- Не знаю, на что похожи отношения, которые ты строишь с людьми, но я вижу, как это здорово у тебя получается, особенно если ты захочешь сделать человека близким себе!
Будучи в растерянности от такого признания я прошептала:
- И я не знаю, на что похоже…
Август, 2002 год.
Идея написать об этом пришла не сразу, вероятно, одно это воспоминание не могло породить то, что я нашлась ответить теперь. Мысль о рассказе кристаллизовалась в течение одной сумасшедшей недели, жаркими летними ночами. Игра воображения продолжалась во снах, но так и не находила нужных, верных слов. По утрам организм чувствовал себя разбитым и требовал нового подкрепления, а к вечеру, уже изрядно возбужденный, переживал агонии эйфории. Все это беспрерывно сменяло друг друга с реактивной скоростью, будто происходящее со мной было не на этой Земле, а где-то в другом измерении, в сумасшедшем полете.
***
Когда бродишь по городу один или с теми, чьи души близко родственны и разговаривать почти не требуется – невольно рассматриваешь прохожих сквозь толстые стекла темных очков. И делишься впечатлениями, про себя отмечая удовлетворение от того, что тебя понимают. Прохожих в городе всегда много, лучше всего их рассматривать летними днями, так выступает непринужденность, красота или уродство, вульгарность и чистота. Но, к сожалению, мало тех, кто испытывает жажду совершенно другого рода – духовную…
Город как город. На главных улицах – пятиэтажные дома с обсыпающейся штукатуркой, если зайти со стороны внутренней – дворов – обнажаются совершенно лишенные оштукатуренного лица стены домов, в некоторых даже есть дыры, куда зимой наверняка залетает холодный ветер. Дороги в городе – заплатка на заплатке, тротуары не созданы для ходьбы в обуви на каблуках. Есть парки и стадионы, есть ипподром, дома отдыха и развлечений, игорные дома, кафе и рестораны, супермаркеты и кондитерские, столовые, учебные заведения, администрация, гостиницы, театры и кинотеатры, стоматологии, больницы и поликлиники… Те, кто почти всю жизнь провел в городе – уверены, что здесь есть все: работа, друзья, родственники, учеба. А меня никогда не покидало ощущение, что этому городу или в этом городе чего-то не хватает…
Не хватает, наверное, того самого ощущения неземного полета над спящей голубой планетой. Полета, когда расправляешь крылья и резко меняешь высоту, высвобождая дух из железных тисков и заставляя его поспевать за мыслью тела, когда в одно мгновение перед закрытыми глазами пролетают живые картины давно забытого прошлого. Пролетают, впечатываются, воскрешая радугу чувств трепета перед самим собой. Ту музыку они воскрешают, что беспрестанно крутится у тебя в голове и звук все усиливается, наплывает на тебя, душит, повторяясь снова и снова, с каждым разом все отчетливей, сильней… паузы становятся короткими, пиано резко заменяется форте…и музыка охватывает все существо, все кончики нервов, весь мозг. Эта музыка чувств опьяняет, кружит голову, зовет к рождению, возрождению, перерождению. Она зовет к жизни, как полет – к свободе. Спускаясь к нижним октавам, меняя такт, ритм и звучание, мелодия зовет окунуться на самое дно собственной души, но мгновение – и она кружит на высокой тональности, на мажорной ноте, вытаскивая на свет божий со дна души осколки. Правая рука возвращает к жизни, левая зовет к небытию и обе, играя, спорят между собой, на какой же ноте закончить эту музыку, за кем останется последний аккорд… правая бежит, убегает от левой, но та неумолимо настигает ее и манит за собой, уводит от той струны, ради которой вся игра и задумана. Пальцы правой руки бьют по клавишам все настойчивей, а левой – мягко уводит в сторону прошлого. И этот безумный бег не должен замедляться никогда…
Это действительно «счастье, отравляющее миры»…Это то, чему «надо вечно петь и плакать», ибо остановка подобна смерти, и ты никогда не сможешь «крикнуть, шевельнуться и вздохнуть…».
И если моя левая рука отпадет безжизненно, то сколько и как бы легко ни выводила правая – она в одиночестве никогда не создаст шедевра, никогда не будет просить левую поспевать за ней. И будет танцевать на черно-белых клавишах соло, грустное и одинокое, с привкусом горечи и с чувством, что здесь все не так...
***
Есть другой вид полета. Вы когда-нибудь видели, как в воздухе медлительно парит легкое перышко, пушинка, пылинка? Как мириады пылинок в прямых солнечных лучах хаотически-лениво пляшут в воздухе, словно они замедляют ход времени и рождают немоту пространства? Такой полет тоже известен человеческому воображению, только озарение наступает гораздо позже. В таком медленном танце кружатся в свете ночных фонарей белые хлопья снежинок, что приземляются и со спокойствием белого безмолвия дарят нам свою красоту узора.
