«Надо стрелять. Не бойся: люди – тряпьё…» (С) Дельфин
«Слышишь – всё ближе мёртвых собак лай?
Целься чуть ниже… СТРЕЛЯЙ!!!» (С) Дельфин
Пошла десятая минута моего затворничества в собственной квартире. Заперевшись на все замки, я придвинул к двери тумбу с телефоном, составил на неё три табуретки, положил две шестнадцатикилограммовые гири, и завершил строительство баррикады водружением на самый верх старого телевизора «Радуга». Получилась чушь собачья, а не баррикада, но попрёт… Собачья… Собаки… Ёб вашу мать – я не схожу с ума, всё так и есть… Собаки…
В дверь пнули. Ещё. И ещё. Три подряд тяжёлых удара. Но не люди. И не пнули. Это те самые собаки, разбежавшись по лестнице прыгали боком на мою деревянную дверь, надеясь выбить. Уже после второго удара телевизор начал опасно скатываться, а после третьего резко упал, оглушив квартиру взрывом кинескопа. Пошатываясь и опираясь руками о стены узкого коридора, я побрёл в маленькую комнату, крича что-то непонятное – обычная моя реакция на такого рода громкие звуки.
Помниться мне было лет пять, я гулял с братом. Мы не знали что в этот день будет проводится проверка сирен оповещения. И надо же было одной из них завопить, когда мы проходили под ней… Я тогда вышел из реальности, а потом, когда вернулся в неё, брат рассказывал, что я крутился на месте волчком, прикрывая уши и истошно вопя. Потом взял и грохнулся в обморок. Следующие 15 лет та же история: петарды, фейерверки, ложкой по кастрюле – и я что-то кричу, в последующем теряя сознание. Доктора давно рукой махнули…
Ну и чёрт с ними! Главное не грохнутся в обморок сейчас. Главное вообще другое – собаки. Десяток собак. Разных пород, с разной длинной шерсти, с разным местом жизни – будь то помойка или особняк.
Они преследовали меня ещё от гаража, но я поздно заметил. А вот ловушку, которая была мне уготована, увидел сразу. Стоило бы мне зайти в узкий проход между двумя гаражами, как меня тут же бы завалили и вгрызлись в глотку, улыбаясь во всю ширину своей морды от теплоты моей тёмной крови… Твари!
Обогнул гаражи и рванул к подъезду. Они за мной, пробегая вдоль стен дома за кустами сирени, чтобы ни дети играющие в песочнице, ни мамаши, сидящие на лавочке и обсуждающие своих чад, их не увидели… Они хитры… И они пришли за мной… Шесть лет спустя…
Ещё в ту пору, когда мне было 14, и жил в родном Мурманске с родителями, я взял отцовский пистолет. Он был капитаном третьего ранга, плавал на эсминце. Однажды, вернувшись с учений и нажравшись на праздновании по поводу их окончания так, что слюни текли, они упал спать в коридоре. И забыл положить свой табельный «Макаров» в сейф. А я давно уже положил на него глаз, на пистолет… Я его вытащил из кобуры, одел тапочки и припустил на улицу, даже не представляя что с ним делать дальше. Отомстить соседу-хулигану, напугав до усрачи, или же пострелять по бутылкам, как в фильмах? Но я нашёл мишень по лучше – стаю бродячих собак. Ну не все там были бродячие – у нас в доме хозяева часто выпускали собак днём, пока сами на работе в порту, и впускали их только ближе к ночи; а за это время их четвероногие друзья успевали обнюхать задницы всем дворнягам с помойки. На которой я их и увидел. Помойка представляла из себя квадрат, окружённый бетонным забором, и с воротами, что были вечно открыты. Квадрат этот был неплохих размеров, и удовлетворял потребность в выносе мусора сразу пяти домов. Находился он в отдалении (чтобы не воняло), и мусор вывозился от туда раз в неделю. Даже трёх дней хватало, чтобы собакам было чем поживиться.
