на своих позициях. А как иначе? Взгляды не меняются так быстро, ведь вызрева-ли они у каждого всю сознательную жизнь. Но очень хорошо то, что мы узнали друг о друге побольше, а для общения это очень важно, не так ли?
         И тут меня поразил Смагин, сказавший о «Валь-се», что стихотворение это написано по случаю моего тура вальса с Ольгой Котовой на дне её рождения. А ведь так оно и есть! «Последние две строки - фальши-вые», добавил он, чем поразил меня своей проница-тельностью ещё больше.
         Расходились, когда солнце готовилось к закату.
         Светлый вечер закончился ярким заревом в пол-неба – и над серыми ночными сугробами воцарилась последняя зимняя звёздная ночь…

Одинокая звезда

Звезда в полночном небосводе
Горит, мерцая над Луной:
Она скучает на свободе,
Любуется сама собой…

Одна она в кромешном мраке
И, пусть созвездия глава,
Но – что с того?.. – И в зодиаке
Мне чудятся её слова:

«Зачем свечу? – кому нужна я?
Кто разглядит мой тёплый свет?
Ах, как устала я… одна я,
Одна  так много тысяч лет…»

         Иду и смотрю в звёздное небо. Спотыкаюсь в глу-боких колеях на дороге, скольжу, и едва не падаю, но занятие своё не оставляю… Это может быть любая из этих звёздочек: вон та или эта, или, нет, эта – как раз на луной! Вхожу в лес, но голые ветки не могут скрыть небо, оно продолжает сверкать маленькими золотыми гвоздиками. А луна – как окно в небесном доме.
         И я продолжаю:

Мне видится – в глубокой дали
Не гаснет за полночь окно…
Не отраженьем ли печали
Во тьме является оно?

…Звезда горела до рассвета,
Неся в окно свою печаль.
За роль единственную эту
Её мне поземному жаль…

1 марта

         И сегодня умеренный мороз, блистательный рас-свет – солнечный день и хорошее настроение: настрое-ние первого дня весны.

Совет

Взлететь над буднями! – Лететь –
И светлыми словами
В прозрачном воздухе греметь,
Как майскими громами…

Зачем? –
                да так. – Позыв мечты
От веры простоватой
К тому, что надо с высоты
Увидеть мир, объятый
Волшебным пламенем страстей…

Зачем? –
                и это просто:
Мир, состоящий из частей,
Рассыпался на звёзды,
И надо бы его собрать
В единую окрестность,
Чтоб весь его обозревать…

Зачем? –
                да чтоб словесность
Сняла свой ангельский заряд,
Светиться не умея…

Зачем? –
                да чтоб твой острый взгляд
Намного стал острее!

Зачем? –
                зачем, зачем… лети!
Ведь ты не спишь, летая,
Пытаешься стихи плести
И в них расти, мечтая…

         И пока первое мартовское Солнце нагревало воз-дух до нуля градусов, я сидел за машинкой и отбирал стихи для встречи со слушателями. Оказывается, по Бердскому радио было объявлено, что 1 марта в биб-лиотеке ДК «Родина» будут читать стихи члены клуба «Искатель», куда приглашаются женщины – и всё это к празднику 8 марта, стихи для них, для милых дам. Сма-гин пригласил и меня.
         Выбрал кучу праздничных стихов, пошёл, читал, прочёл около полутора десятков. На меня, не знаю как на женщин, произвели впечатление стихи Бессонова.
         На этом мероприятии подсел к Сёмочкиной, кото-рая ещё вчера вечером любезно согласилась прочесть первых две главы моего «Солнцеворота», а сегодня я взял с собой эту неподъёмную, думается, для ношения и для чтения,  кипу бумаг – и вручил ей с извиняющей-ся улыбкой.
         Вышли из клуба в темноту. Но Смагин познако-мил меня с Галиной Бикмулиной, песни которой под гитару сегодня мне очень понравились, а та пригласила нас на чай. И там в беседе Евгений Фёдорович снова упомянул о «Вальсе» (дался же он ему!) и попросил прочесть. Читая, я уловил нечто непонятное, а Смагин смотрел пристально, но развёл руками: «вчера было не так». А как? Ведь ни слова не изменил! Вот что значит чтение и восприятие стихов. Вчера – и сегодня, так – и не так. А как? – мысленно чешу затылок.
         Прощались мы со Смагиным уже под звёздами.
         И снова ночь, и снова звёзды.
         И снова Луна!

Лунной ночью

Склонились к свету лунному кусты,
Рассыпались по снегу светотени…
Немыслимая тонкость простоты
Охватывает чудным наслажденьем…

Не слышно в колком воздухе шагов:
Стою, притих, как всё в глубоком небе…
А тени от свечения снегов
В душе моей колеблются от неги!

Наполнена ночная тишина
Мгновеньями высокого молчанья…
И звёзды в тёмном небе и Луна
От внутреннего светятся звучанья…

Немая неподвижность высоты
Открыла мне причину наслажденья:
Божественная сущность красоты
В склонившихся кустах – и светотени…

         О, сила чудная свеченья! Особенно интересно и значительно внутреннее свечение. У фотохудожников – тот, кто снимает, стоя спиной к Солнцу, картины полу-чаются более плоским, что ли, с глубиной перспективы, но без внутреннего света.
         Таковы все рекламные фотографии, таково всё со-временное западное поп изоискусство, и особенно мо-дернистское, хотя и, местами, не без приятных исклю-чений…
         Тот же, кто снимает, стоя напротив, перед Солн-цем, получает картины с внутренним свечением, и внутренним глубоким содержанием…
         На мой взгляд, это настоящая поэзия в искусстве фото и в живописи: красота не плоскости, а таинствен-ной глубины. Помню, какое сокрушительное волнение я испытал, стоя перед картиной «Девятый вал» Айва-зовского. Море светится из глубины полотна! Как буд-то солнце – в глубинах моря! Стоять не мог – и присел, и просидел около получаса, ни жив ни мёртв. А Ку-инджи с его лунными ночами!..

***
Росинки утренней свеченье
Заворожило… наклонюсь…
У каждой капли есть значенье,
Постичь которое – боюсь:

А вдруг, постигнув, онемею
От приоткрытой глубины?..
Гляжу – и выдохнуть не смею,
Нарушить тайну тишины…

2 марта

         День – близняшка вчерашнему. Поначалу, на рас-свете, мороз около 20;, а потом бурное потепление под жгучими лучами весеннего Солнца до плюс 5;! Вот это амплитуда! За несколько часов – почти 25 градусов!

Светлый день

На свету погрузнели снега
И водой ледяной заблестели,
А в полях похудели стога,
И тропинки в лесу погрустнели, –

Ни пройти, ни проехать! – нигде…
Повлажнела Земля под ручьями.
А на Солнце – родимой звезде –
Вдруг веснушки плеснули лучами…

Ветер тёплый течёт над землёй
И колышет пахучие почки,
И живой, ароматной струёй
Прошлогодние треплет листочки.

И нельзя равнодушно стоять
Посреди оживающей тайны,
Если Солнце так может сиять
Жизнерадостно необычайно!

Это – первая в жизни весна
После прошлой и самой последней,
Здесь – любовью сама тишина
Переполнила дух мой победный:

Я живу! – Я пришёл, победил:
Эти Солнце и небо как море –
Для меня! – не меня ль наградил
Сотворивший родные просторы?!

         Яркое весеннее Солнце и тающий снег, тёплый ветерок немедленно ассоциируется с летним пышным зелёным буйством – и непременным богатым урожаем после него.

В поле

От созревших колосьев надежды
Вправе ждать я любви урожай.
Развеваются полы одежды:
Солнце, в поле за мною шагай!

Мы с тобою пожнём и пшеницу
И свою дорогую любовь.
Наша лучшая в мире страница
В книге жизни откроется вновь!

Это спелое русское поле
И колосья надежды на нём
Есть высокая щедрая доля
Быть счастливым и пасмурным днём!

Это Солнце и радостный ветер,
И любимые эти глаза,
И Россию – дают на рассвете
Веры нашей живой небеса…

         Ассоциаций бег неудержим – и пошло поехало! – строчки появляются сами собой, словно мотыльки са-дятся на услужливо пододвинутые листы пожелтевшей от времени бумаги…

Интерес

За холмом, за рекой и за лесом,
На лугу, как в морях на плаву,
Есть деревня одна с интересом,
Но с каким, я потом назову…

Добираться до этого луга
Нелегко – ведь прошло столько лет!
И с голубеньким бантиком друга
В той деревне давно уже нет.

Я тот бант на большой переменке,
Разыгравшись, легко развязал,
Но смутился, что даже коленки
Задрожали, и тихо сказал:

«На, возьми…» – и измятый свой бантик
Ты взяла, и сказала в ответ,
Теребя свой отглаженный фартук:
«У тебя, что ли, совести нет?..»

За холмом, за рекой и за лесом
Ну откуда же совести быть,
Если я со своим интересом
Мог надолго деревню забыть?..

         Написал, нет, ещё до того как написал, заметил, что у меня получаются три буквы И подряд в одном стихе: «…возьми и измятый…». Хорошо это или пло-хо? С точки зрения теории, конечно, плохо. Но, про-должая разговор на тему статьи Мещерякова, замечу, что у Анны Ахматовой в «Поэме без героя» есть место, где в одном стихе стоят подряд три буквы К! Она пи-шет: «…так к кому же…» и делает сноску, поясняя, что эти три буквы не случайны, они должны подчеркнуть волнение героя. И это – хорошо. По словам Гёте из Фауста (или Фауста из Гёте): «Суха теория, мой друг, но древо жизни пышно зеленеет».
         Видно, и у меня заикание от волнения получи-лось, не так ли?

3 марта

         Много хорошей погоды – солнечное утро, уме-ренный мороз, слабый ветерок.
         В дни хорошей погоды с каждым новым днём многократно вырастает вероятность её изменения – не может она длиться неделями! Но сегодня пока время изменений не наступило.
         Вдруг снова вспомнил о «Вальсе» и отчётливо увидел его содержание, как жидкость в прозрачном стакане! Нашарил записную книжку и подправил не-сколько слов в концовке и вот что получилось.

Вальс

Кружится вихрем пара в вальсе:
Утёс и гибкая лоза.
Лоза моя! Над сердцем сжалься,
Не отводи свои глаза!

Не в па раскованные чувства
Сердца взволнованно несут;
Не танцевальное искусство,
Но вихри чувств любовь спасут

И сила вечного желанья
И танцевать, и быть живым…
Пусть чувства пляшут, а не знанье, –
И мы порадуемся с ним.

         Теперь, надеюсь, все слова на месте и среди них нет фальшивых. А уточнение формы повлекло за собой и уточнение содержания. Речь в стихотворении в целом идёт не о танце ради мастерства в танце, а о танце ради самого танца, как состоянии духа.
         Именно это, видимо, имел в виду Евгений Сма-гин. Молодец, заставил-таки понять то, что было ин-туитивным предчувствием.
         А Солнце всё сверкает и сверкает, как ни в чём не бывало. А у меня от вальса головокружение…

Плач

Канут события, канут
В омуте быстрых веков.

Солнце же – пламенный мамонт –
Бивнями выжечь готов
Всю ледяную планету,
Вызволив чувства из тьмы…

Но благодарны за это
Будут земные умы? –

Сколько же отдано света
Было за тёртый калач
Жизни случившейся! – Это
От огорчения плач…

Сколько надежд и метаний,
Сколько любви! – а мечты? –
Вьётся лишь дым оправданий
Из ледяной пустоты…

Рая и царства свободы
Нет на Земле… Осветить
Снова над бездною воды
Солнце не может…
                И – лить
Лета слезу продолжает.
Канут события в ней.
Даже Всевышний не знает,
Можно ли сделать умней…

         Ход событий в жизни вообще и состояние сопро-вождающей их погоды наводят на размышления.
         Самая большая тайна в природе – это сама приро-да. Да, глубокомысленно, ничего не скажешь. Но легко разводить руками и ухмыляться при этом. А что, если, отрешившись от будничной рутины, построить логиче-скую абстракцию всего потока природной эволюции и попытаться ответить всего-навсего на один малюсень-кий вопросик: зачем природа явила разум? Не как она это сделала,– на этот вопрос рано или поздно наука даст ответ, но – зачем?
         Разум… Что это за феномен, зачем он нужен в природе? Нельзя же всерьёз предполагать об эволюци-онном вывихе: мол, нечаянно получилось. Точно так же нельзя говорить и о сотворении разума, поскольку эта песня будет без начала и конца. Для того, чтобы со-творить земной разум, нужен вселенский, а для того, чтобы сотворить вселенский, нужен… Нужно обрывать предположения и останавливаться на том, что это не теорема, а аксиома, постулат, который гласит: есть Бог… и всё остальное, уже известное.
         Размышляя на эту тему, пришёл к выводу, что живое в природе появляется в результате системного старения отдельных частей мира материальных образо-ваний во вселенной. Именно во вселенной, а не в от-дельной взятой Нашей Галактике. Потому что таких как наша галактика, подобных галактик-старушек в ок-ружающем нас пространстве пруд пруди!
         Всё дело в их возрасте. Развиваясь, с момента сво-его появления на свет (не будем говорить о том, как это происходит, речь о другом) они проходят все предпи-санные логикой стадии: детство, юность, молодость и, наконец, зрелость. Достигнув этапа зрелости, материя начинает умирать. Что это значит? Умирает, конечно, не вещество и энергетические поля, его организующие, нет, умирает сам системный организм, будь то какая-либо галактика или вся Метагалактика в целом.
         А это что значит? А это значит, что в таком уми-рающем, точнее, вымирающем организме появляется вирус жизни – материальные образования, способные в результате своего развития передать эволюционную эс-тафету от миров вымирающих, мирам, которые воз-никнут вновь им на смену!
         Караул ещё не устал, но смена уже пришла!
         Только живая материя с её разумной вершиной во главе способна будет, –  нет, не остановить вымирание систем, это невозможно, но – передать гены эволюци-онного развития дальше в цепочку Больших Взрывов во Вселенной!
         Это всеобщий вселенский принцип: смерть одной системы приводит к рождению другой.
         Таким образом, разум является той самой внут-ренней силой материального мира, которая способна сохранять гены его бессмертия, то есть способа суще-ствования.
         Разум возникает только в уходящей системе и не раньше, чем это предусмотрено генетической логикой. Подобно половому созреванию у живых особей.
         Итак, разум явлен. Что дальше?
         А дальше начинается самое интересное. В своём развитии разум достигает такой энергетической мощ-ности, которая позволяет ему уничтожить (преобразо-вать) отжившую материальную систему и сотворить (организовать) новую ей на смену!
         Вот Кто Истинный Творец в природе. Разум.
         К этому надо, просто необходимо сказать, что и здесь могут быть многочисленные варианты. Напри-мер, в Нашей Галактике около 200 миллиардов звёзд. Допустим, что из одного миллиарда звёзд есть одна, возле которой имеются условия для возникновения жизни и – главное – разума. Допустим также, что 199 разумных миров в результате своего развития уничто-жили сами себя (и это более чем вероятно) и природу на своих (и не на своих) планетах. Но неизбежно (в этом смысл эволюции!) останется Разум (с большой буквы), способный с почётом похоронить отжившую галактическую (или метагалактическую) систему и принять роды у следующей.
         Но земной наш разум ещё так наивен, находится в таком ясельном возрасте, что рано нам думать о похо-ронах… Жить и учиться надо.
         Погода за окном – как индикатор не только пси-хологического состояния, душевного настроя, но и по-вод для размышлений, подобных приведённым выше…
         А если о том же самом говорить стихами, то вари-анты станут исчисляться не сотнями, а сотнями милли-ардов.

