1 глава
Пинаешь мятую пустую консервную банку. Заворачиваешь за угол.
Маленькая девочка.
- Дядя, - говорит она.
Она просит.
Ты ничего не можешь ей дать. Ты проходишь мимо.
- Дядя, - говорит она ещё кому-то из прохожих.
Мимо.
- Дядя?
Мимо.
- Дядя?
Мимо.
- Дядя?
Он останавливается возле неё.
- Какая хорошая, - говорит он. – Славная. Чуд-ная маленькая девочка! Пойдём, крошка! Пошли!
Он берёт её за руку, и они уходят.
Ты перестаёшь пялиться им вослед, разворачиваешься и продолжаешь свой путь – у тебя есть дела поважнее.
Пинаешь пустую консервную банку.
Он – тот, кто подошёл к девочке – насильник-педофил.
Пинаешь пустую консервную банку.
Его фото было в газетах. Ты его сразу узнал.
Маленькая беспризорная девочка-сирота, как тесто – не имеет формы и существует лишь, как стройматериал. Она ежесекундно ГОТОВА стать.
Уличной шлюхой.
Алкоголичкой.
Бомжихой.
Наркоманкой.
Жертвой педофила-насильника.
Жертвой маньяка.
Пинаешь пустую консервную банку.
Мало кто из уличных сирот сможет пробиться. Почти никто не сможет.
Эта бедняжка должна была стать кем-то. Рулетка судьбы указала на него – на насильника. И ей суждено стать его жертвой.
Пинаешь пустую консервную банку.
ДЯДЯ.
Пинаешь пустую консервную банку с этикеткой, на которой изображён горох. Точно такую же консервную банку с этикеткой, на которой изображён горох, держит в руке покупатель, кладёт её в свою сумку. Кладёт банку с этикеткой, на которой – корова. С этикеткой, на которой – свинья. С этикеткой, на которой – фасоль. Даёт деньги продавцу. А ты проходишь мимо этого маленького уличного рынка.
Ещё один покупатель. Просит, чтобы ему взвесили апельсины.
Проходишь мимо.
Взвесьте мне помидоры.
Проходишь мимо.
Вай, да-ра-гой, у меня самые лучшие помидоры! Вот – можешь пощупать.
Проходишь мимо.
Вай, да-ра-гой, не проходи мимо! Посмотри – какие у меня чудесные яйца!
Проходишь мимо.
У нас самые большие, спелые бананы! Сами в рот просятся!
Проходишь мимо.
Поднимаешь голову. Смотришь на солнце. Солнце. Смотришь на солнце. Солнце. Которое отражается в очках драг-дилера. Трое его корешей, скорчив собачьи гримасы, пристально следят за каждым твоим движением.
Достаёшь деньги. Даёшь ему.
Он смотрит на них. Пересчитывает. Его лицо светится от радости. Он смеётся.
- Ха-ха-ха!
Он достаёт пластмассовый пузырёк.
- Ха-ха-ха!
Открывает крышку.
- Ха-ха-ха!
Высыпает на ладонь небольшую горстку Этого.
Он сделал это специально – чтобы ты видел, сколько у него Этого. Как у него Этого много. Чтобы ты завидовал ему. Чтобы ты каждый раз хотел ещё больше.
- Ха-ха-ха!
Горстка Этого переливается на свету разными цветами. Это – маленькие металлические зёрнышки, похожие на кусочки золота, и платины, и алмаза одновременно. Кусочки переливаются всеми цветами радуги – как бензиновая плёнка. Из всех цветов наиболее доминирующими являются – фиолетовый, зелёный, красный, золотистый. В основном, только четыре этих цвета сменяются между собой, когда ты играешь Этим на свету.
Дилер достаёт из горстки на ладони один – самый маленький – кусочек Этого. Кидает это зёрнышко перед тобой на асфальт.
Цзинь-цзинь-цзон! Зёрнышко звенит, как кусочек золота.
Дилер бросил его тебе таким движением, каким бросают крошки голубям в парке.
Ты устремляешься вниз, на колени, на асфальт.
- Ха-ха-ха! – смеётся дилер.
Хватаешь это чудесное зёрнышко, зажимаешь его в кулак. Сверху прикрываешь кулак ладонью. Получившийся жест «инь-ян» прижимаешь к груди. (Словно ты приветствуешь Правителя Вселенной).
- Ха-ха-ха! – смеётся дилер и его ребята.
Моё, - думаешь ты.
Мне.
Никому не отдам.
Встаёшь с колен и убегаешь прочь из этих мест.
А в спину звучит: Ха-ха-ха!
Забегаешь за угол. Поворот направо. Поворот налево. Входишь в переулок. Выходишь из переулка. Переходишь через дорогу.
Каждый встречный смотрит на тебя.
- Ха-ха-ха! – смеются прохожие.
- Моё!!! – говоришь ты, ещё крепче сжимая Это в кулаке.
- Отдай! – кричит каждый прохожий.
- Не отдам! – огрызаешься ты.
Оскаливаешься. Показываешь свои зубы.
Прохожие лают, рычат, скалятся в ответ. У кого-то даже бежит пена изо рта.
