Глава 13
Тот, кто зазывал их в Донбасс, уж, конечно, постарался расписать всё как можно лучше: развивающийся край, красивый промышленный город, огромный завод, новая школа, великолепные условия… А когда приехали… Мама залилась слезами, когда увидела убогий трамвайчик, курсировавший вдоль стен завода, огромные остовы заводских строений – градирни, трубы, всевозможные гранбашни. А запах! Аромат Донбасса может нравиться и даже вызывать чувство ностальгии только у людей, которые здесь родились. Для остальных это просто ужас!
Школа №13 была через дорогу от завода. Здание красивое – три этажа с огромными окнами и широкими коридорами, большой двор. Во дворе, перед входом, бюст Сталина. Школа носила имя Сталина.В начале шестидесятых бюст воровским способом, ночью, уберут с постамента. Постамент почему-то оставят, но новый правитель так и не займёт место «отца народов». Через много лет школу переведут в другое здание, неподалёку. Старое здание отдадут сначала училищу, потом – наркологическому диспансеру. Печальная метаморфоза! И только сейчас место обретает законченные черты: на бывшей территории школы завершена постройка православного храма, как говорят, одного из самых красивых в Украине. Я обязательно побываю там – это такой замечательный духовный памятник нашим родителям…
Семья получила комнату в трёхкомнатной квартире при школе. Была такая практика тогда – чтобы учителя жили при школе до момента, пока им дадут жильё. Как правило, молодые специалисты в обязательном порядке получали жильё в течение трёх лет. Впрочем, конечно, бывало по-всякому.
По комнате в этой квартире занимали две молодые незамужние учительницы, которые с неудовольствием восприняли приезд новеньких, да ещё с ребёнком. По отрывочным сведениям я поняла, что жизнь в их обществе была очень даже нелёгкой для мамы и папы…
Маме и папе сразу же дали старшие классы. Побывав, хоть и всего четыре года, в роли учителя, я понимаю, что означает после университета, имея за спиной только педпрактику, сразу же войти в класс, который почти равен тебе по возрасту – первый мамин выпуск был младше её всего лишь на десять лет.
Но наши мама и папа оказались людьми, соответствующими своей профессии. Они не только нашли общий язык с учениками, но и стали одними из самых любимых учителей в школе. Почему я так говорю? Да потому, что все девочки бегали нянчить Колю, а потом и меня, ученики никогда не шалили на уроках моих юных родителей и остались настоящими друзьями моей мамы на всю жизнь. На всю! Каждый год ученики из первых (и последующих тоже) выпусков приходили к ней на день рождения больше 50 лет!, собирались в её доме на встречи выпускников, звонили ей. Проводили, как и следует, в последний путь. И даже мне звонят до сих пор.
Мамины ученики и рассказали, какими папа и мама были учителями. Папа так и остался романтичным и возвышенным. Кто знает, какой учитель и вообще кто мог бы получиться из молодого увлечённого человека, не оборвись его жизнь так рано и так трагически: 1 августа 1955 года в возрасте неполных 30 лет он утонул в Донце. 30 лет ему бы исполнилось 10 сентября. Кстати, мой младший сын родился 14 сентября…
Папа был очень педантичным человеком. Иногда во мне просыпаются его черты, и я начинаю систематизировать все записи, что набираются за какой-то период работы. Но быстро остываю. А у него – это видно по сохранившимся книгам, фотографиям – всё было чётко расписано. Каждая книга – где, почему и кем приобретена. Каждая фотография – зачем, почему и кем сделана, кто на ней изображён. Быть может, это раздражало в обычной жизни, но сейчас даёт возможность проследить многие моменты его с мамой судьбы. Мне кажется, что некоторые черты младшего сына Алёши – от его деда…
Я совсем не помню папу – мне было два с половиной года, когда он погиб. А Коля, по-моему, запомнил только один момент: когда папа за что-то наказал его. Человеком он был, при всей «тихости», вполне требовательным и строгим.
Он утонул, когда был на отдыхе в санатории - прямо у окон Святогорского монастыря – на территории монастыря тогда располагался и санаторий. Он был фронтовик, инвалид второй группы, и у него не работала рука. Он купался, когда потерял дно, а коварный Донец сделал своё дело в одно мгновение. Я всю жизнь не могла простить вполне безвинного учителя, который был тогда вместе с папой – Георгия Лаврентьевича. Неосознанно я считала его виновником папиной смерти. Мне казалось, что это он позвал его купаться, зная, что рука у папы не работает. На самом деле мне ничего не известно о последнем дне нашего папы – взрослые при нас никогда это не обсуждали. Георгий Лаврентьевич всегда помнил о нас, приходил на какие-то праздники, но я не любила с ним разговаривать, что приписывали моему не очень общительному характеру. А причина была совсем в другом.
Через сорок три года, почти в тот же день, почти на том же месте, на излучине Донца, чуть не утонула я вместе с младшим сыном. Я теперь совершенно точно знаю, что чувствовал наш папа, когда в последние минуты, сквозь воду, видел солнце, к которому так и не смог выплыть…
Как это случилось? Алёша и дочка моей сотрудницы были в детском лагере, и мы поехали их проведать. Взяли детей и поехали на речку. Меня и сына стали уговаривать искупаться. Так не хотелось! Ну так не хотелось! Но день был жаркий, да и причины отказываться не было. И мы пошли в воду. Мы были метрах в двух-трёх возле берега, на мелком месте! И вдруг из-под ног ушло дно… Сразу – у двоих! Сыну было тогда лет двенадцать, крупный, большой мальчик. Ни он, ни я плавать не умеем. Всё произошло в считанные секунды, если не доли секунд. Мы оказались под водой. Я помню только, как старалась одной рукой вытолкнуть сына наверх, а другой пыталась выплыть. Мы то мелькали над водой, то погружались в воду. Я всё видела из-под воды. Барахтающегося Алёшу, солнце, которое светило сквозь зелёную толщу воды, урывками слышала голоса людей, которые купались. А выплыть не могла. Со стороны это, наверное, было похоже, что мы играем в воде. А мы тонули. Неладное заметил мой водитель – Александр Иванович Нагорный. Он размашистыми рывками быстро пересёк Донец (он был почти на другом берегу) и вытащил нас на берег. Берег был совсем-совсем рядом! Мы даже толком испугаться не успели! С тех пор я с опаской отношусь и к Донцу, и к Святогорью. Не для меня эти места. И ещё одно я тогда поняла, но, к сожалению, не всегда следую этому: надо прислушиваться к своим ощущениям и никогда не делать того, чего не хочется, не ехать, если душа протестует, не совершать поступок, если есть внутреннее противостояние. Судьба, чаще всего, предупреждает нас.
Я описала этот случай в газете, в своей «Колонке редактора». Мама сразу поняла, что это тонули не просто неизвестные люди, о которых я писала, а именно мы с Алёшей, но я не созналась.
Нас с Александром Ивановичем как сотрудников развели нехорошие производственные обстоятельства, но я всегда буду благодарна ему за жизнь – мою и сына. Быть может, именно моя благодарность была услышана там, наверху, и поэтому жизнь самого Александра Ивановича наладилась – было и у него всякое…
http://www.proza.ru/2009/05/09/906