Властелин

Пройду десятки километров
И до вершины доберусь,
На веер солнечного спектра
В прищуре жарком насмотрюсь,

И содрогнусь над ледниками
В холодной гордости своей…
А там, внизу, под ивняками
Журчит покладистый ручей –

И… в океан судьбу выносит,
К подножью каменных вершин…
Кто вниз меня спуститься просит? –
Нижайший неба властелин.

Или так.

Их не надумали. – Вершины
Над низменностями стоят.
А выше – только властелины,
Что дымкой вымыслов парят.

Их – сила духа одолела! –
И к звёздам чувства вознесла!
Вот так Земля моя сумела
Стать матерью для божества.

Титаны – в замыслах плодятся,
Как дрозофилы на дерьме.
Лишь боги Разума боятся.
Вся сила Духа – лишь в уме.

…У колыбели – малолюдней,
Чем у сколоченных досок,
Ведь нас ведёт к вершинам будней
Молочной спелости сосок…

         А здесь, к сожалению, и боги – Боги, и разум – Бог… Но, что поделаешь, так получилось.
         Вот она, природа: к вечеру усилился ветер, пере-менился, стал восточным – и нагнал облачность. Ночь не будет холодной.

4 марта

         Так и есть! – ночь была тёплой, ветреной, с утра пошёл клочковатый мокрый снег при температуре +5;. Снег шёл урывками, словно его метлой сметали с небес на землю.
         Во второй половине дня поднялась сильная ме-тель из мокрого снега! Ветер с восточного переменился на южный и ещё больше усилился.
         Слякоть и лужи с рябью веером. Птицы поначалу (с утра) заметались, а потом надёжно спрятались. Ветер и снег мешает им наслаждаться весенним деньком.

Воробьиная стая

Воробьиною стайкою дрожь
Из души,
                всполошившись,
                взлетела
И,
      метнувшись от сердца,
                как нож
Вдруг прорезала памятью тело! –
Это вспомнилось вдруг о тебе…

Сиротливый,
Целиком я
                весенней судьбе
Отдаюсь –
                и счастливый!

За окном
                воробьиная стая,
Всполошившись от солнечных чувств,
От сугроба метнулась,
                взлетая. –
Я
     твоих
                приближение уст
Ощутил,
                словно стайкою дрожи, –
Или очень похоже.

         И снег и ветер, как в песне поётся, но весна – всё равно весна, даже если это начало марта и Сибирь. А когда набегает непогода, она ведь и сама такая – весен-няя непогода!
         И вся надежда в том, что непогода схлынет – и ве-сенние дни станут лучше прежних, бывших до непого-ды, дней. Тем и живём.

О весне

Мысли, сваренные в чувствах,
Удивительно вкусны.
Дегустация искусства!
Пьян от запахов весны!

Чудо-гений, лучший мастер
Блюда эти сотворил.
Если б Он послал мне счастье,
Я бы взял и повторил

Это счастье многократно
На полотнах и в стихах.
Приходи смотреть бесплатно,
Я – в сиреневых кустах

Декламирую запойно
Соловьиные стихи
И веду себя пристойно.
Но… дела мои плохи:

Я божественного вкуса,
К сожалению, лишён.
Не похож я на Карузо!
Никуда не приглашён…

         И что, теперь, если никуда не приглашён, так и не петь вовсе? – это невозможно. С удвоенной энергией раздаются пьяные рулады из весенних кустов.

Поварёнок

От поэзии откушать
Дали мне немножечко…
«Приходи, – сказали, – лучше
Со своею ложечкой,
С поварёшкой и с рецептом.
Станешь новым поваром!

Так, и собственную лепту
Приготовишь с норовом!..»

         Вот это правильно. Песни – песнями, но они ста-нут лучше, если научусь готовить их по испытанным временем и божественным вкусом рецептам…
        …За окном – ночь… ветер гремит и воет… при-слушиваюсь: не зверем ли?.. На улицу выходить не хо-чется. Липкий снег в свете фонарей падает камнями. Но не холодно: около двух градусов тепла. А это означает, что вряд ли ночная погода резко переменится к утру.
         Падающий мокрый снег не увеличивает сугробы, а придаёт им при искусственном свете колючий вид. Двумя днями раньше, под палящим Солнцем снег по-крылся мелкими лунными кратерами, а в южных боках сугробов появились многочисленные гроты и выемки. И вот все они теперь забиваются мокрыми снежинками.
         Снежность непогоды вопреки здравому смыслу приносит чувственную нежность. Смотрю на  ночной снегопад чуть ли не с умилением.

Тепло

Скрывая в нежности тревогу,
Любовь надеюсь сохранить.
И убеждаюсь, слава богу,
Что рано чувства хоронить.

Они ещё не все забыты.
Они ещё не все ушли.
Им тайны новые открыты:
Они повторно расцвели.

А почему? – А потому что!
Вернулась юная весна!
Где было холодно и грустно,
Там чаша, нежностью полна…

5 марта

         Просыпаюсь – и бегом к окну: смотрю на небо, на термометр. В небесах низко летящие сине-серые дож-девые тучи – облаками их не назовёшь – температура +2;! Сильный ветер продолжает дуть в том же направ-лении, неся с юга всё новые и новые порции тепла.
         Птицы ввинчиваются в ветер штопором и с уста-лостью сваливаются к земле. Идёт дождь. Газон всё больше похож на газон, а не на снежную поляну. Струи воды ветром забрасываются на балкон, а оттуда вода просачивается в каминный зал на большой обеденный стол китайской работы, накрытый клеёнкой. Капли так звонко цокали по клеёнке, что они-то и разбудили ме-ня. Отодвигаю стол, ставлю тазы и вёдра, чтоб луж на полу было поменьше.

Первый весенний дождь

Этот мартовский дождик холодный!
Этот ветер – и синяя стынь!
Уж не Осень ли плащ старомодный
Просушить принесла на кусты?

Нет, не Осень… Весна заблудилась
В обложных дождевых облаках, –
И расплакалась, –  и заструились
Слёзы горькие, прячась в снегах…

Этот мартовский дождик нежданный
В слякоть белую снег превратил,
Но течёт и течёт, окаянный!
Даже сердце водой окатил…

И вскипело на нём, зашипело…
Этой непогоди я не ждал…
Ива белая небо жалела
И калиновый куст тосковал.

Этот мартовский дождик нагрянул
И ручьи потекли с потолка.
За окном же сугробы! – не рано ль
Непогоды весенней река?

Но слетают тяжёлые капли
С тёмно-синих ресниц облаков
И дождём даже чувства пропахли,
Собирая капель с потолков…

         Или так.

Весной

Едва растает снег весною –
Ручьями нежность потечёт!
А ветер звонкою струною
О чувствах песню заведёт…

Исчезнут зимние мотивы
Визгливых вьюг и вьюжных стуж –
И зори высветят красиво
Надежду синюю из луж!

И жалко станет расставаться
С ночами пламенной Весны,
Когда от Солнца отражаться
Начнёт смущение Луны…

         А тем временем утро плавно перетекает в день, облака поднимаются повыше и видимое их движение замедляется.
         Дождь прекратился, но лужи расплескались ещё шире. Белая ива раскачивается всеми тремя толстен-ными стволами во весь свой двадцатиметровый рост над подтаявшим двором. Шумно качаясь, она разбра-сывает крупные холодные капли в снег и в лужи под собой, вслед за каплями сыплются и прошлогодние листочки, и обломанные маленькие веточки…
         Испытывая неясное то ли ощущение, то ли чувст-во, открываю наугад один из своих, заботливо перепле-тённых дочерью, стихотворных томиков, но не читаю, а, заложив ладонью раскрытые страницы, откидываюсь с закрытыми глазами на спинку дивана…
         Некоторое время сижу, задумавшись, а потом смотрю в книгу – и вижу стихи, написанные около два-дцати лет назад. Без названия, как размышлизмы… И понимаю: надо их здесь привести полностью, дав на-звание.

Вторая молодость

Седины прибавилось в висках
Стали жёстче
Жёлтые мозоли на руках.
Стало проще:
Больше не витаю в облаках…

Молодость, наверное, прошла:
Скоро сорок.
Но, как и в семнадцать, ждут дела:
Целый ворох
Дел различных жизнь намела…

А вторая молодость – придёт?
С каждым годом
Больше их становится – забот.
К вешним водам,
Значит, седина свой путь ведёт!

Отшумят метели на Земле,
Солнце грянет,
Буйство юных почек на ветле
Гимном станет!
Сердце отогреется в тепле…

         За двадцать лет ничего не изменилось. Всё - оди-наково. И лишние заботы, и новые надежды.

Пожелание

Розовое зарево утренней зари
Нежным светом радует. В небо посмотри:

Ты увидишь зрением сердца и души
Как мгновенья новые в жизни хороши;

Ты услышишь с радостью новый гомон дня
И не скажешь гадости, глядя на меня…

         Или так.

***
Надежда есть! – букет сирени
Не вянет вот уже три дня.
Вода есть пища для молений
И вечных истин для меня.

Молюсь с усердием , надеясь,
И верю, что моя любовь
Начнёт пылать! – и я согреюсь,
Не применяя пошлых дров.

         Не зря поётся: «А без воды – и не туды и ни сю-ды». Дождь, временами превращаясь в дождик, про-должается. Снег тает, ветер дует, я пишу. Все заняты своими делами.
         Память, хаотично перебирая картинки из прошло-го, вдруг высветила далёкое-далёкое начало марта 1953 года. Мне тогда и шести лет не было.
         Мы – родители, бабушка (мать отца) и мы с сест-рёнкой Лидой жили в маленькой мазанке напротив школы в посёлке Калиновка Хобдинского района Ак-тюбинской области. Вот как далеко, еле выговорил! Отец работал директором единственной школы в по-сёлке, а мать - учительницей. В ничем не примечатель-ный день прибегает мама из школы – вся в слезах, пла-чет навзрыд, плечи вздрагивают… Мне было страшно: что случилось?
         Слышу громкий бабушкин шёпот: «Катюга вмэр…», что означало – кат умер. Это я хорошо понял, так как понимал хохлацкую речь своей бабушки. Но кто такой «кат»?
         Пришёл отец, взволнованный, побледневший, и не смог успокоить маму, только хуже сделал: «Ну что те-перь с нами будет, как мы теперь жить будем?..», при-читала она.
         На меня никто, кроме бабушки, не обращал вни-мания и поэтому я спросил у неё: «Бабушка, а кто та-кой катюга?» Бабушка испуганно посмотрела на отца и увела меня в сенцы: «Сталин умер. Беги, погуляй, не тревожь родителей…».
         Сталин!? Это даже для меня, несмышлёныша, бы-ла оглушительная новость. А сестре моей только два годика исполнилось.
         На улице повсюду были приспущенные траурные флаги, над входом в школу висел огромный портрет вождя в светлой военной форме в траурном обрамле-нии. Люди плакали, но не все, кое-кто, как моя бабуш-ка, силились изобразить печаль.
         Спустя много лет я понял, почему моя бабушка не испытывала никакого горя по поводу смерти Сталина. Мой дед одиннадцать лет провёл на Колыме (с 1934 по 1945 годы) только за то, что буркнул в адрес убитого С.М. Кирова: «Да всех их поубивать надо!». А с Колы-мы в семью обратно не вернулся, завёл себе другую, в которой было у него не один (мой отец), а ещё шестеро детей.
         Вот такие воспоминания.

6 марта

         Рассвет пасмурный, ветер снова переменился и теперь он западный, гонит туманные клубы очень низ-ких облаков, но дождя нет и в помине. Более того, на термометре минус! 2 градуса всего, но, однако, этого оказалось достаточно, чтобы весь пир прикрыть тонкой ледяной корочкой…
         Предпраздничного, по-женски весёлого настрое-ния в такой погоде, всё же, нет, не наблюдается.
         Звонко хрустят оттопырившиеся кромки пере-мёрзших лужиц. Вчера вечером и ночью текли ручьи, но к утру они превратились в ледяные муляжи с воз-душными разводами под ледяными корпусами. Напо-ловину подтаявшие сугробы, несмотря на отсутствие прямого солнечного света, словно осыпаны сахарным блеском и колюче ощетиниваются, когда остановишься и посмотришь на них.

