Кровь, пот и слезы. Бред
Страшным и кровавым был тот год.
На ратушной площади Города плаха на эшафоте почернела от крови, палачи трудились каждый день. Если тела умерщвленных еще отвозили куда-то, то отрубленные головы казненных доставались бродячим псам. Собаки стали жирны и ленивы. Они собирались в стаи и вяло бродили по Городу, поджидая очередную добычу.
За городскими воротами вдоль дорог поставили виселицы – два столба с перекладиной. Вешая очередную жертву, не заботились снять предыдущих. Повешенные качались на ветру, стукаясь телами, скалились перекошенными ртами, безмолвно смотрели выклеванными глазницами. В небе кружилось воронье.
Вчера в Город приезжал посланник из Замка.
На площади, окруженный стражниками в островерхих шлемах, он зачитал новый Указ.
Отныне каждая семья должна иметь не менее трех детей – первый ребенок может остаться у родителей, остальные будут переданы Церкви для дальнейшего использования при монастырях.
Над Городом метались крики и плач несчастных матерей.
Он стоял у открытого окна и смотрел, как из соседнего дома напротив выволокли упирающуюся женщину. Она прижимала к груди маленького мальчика. Второй, лет пяти, кричал страшно подмышкой у солдата в латах. Подошел офицер с плюмажем на шлеме. Постоял, посмотрел. Потом вытащил шпагу и коротко ударил эфесом женщину в голову. Та затихла на мостовой. Офицер взялся железной перчаткой за крохотную ручку ребенка и пошел не спеша, волоча за собой детское тельце.
«Что я здесь делаю..?»
Вот уже больше месяца он жил в доме Марты. Поначалу, когда он попросился просто переночевать, она легко согласилась, взяв с него небольшую плату. Потом, как-то подправив лестницу на чердак, он так и остался в этом доме, отдавая хозяйке золотую монету в конце недели.
«.. у тебя башмаки… ээ-ээ… у нас такие не носят! Ты, вообще-то… откуда..?»
После последнего дела у меня оставались еще деньги, и дом этот был мне нужен лишь, как крыша над головой. Эта Марта, конечно же, меня не интересовала. Обыкновенная базарная баба в вышитом переднике, немыслимом чепчике и деревянных сабо. Она целыми днями носилась по Городу, сплетничала, собирала, разносила слухи, что-то покупала-продавала.
Больше всего на свете она любила смотреть казни. Придя домой после очередного, увиденного ею обезглавливания, колесования или повешения, она садилась в плетеное кресло и, достав кружевной платочек, рассказывала со слезами на глазах, как прошло это красочное действо.
…ему долго рубили голову. Сначала палач просто промахнулся. Он отсек лишь часть головы с ухом, потом занес свой топор еще раз. Тело еще шевелилось, когда он подтянул его снова на плаху. Толпа замерла в ожидании…
Я метнул в телевизор оловянную кружку. Экран погас, по серому стеклу потекли пивные ручейки, превращаясь на ходу в кровавые слезы.
- Что ты сделал?! Где я теперь новый возьму?
- Заткнись, ведьма! Убью!
Он выгреб из кармана всё, что было – флорины… дукаты… рубли… - швырнул золото на дубовую столешницу. Скомканная десятидолларовая бумажка упала со стола, поскакала комочком по цветному половику.
По утрам, после того, как она уносилась со свое корзинкой в Город, он поднимался на чердак, и здесь, среди пыльного хлама, расчехлял вороненый ствол. Потом, глядя в оптический прицел, спокойно выискивал нужных ему персонажей.
Те, кто должны были умереть – умирали. Его не волновали причины, по которым эти люди уходили. Он работал. Договор есть договор. Который он сам себе подписал.
Сейчас же, он достал в прицеле этого маленького мальчика, что волочился в железной перчатке офицера. Ребенка не было в списке. Его не было нигде, и я удивился, почему это делаю. Тот, вдруг, повернул ко мне детскую головку и, жутко ощеревшись, показал свои страшные клыки с ошметками кровавой гнили.