Я спокойным шагом дошёл до ворот, посмотрел внутрь. Псин десять там было. Крутились кучкой, вынюхивая есть ли что под ногами пожрать. Я резко выпрыгнул из-за угла, зажал рукоять в обеих руках и выкрикнул как в боевиках: «Стоять! Не с места!». Все они подняли голову, и на их мордочках отразилось искреннее удивление. Не успели они вернутся к своим делам, забив на меня, как я выстрелил. При выстреле пистолет резко повело вправо и пуля попала в почти пустой газовый баллон, в 5-и метрах от стаи. Прогремел взрыв. Я завыл и закрутился, но до этого успел заметить, как все собаки взмыли в воздух, как их тушки нанизывались на колючую проволоку на заборе, как они шлёпались об забор, ломая кости и маленькие черепа… Покрутился, поорал, вырубился. Проснулся в больнице. Менты, которых вызвали жители окружавших домов, подобрали меня. Про пистолет они ничего не знали – отдачей у меня выбило его из рук куда то в пакеты с мусором. И вообще они подумали, что баллон взорвался из-за какого-нибудь костра, а я там в этот момент оказался вынося мусор. А собак сняли в тот же вечер и вывезли, без разбора где чья, на городскую свалку. Вот так.
Они мне снились во снах. Часто. Очень часто. Во снах они стояли вокруг меня. Просто стояли. А однажды, когда мне было 17 лет и я уже начал курить, вышел я на балкон дунуть, а под окном они… стоят… и смотрят на меня. На меня! Я проморгался, чтобы убрать морок, но они никуда не исчезли. Наоборот – они пытались вскарабкаться на стену, и чёрт побери! – им это удавалось. Я вбежал в квартиру и заперся в туалете. В тот день я был дома один, что меня пугало в тот момент ещё больше. И они забрались в квартиру через балкон на втором этаже. И они ходили по дому. И они грызли и царапали дверь с той стороны. Они хотели мстить. И они заслуживали моей крови, моего мяса, я это понял ещё тогда, вжавшись в промежуток между стеной и унитазом. Но они не открыли хрупкую дверь сортира, запертую всего лишь на шпингалет. Они хотели запугать меня до смерти. Или хотели, чтобы я сошёл с ума.
Но теперь, доставая из компьютерного столика «Токарева», я точно знаю одно – они мне теперь даже шанса не дадут. Особенно после того, как им пришлось преодолеть полстраны…
… Они убрались на рассвете. В то же утро я позвонил матери на вахту, сказал что уезжаю и на то есть очень серьёзные причины; звонить после отъезда я долгое время не буду – не к чему это. Не успела мать переварить услышанное, как я положил трубку. Главное, что бы собаки не знали, что я смываюсь. Шутка ли – меня тогда охватил жуткий приступ паранойи! Я всё время оглядывался – а не стоят ли они за спиной? – когда собирал самые необходимые вещи; когда вскрыл паркет, где лежали мои накопления за долгое время, прошёлся по родительским карманам и заначкам, и уже в полдень я был на вокзале. Взял билет до Питера. Приехал в Питер – показалось мало. В Москву – там можно затеряться. На Ленинградском вокзале рассудил так – затеряться можно от людей, а от собак чем дальше – тем лучше. Они и в Москве найдут. По запаху… Казань, Уфа, Екатеринбург... Уже в Уфе я устал бегать, хоть и толком не бежал – всё на поездах дальнего следования, но… Я впервые в жизни вообще выехал из Мурманска, а тут на другой конец страны… Устал. Пусть будет Тюмень, подумал я. Но стоило мне сойти на вокзале, как я увидел стаю бездомных собак, роющихся в мусорке. Тут же развернулся и взял билет на ближайший. Ближайший был пригородный до Тобольска. Пусть так…
… так я и прожил в Тобольске три года. Возможно вам эти воспоминания покажутся сумбурными и несвязными, мол, а чего это он так резко подорвался?
Напомнить вам о громких звуках? О волчке и криках? Я псих. На всю голову долбанный псих. И эгоист. И ещё я начитался и насмотрелся ужастиков до той поры. Думаю всего этого достаточно, что бы вы поняли…
Работать устроился в морг. Воистину – никаких тебе собак и резких звуков. Просто сторож в морге. Пусть будут мёртвые и ещё раз мёртвые люди, чем мёртвые, но живые собаки… собаки ли?
