РЫЦАРЬ ОРДЕНА СВЕТА
- Нет, уменье сражаться - это уже на втором, на Посвящении Меча. А на первом проверяют знания. Математика, история, изящное письмо, целебные травы, металлы - где их добывают, для чего какие годятся... то, что каждому надо знать. А мечи ковать учат только тех, кто хочет.
- Тебя послушать, - хмыкнул Вил, - у вас главное: «хочет». А если ты хочешь вообще ни черта не делать, кроме как лопать да мечом иногда махать?
Энтис рассмеялся и закашлялся: порывистый осенний ветер тотчас забил рот пылью.
- Ну, тогда обходись без Посвящения. И на Путь Круга не пойдёшь.
- Ты ж пошёл, - поддел Вил.
- Я, по-твоему, бездельничал? - Энтис с усмешкой пожал плечами: - Я не рассчитывал на плащ. - Он сплюнул очередную порцию пыли и пояснил: - Белые плащи только для Посвящённых. Я бы ушёл без него... А Милорд меня здорово удивил: и сказал, что исход предсказуем, и плащ отдал. Мне казалось, он не очень-то мною доволен. Я бы даже не удивился, если бы он посоветовал отложить Посвящение.
- А ты прямо и послушался.
- Ага, после Воссияния.
Они переглянулись, одинаково улыбнувшись краем губ и в этот миг прекрасно понимая друг друга.
- Он мог запретить тебе, Энт?
- Нет, конечно. Рыцарям запрещено одно: нарушать Заповеди. А так - делай что хочешь, но подумай о последствиях. С этих слов начинается Книга Канонов.
- То есть, ты можешь поссориться с Лордом Трона, а потом тебя с позором выгонят с Посвящения?
- Заранее выгнать никого нельзя. И вопросы для всех одни и те же. Если ответил - прошёл. А я знаю ответы. Но я не хотел с ним ссориться... - он взглянул на Вила почти виновато: - Он же мой наставник. Почти как отец. Он меня любит. Мне было бы приятно его радовать, а не огорчать. Но я и он...
Фраза резко оборвалась. Вил перебирал струны, успешно делая вид, что увлечён игрой и неловкой паузы не заметил. Ветер снова осыпал их пылью, и Энтис ожесточённо принялся протирать глаза.
- Не три, - посоветовал Вил, искоса посмотрев на друга. - Заболят. А промывать нечем.
Энтис с отвращением оглянулся и шёпотом помянул трясины Тьмы: второй день пейзаж не менялся. Всё те же голые круглые холмы, кое-где низкие кривые осинки на островках чахлой травы - и пыль, пыль повсюду. Даже вода в мелких речушках была красной от вездесущей пыли, и ни купаться в ней, ни, тем более, пить её ничуточки не хотелось. Хорошо ещё, у них осталась почти полная фляга сидра...
- Тоже мне тракт! А ты говорил, Вэй заботятся о людях. Ну, где их забота? Здесь-то не дикие земли!
Вил передёрнул плечом:
- Старый тракт, я предупреждал. Новый вдали от карьеров, и там всюду кусты, но ты сам сказал: глупо идти следом за той парочкой менестрелей. И повернуть ты не захотел. Тебя сюда силой не гнали.
- Извини, - смутился Энтис. - Я же тебя не упрекаю.
- Я просто счастлив. Скоро трактир, не страдай. Ещё тар пыли уж как-нибудь перетерпишь.
Энтис растерянно моргнул: такого холода он явно от друга не ожидал. И в трясины, с внезапным ожесточением подумал Вил. Меня уже тошнит от бесконечного дурацкого трёпа о Вэй!
- Там, небось, сто лет Рыцаря не видали. Сейчас всё бросят и вокруг тебя запрыгают. Сразу и ванна тебе, и пиво ну очень свежее, даже скиснуть не успело, и жаркое - вам, милорд, из мышек или крысок?
- Крыски-то пусть, - Энтис попытался улыбнуться. - Вот прыганье мне куда меньше нравится.
- Не нравится, - фыркнул Вил, - выверни плащ наизнанку, на тебя никто и не глянет.
- А можно?
Теперь пришёл черёд Вила растеряться.
- Мне-то откуда знать? Ты Рыцарь, не я. Тебе видней, можно вам или нет.
- Я не о том. Рыцарь может носить любую одежду, но лишь в плаще меня примут без платы. Ты ведь понимаешь. Я и прежде уже хотел, но... как же мы с деньгами тогда? У тебя-то их мало.
