ЗОЛОТЫЕ КРУПИЦЫ
Мой начальник Вячеслав Дмитриевич (будем для краткости называть его в дальнейшем В.Д.) имел странную склонность никогда не выкидывать старые вещи. А поскольку ненужных вещей у него всегда было в избытке, и складировать их было больше негде, кроме как в лаборатории, то их постепенно накапливались целые горы. В.Д. и сам чувствовал некоторую уязвимость своей позиции, ибо он забирал у своих подчиненных порядочный рабочий объем воздуха, заваливая всяким хламом все свободные места, где могли бы разместиться люди, а потому все время изыскивал свободные плацдармы, куда он мог бы безбоязненно сваливать найденную им рухлядь вне стен нашей лаборатории. Это были какие-нибудь бесхозные помещения: кладовки, чуланы, недействующие туалеты, закрытые лаборатории. Точнее, все они были бесхозными до поры, до времени, пока до них не доходили руки дирекции, и тогда В.Д. волей-неволей приходилось освобождать с таким трудом освоенные плацдармы, превращенные усилиями его сотрудников в складские площади, а лучше сказать, в кладбище ненужных вещей. Вещей, которые только за недосугом, а чаще – вследствие лености, не были выброшены их бывшими хозяевами на помойку, и которым рачительный взгляд В.Д. отвел статус непреходящих ценностей в своей коллекции. Среди многообразия вещей, близких сердцу В.Д., были: стопки журналов и справочников по стандартизации сорокалетней давности, старая фотобумага, срок годности которой вышел 10 лет назад (В.Д. все хотел приспособить ее под писчую бумагу), коробки с перфокартами, напоминающими о заре компьютерной техники, огромные рулоны бумажной ленты, относившиеся примерно к тем же временам, их В.Д. также думал употребить на всякие необходимые сотрудникам рабочие записи, а также невообразимые залежи всевозможных документов, составленных за 20 лет существования лаборатории, возглавляемой В.Д. Все это опять-таки, стараниями сотрудников было заботливо перевязано веревочками в стопки и уложено в высокие штабеля, уходящие под потолок. Достать что-нибудь из этих немыслимых нагромождений не представлялось возможным, ибо одна вынутая стопка обрушила бы верхние ярусы постройки, да это и не могло бы никому прийти в голову, ибо найти что-нибудь в этом хаосе сваленных в кучу разрозненных материалов было так же невероятно, как обнаружить иголку в столе сена или найти клад на необитаемом острове. Все это хранилось в кладовой и других смежных приспособленных под кладовые помещениях.
Бумаги, журналы и книги увязывались в пачки без всякой системы, на глазок – из единственного соображения, чтоб пачка была не очень высокой, и ее можно было легко оторвать от пола, ибо в субботниках женщины участвовали наравне с мужчинами, а В.Д., по редкостной своей доброте, не мог допустить, чтобы женщины надрывались, таская тяжести, больше, нежели они могут поднять.
Субботники проходили почти каждые выходные, а не только в день рожденья Ленина, как у всех остальных сотрудников института.
Энергия, проявляемая В.Д. в бессмысленном перетаскивании всякого хлама с места на место, с этажа на этаж, была по истине, поразительной. Судя по тому, что и сам В.Д., надев любимый спецхалат, участвовал лично в каждом субботнике, он был своего рода скупой рыцарь, которому доставляло удовольствие перекладывать свои сокровища с места на место, упиваясь своим богатством.
Кроме уже описанных сокровищ, на дне завалов, созданных В.Д., можно было найти все, что угодно: самые неожиданные предметы, описанием которых не хочется занимать читателя – от старого фотоувеличителя до ржавых труб и ломаных деревянных реек, с торчащими из них гвоздями.
Будучи одержим неустанной заботой о подчиненных В.Д. одаривал спецодеждой и нас, вынимая из пыльных закромов такие же ископаемые перчатки и халаты – как раз под стать экспонатам той выставки забытых вещей, которую он создавал нашими неустанными трудами.
Еженедельные субботники тоже заслуживают отдельного разговора. Стоило В.Д. замешкаться, ослабить внимание или на минуту зазеваться и отойти, как добрая половина его ценностей, предназначенных к отгрузке, в обход его указаний была сносима наиболее расторопными сотрудниками, игнорирующими заданный руководителем маршрут, прямо на помойку. Впрочем, урона В.Д. все равно не замечал, ибо не знал исходной массы груза, а, следовательно, и конечной, т.к. исходил исключительно из принципа: пришел, увидел, ухватил. А, как известно, чего глазами не увидишь, того руками и не потрогаешь. Иногда (правда, крайне редко), все же узнавая о плачевной участи экспонатов своей коллекции, он обиженно поджимал губы (ибо, вообще, был крайне щепетилен в отношении вещей, т.к. обладал пиететом к ним, которого никто, кроме него, не разделял) и говорил провинившимся:
- Смотрите, как бы вам вместе с водой не выплеснуть и ребеночка! – намекая на непреходящую ценность тех раритетов, которые были схоронены в недрах тонн макулатуры, перетаскиваемых нами с места на место.
Очевидно, в глубине души он ощущал себя своего рода кладоискателем, промывающим тонны руды ради 1-й драгоценной россыпи. На такое сравнение меня натолкнул следующий эпизод.
