- И что я буду делать с этой рухлядью? - спросил Том, с чувством брезгливости и обречённости осматривая вещи, которыми была заставлена квартира его бабушки.
- Это ваше дело, - ответил душеприказчик Майкл Саенс. - Мне было поручено распределить собственность уважаемой Марты Харкен лицам, указанным в её завещании. Вам она оставила эту квартиру и всю мебель, что в ней находится.
- Почему мне-то? - не унимался раздосадованный Том. - Почему не загородный коттедж, как кузену Стивену? Почему не "Роллс-ройс", как Луизе? Я не буду здесь жить ни при каких условиях - слишком далеко от центра и работы. А этот хлам даже с аукциона не продашь.
- Я же сказал, это ваше дело, как вы распорядитесь этой собственностью. Вы можете её продать.
- Да кто её купит? Здесь ремонт лет двести не производился.
- Вот бумаги, - Саенс протянул документы, - и больше это меня не касается. Решайте сами. - Душеприказчик покинул квартиру, дверь хлопнула, что-то где-то треснуло, и Тому показалось, что сейчас стены рассыпятся в пыль, и потолок раздавит его, как тапок нерасторопного таракана. Однако катастрофы не произошло, к величайшему удивлению Тома.
Он стоял посреди квартиры, уставившись в пустоту и судорожно соображая, что ему делать со свалившимся на него "счастьем". Горькие раздумья прервал звонок мобильного.
- Том, это Лиза. Ты осмотрел квартиру бабушки?
- Да, и только зря потратил время. А этот кретин Стивен ещё говорил, что завидует мне, хотя отхватил целый дом. Здесь одно старьё, место которому на свалке. А продать квартиру будет о-о-очень трудно. Здесь надо провести капитальный ремонт, иначе больше чем 50 штук мы за неё вряд ли получим.
- И сколько это будет стоить?
- Уж точно раза в два больше, чем стоит вся эта халупа.
- Но, может быть, там всё-таки есть что-нибудь ценное?
- Не знаю, Лиза, не знаю, - устало произнёс Том. - Я думаю свезти сразу весь хлам старьёвщику, пусть оценит. Может, хоть какой навар получим.
Джозеф Крионер, продавец подержанной мебели, тщательно исследовал каждую вещь в квартире. Том решил, что проще будет привезти старьёвщика сюда, чем везти весь хлам к нему. Джозеф чуть ли не обнюхивал и не пробовал на вкус огромные неуклюжие комоды, похожие на заколдованных гиппопотамов; шкафы, которые, казалось, вросли в пол, напоминая старые дубы; покрытые толстым слоем пыли картины, из-за которых юноши и девушки, изображённые на них, напоминали седых стариков.
Том с брезгливостью наблюдал за Джозефом, не понимая, как можно так близко приближаться к этим носителям плесени и грибков, источавших ароматы тления и старческих болезней. По крайней мере, он считал, что именно так они и должны пахнуть. Методичность и медлительность старьёвщика раздражали его. Ведь с первого взгляда ясно, что весь этот хлам не стоит...
- Это просто великолепно!- воскликнул Крионер, заставив Тома вздрогнуть от неожиданности, - это просто пещера Али Бабы какая-то!
- Ну, что это пещера, я и так вижу. Сколько всё это может стоить?
- Этим предметам цены нет! Многие из них ещё позапрошлого века. Например, этот стол. Великолепная, добротная вещь. Таких сейчас не делают. На аукционе за него можно было бы до пяти тысяч получить, а то и больше.
- За эту рухлядь?!
- Это не рухлядь, - в голосе Джозефа прозвучала обида, - это произведение искусства.
- И значит, всё это можно очень хорошо продать? - с надеждой поинтересовался Том.
- Если совесть вам позволит это всё продать, - холодно ответил Джозеф.
- Позволит, не сомневайтесь. Думаю, я не буду продавать вам что-либо из этого. Если эти предметы действительно настолько ценны, пожалуй, я продам их через какой-нибудь авторитетный аукционный дом, например "Стегиус".
- Как хотите, - также холодно произнёс Крионер, направился к двери, остановился и обернулся. - Похоже, вы не очень любили вашу бабушку, раз так не уважаете её память.
- Вы правы, терпеть не мог старую каргу, - усмехнулся Том. - Я рассчитывал, что когда она сдохнет, тоя получу от неё что-нибудь стоящее. И, похоже, я всё-таки не ошибся.
