Бытие забытия

Людмила Лепехова
Головная боль поглощала все пространство. Она то поднимала температуру тела до критической отметки, то заставляла дрожать от озноба. Она будто сжигала мысли. Смотреть вокруг покрасневшими воспаленными глазами было больно. Боль вызывал свет вообще. Он раздражал нервные окончания и импульсы с бешеной силой гнались в головной мозг, чтобы спинной заставлял тело просить о темноте и покое.
Мне хотелось вырвать эти злые пульсирующие вены, прекратить кровоток боли. Мне хотелось вырезать эти белые и серые аксоны, дидроны… все шевелящиеся нервы, покрытые мягкой миелиновой оболочкой. Но это было невозможно. Это было выше моих сил.
К тому же боль отнимала все силы: физические, душевные, умственные. Не хотелось ни думать, ни чувствовать, ни шевелиться, потому что это все приносило боль, разливающуюся по всему телу.
Этот неожиданный приступ боли не сбивался никакими лекарствами. Он был тем самым предвестником давней болезни. Его узнаешь сразу, без вмешательства врачей и родных. Потому что точно знаешь эту грань, отличающую эту боль от простой боли, вызванной давлением, переутомлением или чем-то еще. Говорят, есть более девяноста видов головной боли и в Индии их лечат без таблеток. Каким-то точечным массажем. Раз и навсегда.
Пить! Страшно хочется пить. Отравленный ядом организм медленно умирает. Жажда жизни инстинктом остается в каждом. И хочется пить что-нибудь, лишь бы разбавить концентрацию опасного токсина. Меня не спасет больше ничего. С того момента, когда этот редкий яд попадает в кровь, излечение невозможно. Он действует на мозг разрушающе. И те, кто сможет перенести эту дикую боль, перемежающуюся с почти эпилептическими припадками и судорогами, превращаются в психически ненормальных…
Вижу, как склоняется надо мной лицо матери. Как суетятся вокруг родные и близкие, соседи. Как сквозь сон слышу надрывающийся от беспрестанных звонков телефон. Мой сотовый отключен. Мне безразличен окружающий мир. Я почти попрощалась с ним и собираюсь бродить в других неизведанных еще мирах.. Только один шаг отделяет меня от потустороннего существования. И я жду последнего вздоха, за которым последует мгновенная остановка дыхания, паралич сердца и смерть головного мозга. Как все противно и предсказуемо.
Это только в сказках и фильмах всегда находится противоядие и добро побеждает зло. Это только в мечтах мы остаемся вечными и чистыми и только там мы действительно свободы.
Немеют руки, ноги становятся ватными. Я уже не ощущаю холода или тепла. И уже окончательно ничего не слышу. И ничего не услышу. Здравствуй, знакомая тишина, заглотившая в свою акулью пасть звуки и слова, которые создавали реальность! Открытые глаза ничего не видят. Мрак никогда не приходит один, вместе в ним становится холодно. Сначала незаметно, затем неподвижное тело словно одевается в саван изо льда. Я не чувствую себя. Боль ушла. Значит, все. Скоро.
Мысль рассекает полумертвый мозг. Дыхание теперь поддерживается искусственно. Сердце бьется все медленнее…Зачем? Глупые люди, неужели вы хотите сделать из меня живой труп. Жизнь уходит и ее ничем и никак не остановишь. Единственное, чего я желаю – так это чтобы поскорее наступил этот долгожданный конец. И пришла та самая, о чьей иронии я писала. Та самая старуха с косой.
По телу пробегает неприятный, тянущий электрический ток: безнадежная попытка заставить безжизненное сердце забиться как раньше. По венам вместо крови течет физраствор и останавливается вместе с сердцем. Десять минут в моим телом происходят непонятные манипуляции и я это чувствую.
Но чувство не такое, как было раньше. Не боль от уколов или тока, как в наркологической клинике. Не гипнотический сон, как в психиатрической лечебнице. Словно мое тело это воск, муляж. А я что-то другое, уже не живущее в нем.
Я вижу себя сверху не операционном столе в свете ярких ламп. Вижу море крови в области грудной клетки. Врачей, которые понуро смотрят на то, что осталось после их самоотверженной работы. Я вижу свои закрытые глаза, растрепавшиеся волосы, отчего-то судорожно сжатые в кулаки руки и выше – наглухо забинтованные изрезанные запястья – попытки суицида. Вены были привычно исколоты, но на этот раз – лекарствами. Мне запомнились плотно сомкнутые губы. Кожа лица была высушенной и соленой от слез, может быть, более бледная, чем обычно. Тело покоилось, а я смотрела на него и прощалась с ним. Ведь, по сути это было мое временное пристанище. И я свободна теперь от любых физических преград.
Но не увидела я ни смерти, ни ангелов. Ничего, о чем говорили религии в области загробного мира. Я посмотрела снова на себя и мне показалось, что на лбу у меня зияет черная дыра. Я приблизилась и оттуда появилась черная воронка воспоминаний, затягивающая меня к себе. Как топь болотная, подумалось мне...