Печаль

Ещё один – и вновь печальный –
Из света сумрачного день.

И снова шорох леса дальний,
И снова облачная тень
Легла в снега…
                Неторопливо,
Спокойно думы точат ум, –
Воспоминанья сиротливы,
От них на сердце скорбный шум –

И снова ласкового слова
Сердитый ветер не шепнёт…
И всё, что было, – будет снова
Навылет или напролёт.

         Изредка посещают сомнения: нужное ли дело я делаю? – к чему все эти записи-воспоминания впере-мешку со стихами о погоде и природе? Но с любыми сомнениями я расправляюсь быстро и одной только фразой: «думать буду потом, когда закончу этот не-сносный Солнцеворот», потом, там видно будет. А сей-час – вперёд и только вперёд по знакомым тропинкам. В путь!

Путь

В душе нехоженых путей
Ещё так много остаётся,
Что время бременем цепей
В тяжёлых думах отдаётся.

Не будут пройдены они.
Их даже мыслью не окинуть.
Но – узкой тропкой вьются дни,
Пытаясь мир вокруг раздвинуть…

И – шаг за шагом – я иду
И продвигаюсь понемногу,
Отдав душевному труду
Своей фантазии дорогу.

         Тем временем на реальных дорогах и дорожках образовался жесточайший гололёд, а сильный ветер не даёт людям ходить уверенно, и они ходят как пингви-ны, растопыривая руки в стороны. А в руках, особенно у женщин, предпраздничные авоськи. Попробуй-ка, побалансируй с ними! И все ходят мелкими шажками, потешно не поднимая ног – как бы расшаркиваясь пе-ред погодой.

Гололёд

Выхожу на скользкий лёд,
Каракатица.
Даже Солнце упадёт
И покатится.

Даже ветер заскользит
Неуверенно.
У народа шаткий вид
Не намеренно!

Так и слышатся на льду
Восклицания:
«Ой, упала!» – Упаду
От отчаянья…

Ветер дует в паруса
Вдоль по улицам,
А седые небеса
Тучей хмурятся.

Исполняю па де де
Не балетное
И прошу Творца: «Ну где
Время летнее?»

Но в ответ Он мне: «Постой,
В расписании
Жить тебе ещё весной
В раскисании…»

         Ветер не ослабевал до вечера, и сплошная облач-ность сохранялась, а потом, когда стемнело, всё чаще стали появляться разрывы  в облаках.
         Красиво: неподвижные звёзды среди бегущих туч.
         Хочется новых изобразительных средств, чтобы точнее передать красоту.

Неподвижно висит
Тёмная туча в полнеба…
Видно, молнию ждёт.
         
         Это – Басё! Вспомнил японские хокку… Впервые мне попал в руки сборник трёхстиший ещё в школьные годы. Это было потрясающее впечатление. Многие за-помнились на всю жизнь, многие выписал в записную книжку, – и сейчас, по прошествии около 40 лет, я могу открыть её и прочесть…
         Ещё школьником пытался и сам подражать, но выходило как-то не так:

В раскрытое окно
Льётся тихая музыка.
Летний зной.

         Это написано весной 1965 года. Позднее, в годы учёбы в военном училище, стало доходить, что хокку – это словесная живопись. Мазки должны быть выверен-ными и точными, как каллиграфически написанные ие-роглифы.

Осенняя луна
Сосну рисует тушью
На синих небесах.

         Это – Рансэцу. Усвоив, пытался повторить, в на-дежде добиться такой же выразительности, но… не очень ловко:

Лунная дорожка
В излучине реки
Блестит чешуёй…

         А это уже 1966 год, написано по увиденному: здесь речь идёт о реке Мсте в Новгородской области. После чего я уяснил для себя два самых важных прави-ла. Во-первых, пишущий хокку должен отчётливо ви-деть (не представлять в воображении, а именно ви-деть!) то, о чем он хочет нарисовать тремя основными штрихами.
         Начиная с 1968-го, мне удавалось ежегодно бы-вать у родителей. А это всегда было длинной дорогой. Скорый поезд – основной вид транспорта в таких слу-чаях.
         Стоя в вагоне у раскрытого окна, ощущая тугие воздушные струи и наблюдая за стремительно наплы-вающим или ускользающим пейзажем, нельзя было не написать:

Словно железная змейка
Раскрывается на рубашке земли –
Мчится скорый поезд!

         А в Академгородке, уже в 90-е годы, из массива зелёного леса на берегу Обского моря высмотрел такую картину в направлении ОбьГЭС и Бердска:

Дымные трубы
Над светлым городом.
Сгорают мечты.

         У небольшого пруда близ дачного участка:

Две стрекозы,
Сцепившись, зависли над омутом.
Вместе не страшно.

         Но, естественно, сколько не восходи на холм око-ло Оби, на Фудзияму не попадёшь.

7 марта

         Утро выплеснулось солнечное, но не морозное – около – 5;. Ветер, однако, быстро сделал своё сумереч-ное дело – и уже спустя два часа небо затянула облач-ность. До полудня она была рваной и взлохмаченной, а потом снова пошёл снег.

На рассвете

…Елей острые карандаши
Запись нового дня начинают…
И погасли стыдливо в тиши
И Луна, и Венера лесная…

…Над Землёю забрезжил рассвет –
И упала с востока на запад
Темнота…
                А за нею вослед
Вышло Солнце на плазменных лапах!

И Землёю, как синим мячом,
Словно лев, увлечённо играя,
Разгорелось, – да так горячо,
Что снежок на лужайках растаял!

Развевается грива на нём!
Облака от тепла посветлели.
Сосны старые солнечным днём
Раскраснелись и помолодели.

По-кошачьи крадётся оно
Под окошко к сугробу сырому –
И звонком серебристым окно
Расплескалось по тихому дому! –

Это ветер от светлого льва
Отскочил до сосулек в испуге!..
А от брызг из-под снега – трава! –
То-то хохоту было в округе…

         Солнечные выдумки и игры не помогли: снег не обратил на них никакого внимания. Он – пошёл. Сна-чала он был робкий и редкий, затем, к вечеру, стал гус-тым и уверенным.
         Приятно следить, как скользкий лёд покрывается светлой пушистой порошей. Теперь будет не так скользко, а то уже местные теле- и радиопрограммы на все лады твердят о печальных последствиях гололёда и об осторожности на дорогах.
         Промелькнуло сообщение об отголосках в Ново-сибирске – в Новосибирске! – землетрясения, эпицентр которого находился в Афганистане, в Файзабаде. Если и  до Сибири докатились его волны, значит, тряхнуло землицу хорошо!
         По ассоциативной цепочке вспомнилась весна 1975 года, наша полевая база в городе Керки в Туркме-нии, на берегу Аму-Дарьи – и вся местность к югу от Каракумского канала вдоль границы СССР до самого Тахта-Базара…
         …Есть такое уникальное место на востоке Турк-мении – возвышенность Карабиль. Весной это волшеб-ное, фантастически яркое место!
         Март эта возвышенность встречает такой пышной изумрудной зеленью, таких пожаром алых маков, что, увидев такое, невозможно, во-первых, отвести глаз, а во-вторых, не запомнить увиденное на всю оставшуюся жизнь.
         Но уникальность состоит не в растительности: пустынные эфемеры распространены повсюду, особен-ность и сказочность – в черепахах!
         В апреле сотни тысяч, может быть миллионы и миллионы черепах самых разных размеров, – от не-скольких сантиметров до полуметра в поперечнике, –
идут по пустыне. По цветущей пустыне! И все, как од-на, идут в одном направлении. С востока на запад. Из Афганистана в Туркмению.
         Сначала едем на своём громоздком и древнем  «ЗИЛ – 157» довольно резво, то и дело объезжая пан-цирных пилигримов, но чем дальше в пустыню, тем больше этих движущихся бугорков! Наконец наступает момент, когда мы с водителем, вспотевшие от отчая-нья, выскакиваем из кабины и стоим в полной расте-рянности. Ехать невозможно, слыша хруст под одним из колёс, но и вырулить неуклюжую машину тоже не-возможно, чтобы не наехать на одно из живых созда-ний. Что делать?..
         ...Безветренная тишина – и шуршание, магический шорох огромного количества панцирей и когтистых лап по песку и мелким камешкам и сухим прошлогод-ним травинкам…
         На самую крупную из черепах можно встать дву-мя ногами, и, балансируя, проехать несколько санти-метров, – такая у них силища!
         А какие они ловкие, оказывается! Как ни развора-чивай, как ни переворачивай, они попыхтят-попыхтят, раскачаются, встанут на все четыре лапы и – вперёд! – снова начнут своё запрограммированное природой движение в том же направлении.
         Потрясающее зрелище и настолько завораживаю-щее, что ты долго ходишь с округлёнными глазами и открытым ртом.

Черепахи

Черепах неоглядные тысячи!
Миллионы! – и тьмы черепах!
В обозримость пустынную тычутся,
Тихим шорохом шаря в ушах.

Этот шорох – как ветер, очнувшийся
От ползучих позёмок зимы,
Для весны и для жизни проснувшийся
После зимней ночной полутьмы…

Миллионы ползущих сноровисто
Независимых, гордых существ.
Ни одно из них не остановится!
Существует здесь всякий для всех!

         В небе замечаю парящих орлов. Вдруг – что это? –
один из них пикирует – ловко подхватывает одну сред-них размеров черепаху, взмывает с нею высоко вверх и… выпускает её из лап. Черепаха, кувыркаясь, падает, взвихривая песчаный фонтанчик и разбиваясь вдребез-ги, а орёл, сделав ещё два-три величественных круга, снижается, садится у того, что раньше было живым существом и медленно, а куда теперь торопиться? – на-сыщается.

Ох, орлы нагуляются вволюшку!
Величаво плывут в синеве –
И к песчаному падают полюшку,
Чтоб добыть черепаху в траве.

И взмывают с тяжёлой добычею
К лучезарным своим небесам –
И бросают, – и брызгами! – бывшие
Черепахи снопом по глазам…

А потом с превеликим спокойствием,
Островком средь шуршащей реки
С черепашинкою, с удовольствием
Отдыхают… мелькают клевки…

         Присматриваюсь, вижу, что разбитые панцири там, там и там… совсем свежие и многолетние, освет-лённые временем и многочисленными насекомыми...
         А необозримая армада костяных бугорков не-удержимой лавиной продолжает свой путь.
         И всё-таки мы едем! Медленно и осторожно, я иду впереди машины и сапогом отодвигаю из-под колёс не-возмутимо продолжающую движение черепаху.
         На вершине очередного холма открывается но-вый, ещё более обширный вид.
         Но что это там, у подножия холма, на расстоянии до километра. Огромный рефрижератор бело-стального цвета стоит на многочисленных колёсах среди черепах, несколько человек в тёмно-зелёных спецовках ходят, собирают черепах и навалом забрасывают их в пасть прожорливому автомобильному чудовищу.
         Позже, у пограничников узнаём, что мы видели настоящих акул капитализма из Италии. Они закупили миллионы черепашьего населения для своего изыскан-ного супчика и для гребней и других изделий из чере-пашьих панцирей. Мы видели только одну машину, а их из Италии прибыло несколько штук.
         И теперь, спустя около тридцати лет, мои ассо-циации, как черепашья армия, неумолимо развиваются – завтраки для орлов и акул империализма превраща-ются в человеческие жертвы на нелепой афганской во-енно-политической авантюре:

Ожидание

На тракте за околицей села
Маячит одинокая фигура…
Черёмуха с морозцем расцвела,
Калина рядом выглядит понуро…

В закате не отбрасывает тень
Фигура в разноцветной тёплой шали…
Все тени съел решётчатый плетень.
В багровой дымке розовые дали.

Автобусы подходят каждый час,
А сын давно пропал в Афганистане,
И мать уже не поднимает глаз,
Но ждёт его, и ждать не перестанет…

         А от фигуры матери воображение услужливо и легко перебрасывает мостик к Гамлету!

Владимир Высоцкий

Взошёл на сцену, чтобы Гамлет
С неё событием сошёл!
…Но равнодушие не каплет –
И взгляд убийца не отвёл,

Наоборот: глаза открыли
Чиновники любых мастей –
И череп Йорика забыли
В бреду последних новостей…

А ты – играл? – ты жил на сцене!
Гурьбой за Гамлетом ходил
Народ, и в гости к Мельпомене
Своих приятелей водил.

И в страшной буче новобыта,
В ряду страдающих людей
Не роль твоя была убита,
А ты – оружием идей…

Идей, какими убивают
Отцов отечества… Не яд
Они им в уши выливают,
Но в сердце призраком – парят!..

         К вечеру предпраздничного дня при плюсовой (чуть не написал – при плясовой) температуре разы-грался настоящий ураган. Снег, переходящий в дождь и наоборот, оглушительные порывы ветра, чёрные и кос-матые облака, если не сказать тучи. И всё это обруши-лось на землю отнюдь не с праздничным настроением, не для того, чтобы поздравить милых дам…

8 марта

         К утру ветер несколько угомонился.
         Пасмурно и тепло – маленькие плюсовые едини-цы градусов. Выпавший ночью снег сияет свежей бе-лизной, но лежит влажной плёнкой на старых оплыв-ших сугробах, там, где они ещё не растаяли…
         Очень лёгкий, похожий на дымку, туман, заме-чаемый только на большом расстоянии, например, над Бердским заливом Обского моря.
         А настроение улыбчивое и смешливое, и солидар-но со смеющимися в этот день и принарядившимися  по случаю празднично, женщинами.

Весна туманная

Глядят на мир подслеповато
В тумане жёлтые огни.
Глядят, мигают виновато,
Но – растревожили они! –
Скорей мне хочется добраться
В пути туманном до конца.