Когда ты играешь свою музыку один, ты постепенно начинаешь понимать, что звучит она с каждым разом отчетливей и сильней, но тебе хочется добавить яркости звучания, добавить еще несколько рук. Порой сложно осознать, что эта мелодия нуждается в еще одном исполнителе, способном ухватить ее суть, вложить в нее свое вдохновение, может быть, изменить звучание, но всегда – умереть вместе с ней. И ты начинаешь искать: хаотически или целенаправленно. Ты бесцельно бродишь по городу, смотришь на лица людей, их тени, их игру жестов и губ. Иногда тебе встречаются те, кто заставляет сердце сжиматься с острой или тупой болью. Но и они обходят стороной. Они не слышат тебя…
И ты ищешь… полжизни, всю жизнь… в начале своего пути, в конце ли, на закате или на рассвете – ты всегда ощущаешь, что душа не успокоится до тех пор, пока не найдет… и если ты с собой действительно искренен, ты не остановишься на полпути… ты поделишься нотами с тем, кто тебе по-настоящему станет дорог. И вовлечешь его в игру.
Если исполнитель не так талантлив, вряд ли ты сразу услышишь то, что хочешь… ты будешь настойчиво выверять каждый звук, его эхо… передашь свой ритм или в созвучии создашь новый… не бояться дилетанта – вот что главное.
Твоя мелодия может впоследствии измениться. Но она должна нравится тебе, если почувствуешь фальшь – лучше играй один, в две руки, сходи с ума от своей мелодии, но не веди к сумасшествию другого, не губи его. Ты сможешь потом возродиться, он же может и не уметь этого делать.
***
Четыре руки… сначала они играют всякую бессмыслицу, но прислушайся – и ты услышишь среди множества звуков те, что повторяются так чисто, и повторяются вами обоими. На их основе вы придумаете новую мелодию… она должна быть лучше твоей, но она и принесет больше боли и больше радости… будь внутренне готов к этому.
Новые незнакомые руки на клавишах… я сосредотачиваюсь, чтобы понять их игру. Обычно сначала – разминка. И мы проигрываем несколько незамысловатых этюдов, определяем быстроту пальцев, их гибкость, размах… чтобы потом – понимать, как сыграть правильно. Эти незнакомые руки бегут по лакированным клавишам уверенно, аккорды точны… они умеют передавать чувство звуками… мы играем сначала классику…
Я поспеваю за игрой этих рук, но беспокойство гложет меня. Теперь уже не классика, а незнакомые руки танцуют над неведомой мне мелодией и дерзко приглашают дать ответ. Отказаться? Или принять вызов? И я рискую. Я знаю, что мелодия моя будет достойным ответом…
И я вступаю в игру, где нет правил, нет известного будущего, где в настоящем – азартное соревнование… одновременно не только с соисполнителем, но и с самим собой. Игра увлекает и становится невозможно остановиться. Мне отвечают – и я придумываю новую мелодию, новый вопрос (или ответ, если меня вопрошают) и задаю его. Через доли паузы я получаю ответ. И он мне нравится. И ем больше мы играем – тем больше мне хочется закончить эту мелодию одинаковым аккордом, хоть и на разных октавах. Я слежу за играющими руками и пытаюсь ухватить нить их игры и не потерять собственную. Аккорд – как узелок этих нитей…
В изнеможении, добираясь до конца, ты все-таки находишь то, что ищешь. И в тот момент, когда заканчиваешь, вместе со сладким опустошением приходит мысль попробовать еще. И те руки тоже хотят еще.
И мы продолжаем… Поднимаем накал чувств и опускаем… Переживаем кризисы, взлеты и падения, колемся ссорами, перекидываемся паузами, во время которых кто-то молчит, а другой играет мотивы прощения, обещания, клятвы, объяснения, просьбы ответа. И тот, кто молчал – начинает робко отвечать, затем играет все громче, и наконец, четыре руки сливаются в апогее звуков и хаоса чувств.
Эта игра в четыре руки требует гораздо большего эмоционального напряжения, понимания музыки внутри каждого исполнителя и умения схватить ее и выразить собой. Мелодия может быть медленной или быстрой, грустной или радостной, нарастающей или угасающей, как пламя свечи… она может быть любой, но это – игра в четыре руки… и рядом с тобой уже не чужие ноты.
Это сродни мастерству настоящих музыкантов… и один только восхищенный взгляд, одно только чувство в ответ – стоит миллионов аплодисментов восхищенных слушателей и волны их отдачи тебе... Но скажу я, что это и нелегкий труд… и здесь помогают случай, интуиция и чувства, а мысль только достраивает недостающие мостики к мировоззрению другого…