«Я уже хотел». Просто тихонько радоваться, или заверять, что деньги ерунда, он запросто их обоих прокормит, он сочинит песни лучше старых... и ты хотел, действительно хотел идти наравне со мной?!
- Было бы мало, - сухо сказал он, - я б не предлагал. Думаешь, кто не Рыцарь, тот и счёта не знает, и дела не говорит, только треплется? Коль я такой дурак, как тебе время-то не жалко на меня тратить?
- Прекрати! - не выдержал Энтис. - Несёшь глупости, хоть уши затыкай! Ну что на тебя находит?!
- Я же менестрель, - его голос выразительно дрогнул: - Чего ж ты ждал от меня, кроме глупостей...
Энтис сдёрнул плащ и, даже не отряхнув от пыли, кое-как набросил вновь, подкладкой наружу.
- Прости, - на Вила он не глядел. - Я не хотел обидеть, наоборот... Вечно я не то ляпну...
Вил кусал губы и чувствовал себя... ну, почти как в эллине: столько глаз вокруг, а на нём никакой одежды. «Мерцанье, я ведь ненавижу делать с ним такое, почему же делаю снова и снова?!»
- Энт? - руки стиснули минелу. Он глотнул. Ровно дышать, собраться с духом, всё объяснить именно теми, правильными словами... Разжать руки получилось. Произнести слова - нет. Как всегда.
- Энт, знаешь... тут народ не очень приятный. Про них даже поговорка есть: в карьерах Хела и души пылятся. Они, ну, погрубей, чем ты раньше видел. Их пять минут послушать - потом хоть с мылом уши отмывай. Вот, - он сунул другу в карман горсть монет. - Ты сразу в комнату иди. И ужин проси туда.
- Да ладно тебе. Ничего нового они не скажут. А мне обидно уходить оттуда, где ты поёшь.
- Что я буду петь, тебе не понравится. И потом, они чужих не больно-то жалуют. Могут и зацепить.
- Я Рыцарь, Вил, - он усмехнулся, сощуриваясь на обшарпанное строение в два этажа, показавшееся из-за очередного холма. - За меня не волнуйся.
Началось всё неплохо: народу в трактире собралось много, и появление менестреля заметили вполне благосклонно. Даже здоровенный детина за стойкой изобразил на заросшей физиономии что-то вроде приветливой ухмылки. Вил присел на край свободного стола в середине зала и запел смешную песенку о крестьянском парне, который через весь Тефриан отправился в столицу в ученики к Верховному. Крепкие словечки он ради Энта менял на другие, но и смысла хватало: народ оглушительно хохотал. Вил подумал, что Энт сам виноват, его предупреждали, и спел о мельнике и странствующем торговце. Зал выл от смеха. Трактирщик стучал ладонью о стойку и хриплым басом приглашал Вила «закрутить покрепче». Вил отхлебнул чего-то кислого из сунутой в руку кружки и порадовал слушателей историей мясника, решившего стать Рыцарем, чтоб жениться на принцессе. Люди стонали от хохота и лупили кружками по столам; столы трещали; Вил ликовал. Дальше он решительно выкинул из головы наличие в трактире Рыцаря Света, и следующая песенка отличалась откровенной непристойностью.
Энтис устроился в самом тёмном уголке, спрятав лицо в глубоком капюшоне плаща (коричневого с изнанки и совсем непохожего на рыцарский), и лениво ковырял вилкой в миске с сомнительным на вид месивом, гордо названным юным слугой телячьим рагу. Он видел, что не пробудил в упомянутом слуге никакого уважения, спросив воды, но припомнил предостережения Вила и решил не рисковать. Слуга бухнул перед ним кувшин с водой, удостоив его презрительным взором, и больше не проявлял к нему ни малейшего интереса. И хорошо. Суетливым вниманием его в последней деревне досыта накормили!
И зря Вил волновался: песни и правда были смешные, ему понравилось. А все эти слова он и раньше знал: он ведь иногда даже ночевал в конюшне, его считали там за своего и в выражениях не стеснялись. А шутки в адрес Ордена - ну и пусть, в песенках Вила всем досталось на орехи, включая высокомерных Магистров. Последним, кстати, ещё и похлеще, чем Рыцарям. Мелочь, а приятно.