Хочу, чтоб мог нарисоваться
Мне абрис милого лица
В туманной дымке издалёка,
Но вижу блески жёлтых фар…

…Не поступай со мной жестоко,
Сними обет туманных чар,
Найди возможность показаться
В пути моём во всей красе!
Но ты решила красоваться
Улыбкой… на моём лице…

         К полудню ветер окреп и, мало того, что развеял туман, он ещё и до вчерашнего бурного состояния себя довёл! С той только разницей, что без дождя и снега.
         В лесу глухой шум от ветра и нарастает густой ве-сенний дух.

Ветер в мартовском лесу

Тяжёлый дух и мрачный воздух
В намокших мартовских лесах
Проносится в порывах грозных
По кронам в мачтовый размах!..

И след отчётливый ботинок,
И скрип – не зимний, неживой,
А всхлипывающий, – с тропинок…
И хвойный дождь над головой!

Врываясь в просеки, порывы
Несут весенний карнавал:
На сердце радостные взрывы, –
Так дух весенний взволновал!

         Во вчерашнем номере «Бердских новостей» опуб-ликована литературная страница, в которой помещены и мои «Бердские электрички» со стальным характером и железными привычками.
         И это – к женскому празднику? Два стихотворе-ния на странице не выдерживают никакой критики, да и «Электрички» здесь ни при чём. Я давал их на чет-вёртую страницу, для развлекательной рубрики, а кто-то решил иначе. Лучше бы напечатали поздравление женщинам Бердска, но его вообще нет.

Ты

Поток частиц прошёл сквозь сердце,
Сработал чувственный запал! –
На что мне было опереться? –
И я взорвался, я пропал…

Сражен космическим потоком
Весенней прелести частиц,
Я оживлён был милым током,
Огнём родным из-под ресниц:

«Держись!» – ты весело сказала
И руку нежно подала.
И вся вселенная мечтала,
Чтоб и её ты так спасла…

         «Коня на скаку остановит, в горящую избу вой-дет…» А теперь ещё и от жёсткого космического излу-чения спасает. И конца этим историям не бывать – мужская сила берёт начало в женской слабости. И осо-бенно в России.

Утром

Спасибо за счастье простое,
Проснувшись увидеть тебя.
Возможно ль богатство такое?
Найду, поимённо любя!

Отбросив все сонные чувства
И грустные мысли назад,
Тебя поимённо, поустно
Целую, – и слёзы блестят!

А ты – как весеннее счастье –
В рассвете желанном горишь
И мне поимённо, глазасто
О счастье своём говоришь…

Весеннее чувство рассвета!
Не Солнце ль над нами с тобой?
Не с царской ли щедростью это
Мгновенье несёт нам любовь!?
    
         О, щедрость царская любви!.. Первая моя влюб-лённость случилась в первом классе… Она – одно-классница Люба Демченко, дочка нашей учительницы Александры Кондратьевны. Запомнилось одно единст-венное – мы стоим рядом в хоре в третьем, самом вы-соком ряду, я взял её ладошку в свою и нежно пожи-маю, а Люба смотрит таким тёплым взглядом… что помню до сих пор.
         В седьмом классе я подружился с одноклассницей …Любой Вдовиной. Там была Хобда, а здесь уже Кас-келен Алма-Атинской области, но снова Люба… Пом-ню, заговорились мы допоздна на веранде её дома, а тут её отцу понадобилось выйти – и Люба испуганно спрятала меня под лавку и прикрыла пустым ведром.
         Отец удивился: «Что ты здесь делаешь, одна, в темноте?» Люба нашлась: «Я не одна, Светка за тет-радкой побежала, надо домашнее задание повторить». «А почему в темноте?» – И отец включил яркую лам-почку, да такую, что я под лавкой зажмурился. Люба присела на лавку и расправила юбку пошире. «А зачем мне свет? Я на звёзды смотрю».
         «На звёзды, говоришь? Ну-ну. Смотри, только вы-спалась бы лучше, оно и для уроков пользы больше было бы…».
         «Хорошо, папа. Мы скоро».
         Как мы потом смеялись, вспоминая и лавку, и ведро, и яркую лампочку, и юбку, и ни о чём не ве-дающую подружку Светку и звёзды!
         А первое очень сильное, на всю жизнь, чувство пришло ко мне в одиннадцатом классе, в начале 1965 года. Я входил в школу, а Нина Пикалова выходила и мы одновременно с разных сторон потянули ручки двери на себя… Этот взгляд преследует меня пожиз-ненно. Всего не расскажешь. Да и не хочется сейчас, потом как-нибудь… любовь была настоящая, но не сложилось в совместную жизнь, как мы намечали. Ни-на вышла замуж слишком стремительно, в первый год моей учёбы в военном училище.
         Впоследствии мы встречались, конечно, я с же-ной, приезжая в отпуск заходил к ним с её мужем и детьми. Было ощущение потерянного рая…
         Об этом трудно писать.

Встреча

                Нине Пикаловой

Когда тебя я снова встретил
На том же месте, в тот же час,
Я годы прошлые приметил:
Они слежались пеплом в нас…

…Всё та же светлая улыбка
И синий блеск глядящих вдаль
Печальных глаз… (Но здесь ошибка:
Во взгляде не видна печаль,

Она таится в тех морщинках,
Что разбегаются от глаз…).
Всё та же спелая начинка
Румяных щёк… (Но и сейчас,

Сказав «румяных», ошибаюсь:
Другой уже я вижу цвет…).
Всё так же я шутить пытаюсь,
А ты – смеяться – мне в ответ.

Всё тот же и смех и те же шутки.
Набор всегда готовых тем.
(И оживлённые минутки
Часов ускоренных систем…).

Всё то же всё – и всё не то же,
И мы давно уже не те.
И чувства наши – верно, Боже? –
Уже давно живут в мечте

О прежнем, в памяти о счастье…
Но встреча – вот, а где ж мечта?
Любовь, разбитая на части,
Давно уже у нас не та.

А годы эти, что уносят
Минуты наших редких встреч? –
Они уже покоя просят,
Они не могут бурно течь.

Зачем тебя я снова встретил
На том же месте, в тот же час,
И грустью чёрною ответил
На синий блеск печальных глаз?
   
         Ураганный вечер со снегом и дождём (и они вер-нулись к ночи!) перерос в ещё более ураганную ночь. Вчерашний ветер по сравнению с сегодняшним кажет-ся лёгким бризом!

Ветер

Никто не ждал такого ветра:
Страницы лет перелистал!
И пыль сошла с картины ретро
О обнажился пьедестал…

На нём – согбенная фигура
Фортуны каждого из нас.
Стоит уныло и понуро,
Слепых не поднимая глаз…

И мы опешили… Не ждали
Фортуну видеть позади!
Куда теперь? В какие дали? –
Ведь все надежды – впереди…

         Трёхэтажное деревянное строение гремит и кон-вульсивно содрогается от сильного южного ветра. И – тепло! За весь день и всю ночь ни разу дело не дошло до минусовой температуры.
         Но погода погодой, а нахлынувшие воспоминания так сильны, что не могу не привести здесь одно из сво-их ранних стихотворений, посвящённых первой учи-тельнице…

Письмо первой учительнице

Всем понятно, что даже на карте нет
Нашей школы, что в центре села.

…Я пишу Александре Кондратьевне
И о том, как тропинка вела
От порога её воспитания
Буреломами жизни моей,
И о том, как её назидания
Забывались от школьных дверей…

Ну, конечно, не зря Вы потратили
Столько нервов от наших проказ,
Если я Александре Кондратьевне
Напишу с покаяньем сейчас,
Как мы в школьные годы далёкие
Ничего не слыхали о том,
Что для Вас они были нелёгкие…

Что ж теперь говорить о пустом? –
Напишу я теперь обязательно
О любви и душевном тепле
К дорогой Александре Кондратьевне
В годы детства в далёком селе…

Напишу… Но – пишу с опозданием,
С покаянием я опоздал…
И нельзя изменить покаянием
То, о чём я недавно узнал…

А узнал – и все чувства отравлены, –
Мне сказали… – как поздно дошло! –
Нет в селе Александры Кондратьевны,
Опустело родное село.

Но пишу я с волнением искренним,
Всё же, адрес её разыскав,
Очень глупо и, может быть, выспренне,
Что я тоже от жизни устал.

И без адреса вышлю обратного, –
Ну, кому нужен адрес-то мой?
Ты прости, Александра Кондратьевна…
Я – на ты к ней!? – ах, боже ты мой!..

9 марта

         Погода (или непогода?) свирепствовала всю ночь, ветер и к рассвету не утих, и, казалось, разразился ещё сильнее.
         По-прежнему тепло, снег быстро тает. На протоке – сплошные лужи, и ветер гонит по ним крупную рябь.
         Всё гремит и грохочет, с белой ивы на мокрый снег нападало много веток, – ветер наломал дров, – что ни поставишь, падает, что ни положишь, ветер уносит.

Холодные чувства

Эти льдинки ещё не растаяли
На душе, – и чуть слышно звенят, –
Но меня они вспомнить заставили…

Холодеющим чувством объят,
Я смотрел на тебя вызывающе…
Но к чему эта гордая спесь?

И зачем этот лёд нарастающий,
И зачем я так скован им весь?

Вспоминается… и, леденеющий,
На рассвете забрезжил вопрос:
Где же луч этот, робкий, но греющий, –
Почему не прогонит мороз?

И – случилось! – за чёрною тучею,
Закрывавшей собой небосвод,
Засветились желания лучшие,–
С ними Солнце, – смотрите! – встаёт!

И от сердца толчком до предсердия,
А потом и в студёную кровь
Потекло, разгораясь, усердие
Жить и видеть при свете любовь!

Что же холод? – доселе не тающий
И впаявший желания в лёд,
Побежал за ручьями играючи,
С вешним Солнцем ведя хоровод!

         Ветрище бесился и рычал, крупно вздрагивая и роняя капли редкого дождя или просыпая оплывшие влажные снежинки, в полном сумраке при густой об-лачности до полудня.
         Но и у любого ветра силы иссякают. К полудню он чуть поутих, присмирел как бы, – и тут появились разрывы в облаках, и в них промелькнуло удивлённое и обиженное Солнце:– мол, как же это так? – весна ведь, а мне приходится стоять в стороне и в лучшем случае выглядывать из-за туч.
         Но разрывов стало больше – и обида у Солнца прошла. Какая же под солнечными лучами и при силь-ном ветре открылась красота!
         Чистый воздух, утончённая контрастность и обо-стрённая чёткость ближних и дальних картин пейзажа, причудливые формы облаков, вытаивающие из-под сугробов куски земли с клочками рыжей и зелёной тра-вы, лужи на снегу и на оттаявшей земле и дорожках… всего не перечислить.
         А в лесу невесть как возник светлый сиреневый туман…

Новые чувства

Туман
            в лесу,
                взгрустнувшем в марте,
И –
       Солнца светлые лучи!
С каким-то сказочным азартом
При свете внутренней свечи
Они зажгли переживанья
В моей восторженной душе
И я притих от ожиданья
Любви…
                Она
                пришла уже! –
Но серебристые иголки
Покрытой инеем сосны
Блестят в лесу,
                как кривотолки
В тумане
                плачущей Весны…
Но свет
              течёт! –
                как слёзы счастья!
А жар невиданной свечи
В душе такой уже горячий,
Хоть выпекай в нём калачи!
…Туман в лесу…
                и я в тумане…
Но чистый, нежный свет любви
В лесном весеннем океане –
Как чувства новые мои!

         К вечеру ветер подустал ещё более, однако сумел-таки закрыть небо новыми плотными облаками, и даль-ний закат истлевал в дымчатом сумраке.
         Ночь не была такой же ветреной, как вчера, но была такой же тёплой.

Ночь

Мечта не крыльями взмахнула,
Но побежала, захромав…
И не взлетела, но вздохнула,
Крыло сильнее изломав…

Потом в небытие скользнула,
Не встретив чуда на пути:
Во мраке ночи потонула,
Не зная, как его пройти.

Ушла мечта, но не забылось
Ни ощущение мечты,
Ни то, как сердце бурно билось,
Изведав силу высоты

С мечтой, тогда ещё крылатой…
Куда девались крылья те?
Зачем ты, ангел мой пернатый,
Исчез в кромешной темноте?

Как одинок я и недвижим!..
Как мрак сгущён до черноты!..
Теперь к мечте моей не ближе,
Чем к бездне звёздной пустоты…

Хочу надеяться: вернётся
Мечта моя… и Солнца луч
Сердец взволнованных коснётся –
И счастье выпадет из туч…

 10 марта

         Ещё раз убеждаюсь, что стихи, если они искрен-ние, не могут быть не пророческими, не провидчески-ми: вот он, солнечный рассвет!
         Вот оно, весенние сияние нового дня! Пять граду-сов тепла с самого раннего утра, с первых лучей Солн-ца! А света так много и он такой ослепительный, что лёд, от которого он отражается, радужно разбрызгива-ясь, сам кажется горячим.
         Камыши во влажных сугробах ещё размахивают своими метёлками, но ветер уже ослаб настолько, что запутывается в свисающих ветвях прибрежных ив – и не раскачивает их, нет у него на это сил, а играет: кач-нёт легонько, как бы забавляясь, и отбежит к камышам, поглядит на свои проделки и снова начинает… И ка-мыши, и ветки охотно играют с расшалившимся ветер-ком.
         На краю леса, там, где дорога ныряет в него, сто-ят, причудливо изогнувшись, три сосны. Их кривизна настолько грациозна и пластична, что глаз не отвести. Долго можно любоваться их причудливой вязью. Такое впечатление, будто именно такое изящество подсмот-рели китайские художники, а потом перенесли на свои полотна. И здесь, на снегу у трёх сосен только чёрных иероглифов не хватает!