Крионер ничего не ответил, лишь внимательно посмотрел на Тома, развернулся и покинул квартиру.
- Значит, тебе всё же повезло с наследством? - обрадовалась Лиза. - Видишь, главное не отчаиваться, и выход обязательно найдётся.
- Да, точно. Когда мы продадим весь этот хлам, то наконец-то сможем переехать в Мельгибург. Там - настоящая жизнь, там обретаются деньги всей страны. Бабуля хотя бы после смерти принесёт пользу.
- Том, не говори так. Она же...
- Да конечно, о мёртвых хорошо, или ничего. Но, думаю ей всё равно, что о ней говорят.
- Ты не веришь в жизнь после смерти?
- Ой, можно подумать ты в неё веришь.
- Верю, человек должен во что-то верить. Вот во что веришь ты?
- В себя.
- И в деньги...
- А куда без этого? В этом мире деньги решают всё. И заметь, именно на эти самые деньги ты можешь покупать себе косметику, эти платья, есть и пить.
- Но ведь есть что-то и кроме них. Например, любовь.
- Я люблю тебя.
- Также как деньги, или чуточку больше? Или меньше?
- Лиза, перестань, что на тебя нашло? - Том раздражённо принялся ходить по комнате. - Вот обязательно надо настроение испортить. Мы можем начать новую жизнь, понимаешь? Новую.
- Хорошо, новую, так новую, - она несколько минут молчала, потом взглянула на него. - А можно мне посмотреть эту квартиру?
- Зачем?
- Просто интересно. Ты так красочно описываешь "старьё", что мне захотелось увидеть его своими глазами.
- Ну..., ладно. Хочешь на халяву сходить в музей, я могу устроить тебе экскурсию.
Лиза ходила из комнаты в комнату, восторженно озираясь по сторонам, как будто и впрямь находилась в музее.
- Ты говоришь, этим вещам несколько веков?
- Да, так, по крайней мере, сказал старьёвщик. Похоже, весь этот хлам передавался из поколения в поколение, при этом постоянно пополняясь.
- Эти вещи хранят в себе память твоих предков, - громко сказала она, так как находилась в дальней комнате. Том оставался в гостиной, увешенной тяжелыми коврами, изображавшими сцены из жизни средневековых аристократов, с их охотами на кабанов, пирами, рыцарскими поединками. Возле одной из стен стоял огромный диван, из дыр которого торчали пружины и наполнитель. Видимо, чтобы прикрыть внутренности дивана, он был укрыт расшитым вручную покрывалом, сейчас валявшимся в углу. Посреди комнаты стоял журнальный столик, с ножками в виде львиных лап.
У другой стены, напротив дивана, возвышался сервант, за стеклянными, прозрачными в прошлом, дверцами которого располагался фарфоровый и хрустальный сервис, какие-то фигурки. И никакого телевизора. Даже телефона у бабки не было. Удивительно, как она не свихнулась от одиночества в такой огромной квартире. Хотя, может и свихнулась, кто знает?
- Что ты сказала?
- Эти вещи хранят память твоих предков.
- Они хранят только плесень, пыль и грязь.
- Ну, зачем же так, - она подошла сзади и обняла его, - они были свидетелями страданий, радости, печали, ненависти, любви. Они впитывали в себя эмоции и чувства своих хозяев, может быть, поддерживали в трудную минуту. Может, их хозяевам становилось легче, когда они прикасались к надёжному крепкому шкафу, или когда любовались резьбой на поверхности комода, или видом берёзовой рощи на картине.
- Это просто вещи, - повернулся он к ней, - они не могут помнить, чувствовать, слышать, говорить, видеть, думать. Они не-жи-вы-е. И я собираюсь их продать, чтобы кто-то тоже мог любоваться их красотой, как и мои великие предки. - Усмехнулся он. Но она как-то странно посмотрела ему в глаза, то ли с неодобрением, то ли с жалостью, и отошла от него.
- Кстати, в спальне я видела огромное зеркало, необычное. Хочешь взглянуть?
- Зачем?
- Это просто шедевр! - она снова улыбнулась, и её глаза засверкали, - её рама так красиво сделана, словно ветви деревьев переплетены между собой. И каждый листик, каждую жилку видно. Наверно, мастера долго работали над ней. Пошли. - Потянула она его за руку, он нехотя поплёлся за ней в спальню. Там стояла большая кровать, тумбочка, стенной шкаф, торшер, скульптура мальчика, сидящего верхом на лохматой собаке, и зеркало.