___
... Я спел все песни, не предназначенные для слуха юных сьерин, и принялся за баллады. Зал уже был набит до отказа. Те, кому не хватило стульев, без особых церемоний устроились на полу и чувствовали себя, судя по всему, ничуть не хуже счастливых обладателей стульев. Баллады, понятно, слушали не так внимательно, как непристойные песенки, и приходилось здорово напрягать голос, чтоб перекричать гомон, смех и замечания местных шутников. Но какой удачный вечер - не хуже, чем в Аэтис! В голове шумело от выпитого между песнями пива... пусть, петь это не мешает... Язык вдруг начал заплетаться, слова спутались, но я притворился, что так и задумано, и они хлопали, смеялись и просили петь ещё...
Я простился с удачей, едва те четверо ввалились в дверь: судя по красным лицам и неровному шагу, они уже выпили кое-чего покрепче пива. И выпили прилично. И сюда заявились, уж точно, не за моими балладами! И на меня глядели, чуть не облизываясь, - как голодный бир при виде кролика, визжащего в капкане... кроликом-то я себя и ощущал.
Веселье началось немедленно: ребята явно были не любители зря терять время.
- Хватит слюнявых глупостей, детка. Вот отличная песня есть, о Рыцаре и дочке свинопаса. Знаешь?
- Да, конечно, - я постарался говорить очень почтительно. - Но я её уже пел два раза. Если хочешь...
Огромная лапища больно стиснула плечо и слегка встряхнула. Пока слегка.
- Ты что, ослеп?! Протри глаза! Как тебе положено обращаться к порядочным людям, а?
- Простите, добрый сьер, - кротким голоском сказал я. Не поможет, конечно... ну, хоть лапу убрал.
Народ притих в оживлённом ожидании. Все видят не хуже меня, к чему идёт дело. И все довольны: тоже забавное представление.
- А ещё чего умеешь, кроме как пищать да струны дёргать? Фокусы с картами можешь показывать?
- Он может. В чужие карманы, небось, лазить здорово может! Фокус лучше некуда. Да, красавчик?
Я отложил Лили на стол. Кто-то одобрительно присвистнул: карты в моих руках словно возникли из ниоткуда. Колода разложилась веером, лентой перетекла с ладони на ладонь. На карты я не смотрел. Во-первых, людям это нравится, иногда я даже зажмуривался или завязывал глаза платком. Во-вторых, за врагами необходимо наблюдать. Нельзя позволять врагам заставать тебя врасплох.
У них и не вышло: монетку, брошенную в лицо, я поймал. Зрителям фокус пришёлся по душе, и медные и даже серебряные кружочки полетели отовсюду. Карты «исчезли»; монеты плясали в воздухе, не падая. Дело нехитрое, если умеешь незаметно убирать лишние предметы в карманы. Я умею. Когда в тебя швыряют чем-то небольшим, это легко. Детские игры. Ничего, скоро в ход пойдут ножи и вилки.
- Во даёт, - лениво заметил один из четверых.
- Точно. Такому попадись-ка в ярмарку в толпе. Живо карманы похудеют.
Все вокруг загоготали. И я тоже. Я их почти заглушил. Уменье громко смеяться, когда для смеха нет ни единого повода, - талант очень полезный, это вам любой менестрель скажет.
- Ты, красавчик, только на публике выступаешь? А как насчёт отдельно кой-чего показать, для меня, к примеру? Может, пройдёмся до опушки и продолжим, а? Вот и друзья мои тоже... э-э... послушают!
- Ага. Мы страсть как музыку любим. Ты нам споёшь... и фокусы заодно покажешь. Знаешь фокус, как ниточку в иголку вдевают? Ты покажешь, мы поможем; всем и хорошо!
- А уж тебе-то особенно. Ты ж любишь, небось, фокусы такие? Их, говорят, все менестрели любят!
Ух ты, какие мы остроумные... Я старательно хохотал, а тем временем прятал монеты: самое время. Оставил в воздухе десяток, мелочь: и растеряются, так не жалко.
- А минела-то из серебрянки, - вдруг сказал тот, который прежде помалкивал. - Дорогущая! Глянь, Дин, - и протянул лапу к Лили. Я поспешно отпихнул её за спину. Они торжествующе переглянулись.
- Дай, - властно скомандовал Дин (похоже, он у них был главный). - Живо.
Я спрыгнул со стола и выпрямился. Что ж... не бывает так, чтоб всегда всё ровненько да гладенько...
- Простите, добрый сьер. Она у меня сьерина капризная, чужих рук не любит.
- Чего?! - прищурился он. - Дрёмы объелся? Давай сюда быстро! Ещё спорить тут вздумал!
Наверно, отбрасывать его руку и говорить «убери лапы» было не самым разумным поступком...