Три сосны

На китайский манер изогнувшись,
Одинокие сосны стоят.
От зимы удивлённо очнувшись,
На сугробы с прищуром глядят,

Не мелькнёт ли под ними дорога,
Что исчезла осенней порой? –
«Поскорей покажись, ради бога,
Из-под снега, хотя бы сырой,

Может быть, кто-нибудь да проедет,
Да заметит весенний узор
Наш, китайский, да с чувством оценит,
Заведёт, может быть, разговор:

Мол, гляди, красотища какая! –
На китайский манер! – погляди!..»
Три сосны, никого не встречая,
Просят шорохом: «Не проходи…»
 
         Только головой верти. В стихи просится всё: каж-дый куст у дороги, каждый сугроб в поле, каждое об-лачко в небе, каждая мысль в сознании, каждый отте-нок чувства в настроении… и ведь обо всём можно ска-зать нечто новое! Не так, как было сказано другими за сотни и сотни лет до этого дня. Можно написать сто стихотворений «Рассвет» подряд и все они могут быть разными в зависимости от деталей, взятых как средство выражения. (Вспоминается письмо Чехова к брату о лунной ночи и бутылочном осколке). Один и тот же предмет можно увидеть с сотни  различных точек зре-ния.
         Мелькнула мысль: а что, если написать поэму, в которой назвать как можно больше предметов? Поэма о предметах. Предметная поэзия. Безо всякой символики. Стихи о реальных вещах, одушевлённых сказочным русским словом.
         Размечтался! Не акмеизм ли это? Было, всё уже было… Но отчего же не помечтать? Забавно… А вот и предисловие для такой поэмы:

Предисловие к поэме названий

Чтоб сущность каждую назвать
И обозначить роль и место,
Берусь я стадо истин гнать
В страну стихов – там интересно.

Там сводит узкая тропа
В одну – единую – дорогу
Всё сущее… Ступай, стопа,
За грань привычного порога.

Там в слове – жажда и живот,
Но и душа, любовь и разум.
Там стих целительный течёт
Бальзамом по обычным фразам!

Лишь там под Солнцем свод небес
Как Вавилон моих желаний:
Лишь там они имеют вес
В природе чувств и состояний…

Стопами вытоптав траву
В лугах со спелыми словами,
Я все предметы назову
Своими жадными стихами!...

         И тут я подумал: весёлая игра в предметную по-эзию – и есть не что иное, как мой «Солнцеворот»… Так писал и так пишу, не умею по-другому. – Стоп! – чем же это не стихотворная строчка? – надо использо-вать.

Словом искренним грешу,
Отвечая грубо злому:
Так писал и так пишу,
Не умея по-другому…

         Ну, взгромоздился на конька, теперь не остано-вить! Поехали…

Об идеях

Мне жизнь не в тягость. – Я живу,
И всё, что есть, переживаю,
Минуя утлую молву
О том, что жизни я не знаю.

Не знать – добро, а не порок.
Не выношу хлопот нелёгких.
Свод неба – вот мой потолок.
Слова в нём – призрачные блёстки.

Суть пошлых слов «житья-бытья» –
Идей болото бед и быта.
Таких идей не знаю я.
Душа моя для них закрыта.

Я горд и праведен в своей
Родной и вымышленной келье.
В ней я свободней и живей,
Себя не связывая целью;

(Что цель? – богатство – от забот
И нищеты существованья!
Но я богат! Мой дух растёт
На ниве сопереживанья…).

В ней все доступны чудеса,
Какие мог придумать разум;
Здесь я пронзаю небеса
Нецелеустремлённым глазом,

Чтоб всю вселенную объять –
И пережить в себе, жалея,
Что не могли того понять
Друзья мои, иным болея…

         Вышел во двор и впервые в этом году увидел большую стаю птиц. Стая чёрными виноградными гроздьями облепила могучую белую иву и радостно галдела, приветствуя весенний день. Завидев небритое двуногое существо, выбравшееся из тёмной кельи, стая с трепетным шумом сорвалась с веток, и я от неожи-данности даже не разглядел, что это за птицы. Серые, но крупнее воробьёв, не дикие ли это голуби – горлин-ки? Ранним утром одна такая птица вышагивала в траве под окном, выискивая что-то…Здесь, в Сибири, гово-рят, они серого цвета. Не то что в Узбекистане. Там горлинки, прилетающие из Афганистана, чёрные, но с таким радужным сине-фиолетово-зелёным отливом, что выглядят райскими птицами!
         А солнечная объярь полыхает! Этим светом не-возможно ни насытиться, ни пресытиться.

Наследство

Весною самый первый луч
Душевного рассвета
Был весел, юн, румян, кипуч –
И ждал прихода лета.

А мне весна была нужна
И не спешил я в лето:
Хотел, чтоб вечная весна
Несла мне много света!

Пускай в душе моей горит
Рассветное светило. –
Таким уж, мама говорит,
Она меня слепила…

И успокоила вчера:
«Знай, Солнце не погаснет,
Какая б ни была пора,
Жить без души – опасней».

Усвоил я: моя душа –
Весна! А сердце – лето.
А осень? – Тоже хороша.
Зима? – сойдёт и это…

         Вечером, едва стемнело и во всей своей красе снова объявилось звёздное небо, я сразу заметил его сдвиг. В те несколько ночей, когда другого, кроме об-лачного неба не было, созвездия успели переместиться на заметную величину. Яркий пояс Ориона, например, уже не на юго-востоке, а на юге – и повыше, а на его прежнем месте, но гораздо ниже, почти задевая верши-ны далёких сосен, невозмутимо блещет Его Величество Сириус. Нил, в отличие от Оби, которую ждёт лето, вскоре начнёт разливаться…
         Ночь выдалась очень тёплая по мартовским мер-кам: плюс четыре, а днём температура достигала 7 гра-дусов тепла.

11 марта

         Темнющие тучи закрыли восход, но на западе, на-против, высились белые, почти кучевые облака – и све-тились розовым рассветным сиянием. Вот это да! неви-данная картина! Впервые в жизни вижу, как восход на-чинается не на востоке, а на западе… И не только свет, но и огромные куски чистого неба – на западной его стороне.
         Первый день масленицы стал наоборотным днём, днём-перевёртышем.
         Дует несильный южный ветерок, тепло: два гра-дуса выше нуля.

Весной

Наполняется утро красою
И дыханием юной Весны –
И она выбегает босою
На лужайку у старой сосны.

И бежит, упиваясь свеченьем
Золотистого свежего дня,
И смеётся с большим облегченьем,
На пороге завив меня:

«Жив-здоров, бедолага? – чертяка,
Ты зачем поклонялся Зиме?
Женихаешься, старый гуляка!
Не в своём ты, как вижу, уме».

«Извини. Но Зима – надоела:
Плачет, старая, удержу нет.
А тебя вдалеке разглядела –
И растаяла… Так что, привет!»

Рассмеялась Весна, погрозила
Шаловливо ивовым прутом
И протокой по льду заскользила,
Исчезая в лесочке густом…

         Или так.

Хорошо! Замечательно! Ясно:
От снегов поднимается пар. –
Пролила уж не Аннушка ль масло
Для Зимы надоедливой в дар?

Вмиг ручьи потекли, ободряя
Смелой нежностью талой воды
И надежду мечтой утоляя,
Очищая любовь от беды.

Даже в сердце намного светлее!
Не построить ли город снегов?
Нет, ручьи потекли веселее,
От такой беспросветности слов!

Зиму, значит, теперь не умаслить…
И снежков из воды не слепить…
Знать, не в масле весеннее счастье,
А в желании жить и любить.

         Раздосадованное Солнце растолкало синие тучи, вырвалось на свободу – и с наслаждением плеснуло на холодную землю нагретыми за тучами лучами. Лёд, кажется, зашипел! Деревья сразу приосанились, а пти-цы приостановились в полёте, чуть не свалившись в пике, а потом, хлебнув изрядную порцию солнечного воздуха, полетели быстрее прежнего.
         Но Зима не сдавалась. Упрямые тучи снова и сно-ва прикрывали Солнце, и тихая эта борьба продолжа-лась долго. Ветер, верный помощник мрачным тучам, даже окреп в таком единоборстве, настолько был уве-рен в собственных силах и полагаясь на своё летучее божество…

Любовь на ветер

Музыкант, вдохновенен и юн,
Повинуясь судьбы произволу,
Извлекает надежду из струн,
Посвящая кантату Эолу…

Но не слышит никто из богов.
В одиночестве лиру терзает
И не видит певец никого:
Ослеплённый любовью, страдает.

…Ах, влюблённый певец, отвлекись
От своей изнывающей лиры
И со словом простым обратись,
Словом, самым доходчивым в мире:

«Я люблю, дорогая, тебя!» –
Если сказано будет от сердца,
То услышит она, полюбя,
И не слыша искусного скерцо.

Брось же струны! За счастье своё
Постарайся бороться не пеньем;
Привлеки не страданьем её,
А сердечным своим вдохновеньем!

Ты вниманьем её очаруй
И заботливым, нежным служеньем…
Обними, приласкай, поцелуй!
Воспылай дорогим восхищеньем!..

…Но певец улыбнулся в ответ
И легонько ударил по струнам:
«Нет без Лиры Любви… этот Свет
Я восполню сиянием лунным…».

…Улыбнулся – и снова запел
Посвященья в усладу Эолу!..
Потрясённый, я молча глядел,
Изумляясь любви произволу.

         Чувствую, что и мои стихи посвящены Эолу: бе-гает, толкается, бросается под ноги и взлетает над зем-лёй. Но ему – простительно, он весенний и, к тому же, южный и не очень холодный.

Под Солнцем

Ослепительно Солнце сияет,
Набирая с утра высоту,
И сугробы стремительно тают,
Наполняя ручьями мечту
О зелёном и ласковом лете,
О цветущих и пышных лугах…

Я люблю потеплевшие эти
Нотки счастья в негромких словах:
Их приносит откуда-то ветер,
Там, наверное, очень тепло…

Распрекрасную музыку лета
Слышу зимним стенаньям назло,
И вольготно мечте на просторе!
И весна закипает! – бурлит! –
И стекает в далёкое море...
Там и лёд как живой лазурит…

         Солнце, однако, на этот раз не откликнулось на мои пророчества. Пронизывающий ветер вместе со своими союзницами – мрачными тучами – вышли по-бедителями: облачность к вечеру наглухо перекрыла небосвод. Ни заката, ни звёзд, ни Луны – тёмная ночь и околонулевая температура. Стало прохладней…

12 марта

         К утру ветер усилился настолько, что снова за-громыхала крыша. Температура минусовая. И всё на-оборот, всё не как у людей (вернее, именно всё как у людей!) – при этом взошло яркое Солнце в совершенно безоблачном небе!

Для нас

Что здесь такого случилось? –
Это светило взошло,
Пульсом весенним забилось
Солнечной веры тепло
В наших сердцах…
                И свалилось
Тёмное небо с души!
Это сегодня случилось.
Солнце увидеть спеши.

Будем смотреть и смеяться:
Солнце родное в глазах!
Будем гореть и влюбляться:
В марте иначе нельзя!

Будем надеждой надёжны,
Верою будем сильны.
Нам без любви невозможно
Жить под началом Весны.

Если мы снова влюбились,
Значит, и горя нам нет:
Значит, для нас приключились
Утро, весна и рассвет.

         Удалые чувства и настроение! Раззудись, плечо! Не зря на масленице штурмом берут снежные городки.
Впрочем, мне только в детстве приходилось видеть это буйное действо, в памяти почти не сохранившееся.

Крепость

Незаменимость и нелепость,
Невероятность бытия, –
Вот мира созданная крепость,
Вот сущность жизни – и моя.

И вот весь сказ…
Моя забота:
Словами то пересказать,
Что сердцем чувствовать охота,
Но невозможно осознать…

Смогу ли?..  но – себе отвечу…
Я убеждался много раз,
Что эха даже я не встречу
На стрелы выкованных фраз!

А потому снимать осаду
Не буду… слышите? – Ау!
…Вновь напоролся за засаду
Безумных слов…
Но – на плаву! –

Невозмутимость и нелепость,
Несокрушимость бытия…
Стоит незыблемая крепость,
Но будет взята, –
Верю я.

         Несмотря на ветреную и не слишком обворожи-тельную погоду, весенний дух неистребим!

Состояние

Пришёл в неописуемую радость? –
О, нет! – неописуемо люблю.
Для счастья позволительная малость,
Когда я сам себе благоволю…

Но это – не процесс, а состоянье
От самого начала до конца,
Живое непрерывное ваянье
Готового к событиям творца.

Вписался в состояние творенья,
Навек себя к любви приговорив? –
В экстазе сопричастного волненья
Возрадуйся, молитву сотворив…

         Но как изменчивы и непостоянны бывают наши невесомые желания и летучие неуспехи! Порой смена состояний идёт с быстротой кинокадров в американ-ских вестернах…

Искатель

Вселенский кубок горних слёз
Ты наклонил к Земле, Создатель,
И расплескал их, …сколько звёзд
Увидел вечности искатель!

Он прикоснулся к божеству,
Пьянея духом в неге странной,
И… поклонился естеству
Межзвёздной вечности туманной…

Но утром высветил рассвет,
Что кубок светом был наполнен,
А вечности в помине нет
В его натуре беспокойной…

         Ох, уж эти мне вечные звёзды! И они рождаются, и они умирают – и где поручительство, что некие ра-зумные существа не придумали своего Создателя, Творца Вселенной! Ведь на одной Земле запросто со-существуют (к тому же, в остром соперничестве) мно-жество Богов. Сознанье вымыслом наполню, и мир свой сущий сотворю… Уже стихами говорю, значит, волну-юсь…
         Религия – это часть поэтического осмысления ре-ального мира. Красивые мифы, ничего не скажешь! Вся мировая литература, живопись и зодчество выстроены людьми на библейских темах и темах прочих измыш-лений.
         Красивые сказки: «у него талант от бога», «в нём божья искра», «в детстве его бог поцеловал» и тому подобные. Для развлечения, отвлечения и для отдыха от суровой действительности сказкам этим цены нет, но нельзя же серьёзно к ним относиться! Папы и мамы, дедушки и бабушки вплоть до обезьян – твои создате-ли. И всё кончится так же естественно, как естественно и возникло.
         Но если со сказками приятно жить, так зачем же от них отказываться? Не лучше ли и самому поучаство-вать в их создании?
         Тем более что, вот они, за окном! – в свои закон-ные права вступила великолепная весенняя звёздная ночь, баснословно привлекательная и по-человечески тёплая. А ветер не унимается, грохочет…

13 марта

         Рассвет выдался спокойный, с переменной облач-ностью, с ослабевшим-таки ветром и с небольшой ми-нусовой температурой.
         Временами начинается слабый снежок, но тут же выглядывает Солнце и всё вокруг вспыхивает с новой надеждой: весна идёт, идёт, идёт!