«О, Боже! Как тогда..!»
Я нажал на курок.
Голова разлетелась, как гнилой арбуз. Офицер продолжал свое движение дальше, не замечая, что волочит за собой мертвую куклу.
Я спустился вниз.
Надо выпить.
Или – умереть…
Они приходили ко мне по ночам. Я всех их помнил…
Телефон зазвонил, как залаял. Это, ты, что ли, моя любимая..?
- Привет! Ну, ты как? Опять пьянствуешь, как обычно.? А у нас уже весна… и, знаешь, уже эти тополиные почки распустились. Как у тебя дела, родной..?
- Да всё нормально. Всех приговорил. Больно. Не хочу смотреть…
- Ты о чем, милый..?
Вчера сжигали одну ведьму. Дождь, ветер… Никак огонь не разгорался.
Подошел мальчик, улыбнулся толпе на площади, плеснул что-то в кучу хвороста. Пламя взлетело ввысь…
…помнишь ты, ещё сказала, что нам не хватит доехать до Зальцбурга, а потом … потом ты сказала, что ненавидишь меня.., что я убийца, ублюдок и, что всё, что я делаю – это кровь и слезы. Какие слезы? Кровь и ничего более…
Ладно, хвати. Замолчи, прошу тебя!
Он смотрел на телефонную трубку, не понимая. Опять, значит, началось..?
….длинный черный автомобиль сшиб мою тень, и она разлетелась вдребезги, брызнула по мокрому асфальту мертвыми осколками…
* * *
Потом это и случилось.
Собственно говоря, вначале ничего не произошло.
Просто она вошла и села за столик, закинув ногу на ногу. Сидя недалеко от входа, я не мог её не заметить. Мне, вообще-то, всё было безразлично. Я молча разговаривал со своей рюмкой.
Чуть больше тридцати, наверное… Низкая челка, тонкие губы, глаза какие-то бездонные… Глаза как-то проваливались неизвестно куда.
«И что я на неё так засмотрелся? Беги отсюда. Срочно!»
Утро. В баре переговаривались посетители, звякали ложечки, то тут, то там хрустели круассаны.
А я с утра уже плеснул себе в кофе изрядную порцию рома.
«Ладно, пойду. Нечего тут делать безработному»
Я подошел к стойке, расплатился и двинулся к выходу.
«Эй, ты, постой!»
Это было неожиданно. Может не ко мне..?
Я обернулся – она смотрела на меня, улыбаясь насмешливо. Улыбка была какой-то жутковатой. Или, мне так показалось тогда..?
Длинные пальцы с кроваво-красными ногтями постукивали по блестящей поверхности. Загорелая ножка в замшевой туфельке слегка покачивалась в такт. Бронзовую щиколотку обнимала тонкая золотая цепочка с блестящими монетами.
- Ты, ведь, работу ищешь, да? Могу предложить кое-что.
Я присел за столик.
- Откуда ты меня знаешь?
- Не спрашивай откуда. Зачем тебе это? Знаю – и всё.
Она кивнула бармену, и через минуту тот принес нам две чашки кофе. Потом на столике звякнула рюмка «Fernet Branca»
- Ты, ведь, любишь это?
- Откуда ты меня знаешь?!
- Поехали, русский! Там поговорим…
Мы вышли на улицу.
Её красная Mazda пискнула открываемыми дверьми, я откинулся на серое сиденье, и мы взлетели. Небо над городом было синим и безоблачным. Птица, вдруг, ударилась в лобовое стекло и сползла вниз уродливым серым комком в каплях крови.
«Опять кровь! Всюду кровь ...»
- Не нервничай, всё пройдет. И это – тоже…
Она уверенно вела машину.
Тяжелая цепь на шее, золотые кольца в ушах, перстни на всех пальцах. Пепельные волосы волнами струились по плечам, падали вниз серым водопадом. То там, то тут вспыхивали золотистые искорки – тысячи искрящихся рыбок окружали нас. Я плыл чуть сзади неё, смотрел на гибкое тело. На дне копошились диковинные морские монстры, таращились пучеглазо. Зеленые водоросли колыхались безмолвно.
