Почему я пишу глава такая-то? Да и сам не знаю. Я понимаю, у профессионала в одной главе то, в другой другое. Потом, как-то всё смешивается в одно и понимаешь содержание всего, а у меня один сумбур. Сначала я думал делать по отрезкам времени и писать о том, что в каком отрезке времени было со мной и вокруг меня. Я не "инженер человеческих душ". как говорят про писателей, а так - глупый старик. Гулять не могу, нога болит, пить не за что, пенсии на жратву еле хватает, а грамота есть, чтобы вывеску прочесть, так чтож её и не написать? Отвлекаюсь...
Мы игрались где-то в районе нашей хуторской школы как вдруг бежит посыльной и всех созывает к правлению колхоза. Приходим, там несколько бабок, детвора и много курей колхозных и крестьянских, где какие - сам чёрт не разберёт, остальные на полях и колхозных огородах вкалывают. Весна! Возле правления стоит машина грузовая с красным флагом, потом возле флага встал оратор и объявил, что война закончилась победой над этими... обругал их хорошо! немцами. Те, ещё двое, что сидели в кузове, крикнули громко "Ура!", куры врассыпную, ну а мы... Машина фыркнула и побежала в другой хутор с радостной вестью, ну, а мы пошли домой ликовать. Мама работала в овощной бригаде, рассаду высаживали. и, благодаря такой вести, их отпустили домой ещё до захода солнца. Радость - одно, а другое... После этой радости меня мама хорошо отругала за то, что не принёс из родника питьевой воды. Я схватил казан ( это цилиндрическое ведро), сбегал за водою и пошёл встречать свою тёлку, которая в следующим году будет коровой. Как обычно, шли домой вместе, я её взял за шею, но она уже большая стала и мне неудобно было идти, она слегка пригнула голову - уважала меня. Солнца уже не было, а пыли было много - стадо коров и людей. Напылили...
Лето быстро укатилось, как обычно. По весне от лопаты кровавые мозоли, летом от мотыги. Этот мешок то с картошкой, то с грушами, которого я таскал за восемьнадцать километров в Цымлу на базар не расправляли мне грудь, а сгибали вниз, но налоги платить надо - хату отберут! В сентябре в школу, а это уже больше отдых, чем работа.
Кстати о грамоте, мысль не закончил... Не знаю, как я пишу - плохо, хорошо, а вот подо мной соседка - писательница, писательница-писательница и не просто, а идейная, бдительная! Девять лет на меня доносы пишет. Какая фонтазия! После её писанины приходит ко мне милиция и летательный аппарат ищет, хорошо, что не атомную бомбу! Умеет писать, умеет, третий участковый диву даётся. Я как-то говорю участковому, мол, дай мне её писанину, там столько "клубнички", любой издатель схватится за эти произведения не только за счёт автора, но ещё и гонорар заплатит. Не даёт, говорит, что не может, тогда его с работы выгонят, а ему ещё служить-служить, вкалывать-то неохота.
Итак, рубашку мне мама выстирала толи глиной, толи золой. Глина у нас в одной балке есть, как мыло, пенится, даже воротник отстирывает, а для золы нужны особые дрова, а они не всегда в наличии. Но золой тоже чисто, хоть и пенится меньше. И так, я пошёл в школу.
Папа мой вернулся с войны... Не помню точно, в сентябре или в октябре. У других-то радости бы сколько! Но не у нас. Скандалы, мама не могла простить за те унижения и страх во время войны жены предателя, врага народа. У нас печка поперёк хаты стоит, делит её на две половины. В нашем кутке тоже вернулся с войны один мужик, они сдружились
и он стал вечерами приходить к нам на перекур. Сядут возле печки со своим самосадом и дымят, а дым не по хате идёт, а в печку его тянет, и потихоньку вспоминают свои боевые дни. Они, конечно, еслиб знали, что я спрятался за печкой, ни за что б не вспоминали, но не знали. Я, затаив дыхание. слушаю. Интересно! Про того мужика, как он воевал, не буду рассказывать, но прошёл всю войну и даже ранен не был, везло. А вот папа...