Лиза подвела Тома к нему с таким видом, какой бывает у детей, когда они хотят показать друзьям недавно пойманного жука, сидящего в коробке.
Зеркало действительно было очень большим, непонятно, как его умудрились протащить в комнату через узкий дверной проём. Достававшее до самого потолка, оно было покрыто пылью, впрочем, как и все предметы, оставшиеся без заботы умершей хозяйки. Рама была толстой, и действительно, как будто состоявшей из переплетённых ветвей дерева, здесь можно было увидеть и берёзовые, и дубовые, и кленовые листья, приподнимавшиеся над поверхностью рамы, и сделанное столь искусно, что возникало ощущение, подуй сейчас ветерок, и листья зашевелятся и зашуршат.
Том протянул руку, и провёл пальцем по выпуклостям, впадинам, каналам, обводя завитки и петли. Он был так поглощён странствием по лабиринту узоров, что не расслышал, как Лиза сказала, что сбегает в ванную и принесёт тряпку и воду, чтобы стереть пыль с зеркала. Сейчас он находился в состоянии, подобном трансу. Пальцы приподнимались на бугорках, взбирались на деревянные хребты, опускались в деревянные долины, путешествовали по волнам деревянного моря, оставляя за собой дорожку в пыльном саване.
- Подвинься, - голос Лизы вернул его в реальность, он непонимающе уставился на неё, потом посторонился. Она быстрыми движениями стала освобождать раритет от пыльного плена, проникая в каждую впадинку, каждый уголок рамного узора. Наконец, она принялась за зеркальную поверхность.
Когда она закончила, он почему-то не решался подойти, хотя девушка с удовольствием уже вертелась перед зеркалом. Он всё же превозмог себя и подошёл к Лизе. Поднял глаза на отражение.
На него смотрел невысокий молодой человек, слишком узкий в плечах, со слишком длинной шеей, слишком длинным носом, с беспокойно бегающими глазками, одетый в пуловер и джинсы. Рядом с ним была миниатюрная блондинка, волосы которой были собраны в хвост, скреплённыё серебристой заколкой в виде бабочки. Её огромные глаза лучились энергией, улыбка обнажала ряд безупречных белых зубов и образовывала ямочки на круглых щёчках. Футболка, с изображением синего кота, катающегося на скейте, и джинсовые шорты.
Глядя на своё отражение, он не мог понять, почему она с ним? Они были слишком разными. Он слишком уродлив, он всегда считал себя слишком уродливым, она слишком красива - для него слишком красива. Всегда "слишком". Всё в его жизни "слишком". Слишком странно, слишком нудно, слишком предсказуемо. Он по уши увяз в условностях, иллюзиях, выдуманных мирках. Он придумал себе жизнь и поверил в неё. А на самом деле, его существование также насквозь прогнило и одряхлело, как и окружающий его антиквариат. У него нет ничего, кроме Лизы. Но действительно ли он любил её? А она его? Зачем он ей нужен?
Отражение. Оно было отвратительно. Оно смеялось над ним. И она смеялась над ним - Лиза. Она смеялась над ним. Она смеялась над его уродством, его глупостью, никчёмностью. Она была с ним из жалости, как жалеют бездомного облезлого щенка, которого принесли в дом, накормили, помыли, а затем выбросили обратно на улицу. Как же он был омерзителен!
Длинные конечности доставали до пола, тонкая шишковатая шея, непонятно каким образом удерживавшая огромную угловатую голову, покрытую гноящимися фурункулами. Глазёнки, почти утонувшие в жировых складках, и злобно сверкавшие оттуда. Неохватный зад, делавший его фигуру похожей на грушу, своим весом немилосердно давивший на и без того кривые ножки.
Одежда лохмотьями висела на нём, обнажая изуродованную плоть с сочащимися гноем, язвами. Он разлагался заживо! Рассыпался на куски!
Тёмное пространство за спиной зашевелилось, приблизилось, стало выплёвывать из себя людей, которых он знал, видел когда-то мельком, и вовсе незнакомых в старинной одежде. Они окружали его со всех сторон, тянули к нему свои пальцы, которые становились всё длиннее и тоньше, словно черви, которых тянут за оба конца. Они хотели схватить куски его плоти, впиться в его ещё не до конца разрушенное тело, чтобы завершить начатое старой смертельной болезнью. В толпе он увидел старуху с пустыми глазницами, с длинными редкими неопрятными волосами, высушенную, кожа плотно обтягивала её кости, угрожая вот-вот порваться. Её рот всё увеличивался, превращаясь в бездонную пещеру. Её пасть приближалась к нему, намереваясь проглотить жалкие остатки человеческого тела. Тьма сгущалась вокруг него.