Гигантская акула появилась вдруг из-за остова затонувшего корабля, распахнула зубастую пасть, повернув ко мне свою жуткую голову.
"Ну, вот, и всё... только бы сразу…"
Чудовище подплыло совсем близко и уставилось на меня одним глазом. Из второго торчала рукоятка ножа, обволакиваясь облаком черно-багровой крови. Большая пятнистая рыба проплыла медленно рядом, качнув тяжелым хвостом.
Где-то высоко над нами светило солнце.
Внутри корабля то тут, то там покачивались скелеты. Остатки одежды колыхались на отполированных костях. На белых черепах копошились крабы, из пустых глазниц высовывались длинные головы морских змей.
Она тронула меня за плечо, показывая рукой на маленькую фигурку внизу.
Я подплыл ближе.
Прикованный тяжелой цепью к якорю, там сидел мальчик.
Тот самый..?
Он перебирал что-то, рассыпанное у его ног. Внезапно поднял голову и посмотрел на меня бездонными глазницами. Жуткая улыбка висельника. Кошмар бело-окровавленных клыков под пустыми глазами.
Она воткнула ему нож между ключицами. Ребенок захохотал страшно, заплакал, взмахнул маленькой ручкой - на пол посыпались монеты..
... револьверные гильзы..
...отрубленные пальцы с вырванными ногтями...
Сморщенное ухо с желтой серьгой в мочке коснулось моей ноги. Я отодвинулся, подошел к борту, стоял, смотрел на черную воду. Рядом колыхнулся акулий плавник. За бесконечным горизонтом опускалось солнце.
- Он должен умереть. Ты умеешь это.
- О чем ты..?
- Ты сделаешь это. И знаешь это сам.
…длинный черный автомобиль медленно двигался по ночным окраинам…
В Городе опять новости. Губернаторский указ висел на всех столбах, на крышах такси чернели буквы на красном фоне. Теперь запрещалось брать на работу иностранцев. Вход в Город им тоже был закрыт. Всякий, укрывший такого, подлежал немедленной казни.
Утром на площади расстреляли бригаду строителей.
Румыны..?
Марроканцы..?
Тела уже замерли безмолвно на сером асфальте, но автоматы яростно продолжали смертельный огонь по мертвым телам.
«Видимо, с патронами в этой стране проблем нет»
Бронзовые гильзы звенели по серым камням. Потом солдаты быстро перестроились и спокойно ушли, стуча высокими черными ботинками.
- Ну, ты, представляешь..?! Всех! А? Ну всех поубивали! Такие молодые…
Марта рыдала в своем кресле – неизменные платочек у глаз, размазанные сопли.
- … но как красиво! Я пойду сейчас к рыбнику – тебе что? Пива к вечеру..? Сейчас соседка говорила, что привезли … эти… ну, как их..? Красные такие… Ну, ты должен знать! Ты же из рас-сии, да? А где это? Дальше моря? Ну, я пойду, ставни закрой.
* * *
Я присел на деревянный стул, отодвинул от себя оставленную кем-то тарелку. По куску недоеденного куска мяса ползали жирные мухи.
- Привет, иностранец! Как всегда?
- Да. Только дай мне еще... этой вашей… ну, водки, что-ли. Как там она у вас называется..?
Я сидел с рюмкой и ждал его.
Так оно и случилось.
Он ввалился со своим толстым другом, окруженный местными шлюхами. Они уселись в дальнем углу, заказали выпивку. Хозяин суетился, носился сам с огромными подносами. Каплуны, окорока, пиво… Пивом, казалось, можно было залить всю таверну.
Они всегда появлялись здесь в пятницу.
За окнами свистели вьюги, расцветали яблоневые сады. Закаты сменялись рассветами, а после дождя всегда светило солнце. Где-то под половицами скреблись мыши. Грохотали революции, гремели войны. Кровь лилась рекой.