Как вы возможно помните, папа ушёл с немцами. Ну, ситуация такая была. И он не один, а скоько - я не знаю. Знаю, что отец Кольки Семёнова тоже ушёл с немцами, вернулся раньше папы, но приехали на лошадях, забрали его, в районе судили - десять лет без права переписки, жена его ждала лет двадцать, но он не вернулся. Тогда не знали - что такое "без переписки". Когда уходили, на рукав цепляли белую повязку и немцы знали, что это за публика, сначала не трогали, но и не кормили, жили за счёт подаяния и случайных заработков. Ну, а в хуторе кто остался, всех под гребло на войну, одного и одноглазого мужика забрали на тыловые работы, но он уж больше не вернулся. Говорят, что те, кто был в аккупации, в основном попали в штрафные батальоны - аккупация, это тоже вина! Потенциальные враги! Один парень только вернулся по ранению ещё во время войны, но до окончания её помер. Остальные шли на запад с немцами. Толи слишком много таких набралось, толи по другой причине немцы стали на Украине их вылавливать, кроме полицаев, тех даже кормили, засовывали в вагоны и на запад. У немцев порядок! Стали по пути их продавать работодателям, кузнецы - на завод, скотники - фермерам. Так отец попал к одному чеху-фермеру. Обращались с ними не как в колхозе, работать заставляли, но и кормили, так прошёл год-другой. Война приближалась и к чеху, создавались партизанские отряды из советских людей для оправдания перед НКВД, но ничего не успели, фронт быстро пришёл и началися допросы-допросы. Отец сказал, что был увезён на работу в Германию ещё из г. Шахт после битвы по Ростовом, военной формы не носил и не был отправлен под суд. Таких собрали в кучу, посадили в грузовае вагоны и на границу, там тоже допросы и если выпустят - шагай на все четыре стороны. И он пошёл домой, благо с такой бумагой нигде не задерживали, так и прибыл в родной очаг, где не ждали.
Работать в колхоз отец не хотел идти, но... Районный центр далеко, в хуторе никогда и миллиционера не было, но колхозное начальство... Вызвали и сказали - или... пойдёшь за Семёновым. На раждумье час. Пошёл и не просто - бригадиром плотницкой бригады, как до войны. Сначала кое-кто косился на него, но бумага - дифицит, так и остался в живых.
К весне мы остались одни плюс баба Стюра. Я был всё такой же лядащий, по весне кровяные мозоли от лопаты, всё лето полив из колодца, даже воды не зватало в колодце, но вот осень и школа.
А корова по весне отелилась. Мама с бабкой неделю не спали - первотёлка! Не дай Бог не растелится - пропадём.
Я взрослел. По вечерам, когда мама доила корову, я стал убегать "на улицу". Мы собирались возле хаты Кольки Королёва, садились на пригретый песок и он нам рассказывал сказки. Каких он только не знал! Мы, затаив дыхание, слушали-слушали, страшно было пропустить хоть одно слово. Злились на всяких там негодяев, радовались победам добра над злом и если нас чья-нибудь мать не разгоняла, могли сидеть до утра, а утро уже в три начинается. Я приходил домой и стучал маме, чтоб открыла, за что получал оплеуху, потом сам научился открывать дверь снаружи и уже не будил маму. Ах, еслиб она тоже не будила меня! Каждая корова у колхозника была обложена налогом. Столько-то литров должен сдать молока в колхоз, столько-то килограммов мяса в живом весе и шкуру, если забиваешь телёнка. Тёлку убивать не разрешалось - тюрьма, её надо было обменять в колхозе на бычка, но какой бычёк в колхозе - дохлятина, а домашний справный. Но был выход. Отелилась корова, зарегистрируй у ветврача бычком, он в журнале и "прокострирует" его, и режь-ешь. А килограммы мяса в живом виде? Кучкуются соседи или родственники, сдают одного на несколько дворов, а потом делятся мясом от забитых. С колхозного двора рядовому колхознику мяса не будет, там своих хватает да и районное начальство есть хочет. Ну, зимой борщ с мясом, а к лету всё кончается. Конечно, можно забить курицу летом, а яйца, их же тоже надо сдавать в колхоз - вот и думай.
Денежные налоги - это совсем бичь. Всё, что первое вырастает на огороде, надо продать на базаре, чтоб выплатить налоги, а их четыре или пять. Самоя противная - это недоимка. Жил дед Степан да взял и помер, а налоги не заплатил, разложили на живых, с Бога-то не возьмёшь, его недаром коммунисты отрицали. Табак, отец нещадно курил и всегда выращивал самосад, научилась и мама выращивать его, весной высушенного измельчала в деревяной корыте лопатой и в Цымлу на базар, расхватывали моментально, за его продажу выплачивали основную нагрузку налогов, а потом картошка, лук, груши - это уже на мои плечи.
\ Летом я иногда ходил на рыбалку. Однажды такого линя принёс, мама всё удивлялась - здоровущий. Крючки делал сам из проволоки, конец проволоки на камне заостришь, согнёшь и готов. Леску крутил из ниток, крышку от кастрюли и две нитки скрутишь, затем их обоих в обратном направлении и готово. Но если сазан возьмётся, гад, распрямит крючёк, был случай.
Я иногда думаю, почему в хуторе не знали, что можно рыбу ловить и подо льдом? Дед Герасим помер с голоду, ждал весны - рыбка на сковороде вот-вот зашкворчит и не дождался.
Ладно, хватит, заболтался.