- Отдай! – кричит один прохожий.
- Моё!!! – отвечаешь ты и уворачиваешься от его рук.
- Отдай! – кричит другой.
Бросается на тебя, но ты и тут успеваешь увернуться.
Пробегаешь через рынок. Сквозь толпу покупателей и продавцов.
- Отдай! Мне! Отдай! Дай сюда! Дай мне! Отдай мне! Отдай!
- Моё!!! – кричишь ты.
Прижимаешь покрепче свои руки к груди и бросаешься вперёд, сквозь толпу. Ты несёшься, как регбист, сшибая всех встречных плечом. Начинаешь – как в слэме – работать локтями.
- В чём дело, гражданин? Аккуратнее!
- Моё!!!
- Да он ненормальный!
- Моё!!!
- Полегче, парень! Не толкайся!
- Моё!!!
- Ты чего толкаешься? Псих чёртов!
- Моё!!! Никому не отдам!
- Вай, да-ра-гой, - говорит тебе продавец, перегородивший дорогу. – У нас самые лучшие…
Ты пинаешь его в пах.
- Яйца… - выдохнул он и скорчил лицо от боли.
Ты сшибаешь его плечом и несёшься вперёд.
- Моё!!! – орёшь ты.
За угол. Через дорогу. В подземный переход. Из подземного перехода. Налево. Направо. В переулок. Из переулка.
Заворачиваешь за очередной угол.
- Рав! Рав! Рав!
Останавливаешься.
Перед тобой – бультерьер. Один. Без хозяина.
Здесь только ты и он. Улица безлюдна. Даже машины не ездят.
- Р-р-рав!!! – бешенство в его воспалённых красных глазах, слюна и пена капают с его рта, клыки блестят чистейшей белизной.
- Не отдам, - говоришь ты, ещё крепче прижимая Это к груди.
- Рав! Рав!
- Не отдам!
- Рав! Рав!
- Не отдам!!!
Пёс устремляется к тебе.
Падаешь на четвереньки. Оскаливаешь пасть.
Ты бешено выпучил глаза. Рычишь на пса, исходишь слюной. Твоё лицо краснеет.
- Рав! Рав! Рав! – отвечаешь ты ему.
- Р-р-р-р! – рычишь.
- Ры-ы-ы! – грозишься ты порррррвать его на куски своими клыками.
Пёс разворачивается и убегает прочь.
Ты смотришь на его чёрную спину. Она – словно тьма подъезда, в который ты сейчас вошёл.
Закрываешь за собой дверь. Тьма становится абсолютной. На ощупь и по-памяти, находишь ступеньки. Бежишь по ним – наверх-наверх-наверх. В свою квартирку. На самый чердак. На самую крышу.
Бежишь во тьме. Бежишь. В абсолютной тьме, где ничего не видно. Ничего не слышно, кроме собственного дыхания и своих шагов. Бежишь, бежишь, бежишь. Во тьме подъезда холодно, поэтому с каждым выдохом из твоего рта вырываются клубы пара.
Во тьме всегда так холодно, - думаешь ты.
Или у меня сейчас предсмертное состояние?! Я ведь мучаюсь LOMKOI уже вторые сутки…
Может, этот пар – это жизнь, уходящая из меня?
Может, это рассеивается моя энергия?!
Может, это мой дух покидает меня?!
Моя ANIMA?
Поднимаешься до самого верхнего этажа. Проходишь мимо лифта. Двери кабины никак не могут закрыться – из-за ноги.
Труп девушки, выпотрошенный и измазанный кровью, валяется на полу кабины лифта. Её чудесная загорелая красивая гладкая ножка – единственное, что мешает лифту закрыться и уехать прочь.
От её ступни твой взгляд устремляется выше по ноге. Голень. Выше. Колено. Выше. Бедро. Выше… А дальше…
- О, боже! – говоришь ты.
То, что ты увидел под её мини-юбкой ошарашило тебя.
- Какая сволочь могла такое сделать?! – ужасаешься ты.
- Да он там у неё всё изрезал в фарш!!!
Тебя тошнит. И ты блюёшь.
- Фу, гадость! – ты сплёвываешь.
Дверцы кабины лифта закрываются. На них надпись, сделанная чёрной аэрозольной краской, скорее всего, через трафарет.
Надпись на одной дверце: «ПЕРЕХОДИ Н».
Под надписью – скелет, без головы, с хвостом, с крыльями.
Надпись на второй дверце: «А СМЕРТЬ!».
Под надписью – череп тираннозавра.
Двери закрываются.
Нога.
Двери открываются.
Двери закрываются.
Нога.
Двери открываются.
Двери закрываются.
Нога.
Двери открываются.
- Чёрт побери, - говоришь ты.
Ты заталкиваешь эту вывалившуюся из лифта, выползшую ножку девушки в кабину.
Двери закрываются.
«ПЕРЕХОДИ НА СМЕРТЬ!». Под словами – скелет летающего динозавра – Диморфодона.
Лифт уезжает вниз.
Ощущение, будто ты отправил посылку миру.