Но в пятницу они всегда были здесь.
Толстый сразу принялся за свиную ногу, не обращая внимания на полногрудых девиц, висевших на нем. Его длинный друг больше интересовался их толстыми ляжками и крепкими грудями, не забывая прикладываться к кружке.
«Подойти..? И что я ему скажу..?»
Он, вдруг, оказался рядом неожиданно. Я закашлялся от своей сигареты.
- Эй, прохожий! – он смеялся дружелюбно, стоял, покачиваясь. Пивная пена стекала по его локтю, падала на пол мокрыми каплями.
Длинноносые башмаки, куртка немыслимого цвета, шутовской колпак с бубенцами. Они тихонько перезванивались.
- Эй, прохожий! – повторил он. «Ты, ведь, ищешь это, да..? А, знаешь, странник..? Не ищи там, где этого нет»
* * *
Я гнал открытый Wrangler по выжженной степи. Закатное солнце было прямо в глаза. До моря было еще далеко. Она прикурила две сигареты, протянула одну мне. На ее коленях лежала змеиная шкура в желтой слизи. Кроваво-красные ногти скребли внутреннюю поверхность пятнистой ленты. На тонких пальцах в золотых перстнях засохли бурые пятна.
- Ну, как? Понравилось?
- Соли нет. Зачем она тебе?
- Это будет шляпка.
Из-за бархана показались всадники. Головы, пригнувшиеся к гривам лошадей, лица, замотанные в тряпки, стук копыт по сухой земле. Конница неслась на нас.
Она встала, перекинула пулемет через лобовое стекло. Гулкий топот разорвала тяжелая гремящая очередь.
- …гони, не останавливайся, гони..!
Я кружил вокруг мечущихся лошадей. Ее загорелые плечи ходили ходуном вместе с грохочущим стальным убийцей, дымился рифленый ствол, гильзы скакали по песку. Наконец всё было кончено.
Лошади уже успокоились и бродили среди трупов, выискивая на земле редкие сухие кустики. Она подошла к белому жеребцу, провела рукой по гибкой шее. Тот заржал негромко, кося на нее черным глазом.
- Ты конину пробовал когда-нибудь..?
Среди мертвых тел зашевелилось что-то. Низкое солнце слепило глаза, и лишь в последний момент я понял, что находится в руках у маленькой фигурки.
Арбалетная стрела чмокнула сухо, вонзившись ей в горло. Она упала на спину. Хрипя, забилась в судорогах. Изо рта хлынула алая кровь, заливая сухие колючки на песке.
Мальчик выстрели еще два раза, пробив передние колеса джипа. Потом оскалился своей жуткой улыбкой и исчез. В меня он не стрелял.
Распластавшись, она лежала на земле. Как развернутый флаг.
Красный.
Белый.
Синий.
Красный, белый, синий… От шеи до середины груди кровавая красная полоса, белая ткань футболки на животе, синяя полоска джинсов.
Красный, белый, синий.
Чей это..? Сербия? Нидерланды?
* * *
К утру я дошел до моря.
Опять Город.
Чайки кружили над мачтами кораблей, портовые краны тянули свои железные руки к голубому небу.
В Городе всё было по-прежнему.
Дешевые сувениры на площади, китайская одежда в киосках, вороны над крестами. Стаями бродили тощие собаки. Появились огромные рекламные щиты.
Шампунь?
Пиво?
Выборы..?
По улицам носились ярко раскрашенные машины с громкоговорителями на крышах. Гремела музыка, перемешиваясь с речью на незнакомом мне языке.
На стенах домом мелькали красные звезды, ломаные стрелы, серп и молот, свастика…
Я зашел в бар, заказал кофе с ромом.
Она вошла и села за столик, закинув ногу на ногу. Сидя недалеко от входа, я не мог её не заметить. Мне, вообще-то, всё было безразлично. Я молча разговаривал со своей рюмкой.