- Ах ты, дрянь, - удовлетворённо выпалил он и с размаху ударил меня в челюсть. Я качнулся вбок, и ещё один кулак врезался в ухо. Следующий удар, согнув пополам, бросил меня на пол, чья-то рука за волосы дёрнула голову назад, другая цапнула за гриф Лили; я рванулся изо всех сил... а Лили вернулась ко мне, целая и невредимая. Я ничего не понял, но вцепился в неё, стиснул зубы и встал. В глазах было темным-темно, всё плыло и шаталось... Он стоял вполоборота ко мне, тоненький и стройный, золотые локоны рассыпались по плечам. Те четверо выглядели вполне готовыми для убийства.
- Отвали, ребёнок, - приказал Дин. - Извинись перед дядями на коленочках и выматывайся, пока цел.
- Извинишься ты. - У моего Рыцаря было на удивление спокойное лицо. - Немедленно.
- Спятил, - с недоумевающим видом предположил Дин. - Малыш, да тебя-то кто трогал? Тебе разве мамочка не говорила, что много пива детям вредно?
- Извинитесь перед ним, - ровным голосом повторил Энт. Голова кружилась, но на меня смотрели десятки глаз, и я стоял прямо. Больше всего мне хотелось исчезнуть отсюда.
- Совсем съехал, - высказался знаток минел и попробовал отодвинуть неожиданную помеху, чтоб до меня добраться и продолжить забаву. Не вышло: Энт стоял, как скала. Публика в восторге наблюдала.
- Я сказал, - тихо напомнил Энт, - вы должны извиниться.
Дин изложил свои мысли по поводу подобных идей и сопливых наглых щенков, которые эти идеи выдвигают, красочно обрисовал его ум, характер и привычки и перешёл к ближайшим родственникам. Тут Энт сжал губы и залепил ему звонкую пощёчину. Дин взревел, замахнулся... и тихо лёг под стол. В руке его дружка блеснула сталь, я вскрикнул, а Энт легко, будто имел дело с ребёнком, перехватил его запястье, отобрал нож и запустил в стену. Лезвие по рукоять ушло в дерево; хозяин ножа скорчился на полу и затих. Третий из-за спины Энта примерился к его голове кувшином, и совершенно напрасно: Энт сделал крохотный шажок в сторону, кувшин упал, парень охнул и схватился за неловко повисшую руку. Мой друг, непроницаемо-спокойный, слегка повернулся на каблуке и с той же лёгкостью вынул нож из кулака у четвёртого (ничему, видно, не наученного горьким опытом приятелей). Нож вонзился на волосок от первого, а этот тип всё-таки решил на Энта замахнуться. Очень умно, ничего не скажешь. Я даже заметить не успел, что там Энт ему сделал, но умник, слабо хрюкнув, кулём осел на пол.
Энт поморщился, словно куснул кислое яблоко, со вздохом вытер ладони о штаны, затем медленно снял плащ и накинул на плечи белой стороной наружу. По залу пополз испуганный шепоток: «Рыцарь».
- Рыцарь, - признал он. - Крис-Тален из Замка Эврил. И не долго ли я жду извинений?
Двое успевших встать на ноги поспешно упали на колени.
- Сьер Рыцарь! Милорд! Простите, ради Мерцания... мы не знали! Мы никогда бы не осмелились...
- Угрожать Рыцарю? - сухо уточнил он. - Не сомневаюсь. Не передо мной извиняйтесь. Перед ним.
Все таращились на нас в несказанном удивлении. Я с трудом подавил желание закрыть лицо руками.
- Н-но, м-милорд, - заикаясь, выдавил Дин, - это ж просто менестрель! Перед ним... извиняться?!
- Мне кажется, я выразился ясно, - незнакомым ледяным голосом отрезал Энтис. - Да, менестрель. И человек, которого вы оскорбили. И вы извинитесь перед ним. Немедленно.
Наверно, все эти люди впервые в жизни видели такое - по приказу Рыцаря сыновья достойных селян просят прощения за грубость у менестреля. Те парни лепетали извинения, а сами пугливо косились на Энта - а он смотрел на меня. Тревожно, вопросительно, заботливо. Мерцание! Рыцарь... на глазах у всех! Я пытался быть вроде камня, но, похоже, не вышло - он подался ко мне и обнял за плечи:
- Вил? Тебе плохо?
Ох, сделаться бы невидимым... А ещё лучше - сделать невидимым его. И заставить всех в проклятом трактире всё позабыть!
А глядели на него с уважением. Почему люди уважают только тех, кто умеет ставить их на колени? Вот так ребят из Ордена и учат вести себя «по-рыцарски»!