Так эта бедняжка и будет ездить вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз, пока кто-нибудь не обнаружит её.
Ты взбираешься на лестницу, ведущую на крышу. Лезешь выше, выше, выше, выше.
Толкаешь дверцу люка. Высовываешь голову.
Свет. Свет. Небо. И свет.
Свежий ветер обдаёт прохладой твоё лицо.
Свет.
Бесконечный яркий свет.
После тьмы подъезда свет летнего полудня так ярок, намного ярче, чем огонь зажигалки, над которой ты сейчас держишь ложку.
Вокруг тебя – повсюду голуби.
- Готово, - говоришь ты.
Набираешь Это в шприц.
Голуби улетают. Прилетают. Воркуют. Что-то клюют.
Ты вводишь.
Секунда. Две. Три.
Голуби перестают летать.
Пять.
Двигаться.
Восемь.
Ворковать.
Десять.
Жить.
Город перестаёт гудеть. Машины смолкают. Люди исчезают. Заводы встают.
Двенадцать.
- Эх, - говоришь ты. – Уже хорошо!
Смотришь на иглу от шприца. На иглу. Иглу от шприца. Смотришь. На иглу от шприца. Смотришь.
Ты видишь иглу от шприца. И ещё одну. Одну или две?
Две?
Или одну?
Смотришь на одну, а видишь – две.
И ещё одну.
И ещё одну видишь.
Пять. Игл. Пять.
Семь.
Больше. Ещё больше.
Десять.
Двенадцать.
Двадцать.
Ещё больше.
Ещё больше.
Уже и не сосчитать.
Иглы собираются в полчища, в стаи, в армии. Их тучи. Они плавают клубами в воздухе, лежат лужами на асфальте, растут кустами и деревьями по обочинам.
А вдали. Вдали. А там. Там вдали – горит маленькая скромная звезда.
Эта звезда – твоя любимая звезда. Даже в самую тёмную ночь, когда на небе нет и луны, эта звезда всегда остаётся на своём месте. Она каждую ночь сверкает для тебя. Эта звезда – переливается разными цветами: фиолетовый, красный, золотистый, зелёный. Она – как кусочек платины, золота или крупинка алмаза. Она звенит – цзинь, цзинь, цзон. Она настолько мала – словно зёрнышко.
Ты бежишь к ней, к своей прекрасной, переливающейся разными цветами, звезде. Но впереди – всё усеяно кустами из игл, рощами от шприцов.
Чёртовы фрицы-шприцы, - бормочешь ты.
- А! – кричишь ты и, собравшись с духом, проносишься через тернии к звезде.
Иглы царапают тебя, впиваются в кожу, в мышцы, в вены. Впиваются в грудь, в плечи, в живот, в лицо, в лоб, в пах, в ноги.
- А! – кричишь ты, чтобы подбодрить себя яростью.
Ты весь в крови. Ты весь в ранах. Ты – сама боль. Но ты не останавливаешься, продолжаешь бежать к своей звезде.
Роща из шприцов и игла заканчивается. А, вместе с ней, и земля у тебя под ногами.
Ты падаешь в пустоту, в вакуум, в невесомость. И – чем ниже ты опускаешься – тем дальше становится твоя звезда.
- Нет! – ты машешь руками, хватаешь воздух.
- Нет! – звезда всё дальше и дальше.
- Неееет! – ревёшь ты от обиды.
Твоя звезда всё выше и выше. Он устремляется вверх, а ты – вниз.
Тебе так больно на душе от всего этого, что ты не хочешь больше смотреть на свою звезду. Не желаешь видеть, как она удаляется от тебя. Не желаешь наблюдать свою неудачу. Ты разворачиваешься и видишь – звезда под тобой. И ты падаешь как раз на неё.
- Ха! – смеёшься ты.
Звезда ближе.
- Ха-ха! – смеёшься.
Ещё ближе.
- Ха-ха-ха! – смеёшься.
Ты погружаешься в звезду.
Ты утопаешь в свету, в этом чудесном свету твоей звезды, а, вернее, этого летнего полудня, свет которого осиял тебя, как только ты открыл глаза. Ты принимаешь сидячее положение, скрестив ноги.
Смотришь на своё тело. На свои ладони. На свои колени. На свой живот.
Ты весь сверкаешь – как звезда, ты переливаешься разными цветами – красным, зелёным, золотистым, фиолетовым.
Вдали, на крыше высокого небоскрёба, подобно тому, на котором находишься сейчас ты, загорается ещё одна такая же, как ты, звезда.
Ещё одна звезда загорается в квартире соседнего небоскрёба.
Ещё одна звезда загорается в двух микрорайонах от тебя в неком злачном притоне.
И ещё одна звезда вдали.
И ещё.
И ещё.
И ещё одна.
Ещё…
- Свои, - улыбаешься ты.
Они тебя видят, так же, как и ты их.
Вместе, вы подключились к энергии вашей звезды. И теперь сидите и «ловите ништяки».
Голуби захлопали крыльями. (Словно, аплодисменты).
Возле тебя устроился тощий чёрный кот.
Он принялся мурлыкать и умывать свою мордочку.
Ты улыбаешься.