- Проснись, ну же!
Голос показался ему знакомым. Что-то сверкнуло, заставив чудовищ отпрянуть от него, и только старуха с пастью, которая стала больше самой старухи, подходила всё ближе и ближе.
- Открой глаза! - приказал голос, звучавший со всех сторон, словно это говорило само пространство. Чудовище замерло в нерешительности. Тьма разверзлась, и луч света вонзился в пасть монстра, заставив его оглушительно завопить и броситься прочь. Пространство стремительно расширялось, наполнялось свежим воздухом и светом.
- Очнись, Том, пожалуйста! - он начал узнавать этот голос, звеневший серебряными колокольчиками. Ему стало легче дышать. Раны начали затягиваться. Боль ушла.
- Господи, помоги! Пожалуйста, очнись! - голос сорвался в плач. - Открой глаза!
И он открыл. Капля жгучей жидкости упала ему в глаз, заставив зашипеть от неприятных ощущений. Он потёр глаза, приподнялся. Сквозь туман были видны какие-то предметы, белое пятно, мелькавшие перед ним. Он зажмурился, проморгался. Пятно оказалось взволнованным лицом Лизы, он сидел на полу, в спальне бабушки, прислонившись спиной к зеркалу. Последний факт, и воспоминания, отдававшиеся пульсирующей болью в голове, заставили его вскочить и отбежать от зеркала.
- Том, с тобой всё в порядке? - Лиза бросилась к нему.
- Вроде, да, - произнёс он неуверенно. - Что случилось?
- Ты смотрел в зеркало, потом потерял сознание. Дыхания не было, пульса тоже. Я решила, что... Я "скорую" вызвала. Тебе лучше прилечь на кровать.
он с опаской взглянул на зеркало.
- А ты ничего странного не заметила?
- Что именно? Ну, помимо того, что ты чуть не умер.
- Ну... В зеркале что-нибудь?
Она непонимающе уставилась на него. Он отмахнулся, осторожно, на цыпочках, приблизился к зеркалу, заглянул в него, отпрянул, снова заглянул, встал перед ним, внимательно глядя в него.
- Так ты уверен, что с тобой всё в порядке? - ему не понравилась интонация в её голосе. Ещё чего доброго психом посчитает.
- Да, э, всё в порядке, - он повернулся к ней. - Лиза, скажи мне, только честно, ты меня любишь?
Она улыбнулась и, подойдя к нему, взяла его за руку.
- Конечно.
- А почему? Ведь я не самый хороший человек. За что меня любить?
- Разве любят за что-то? Я люблю тебя за то, что ты есть.
- А вот я себя не очень люблю. А значит, должен сделать так, чтобы был достоин любви.
- Ты наверно сильно головой ударился, когда в обморок упал, - предположила она, приблизив своё лицо к его лицу.
- Наверно. Но я постараюсь, чтобы теперь у тебя было больше поводов любить меня и гордиться мной.
- В таком случае, я знаю, с чего ты можешь начать, - лукаво произнесла она, страстно впившись ему в губы, а затем толкнув на кровать, и приземлившись на него сверху. Ему на миг показалось, что в зеркале мелькнуло ещё чьё-то отражение, но в комнате они были одни, и он сконцентрировал всё своё внимание на Лизе. В кульминационный момент соития двух влюблённых, раздался звонок в дверь - прибыла "скорая".
- Вещи не просто обладают памятью, - говорил Джозеф Крионер, - но и перенимают некоторые повадки и черты характера своих владельцев.
- То есть, бабушка попыталась таким образом отомстить мне? - спросил Том.
- Нет, не ваша бабушка. Зеркала издавна считаются вратами в загробный мир. Душа умершего может стать пленницей зеркала, если попадёт в него. Поэтому зеркала в доме, где кто-то умер, или находился покойник, завешиваются тёмным покрывалом. К тому же, они отлично впитывают информацию.
- Так всё же, что это было?
- Эхо, эхо прошлого. В том числе и вашего. Не стоит недооценивать старые вещи, они всегда могут преподнести сюрприз.