- Я тоже виноват, я им позволил... - он попытался заглянуть мне в глаза: - В последний раз. Прости.
«В последний раз - это уж точно! Проклятье, да отцепись же от меня, идиот!»
- Ты, - он в упор взглянул на Дина, - подойди сюда. Ближе.
Тот медлил, почуяв неладное, и беспомощно водил глазами по лицам, но поддержки не нашёл: все с подчёркнуто безразличным видом отводили взгляды. Бедняга понурился и шагнул к Рыцарю (младше его года на три и на голову ниже), как на казнь. Я ему почти сочувствовал.
- За то, что ты посмел ударить без причины. Того, кто не мог защититься. И моего друга.
Казалось, его рука лишь коснулась парня три раза, но тот вскрикнул и упал на колени. Из глаз у него текли слёзы. Энт, брезгливо морщась, положил ладони на бёдра и толкнул его носком сапога:
- Вставай и убирайся. И вы, - он с отвращением глянул на остальных, - вон отсюда. Живо!
Их как ветром сдуло. Люди осторожно потянулись к двери, держась от Энта подальше, но зря, ему до них дела не было: он сел за стол, возле которого я стоял, и уткнулся лбом в сплетённые пальцы рук.
Я очень хотел уйти, но боялся потерять сознание и сломать Лили. «Хорошо бы умереть». Ничего хуже не могло случиться. Хотя вдруг бы с Лили сделали что-то плохое... нет, на это способен лишь Орден! Остальные могут развеять в пыль гордость, выкупать в грязи душу (а иногда и тело заодно), но никто бы не додумался разбить мою минелу! И если б я не был таким вспыльчивым проклятым идиотом...
Если б не этот чёртов мальчишка, с его белым плащом, с его проклятой нелепой заботой!
А теперь мне конец. Как все на меня глазели, боги! Как усмехались!
Я поднял голову и, глядя прямо перед собой, пошёл к двери. Одна Лили всегда надёжный друг. Она никогда не делала мою жизнь невыносимой! Она умела дарить лишь радость...
Энт услужливо распахнул дверь (мало он уже наделал!), и в лицо ударил, пылью и запахом осенней травы, холодный ветер. Я шёл прямо на него, он трепал волосы, раздувал разорванную рубаху, затыкал рот. Дороги, свобода и ветер; песни и память о маме... и я. Один. Трясины, я должен быть один!
- Не сердись, - он положил руку мне на плечо, - я не нарочно медлил, просто ты смеялся... я понял не сразу. Впервые видел столько злобы. Наверно, и я выглядел не очень добрым? А как иначе показать, каково это - терпеть беспомощность и унижение? - он вздохнул. - Не люблю причинять боль. Но не мог же я просто сидеть и смотреть, как моего друга обижают! - он будто оправдывался. - Да ещё так... ну, ни за что. Орден ведь зовут совестью Тефриана. Даже не будь мы друзьями, мой долг был помочь тебе.
Вот тут я и не выдержал. Я был натянутой до предела струной, на которой мог играть только ветер, - и она лопнула. Я сбросил его руку и рывком развернул его к себе лицом. Голос дрожал и срывался:
- Помочь?! Да ты мне сделал только хуже, в сто раз хуже, чем если бы просто сидел и смотрел! Ты ничего не знаешь, суёшься всюду вслепую со своими правилами Ордена, а тут тебе не Орден, ну когда до тебя дойдёт?! Ты не можешь мне помочь, ясно?! Ты вернёшься в свой проклятый Замок, когда твой проклятый Путь Круга завершится, а мне-то жить здесь, за Чертой! А как, трясины, как после того, что ты мне устроил?! У него, видите ли, долг! Трясины Тьмы! - я глубоко вдохнул. - Ну, ты выполнил свой долг. Всё очень мило, спасибо тебе большое, а теперь, ради Мерцанья, оставь меня в покое, и давай помолчим. Я устал от звуков. Через денёк-другой я с удовольствием с тобой поговорю. О чём-нибудь таком же приятном. Об эллине, например. Или о Звезде. А сегодня - хватит.
Я обошёл его, рванулся, не зная, куда... дурак, что я накричал ему?! Ну и пусть... тут было и пиво, и боль повсюду... и всё, всё разом - начиная с кнута. Нет - с дня, когда я лежал в пыли на дороге и рыдал, обнимая тело, в котором уже не было мамы, и проклинал Судьбу, богов, Сумрак и Мерцание, и мечтал умереть тоже. И клялся - мёртвой женщине, и себе, и всему равнодушному миру - никогда, никого не любить! Чтобы никого и никогда не пришлось снова потерять. Чтобы ни о ком так больше не плакать...
