Мои, без вести павшие,
Твои, безвинно севшие…
Владимир Высоцкий.
Мой дом на днях посетила война. Та самая, жестокая, давно прошедшая и уже кое-кем позабытая – Великая Отечественная. Нет, не бомба нашлась в огороде, как это еще иногда случается в других местах, не телевизионные фильмы про войну навеяли атмосферу в канун дня Победы. Ко мне заглянула тень давно прошедшей реальности и на много дней лишила покоя. А если точнее – я сам нашел ее.
Вот она – у меня в руках. Факсимильная копия карточки пленного красноармейца. Его звали так же, как и меня – Владимир. А отчество такое же, как у моей матери – Иринеевич. Оба мы названы в честь моего прадеда, а его деда. Это мой родной дядя.
О том, что он погиб в фашистском концлагере, мы знали со времен перестройки, позволившей найти хоть какие-то крупицы информации о родственнике, ушедшем на войну и бесследно исчезнувшем. И вот теперь у меня в руках подлинный документ.
Я сначала не поверил такой удаче. Ведь не просто карточка, она еще и с фотографией! Этого не может быть! Но скупые записи подтверждали – да, это он. Отчество, место рождения, место жительства жены, - все сходится. Да и на фото с лагерным номером в руках стоял человек с такими чертами, которые я улавливал и на лице моей матери, и на лице другого их брата, Василия. Как жаль, что они не дожили до этого дня, не увидели последнюю фотографию Владимира.
Жадно вчитываясь в записи на немецком языке, с трудом разбирая незнакомые сокращения, я выяснял, где служил дядя, где был в плену, как погиб. Разобравшись, уже не жалел, что мать не знала этих подробностей…
Pskow. 399 Sch. Reg. Да это же Schutzen Regiment – стрелковый полк! А зная номер полка можно найти многое. И я нашел, где был мой дядя. Я теперь знаю его путь с точностью до дня. Попутно нашлись сведения еще о нескольких земляках и однополчанах Владимира, тоже попавших в плен и погибших в разных концлагерях. Только пока не знаю, что мне делать с этими сведениями.
Итак - Псков. 399 стрелковый полк. Этот номер я уже никогда не забуду.
Он дислоцировался в Вологде, входил в состав 111 стрелковой дивизии. В июне 1941 года дивизия была отмобилизована, в числе призывников был и Владимир. Ему шел тридцать третий год. Он оставил дома жену с сыном и дочерью и пошел защищать Родину. Вряд ли призывники успели получить хоть какую-то подготовку – первые эшелоны 111 дивизии уже 1 июля 1941 года начали выгружаться в Пскове, а 3 июля дивизия вступила в бой за г. Остров, который неоднократно переходил из рук в руки. Боевую подготовку пришлось осваивать на поле сражения. На нем многие и полегли. В эти дни погиб их командир полка.
Через пять дней пришлось отступить – враг рвался к Ленинграду. Отступление было разрозненным, беспорядочным, но в районе Луги, юго-западнее города, дивизия заняла новый рубеж и держала на нем оборону до 20 августа. Немцы там не прошли.
О том, какие бои шли в этом районе, сколько было окружений, прорывов из них, написано много. Мой дядя успел повоевать всего три недели, по нынешним меркам мало, мы-то знаем, что война длилась не один год. Эти три недели истекли 24 июля 1941г., когда случилось страшное - он был пленен…
В те годы на этом ставили точку. В Красной Армии нет пленных, есть изменники родине. Эти слова Сталина знали все.
Но как поставить точку на человеке, перенесшем весь ужас первого месяца войны? Сколько их было, сколько карточек заполнили немецкие писари, сколько осталось лежать в земле безымянных, не успевших вроде бы сделать ни-че-го, не совершивших никакого геройского поступка, необстрелянных, необученных, волею судьбы оторванных от мирной жизни и брошенных в горнило самой ужасной войны, в одночасье ставших солдатами и в бою неумело доказывавших, что они действительно солдаты? Разве одно то, что они воевали, как могли, но сдерживали врага, не есть героизм?
День 24 июля разрубил жизнь Владимира надвое. Позади остались семья, боевые товарищи. Впереди ждали унижение и рабский труд. Архипелаг Шталаг. Stalag II G, он же Stalag323, Гросс-Борн – Редеритц, Польша. Здесь сделали фото, сняли отпечаток пальца, заполнили карточку, присвоили личный номер 2462. Теперь этот номер вместо имени и паспорта. Затем последовали Stalag II D, Старград, в Польше, арбайт-команды в Регензвальде, в Магдебурге. Arbeiten, arbeiten!
Владимир был крестьянским сыном и работы не боялся. Всего скорее, жил надеждой на то, что когда-нибудь это чем-нибудь закончится. Русский мужик всегда живет надеждой на лучшие времена. Но прошло уже долгих два с половиной года, а ничто не менялось. Кроме одного – работать было все труднее. И все труднее было дышать.
Я не сразу расшифровал записи 1944 года, с апреля по июнь их почему-то было пять, больше, чем за все предыдущие годы. Перевод в Stalag XI A, Stalag XI B, Stalag XI C… Когда разобрался, когда понял, что это был ниспадающий путь в преисподнюю, на глаза, как в детстве, навернулись слезы. Завершающая запись – да нет, не запись, красивый штемпель готического шрифта «Verstorben». Verstorben - это умер. Штемпель – потому что мрут много, писать устанешь. Потому что Stalag XI C – это концентрационный лагерь Берген-Бельсен, где исход один – смерть. Туда сбрасывали всех больных узников. Там эпидемии. Там столько трупов, что англичане, освободив его в апреле 1945 года, придут в ужас. Хорошо, что моя мать не узнала подробностей гибели брата..
Видимо Владимир заболел. Рядом со штемпелем «умер» рукописная запись: « от туберкулеза легких». Ему было тридцать пять.
Что он думал в те дни перед смертью, харкая кровью и не получая никакой помощи? Ведь, зная подобную историю жизни от начала и до конца, нетрудно прийти к логическому выводу, что лучше застрелиться в преддверии плена, чем найти такую смерть. Но логические выводы хорошо делать отвлеченно, когда тебе ничто не угрожает. Этот логический вывод хорошо знают профессиональные воины, зомбируемые на смерть, воспитывающие свой Дух в презрении к унижению плена и в гордости за достойный уход из жизни. Может быть и Владимир в последние дни жалел, что не знал этого, что его Дух в тот памятный день 24 июля, когда пленение положило конец лесным скитаниям, был подчинен инстинкту самосохранения. Но того, что известно Воину, не знает Крестьянин, недавно взявший в руки винтовку. Да и возможность выбора в момент пленения судьба предоставляет не каждому.
Умирая, Владимир не знал, что пережил своего самого младшего брата, успевшего за эти годы подрасти, и уже полгода, как испившего почти ту же чашу, что и он, пропавшего без вести в своем первом бою, в который их полк бросили прямо с эшелона. Только через полвека стало известно, что он погиб. Погиб в 18 лет, не успев сделать ничего. Не успел даже пожить, полюбить, создать семью. Успел только подрасти до призывного возраста.
Не знал он и того, что за них обоих наверстывал на фронте их средний брат, орденоносец, который принес-таки победу домой и не дал угаснуть их роду.
Вечная им память, солдатам, не успевшим сделать ничего...
26.05.2008г.