Светлая музыка

Сколько света доступно душе!
Сколько света постигнуто сердцем!
Я свечой возгораюсь уже
От накала весеннего скерцо!

Менестрели и барды поют,
Освещая улыбками лица,
И Весне просветлённой дают
В небесах от души насветиться!

Гитаристы весёлые бьют
С наслаждением нежным по струнам
И от чувства высокого рвут
Нити страсти к желаниям юным.

Сколько света! А сколько тепла!
Это сколько же радости светлой
Мне природа для пенья дала
И любви – для поэмы ответной…

         И ещё примерно на ту же тему, только гораздо ко-роче.

Стихи
   тихи,
      но сердце бьётся
         всё звонче,
            громче
               и живей –
                и во вселенной отдаётся
                пульсар поэзии моей.

         В три часа пополудни как-то вдруг, без подготов-ки, начался богатый и сочный снегопад, – такого уж точно в этом году ещё не бывало! Сквозь снежные вих-ри соседнего дома не видно! Но… спустя четверть часа бурный ливневый снегопад так же внезапно прекратил-ся – и вновь засияло Солнце. потом новые четверть ча-са – и новый сумрак под густой облачностью…

Весенний снег

Печаль в глазах: снежинки тают…
За ними новые летят –
И не ложатся, а порхают
И приземляться не хотят,
Густыми вихрями взлетают
И нежной слёзностью блестят…

Печаль в глазах, – но сожаленья
Нет в светлых чувствах непростых,
Есть только ласковое жженье
Снежинок пышных и густых…

Не долетев, снежинки тают:
По капелькам идёт Весна,
И в лужи снежные ступает,
Но в снежных вихрях не видна…

Мне чудо хочется запомнить:
Мгновенья – прелесть-хороши! –
И тёплой нежностью наполнить
Пустые ёмкости души…

         И так до самого вечера: то начнётся, то перестанет снегопад расчудесный, и всякий раз почти такой же, одинаковый, но по-весеннему очень спокойный и кра-сивый. А тем временем стрелка термометра медленно-медленно ползла от нулевой отметки в минусовую сто-рону…

В марте

Метель кружила вихрем Стужу,
Но им навстречу шла Весна –
И, солнцем облачность утюжа,
Сама нагрелась докрасна!

Метель пошла ещё сильнее,
Почти все сучья обломав,
Но… кто теперь Земле роднее? –
И, к лесу с нежностью припав,

Весна ласкала и жалела
Его как малое дитя.
Зима смутилась, побледнела,
Ушла, метелями вертя…

Теперь Весна Земли хозяйка!
За дело срочно принялась:
Сугробов сколько! – начинай-ка
Уборку в доме! Глаз да глаз

За этой Зимушкой-неряхой:
Снегов-то серых под окном!
А Небо синюю рубаху
Одело – с солнечным пятном –

И всякий кустик оживился,
И лес ручьями зазвенел! –
И я подумал: «Вот, явился
К Весне небесный кавалер!..»

         К вечеру стало совсем свежо – и я решил, что но-чью непременно грянет неплохой морозец, – показа-лись крупные звёзды.
         И снова о звёздах. В Ташкенте, будучи членом ас-трономо-геодезического общества и даже членом его учёного совета, познакомился со многими интересны-ми людьми. Бывал дома и много беседовал с Владими-ром Петровичем Щегловым, академиком АН УзССР и директором Астрономического института. Он даже продиктовал мне примерный план «Занимательной ас-трономии» для школьников, таким каким он его себе представлял, когда узнал, что я хотел бы такой сборник составить. План до сих пор, к сожалению, не реализо-ван и надежды на это уже нет.
         Но бог с ним, со сборником, были занимательные истории, связанные с астрономией.
         Как-то Владимир Петрович разыскал один из не-многих сохранившихся атласов звёздного неба Яна Ге-велия, изданного в средние века в Польше. И решил переиздать его в Ташкенте.
         Печатали атлас у нас, на военной картографиче-ской фабрике. Для обложки понадобилось изображение Атланта, держащего на плечах небесную сферу, и Вла-димир Петрович попросил одну из сотрудниц институ-та сделать запрос о фотографии статуи в Венецию, где в одном из музеев она хранилась. Ответ пришёл поло-жительный, но… итальянцы за фото запросили много долларов. И тогда сотрудница, Зоя Борисовна Коробова сказала, что она видела точно такую же фигуру в… Ташкенте, в музее искусств! Убедились, тщательно проверив, да, верно, есть такая в Ташкенте! Откуда, как она здесь оказалась? Выяснили, что статуя, – точная мраморная копия с оригинала,– была действительно сделана в Италии, но много позже,  в Х1Х веке, по за-казу опального Великого князя, сосланного в Ташкент из столицы России за то, что он страдал …клептоманией… Князь, обустраивая свою «тюрьму», и заказал статую тогдашним итальянским мастерам. Так она и осталась в Ташкенте.
         А сам атлас Гевелия интересен тем, что это един-ственный в мире атлас, созвездия в котором изображе-ны с точки зрения внешнего наблюдателя! Как будто наблюдатель находится не на Земле, а в далёком кос-мосе, над звёздной сферой! И смотрит на звёзды свысо-ка…
         И ещё одна забавная история. В те времена к Зем-ле спустя долгое время приближалась комета Галлея и велась подготовка к её наблюдению. Мы с Зоей Бори-совной решили написать статью об этой комете для «Вечернего Ташкента». Мне отводилась роль историка, а Зое Борисовне – астронома. И вот, когда мы обсужда-ли материал, я возьми да ляпни, что в Южной Африке, на мысе Сар велись наблюдения кометы… и т.д. Зоя Борисовна вскинула брови и рассмеялась: не мыс Сар, а мыс Кап! Эта моя ошибка до сих пор смущает меня. Географ, называется! Ну, как я мог, читая русский текст, прочесть написанное английскими буквами сло-во как Сар, а не Кап?
         А ведь хорошо знаком с книгой академика Китай-городского: «Реникса»! Там тоже было точно так: сту-дент получил за свою работу короткую письменную реплику преподавателя: «Чепуха», а прочёл её латин-скими буквами, и у него получилась Реникса.
      
 14 марта

         Пятиградусный мороз не стал ранним утром по-мехой для яркого солнечного рассвета. Как раз наобо-рот. Редкие белые облака не спеша прогуливаются по светлой голубизне, а под ними сноровистые птицы по-казывают своё искусство пилотажа на малых высотах. Слабый ветерок птицам не мешает.
         Стёкла на окнах в соседнем доме отражают свет ничуть не слабее самого Солнца.
         Ледок старается выглядеть по-взрослому и серь-ёзно похрустывает под ногами, как будто слышал про-гноз на сегодняшний холод и не боится растаять не-медленно.

Энергия

Покой не словом я нарушу,
Но целой ратью новых дел!
Расправлюсь с ними и не струшу,
И передвину дней предел
Туда, где тонет бесконечность
В пучинах многоцветных дней…

Моя энергия – как вечность!
Дела сегодня и начну,
И станет ясно даже Богу:
Готовь ещё одну весну! –

По крайней мере… Ты же вечность
Не для меня ведь припасал?!.
…Послушной стала бесконечность,
Когда я это написал…

         Вот так всегда и было в моей жизни: на словах и в стихах – гений да и только, а на деле – немощный шут. Ни с того ни с сего, или, может быть, и с того и с сего вспомнились горы – хребты Заилийского Алатау.
         Вот написанные когда-то давным-давно стихи по случаю таких же воспоминаний.

Тянь-Шань

Всё выше и выше взвивается взгляд.
Туда, где тянь-шанские ели
О красоте неземной говорят
Глубоких и грозных ущелий.

Там ветер холодный течёт с ледников,
Но разве – он сердце остудит?
К вершинам, конечно, взойти нелегко,
Но кто-то идти, всё же, будет!

Идти, чтобы пик ледяной покорить
И чтоб над планетой подняться;
Идти, чтоб со звёздами поговорить
И с солнцем по-братски обняться!

         На вершины свыше трёх тысяч метров над уров-нем моря мне подниматься удавалось, и неоднократно, но самые сильные впечатления от гор я получил не на вершинах и не во взрослой жизни.
         Однажды, – а было это летом в самом конце 50-х годов, родители взяли меня окучивать картошку на де-лянку, отведённую им высоко в горах, почти у лесной полосы. Горы – южные, под Алма-Атой, северные от-роги Тянь-Шаня, то есть как раз того самого Заилий-ского Алатау…
         Снежные вершины и крутые склоны, покрытые высоченными тяньшанскими елями, да ещё в такой близости, потрясали своей величественной мощью до глубины души ребёнка, выросшего на степных просто-рах Актюбинской области.
         Но закончились припасы воды, и взрослые посла-ли меня и ещё одного парнишку с двумя бидонами вниз, к ручью. Мы шли и весело смеялись, переговари-ваясь. Потом я, завидев ручей, бросился бегом вниз. Склон был очень крут, бежать было опасно, камни вы-скальзывали из-под ног. Мой приятель остался выше – и вдруг я услышал его истошный крик. Обернулся – и ничего не успел сообразить: камень просвистел мимо головы, чуть коснувшись уха… Сначала я даже ничего не понял, и только потом, набрав воды и поднявшись наверх, сообразил, что мне в жизни моей крупно повез-ло: остался цел…
         Осознав, я уселся прямо в картофельные рядки и вид у меня стал, видимо, таким странным, что мама об-ратила внимание, подошла, посмотрела – и ахнула: с кончика уха капала кровь…
         Её состояние передалось и мне, и после этого слу-чая я несколько лет просто панически боялся гор!
         Спустя несколько лет, когда я был уже шести- или семиклассником, а тот ужас ещё не прошёл оконча-тельно, мы договорились с ребятами идти в горы.
         А надо сказать, что для нас, мальчишек из города Каскелен, понятие «идти в горы» составляло настоя-щий ритуал. Можно было идти в горы за «пучками» (дикий ревень), за «марикоревной» (дикие пионы –  Марьины коренья), за урюком (дикий абрикос), и тому подобными «промысловыми» надобностями. Ходить в горы «просто так», ничего не собирая, а только созер-цая красоты, считалось дурным тоном.
         Так вот, договорились мы в очередной раз «пойти в горы», не помню уже – зачем. Выходить надо было ещё затемно, собирались у моего дома. Ночью громы-хал гром, но гроза не приблизилась к городу, а вот ко-гда надо было сделать первый шаг к горам, поднялся сильный ветер – и наше предприятие развалилось само собой. Никто в такую погоду идти не решился.
         Я отправился один. Это была глупая выходка, но это был вызов самому себе, как я понял уже потом.
         Дождь пошёл спустя полтора-два часа, то есть я уже вышел из города и приблизился к ближайшей гор-ной долине. Пока бушевала гроза и на одинокую фи-гурку лились потоки воды, было ещё довольно весело, хотя и жутковато. Но вот, поднимаясь по горной доро-ге, я вошёл в грозовую тучу и вспышки молний оказа-лись ниже меня, в долине, и только гром грохотал из окружающего пространства со всех сторон сразу.
         Но самой грозы здесь не было. Тёмная туча была внизу, а меня окружал самый обыкновенный туман, к тому же, довольно редкий, и видимость в нём была на-много лучше, чем в привычном «земном» тумане. Вся моя одежда и рюкзак в том числе быстро пропитались холодной влагой, прикрыться от которой, как от дож-девых струй, было невозможно!
         Вот здесь-то и стало по-настоящему жутко, пото-му что туман… светился! Ровный жёлто-розовый внут-ренний свет, исходящий из тумана, окрашивал камни, скалы и растительность в… бледно-синий цвет! Имен-но так, не в жёлтый, не в розовый, а почему-то в блед-но-голубой цвет. И страшная, гробовая тишина между ударами грома.
         Мне понадобились не меньше четырёх часов ходьбы, чтобы добраться до окрестностей известкового завода, расположенного в семнадцати километрах от Каскелена, если провести прямую линию. К этому вре-мени грозовая туча ушла вдоль отрогов хребта на за-пад, туман поднялся к вершинам гор и превратился в сплошную светлую облачность, подул противный про-хладный ветер.
         И, дрожа от холода, в июле! но с облегчением от-того, что всё закончилось, с видом мокрой курицы поздно вечером я вернулся домой. Родителям, естест-венно, я не сказал, что был в горах.
         На следующий день друзья долго не верили моему рассказу, но я показал им кусок известняка, который предусмотрительно захватил вчера с собой – и все они дружно покрутили пальцами у своих висков. А я стоял и радостно улыбался.
         С той поры ужас перед горами у меня пропал и, наоборот, появился устойчивый, на всю оставшуюся жизнь, интерес.
         В годы учёбы в училище я написал об этом похо-де стихи, которые потом долго никому не показывал, стесняясь своей глупой выходки.
         Вот эти стихи.

В горах

Я один на размытой дороге.
Воет ветер и хлюпает грязь,
А ревущий поток – на порогах –
Словно вытекший неба глаз…

Мне бессмысленно ждать кого-то.
В эту непогодь – люди в тепле.
Так какого ж проклятого чёрта
Мне так весело жить на Земле!?

В эту ночь мне смешна разлука!
В эту ночь мне мелка любовь!
Если только не дрогнут руки,
Я небесную выпью кровь:

Я наброшусь на небо жадно,
Вырву медное сердце – луну,
Но не выступит пот прохладный
У меня на бесстрастном лбу.