___
Он брёл, пиная камушки; я тащился следом, растерянно глядя ему в затылок. Я поступил правильно, почему он так?! Или... он просто устал от меня и хочет расстаться? Ох, нет... В трясины, я жил без него пятнадцать лет, обойдусь и дальше! И вообще, я нужен ему куда больше, чем наоборот, разве нет?!
Нет, совсем нет. Я ведь с первого дня подозревал: заботы мои ничуточки его не радуют... Я звал его другом, но почти не видел тепла - одни насмешки и холод... и вот - попытка помочь (вполне успешная, кстати!) окончилась неожиданной вспышкой гнева. Нет, я не ждал бурных изъявлений благодарности, ничего подобного! Если друг в беде, ты должен спасать... Но он смотрел на меня с такой злостью!
Выходит, я в нём ошибался? И сейчас нет ссоры друзей, потому что и друзей нет, а есть два чужих человека. И у каждого - свой путь. Пути скрестились на время... а теперь пора им разойтись навсегда?
- Ты не понимаешь, - бросил он, не оборачиваясь, - ты же из Тени. Что ты теперь сделаешь?
Ну вот! Я правда не понимаю, а вместо объяснений - вопрос. И понятен не более, чем всё остальное.
- А что я могу сделать? О чём ты?
- Много чего ты можешь. Под ноги себе постелить и заставить сапоги твои языком вылизывать. Как надо учить обнаглевших щенков, чтоб не смели тявкать на сыновей Ордена?
- Они к тебе привязались! - я вспыхнул, отчего-то чувствуя мучительный стыд. - Меня и не трогали!
- Ну и не стоило тебе встревать. Я сам бы и разобрался.
- Видел я, как «ты сам»! Да они избили бы тебя до потери сознания, если б не я!
Я готов был язык себе откусить, но поздно: слова уже сорвались. Унизительные, высокомерные...
- Ещё бы, - непостижимый Вил усмехнулся краем губ. - Они ж затем и пришли. Силы девать некуда, а поразвлечься-то хочется. Друг дружке зубы посчитать - папочки ремнём всыплют. А мною в мячик поиграться - самое то. И весело, и сдачи я не дам, и никто не рассердится... обычно.
Я ощущал почти тошноту.
- И ты говоришь об этом... так спокойно?!
- А что мне, рыдать? - он пожал плечами: - Я знал, чем кончится, едва их увидел. И они знали, что я знаю. Таким, как я, знать положено. Не впервой. Сумрак бы не растаял, Энт. Наигрались и отпустили.
Он остановился передо мною, глядя мне в глаза.
- А ты не ответил. Что меня ждёт?
Мне хотелось крикнуть что-то грубое, или молча отвернуться... или расплакаться от обиды.
- Так ты думаешь, я могу ударить друга, если он от волнения говорил немножко резко?!
- А почему нет? Ты Рыцарь, а я грязь у тебя под ногами. Да у всех. Вон те ребята меня человеком не считают и не станут считать, хоть ты в кровь их излупи. Им-то от тебя за дерзость здорово досталось.
- Да ты... - я стиснул его плечи и сильно тряхнул: - Ты совсем спятил?! Да если б не ты, плевал я на их дерзости! Стал бы я руки пачкать об идиотов, которым не повезло задеть Рыцаря! Они в драках ни черта не смыслят, а меня с трёх лет учат сражаться! Ко мне бы полезли - я их отодвинул бы и ушёл, они и моргнуть бы не успели! Они не могли меня оскорбить так, чтобы я захотел делать им больно! А ты...
Я оттолкнул его и сел на обочину, закрыв лицо руками. От сцены в трактире или от своего крика, но у меня отчаянно болела голова, меня била дрожь, и вообще было ужасно стыдно: устроил тут истерику, как капризный ребёнок, которому взрослый дядя не даёт красивую блестящую вещицу. Хорош Рыцарь!
- А я оскорбил тебя именно так, - голос у него был усталый. - Я знаю. Ну, отдавай долг.
- Не так, - глухо возразил я из-под ладоней. - Никаких долгов.
- Тогда почему ты плачешь? - тихо спросил Вил.
- Что?!
«Он легко выбил у меня меч, поймал на лету и ударил плашмя, ещё и ещё... Ерунда, если бы то была деревяшка, как полагалось, - но я принёс настоящий. Меч отца... ровно год, как он ушёл, и мамы нет, и я один, навсегда, навсегда... Милорд, разве вы не потеряли его тоже?! Я так и не спросил. “Ты знал о цене. Получаешь то, что заслужил. Тогда почему ты плачешь?”»