Чуть больше тридцати, наверное… Низкая челка, тонкие губы, глаза какие-то бездонные… Глаза как-то проваливались неизвестно куда. Немыслимого фасона шляпка из змеиной кожи. Длинные тонкие пальцы с кроваво-красными ногтями постукивали по блестящей поверхности. Загорелая ножка в замшевой туфельке слегка покачивалась в такт. Бронзовую щиколотку обнимала тонкая золотая цепочка с блестящими монетами.
Она смотрела на меня, улыбаясь насмешливо. Улыбка была какой-то жутковатой. Или, мне так показалось тогда..?
Утро. В баре переговаривались посетители, звякали ложечки, хрустели круассаны.
- ... ну, как? Справился..?
- Вы мне..?
Маленький мальчик влетел в бар, расстреливая посетителей из игрушечного пистолета.
- А ну-ка, прекрати! Сядь сюда, съешь вот это!
- Я не хочу! Дай попить..!
Проливая сок на рубашку, он жадно отпил пол-стакана, снова затарахтел своим страшным оружием. На голове черная пиратская бандана с белыми черепами, за спиной пластмассовый арбалет.
Она пересела за мой столик, кивнула бармену, и через минуту тот принес нам две чашки кофе. Потом на столике звякнула рюмка «Fernet Branca».
- ... неужели не узнаешь..?
- Ты - кто?
Она усмехнулась жутковато
- ... ты, когда пропал, я думала…
Я смотрел на нее, пытаясь вспомнить. Ослепительно белая майка, синяя джинсовая юбка, красные гольфы выше колен. Белый, синий, красный…
Белый.
Синий.
Красный.
Да, как российский флаг. Где-то это уже было. Только по-другому.
- …я думала, тебя схватили и повесили. У тебя, ведь, на чердаке ружье было, да? Так, нашли, представляешь? Когда этот маньяк на ипподроме всех жокеев перестрелял, они весь дом вверх дном перевернули! И потом это золото! Все в Городе, как с ума сошли! Ныряют и ныряют, представляешь? День и ночь! Все искали! А, когда этого мальчика нашли, я сразу поняла, что это не ты… Пальцы все отрезаны, ногти вырваны… Ужас! Ведь, это не ты, милый, да..? Но до Зальцбурга нам все равно не доехать, надо заправляться. Ты, ведь, поедешь с нами..? А девку эту, в перстнях, мне нисколько не жалко! Ну, чего полезла, спрашивается? Тут не только уши откусят, да? Акулы – это тебе не кошки домашние. Дура. Говорят, золота на ней было… ой-ёй-ёй! А ты где свое спрятал, милый..? Ты, ведь, поделишься со мной, да? Ты мне еще за два дня должен, помнишь..?
Вошли эти двое. Длинный глянул оценивающе по сторонам, стразу двинулся к скучающей даме с выпирающем бюстом. Присел за столик, запел соловьем свои вечные трели. Его толстый друг стоял у витрины, задумчиво разглядывал выставленные там бутерброды.
Рукой в сумке я тронул холодную сталь.
«... в голову? В сердце? Черт! Народу много..!»
Арбалетная стрела чмокнула сухо, вонзившись ей в правый глаз. Она нелепо взмахнула руками, дернулась и затихла, уткнувшись лицом в блестящую поверхность стола. Кровавая лужица медленно заливала рекламные листочки, выложенные под стеклянной столешницей.
Я вышел на улицу.
«Эй, прохожий, прикурить не найдется?»
Я чиркнул спичкой, вглядываясь в его лицо.
Длинноносые башмаки, куртка немыслимого фасона, шутовской колпак с бубенцами. Они тихонько перезванивались.
Красная Mazda неспешно отъезжала от тротуара. Из открытого окна показалась маленькая ручка с выставленным вверх средним пальцем.
«А ты всё ищешь, да? То, чего нет? А, знаешь, странник, тот флаг был французский. Только ты смотрел с другой стороны…»
Длинный черный автомобиль переехал мою тень, и она распласталась на мокром асфальте цветными полосками.
Санкт-Петербург, апрель 2009