Не насытившись яркими звёздами,
Я к потоку губами прильну…
Эта ночь для меня лишь создана,
Никого я к себе не впущу…

Я забуду здесь имя и отчество
И в туманном огне испарюсь.
Я люблю тебя, одиночество,
Я люблю тебя – и боюсь…

         Вот такие пироги. В этих стихах день для пущего ужаса превратился в ночь, а моё поведение в них опи-сано так, что без пристального внимания психиатра не обойтись… 
         А Солнцеворот продолжается! Сегодня Солнце (вернее, центр солнечного диска) из Водолея под ост-рым углом переходит в Рыбы. Но если брать во внима-ние диск Солнца в целом, а он немалый, около полуми-нуты сферической дуги, то можно сказать, что весь процесс идёт несколько дней. От и до границы между созвездиями светило находится одновременно и в Во-долее, и в Рыбах.

15 марта

         Сегодняшнее солнечное, но не безоблачное утро началось для меня с М. Чюрлёниса. Первый взгляд в рассветной комнате упал на давнюю журнальную вы-резку с репродукцией одной из самых известных его картин. Эту вырезку я храню давно, и всегда, переезжая на новое место, вставляю на книжную полку перед книгами со стихами.

Чюрлёнис

Скала исподлобья, угрюмо
Глядит на залив золотой,
Волнами не трогая думы:
Недвижим глубокий покой…

Уходят в пространство туманно
Два чёрных, недвижных крыла:
Задумчивый демон и ангел,
Заплывшая в море скала…

Два глаза горят исподлобья
И светится след на воде.
Не лунных дорожек подобье –
Подобье дорожки к беде…

И взгляды не тонут в пучине,
Спокойно, бесстрастно скользят
За следствием к новой причине
И к истине старой – назад…

И думы не знают движенья…
Придавлены силой высот,
Они – идеал запустенья,
Не правило, а исключенье,
И – музыка низких частот…

         Заметил сегодня нечто в этой полуистёршейся журнальной странице – и вот, пожалуйста, неожиданно сам для себя, пересказал стихами… зачем? – а бог его знает зачем, – так получилось.
         А погода за окном солнечная, и, хотя облака при-сутствуют, утренний восьмиградусный мороз посте-пенно перерос в четырёхградусный дневной. Что при слабом ветерке просто замечательно.
         Днём успел не только стихи пописать, но и зара-ботать на заливке фундамента 300 рублей, что немало-важно. Да и Маяковский об этом говорил: «Сидят па-паши, каждый хитр, – землю попашет, попишет стихи».
         К вечеру наладился было снежок, прошёлся ле-гонько, но передумал и перестал.

Вечером

Нескончаемы снежные вихри,
Нескончаема прихоть Зимы…
Но в душе моей страсти утихли,
Захлестнуло всевластие тьмы.

И воздушную смесь снегопада
С потемневшей печалью моей
Я вдыхаю, – но это ли надо
Мне в глухой беспросветности дней?

И склоняюсь я… и к изголовью
Неуверенно падает тень:
Навсегда ли покончил с любовью,
Навсегда ли закончился день?..

И гляжу… неподвижные тени
Держат мой гробовой потолок…
И надежды притихли от лени
Сделать жизни последний глоток…

Надвигается вечер… и чувства
Затаились… и смирно лежат…
А снежинки бессмысленно густо
Всё кружат в тишине и кружат.

         Написал – и подивился: откуда пессимизма столь-ко? Нужен выброс отрицательной энергии? Тогда – пусть его, имеют право быть и такие стихи: мрачные и тоскливые, они, напротив, способны в противовес соз-дать настроение светлой печали.
         Тем более что тёмная холодная весенняя ночь мирно посапывает за окном, грезя новыми чувствен-ными фантазиями…

У окна

На окне отвожу занавеску
И, прильнув к тёмной ночи, стою.
Нет причины серьёзной и веской
Для печали у дня на краю,
Но – стою, помрачнев от печали…

Ожидаю… чего? – не пойму…
Но часы мне с утра настучали
Глупых дел и минут кутерьму.

За окном – всё привычно и просто.
Темнота и глубокая ночь.
И большие глазастые звёзды,
И Луна, уходящая прочь,

И мечты, и надежды и – чувства.
Занавеска дрожит на плечах.
Нет причины серьёзной, но грустно
Вспоминать о большущих глазах…

         А вот и неправда! Придумано для красного слов-ца. – Ни Луны, ни звёзд сегодня ночью нет, а есть гус-тая облачность и слабый ветреный мороз.
         Но в стихах, как в сказке, возможны любые вещи,  всё что угодно, и в любой момент времени и в любой точке пространства…

16 марта

         Пасмурно, ветрено, снежно, слабый и хрупкий мороз. – Стоп! – написал эти слова и увидел в них сти-хотворение. Сам собою образовался дактиль. Так его и назову:

В пасмурный день

Пасмурно, ветрено, снежно.
Слабый и хрупкий мороз.
Облачность в небе небрежно
С ветром доводят до слёз.

Вьётся по улице белый,
Мартовской свежести, снег.
Слышу в берёзках несмелый,
Ветром срываемый смех.

Ветер играет! – щекочет.
Щиплет охальник Мороз,
Выйти с берёзками хочет
В круг под мелькание кос…

Сыплется веер снежинок.
Ветер с Морозом бегут
К стайке весёлых рябинок,
Смех раздаётся и тут…

         Снегопад красивый, но несмелый, редкий не уни-мается весь день. Белая свежая пороша с наслаждением похрустывает под ногами, снежок сыплется с веток, возникает и не ослабевает чувство обновления, свеже-сти.

Пение

Пою не свет, – его оттенки.
Пою пришествие весны,
И ледяной зимы застенки,
И летний грохот тишины…

Пою задумчивую осень,
И года славного закат,
Всепоглощающую проседь,
И понимание, и взгляд…

Пою застенчиво, но звонко,
Пою с насмешкой и всерьёз.
Похож на взрослого ребёнка
В своём капризном мире грёз.

         Пока пел свою глухариную песню, юго-западный ветер усилился, день склонился к вечеру, облачность сгустилась ещё более, потеплело до двух градусов, и снегопад сменился дождём, – таким же редким и неус-тойчивым под порывами ветра, как и при снегопаде.

***
Расстаться с миром нелегко
Душе моей, частице мира.
Зашли мы с нею далеко
Туда, где нет ориентиров
На гладкой плоскости времён
В далёком фокусе пространства…
Но дух мой – всплеск протуберанца –
Движеньем вечным наделён.

         Ветер не ослабевает и ночью. Облачность стала давящей, гнетуще тяжёлой. Колючие брызги холодного дождя напоминали о том, что капли совсем недавно были снежинками.

Тяжесть весенняя

Только-только вздохнул по весне
Полной грудью живой синевою,
Как пришли, набежали извне
Тучи мрака с водой неживою…

Почернел оживающий лес…
Потемнела под снегом протока…
Непосильная тяжесть небес
Навалилась на землю жестоко…

И случилось всё это – когда
Наши взгляды столкнулись случайно!..
И слезой неживая вода
Захлестнула возникшую тайну…

17 марта

         Ветер продолжался всю ночь, и рассвет наступил хотя и солнечный, но с ветерком, ещё более южным, чем вчерашним вечером. Тёмно-синие, плоские и рас-плывчатые, изломанные и взлохмаченные облака вкривь и вкось расписывают небо. Около 0 градусов.   
         Как только Солнце показалось, на него набросил-ся расхрабрившийся за ночь ветер и стал, словно сне-гом, заносить его облаками. Бесновался так часа два, после чего Солнце уже чуть брезжило, а воздух нагрел-ся до 5 градусов тепла.
         А разбойничий посвист ветра всё нарастает!
         Снег стал гладким и тёплым, будто ладонями прибитый, крыша громыхает, трёхэтажное строение натужно сопротивляется мощным вихревым порывам.

Плач

Весенний первый дождь –
Последний зимний плач.
Зима, ты смерти дочь,
Любви моей палач! –

В оттаявшем саду
С поклонами судьбе
Я плачу, но иду
К тебе, к тебе, к тебе…

Тряхнуло крыши цинк,
Пригнуло веер крон.
Ты, ветер, словно сцинк
Тропических сторон.

Заборами держась
От ветра ухожу,
А он, змеёй кружась,
За мной – и я дрожу…

Холодная слеза
Весеннего дождя –
Не уберечь глаза
От острого гвоздя…

А ты? – не встретишь ты,
Не выйдешь из ворот…
Весенние мечты –
Любви водоворот…

         Цвет леса явно изменился, отчётливо. Вернее, не всего леса в целом: хвойный, расположенный подальше и повыше, только потемнел, а изменился цвет листвен-ных деревьев на низменной болотистой пойме на про-тивоположном берегу протоки. В чём дело? Сначала мне казалось, что это такой отблеск под слоем облаков: деревья словно облиты коричнево-красной краской с приглушёнными тонами. Но потом понял: это набух-шие почки! В массе своей на всех ветвях они и создали общий цвет всему лесному массиву.
         А ветер дует и дует. И не устанет, бродяга. А вот дождь перестал швырять капли в лицо.
         Стало светлее: на юге появились яркие светлые полосы в облачности – там, где и должно быть, по дневному времени, Солнце.

Облака

Душа хочет песен! – Открою
Весенний шипучий секрет:
Я в небе зелёной лозою
Рисую любимой портрет.

Фон – синее небо. Улыбка –
Мой новый рассвет.
Прекрасная выйдет открытка!
И ты нарисуешь в ответ

Лошадок из скомканной ваты,
Бегущих по синей …реке.
Конечно, они мелковаты,
Но вожжи – у Солнца в руке! –

Оно-то направит! – Поскачут! –
Копыта капелью стучат!
Вдруг дождиком синим заплачут
Ватага весёлых зайчат…

Четыре огромных медведя
Пришли от полярных снегов,
Чтоб зимний денёчек последний
Продлить хоть на пару часов…

…Я так вдохновенно рисую
Весны обновлённый портрет!
И красками чувства смакую,
А краски безжизненной – нет.

То белые кони влетают
В бездонное чувство любви,
То лебедем пенным вскипают
Весенние чувства мои.

         Непрерывно дующий ветер разворошил вообра-жение – и клочками разнёс по тающим сугробам самые разные образы…

Весенний ветер

Стал шальным, юный ветер игривый:
Дрожью бьёт ожиданье любви! –
Разметался берёзовой гривой,
Словно пыль, сорвались воробьи…

Разбежался! – и тонким копытом
Веселясь, что есть сил, застучал:
Звонкой каплей дождя по разбитым,
По дорогам кривым поскакал!

Он скакал по снегам суетливо,
Намокая от туч-седока,
И шарахался в рощу пугливо,
И стремглав выбегал из леска.

И метался, и дёргался, прыгал,
И устал и притих, наконец.
Насладившись восторженным мигом,
В полный штиль превратился юнец.

         Короткое просветление не привело к чистому не-бу, наоборот, к вечеру ветер пригнал новые стаи (или табуны?) облаков и начал накрапывать дождик.

18 марта

         А вот ночью ветер почти утих (не написал ли я об этом вчера днём?), дождь спокойно перешёл в снег, температура плавно понизилась до +1; и оставалась та-кой до утра.
         Рассвета не было. Разве можно считать рассветом то, как тёмное постепенно превращается в светлое?
         За ночь слой влажного снега высотой с ладонь на-крыл всю поверхность ровным одеялом. Деревья слов-но вылеплены из снега! А он всё идёт и идёт.
         Спустя некоторое время стало ещё холоднее, и снегопад прекратился, на юге булатной сталью блесну-ло синее небо, появились красивые кучевые облака, и в просветах между ними стала появляться радостная сол-нечная улыбка.

Мокрый снег

Пахнет светом и снегом душистым.
Мокрый снег на земле, на душе,
На деревьях, на скользкой дороге…
Постепенно становится чистым
Обновлённое небо… Уже
Равноденствия час на пороге…

Но пока не просохли дороги,
Ноют в зиму уставшие ноги:
Тяжело разбираться судьбе
С мокрым снегом в весенней борьбе
За тепло и за Солнце… Усталость
От зимы по наследству досталась…

         Или так.

Снежинка весной

Высвечу последнюю снежинку,
Белую предвестницу весны,
В чувствах невесомую пушинку,
Выпавшую в тающие сны…

В памяти и в замети таёжной
Долго сохраняются снега,
Долго в нашей жизни ненадёжной
Держится холодная пурга…

Пусть она растаяла до лета,
Всё же я помог ей сохранить
Лучиками солнечного света
Радостное свойство слова жить…

         Взгляд то и дело поднимается к небу. Там быстро плывут, натыкаясь на Солнце, красивые белые облака – светлые маленькие и, потемнее, большие. Из более тёмных, невзирая на прямое Солнце, временами идёт снег. Слепой снег! – словно слепой дождь.
         Температура слегка минусовая, но с крыш и с ве-ток деревьев каплет: старается солнышко…
         Хочется увидеть цветы. – И почему-то вспомни-лись «Бедная Лиза» со своими фиалками, и Смоктунов-ский с его героем, незабвенным Деточкиным, которого я тут же переделываю в весеннего Девушкина.

Герань

Купите, Девушкин, гераньку!
Купите девушке цветы,
И подарите спозаранку
Предмету солнечной мечты.

Бегите вслед за бурным веком,
Дарите девушкам цветы!
Нельзя быть бедным человеком
С таким богатством красоты!

Вы обладаете богатством
Куда весомее, чем Крёз!
В душе волшебные полцарства,
А в сердце мир весенних грёз!