- Что ты несёшь, это я плачу?! Как ты смеешь выдумывать?!
Он сощурился и криво ухмыльнулся.
- Я слишком много «смею», верно? - он упал на колени и плаксивым голоском заскулил, подражая тем, в трактире: - Простите, милорд, да я сроду больше рта не раскрою! Умоляю, милорд, пощадите!
- Хватит! - рявкнул я, осёкся и неловко пробормотал: - Прости. Я просто вспомнил... Это неправда - насчёт грязи под ногами! Никогда я о тебе так не думал! Только, Вил...
Я помедлил: подбирать нужные слова и всегда-то нелегко, а уж сейчас, под его колючим взглядом...
- Только?.. - с издёвкой протянул он, вставая. - Говори-говори. Я тебя о-очень внимательно слушаю.
- А мне сказать, кажется, нечего, - прошептал я. Слишком ясно: взоры свысока, злые шуточки и ядовитые укусы истерзали меня куда сильней, чем я думал, всё рассыпалось в пыль, друга нет и не будет, и ни говорить, ни идти с ним я больше не могу. Ни оправдываться, ни добиваться честности и доверия...
- Я тебе не компания, Энт, - он вдруг стал серьёзным и печальным. - Они правы... моё место в грязи.
- А моё с тобою рядом, - неожиданно выпалил я. И потрясённо замолчал. «Что я сказал?!»
Он тоже казался потрясённым: вздрогнул, даже рот приоткрыл. Чёрные глаза широко распахнулись.
- Ты шутишь, - медленно сказал он. - Или я чего-то не понимаю... ничего не понимаю. Энт, ведь всем плевать на менестрелей. Никто за них не заступается. Они не люди. Так все считают. А ты...
Он хмуро огляделся - словно искал повод прекратить разговор, но ничего подходящего не нашёл.
- Я после трактира веду себя совсем уж мерзко, да? Прости. Дело в том... все, кто видел, как Рыцарь полез защищать менестреля, они думают, мы... я, ну, тебе нравлюсь, иначе зачем поднимать шум?
Бледные щёки Вила украсились двумя пылающими пятнами. Я озадаченно пожал плечами:
- Но они правильно думают. Конечно, нравишься. Или я бы не хотел быть тебе другом.
- Я не о том, - он поморщился. - Не как друг... О, чёрт! В постели. И если я опять туда сунусь, такое начнётся... только Рыцарям или всем, кто попросит, и до или после я пою, ну и остальное вроде того.
Несколько секунд я изо всех сил пытался выдумать хоть какой-то ответ.
- Но... - я глотнул. - Мерцание! Почему?! Что за идиотская... Какого чёрта тебе в голову пришло?!
Он выглядел настороженным зверьком, готовым к прыжку и бегству; и вместе с тем - казалось, он едва удерживается от смеха. В его глазах танцевали опасные горячие искорки.
- Мне? Это им в головы пришло. Каждый проклятый идиот в проклятом трактире уверен. Рыцари народ странный, с женщинами знаются только для детишек, и родятся у них одни сыновья, потому как они друг с дружкой нежничают, а не с девицами. Вот. И что, по-твоему, они должны были подумать?
Я молчал, в упор глядя на него и чувствуя жар на щеках.
- Просто глупые сплетни. - Он вновь был грустным и тихим. - Ты сделал для меня много хорошего, слишком много. Я у тебя кругом в долгу. И вместо того, чтоб как-то заплатить, я тебя обижаю.
- Нет у тебя никаких долгов, я ведь следовал желаниям сердца! Скорее я у тебя в долгу: ты дал мне и Путь, и столько нового, и песни... и ты говоришь о плате! - я уже не думал, кажусь ли ему смешным; главное, разобраться до конца. - Я боялся, что ты решил уйти. Но ведь было не так? Ты сердился на тех дураков, а не... - я замер. «Ну и кто тут дурак?» - Теперь из-за меня о тебе пойдут такие слухи?!
Я наконец-то понял... и как всё исправить, понятия не имел, и беспомощно лепетал, едва не плача:
- Я же не знал!.. Если б ты объяснил раньше... Потому ты и просил делать вид, будто мы незнакомы? Давиат, откуда взялась эта чушь?! Вил, но я могу никому не говорить, что я Рыцарь! И плащ надевать вверх подкладкой. Они ведь не поймут, если я не скажу, правда? А если кто-то полезет, я и так...