Но они нашли меня. Как адские гончие шли по моему следу. Может по шпалам, может напрямую через тундру, тайгу и болота, а может… всё время сидя у меня за спиной. И они ждали. Дали мне время, что бы я уже начал о них забывать…
Ещё пара ударов и на пол упала гиря. Ох… Чего мне стоило сейчас не заорать – звук был тот ещё!
Я был не прав. Для себя я раскаялся. Я был глупым ребёнком, насмотревшимся фильмов про хороших и плохих. Но раскаяние это пришло после той ночи в сортире. Да и волнует ли их моё раскаяние? Видимо нет… И меня тоже, ибо оно не поможет. Нет. Кровь за кровь. Теперь я либо могу сдаться, либо бороться.
Окончательно я стал чувствовать себя дерьмом, когда прочитал в журнале стихи одной молодой поэтессы:
«Пусть час расплаты, наконец, настанет,
И грянет гром, и явится гроза,
И пусть на место жертв их, их самих поставит,
Всех тех, кто любит убивать, смотря в глаза!»
И вот, как говориться, час настал. Дверь уже ели держалась на петлях. Я проверил обойму – полная. Вставил обратно, снял с предохранителя, перезарядил. Поставил табуретку у выхода из комнаты, сел на неё и стал ждать. Ещё удар и тумба отскочила в сторону, на пол повалились табуретки, ещё одна гиря, телефон полетел в зеркало, оно разбилось, тяжёлые осколки упали на баллончик антистатика и тот взорвался. Это было последней каплей моего психического состояния. Я взревел, выронил пистолет, и побежал в другой конец комнаты, прикрывая руками уши. Дошёл да окна, обратно, до окна, обратно – так бы и носился по комнате, если бы не начал терять сознание…
… и потерял.
Очнулся я из-за жуткого холода. По всему телу. Меня била не дрожь – конвульсия. Я лежал на спине. Открыл глаза – я в той же комнате, где имел несчастье грохнутся в обморок.
Запах… Крови? Этот запах ни с чем не спутать. Я повернул голову влево, приступ боли взорвал голову, в глазах появились звёзды, но даже сквозь них я увидел их – собак, смотрящих на меня пустыми глазницами. Но они то ладно… Главное то, чего я не увидел – своей левой руки.
И тут я многое понял и ощутил.
Эти твари отгрызли мне руку и обе ноги!!! Суки!!! Но они оставили мне правую руку! Зачем? ЗАЧЕМ?! Я начал в истерике, вкупе с теми конвульсиями, биться по полу, как тут мне на живот взобрался огромный толстый пёс. Пустые глазницы, тёмно-зелёные клыки, вонь изо рта адская… Но не дыхания, не рыка – НИЧЕГО! В пасти он держал мой «Токарев» без обоймы. Бросил мне его на грудь, от чего остатки моего тела взорвались адской болью. Он слез. И встал в стороне. Наблюдая несуществующими больше глазами.
Нет обоймы… Но он заряжен!
- Ах вы мрази, хотите чтобы я застрелился?! – не голос, а бульканье. Предсмертное бульканье.
Никакой реакции. Я выдавил изо рта сгусток крови.
- *** вам!!! – я показал псу фак единственной рукой.
И тут же – ТУТ ЖЕ! – со всех сторон… рык. Чёткий, в унисон, Они наступали со всех сторон – я это видел боковым зрением.
«Либо порвут, медленно, с удовольствием… Либо я сам всё это закончу. То что я ещё жив – прямо чудо… Херовое очень чудо…»
Я положил голову обратно – шея не ныла – ревела. Дрожащей рукой я взял пистолет с груди, медленно приставил его к подбородку.
Смешно – мне кроме этих собак то и нечего в жизни вспомнить перед смертью…
Надо стрелять. И я выстрелил.
Владимир Малыхин, Тобольск, 10.05.09