Однажды на наш субботник зашел зам. директора, и, увидев, какого рода предметы мы перетаскиваем с этажа на этаж ( лаборатория переезжала тогда в новое помещение), с удивлением поинтересовался у В.Д., а почему мы не несем все это прямо на помойку?
В.Д. тоном человека, задетого за живое, ответил:
- Как же можно это выбрасывать, здесь таятся золотые крупицы!
Стоило какой-нибудь лаборатории или отделу начать переезд в другое помещение или оказаться расформированной, В.Д. как орел-стервятник, оказывался тут как тут и начинал кружить где-нибудь поблизости. Он уносил все, что плохо лежит, что могло и не могло представлять собой какую-нибудь ценность.
Впрочем, если невзначай он вдруг прихватывал что-то, нужное самим хозяевам, он сразу возвращал это по первому же их требованию. Легко пришло, легко ушло.
Бывало, зайдет к нам какой-нибудь заведующий лабораторией, и воскликнет:
- Вячеслав Дмитриевич! Это не вы случайно взяли наш кабель?
- Кабель! – встрепенется В.Д. – А что, он вам нужен? Простите, я не знал. Думал, валяется на полу, значит, ничей. Возьмите, пожалуйста.
Как уже было сказано, В.Д. складывал свои богатства, с которыми был не в силах расстаться, в любые пустующие помещения, будь то женский туалет или чужая кладовая. Перспектива будущего освоения администрацией института этих помещений, очевидно, просто не влетала в его обширный лоб. Так, после того как, по требованию дирекции мы на 3-х субботниках разгрузили ближайший женский туалет, как раз после того, как перед этим собственными руками на 4-х других субботниках загрузили его начальственными реликвиями под самый потолок, я осмелился задать В.Д. один вопрос:
- Вячеслав Дмитриевич, а зачем было тратить время, чтобы набить туалет до отказа вещами, когда и младенцу было ясно, что рано или поздно его все равно придется освободить?
- Ну, так ска-ать, - возразил на это В.Д., - нужно было сперва освободить лабораторию от лишних бумаг, а потом уже думать, куда их лучше пристроить.
Т.е. получалось другими словами вот что: «Мы построили временную пирамиду, чтобы потом, когда придет время, ее разрушить и построить новую, каковой в свое время тоже придет черед, ибо ничто не вечно под луной».
Громоздить время от времени в разных местах кучи мусора силами своих сотрудников входило в стиль руководства В.Д.
Время брало свое. Работа в институте налаживалась. Эпоха бесхозности и разрухи, начала – середины 90-х, уходила в прошлое. Постепенно приводились в порядок туалеты и лаборатории, кладовые и подсобки. Бесхозных помещений оставалось все меньше. Выбитые из всех прежних мест дислокации, занесенные туда самозахватом трофеи В.Д. оказались, в конце концов, в коридоре. Тут начался ремонт на нашем этаже, который длился без малого полгода. За это время многочисленные кипы и связки покрылись сантиметровым слоем строительной пыли и известки. Но это не стало поводом для их выброса. Очевидно, В.Д. по-прежнему лелеял надежду когда-нибудь воспользоваться сокровищницей мудрости, таящейся в их глубинах. Хотя за время хранения в коридоре до них стало просто противно дотронуться, не то, чтобы что-то найти. Эта куча до смешного напоминала богатства известного Гоголевского персонажа. Аналогия напрашивалась сама собой.
Куча, не могущая после ремонта оставаться на своем месте, тем не менее, избежала плачевной участи, которая, казалось, была ей уготована самой судьбой, и радениями В.Д. за каких-нибудь 2 субботника перекочевала в лабораторию напротив, с руководством которой ему удалось договориться временно расквартировать свое любимое детище.
Можно долго описывать путешествия мусорных куч, перекладываемых с места на место, но вряд ли это будет интересно.
Однако, сколь веревочка не вейся, конец всегда будет. Пришел он и эпопее В.Д. в нашем институте. Конечно, дело тут не в страсти коллекционировать вещи, место которым давно на свалке, эти невинные игры не шли ни в какое сравнение с теми шалостями, на которые он пускался в финансовых вопросах. Как говорил его бывший Зам. – Вениамин Меркурич, целый год проходивший по милости своего шефа на работу без зарплаты, «жадность В.Д. работает против него. Это как раз то, что утянет его на дно». Так и случилось. Если по заведенному им порядку подчиненные могли бегать за ним месяцами за зарплатой, то руководство института играть по его правилам не собиралось. Если человек не желает делиться малым, он теряет все. В один прекрасный день В.Д. было объявлено, что отдел расформирован, а его самого просят на выход.
Перед самым уходом В.Д. сказал мне такие слова:
- Серёжа, я пришел в эту лабораторию 20 лет назад, когда здесь были голые стены и ухожу сегодня, оставляя голые стены.
Из этих слов осталось неясным одно: что же тогда он делал целых 20 лет в институте? Он ушел, «оставив голые стены», но кучи макулатуры, разбросанные по 3-м этажам института, выбрасывались и выбрасываются (правда, уже не с тем энтузиазмом, как в былые, лучшие годы собирались) по сегодняшний день.
24.04.07.