У меня перехватило дыхание от его взгляда. Холод. И пустота.
- Ты хочешь идти один? - я едва слышал себя. - Это просто предлог? Достаточно было сказать, и я сразу оставил бы тебя в покое. Если моя дружба тебе не нужна, я не стану навязываться. Прощай.
Слова были шипами, обдирали горло до крови. Я глотнул, чуть не вскрикнув от боли, и повернулся к нему спиной. Куда идти, я не знал. Не всё ли равно. Тем более, я вдруг ощутил такую слабость, что испугался упасть и сел в придорожную пыль. Ничего подобного я никогда не чувствовал, не ожидал... в голову навязчиво лез затасканный поэтический оборот «у меня разбивается сердце». Смешно...
Его рука легла мне на плечо. Головы я не поднял: всё уже сказано, а смотреть на него снова - только причинить себе лишнюю боль. Нет. Хватит с меня.
- Энтис, ты полный идиот, коли всерьёз нёс бред насчёт предлогов. Хотел бы я уйти, давно бы уж и ушёл. Мы с тобой пятый знак вместе, и ни черта ты меня не знаешь. А может, предлог-то сам ты искал? - я услышал сухой смешок. - Хороший ты друг, Энт!
Мне бы не молчать, а говорить, что нет, нет, я не хочу уходить! Я и говорил бы... но если попробую, я попросту разрыдаюсь. Не Рыцарь, а жалкое существо без тени достоинства. Вот он посмеётся-то...
- После трактира, - он кашлянул, - я думал: пусть даст по шее и убирается ко всем чертям поскорее.
- По шее тебе обязательно? - пробормотал я, из последних сил удерживаясь от слёз.
- Нет, но я бы не обиделся.
Он сел на корточки совсем близко: уткнувшись взглядом в землю, я видел его босые ноги, покрытые мягкой красновато-серой пылью.
- Энт. Ну, пойми. Там... они так смотрели. Мне некуда деться, а они смотрят... представляют. Мне одного хотелось: не быть там. Оставить это за спиной. Навсегда. И их всех... и тебя тоже.
«Ну когда же ты перестанешь меня терзать?! Замолчи, ради Мерцанья, и уходи, наконец!»
- Я не могу понять всё сразу, - тихо сказал он. Очень странным голосом, и я всё-таки взглянул... и глазам не поверил: он плакал. По его щекам, одна за другой, медленно ползли слезинки. - Не надо так расставаться. Не сейчас. Пожалуйста. Ну... если ты в Замок... можно мне с тобой?
- Тебе нельзя в Замок, - растерявшись, ляпнул я. - Тебя же снова в эллин... Ох, извини!
Он рассмеялся серебристо-шёлковым хохотком и дёрнул себя за вьющийся локон.
- Тогда не надо в Замок. Ну его в трясины, пошли лучше в Ахейрид. Город красивый, порт, корабли поглядим. Ещё зверинец там есть. Ты таких диковинных зверюг сроду не видал, даже на картинках.
Я стиснул его руки и рывком потянул к себе; он не удержал равновесия и ткнулся лбом мне в плечо. И тотчас отдёрнулся, но кое-что у меня осталось: миг и целую вечность он прижимался ко мне лицом, и слёзы, принадлежащие мне одному, впитывались в ткань моего плаща.
- Что ещё за нежности? - вспыльчиво осведомился он, слегка краснея. - Идём в Ахейрид?
- Идём. - Я согласился бы немедленно отправиться в любой уголок Сумрака по любой дороге, лишь бы с ним вместе, но всё же (хоть и опасался ответа) спросил: - Это настоящее желание твоего сердца?
Он вскочил и гибко распрямился, как согнутый стальной клинок. Изумительные чёрные глаза жарко сверкали на бледном лице с тонкими чертами. Лицо маленькой печальной принцессы из сказки...
- У меня нет сердца, Энт, ты не знал? Но если с твоим сердцем всё в порядке, я очень рад. А брести одному, тар за таром, когда вокруг одни дикие заросли с бирами и той живностью, что о двух руках да с ножом, - удовольствие небольшое. Так и голос со страху потеряешь, а его надо сберечь до Ахейрида. Большой город, богатые люди, а моряки в портовых тавернах повеселиться любят и денег не считают. Менестрелям там раздолье, это тебе не деревня в глуши!
Энт. Никто, кроме него, не звал меня так. Дева Давиат, какое же счастье, когда у тебя есть друг!
«Он самое, самое дорогое, что есть у меня в мире».