Вы незаметны, но достойны.
Купите скромную герань,
И ваш весенний подоконник
Откроет новой жизни грань…

         Облака с каждым часом редеют и мельчают, снежные совсем исчезли повсюду до горизонта, а ос-тавшиеся небольшие и пухлые стремительно летят с запада на восток намного ниже перистых и слоистых облаков, медленно плывущих в ослепительно голубом небе. К закату облака остались только на юге, но они осветились таким ярким сиянием, что казались жидки-ми и расплавленными! Редчайшее, невиданное свече-ние!
         Существовало оно, однако, недолго. В который раз усилился ветер – и принёс новую облачность: сплошную свинцово-серую мглу, и тут разыгралась на-стоящая зимняя метель с вихрями и завываниями. При-чём над протокой снежная масса неслась горизонталь-но прямыми вертикальными волнами-сгущениями. И это невиданная картина! Какое разнообразие!
         Весна в такой ситуации напоминает о себе только слабым морозом, – всего-то один градус.
         А снежные вихри юлой вертятся у каждого окна, ветер снова норовит сорвать крышу, и торопливо ищет, как бы ему половчее ухватиться.
         Да… Вот они, метаморфозы весенней погоды! Метель пропала так же внезапно, как и появилась, а ночь началась …звёздная! Но и звёздное небо недолго блистало: к полуночи новая облачность стала затяги-вать всю небесную твердь…

***
Не отдаляйся, удаляясь,
Не исчезай в холодной мгле.
Биенью сердца доверяясь,
Не гасни искрою в тепле…

Тепло души тебя согреет
И сохранит в любой дали,
И привести назад сумеет
Со всех краёв родной земли.

Не потеряйся, удаляясь
В закатном пламени весны.
Ведь я, надежде доверяясь,
Лишь о тебе и вижу сны…

19 марта

Закат

Какой красивый красный шар
Садился в бронзовую лужу!
Он весел был как Пьер Ришар,
В себе неловкость обнаружив.

Взлетали вверх фонтаны брызг
Литого солнечного света,
И шар казался пьяным вдрызг
Артистом странного балета.

Был ветер, лужа и закат.
И Солнце в небе… – Веселилось,
Как ветром сорванный плакат,
И в лужу светлую свалилось…

         Это стихи о вчерашнем закате, которого не было.
         Сегодня с утра – снег. Метёт лёгкая метель, во-семь градусов мороза. Днём в переменной облачности обнаружилось Солнце. Оно нагревало воздух до +1;, появляясь, и остужало до – 1;, снова прячась в облака.

***
Иду, наощупь, звёзд касаясь,
В земной холодной полутьме,
Рукой от вьюги защищаясь
И в пояс кланяясь зиме.

Рывками сильный ветер треплет.
Колючий снег сечёт глаза.
Лежат сугробы, словно петли,
И наступать на них нельзя…

Снежинки звёздами роятся:
Подобье Млечного пути! –
Забрёл, однако… это ж, братцы,
Блуждание, как ни крути…

Хожу кругами возле дома…
Ау, вселенная, ты где?! –
Мне звёзды эти незнакомы
В земной холодной пустоте…

         День прошёл не в таких страхах, как здесь нафан-тазировано, но… доля истины есть. Ходил сквозь лес к магазину и обратно. Идти очень трудно, времени и сил затрачиваешь в два-три раза больше, чем обычно.
         После захода Солнца вечернее, а затем и ночное небо очистилось от облаков практически полностью и тепло из атмосферы стало быстро уходить в космос. Кажется, что звёзды, мерцая, поскрипывают на морозе. Не сразу понял, что это мороз. А на термометре – ми-нус пятнадцать градусов! Хорошо, приятно.

Золото

Выйти в ночь, на мороз, при Луне
Видеть звёзд золотое свеченье, –
И забыть о себе в тишине,
Ощущая галактик движенье…

Ветер стужей исколет лицо,
Но капризам его – не перечить,
И Луны золотое кольцо
Драгоценностью слёз обеспечить…

В темноте никого не встречать,
Ни о ком и не думать с укором! –
И любви золотую печать
Осыпать поцелуев узором…

И оттаять душой. И унять
Непослушного сердца удары.
Пересилив обиды, понять,
Затушить золотые пожары…

А потом – возвратиться в уют,
Окунуться в постылые будни.
Золотые мгновения шлют
Небеса в темноте, не прилюдно…

         Или так.

Звёздной ночью
19 марта 2002 года

Они там сами по себе
В бездонной вечности сияют!
Ни обо мне, ни о тебе
Ни малой толики не знают.

А мы с тобою снизу вверх
Непонимающе взираем
На этот звёздный смертный грех
И вихри чувства не скрываем.

Они пронизывают нас
И светом сущности и смыслом,
Но мы с тобою не сейчас
Работу звёздную осмыслим…

Давай отбросим все свои
От сил небесных отвлеченья
И ярким пламенем любви
Зажжём к духовности влеченье!

Затем вселенная живёт
И звёздами затем пылает,
Что нас к себе она зовёт,
К любви и разуму взывает…

Окинем щедрый звёздный мир
Глубоким и смышлёным взглядом,
Чтоб осознать: любви кумир
Всегда и всюду с нами рядом.

20 марта

         Рассвет! – и в небе ни облачка! Лёгкий светящий-ся воздух (ох, запомнить бы эти три слова, – чем не строчка?), сиренево-розовая дымка над горизонтом, безветренно при слабом дуновении и покачиваниях ут-ренней свежести. Не ожившая растительность покрыта слоем серебристой изморози и высвечивается ломкими зигзагами в прозрачном хрустале рассветных полуто-нов, полутеней.

Рассвет

Какая искренняя ясность
В рассвете нынешнего дня!
Видна Всевышнего причастность,
Свой свет излившего до дна.

Видна космическая щедрость
На свет любви к душе моей
И восхитительная нежность
Даруемых весенних дней…

И разливается свободно
Рассвет, чтоб я с любовью жил…
Мой день пришёл ко мне сегодня
И красотой обворожил.

         Какой обворожительный эгоизм! – пять букв Я в первых двух строчках, к тому же в одном месте их три, подряд стоящих!
         Давным-давно, ещё в школьные годы я увидел, что в русском алфавите с некоторыми буквами проис-ходят странности. Например, букву Я можно произне-сти как ЙА, Ё – как ЙО, Ю – как ЙУ, Е – как ЙЭ… уве-личивая количество букв в алфавите, мы сокращаем объем текста.
         Но поглядите, что сегодня вытворяет весеннее Солнце! Да оно просто прижигает лучами лицо, нагре-вает тёмные предметы так, что даже в морозном возду-хе – а сегодня с утра – 5; градусов – ладони чувствуют  исходящее от них тепло!
         В снежных сугробах солнечные лучи выплавляют глубокие, похожие на решётки, углубления; с крыш па-дают, колеблясь и ввинчиваясь в воздух, капли и на-мерзают – в лужицах! – сверкающими столбиками про-зрачного льда.

Весной

Сколько звона от капель весны!
Что за радость от звонкой капели!
Даже мысли чисты и честны,
Даже чувства в ответ зазвенели!

Мне так нравится осознавать,
Что с весною и радость вернётся
И капелью начнёт волновать,
И надежда от спячки проснётся…

Я увижу улыбку твою!
Я избавлюсь от зимней печали!
И в едином порыве солью
Капли света и дальние дали…

         Но всё ли сбудется весной? Мечтать не вредно, – вредно не хотеть.

***
Пускай вращается планета,
Витки веками намотав, –
Мы разберёмся, верю, в этом,
От жизни верченой устав.

Мы разберёмся! – мы узнаем
Когда и как, и – почему,
И до финала долистаем
Всю бытовую кутерьму…

Не сомневаюсь: мы ответим
Своим потомкам на вопрос
О том, кто жил на этом свете
В краю медведей и берёз.

         К вечеру Солнце поумерило свой весенний темпе-рамент вперемешку с горячим азартом и к закату небо снова стало заволакиваться облаками; а потому он вы-шел пасмурным и скучным. Стрелка термометра при-мёрзла на отметке в минус пять градусов.

***
Заиграла Весна самоцветом,
Заискрилась лучистым теплом.
Даже ночью задумчивым светом
Разливалась в краю золотом…

Но сильны ещё Стужи, Морозы:
Не по нраву Весна старикам.
Но чуть выглянет Солнце – и слёзы
Зимней старости льют по щекам…

21 марта

         Навруз – новый день – новый год – по исламскому календарю, – а это означает, что сегодняшний и зав-трашний дни по продолжительности равны ночи между ними. Весеннее равноденствие! …Вот и минуло чет-верть моего Солнцеворота…
         А это означает, что пройдено четверть пути, нача-того Солнцем в конце декабря прошлого года по хри-стианскому календарю, и что теперь каждый новый день будет дольше предыдущей ночи, и впереди три месяца (по любому календарю) раздолья света и тепла.

Весна драгоценная

Небо синее – чистый сапфир!
Отмывает Весна облаками –
И несёт в оживающий мир,
Ухватив голубыми руками.

Солнце каплями капает в лёд
И течёт сквозь него ручейками,
И до центра Земли достаёт
Золотыми своими лучами!

А с кораллов-деревьев капель
Омывает лесную тропинку.
Пахнет морем весенняя прель
Прошлогодней травы под рябинкой!

До чего же воздушно в лесу! 
Изумлённые птицы щебечут,
Перелётные чувства несут
В несгораемый солнечный вечер…

Скоро почки распустятся – и
Засияют в ветвях изумруды!
Драгоценная радость любви
Разливается, – это ль не чудо?.. 

         Давно заметил, что там, где о чём-либо написано много слов, то не следует их читать все сразу и запоем. Чтобы уловить рассыпанный в них смысл, читать надо понемногу, по несколько абзацев, – и только в пусто-словии не найдёшь ничего стоящего, а в других случа-ях, читая, ты словно вкусный горячий чай отхлёбыва-ешь маленькими глотками…
         Только такое чтение полезно и даже целебно, и только при таком чтении возникает настроение, кото-рое становится одной из составных частей жизненной энергии.

Весеннее настроение

Сугробы тают, оседая,
Учтиво кланяясь Весне.
По ним идёт Зима седая,
Бренча ледышкой в тишине…

Идёт по роще освещённой,
Следы по слякоти ведя,
И выглядит она смущённой:
Зиме не хочется дождя!

Но дождь прольётся! – тучи с юга,
Набрав два озера воды
За щёки пухлые, упруго
Смывают зимние следы!

Бурлит весенняя погода,
Пьянит весенний аромат!
Моя сибирская природа
Выходит на прогулку в сад:

В саду зелёные скамейки
Стоят, как в лужах корабли,
На мачтах дружные семейки
Снуют, – матросы-воробьи…

         А что же сегодня за окном? – пока всё те же ми-нус 5;С, пасмурно – и ни дождя ни снега как ни бывало, умеренно задувает западный ветер. Солнце надёжно упаковано за плотной серой пеленой сплошной облач-ности.
         Подумалось, что чаще бывает интересной не само состояние погоды, а её непрерывное и порой непред-сказуемое изменение, – переменчивость. И если ровная погода стоит несколько дней подряд, то наша все-знающая интуиция начинает беспокоиться: что это дол-гонько нет перемен? –  и – будьте уверены! – погода тут же меняется.
         Эту мысль можно развить. Почему в северных широтах человеческие сообщества быстрее развивают-ся? В то время, как на экваторе и в тропиках люди ещё в набедренных повязках вокруг костров с барабанами пляшут, а в умеренных широтах – уже со сцены друг для друга кривляются. Такое же замедление наблюда-ется и у народов крайнего Севера.
         Шутки шутками, но не в быстрой ли и резкой пе-ремене погоды в более суровых климатических услови-ях дело? Впрочем, эту идею ещё в 19 веке высказывали французский географ Реклю и наш анархист и учёный Лев Мечников, брат «того самого» Ильи Мечникова. Они считали, что человеческая цивилизация вообще зародилась в долинах крупнейших рек. Тигр и Евфрат, Нил, Инд и Ганг, Янцзы и Хуанхэ и др. Это первый этап. Потом люди вышли на берега наиболее удобных для жизни и общения морей – на Средиземное, Чёрное и т.п. Далее, после эпохи великих географических от-крытий, люди связали вокруг океанов единую сеть сво-ей цивилизации, с исключениями, естественно.
         Можно добавить, что в середине 20 века началось освоение солнечной системы – и это уже четвёртый этап в нашей цивилизации. На пятом – люди полетят к звёздам: осваивать свою Большую квартиру – Нашу Галактику. …И так хочется представить себе и шестой, и седьмой этап!..
         Получается, что там, где амплитуда природных изменений наибольшая вокруг некоего среднего уров-ня, пригодного для жизни, там и развитие идёт быст-рее, и природные ресурсы используются интенсивнее.
         Плодородное лето и щадящая зима – вот формула успешной цивилизации человеческого общества. В ре-зультате такого развития неизбежно наступает момент, когда природные условия начинают иметь всё меньшее значение, и люди осваивают другие, менее удобные для жизни регионы…
         То же самое происходит и в искусстве – в живо-писи, музыке, литературе… Герой более глубок и ли-ричен там, где «ревела буря, гром гремел, во мраке молнии блистали…».
         Можно сколько угодно оспаривать, но смею ещё и ещё раз утверждать, что и мораль и нравственность наша очень чутки к состоянию погоды и к её непре-рывной изменчивости.

О любви

Наивностью наполнена любовь,
Как свежестью весеннею бокалы,
Я пью её до дна и вновь и вновь, –
И в сердце учащаются удары…

Невинностью наполнена любовь,
Как первый луч весеннего рассвета,
И вновь хочу я видеть эту новь, –
Источник вдохновения поэта…

Надеждою наполнена любовь,
Как чувствами взволнованное слово,
И вновь я пережить хочу и вновь
Любовь свою, – и ничего другого…

         Плотная облачность продержалась весь день, со-хранилась и к вечеру, и к ночи… Но Солнце, очевидно, сверху хорошо прогревало облака, – воздух нагревался  и поэтому температура неуклонно повышалось и доб-ралась до 0-й отметки.
         А тем временем и третья глава Солнцеворота по-дошла к завершению. Первый квадрант позади, впере-ди три последующих. До завтра!